Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






ГЛАВА III 4 страница






Какие были последствия изложенных просьб митрополита, по крайней мере некоторых, и ответов короля — это начало обнаруживаться скоро. Король дал обещание митрополиту разослать грамоты о неприкосновенности духовных справ и судов и действительно исполнил. Одна из таких грамот сохранилась, именно данная луцкому и браславскому старосте князю Богушу Корецкому (23 декабря 1568 г.). Из нее прежде всего узнаем, по какому поводу митрополит просил об этом. Он написал к королю на гродненский сейм, что считает весьма нужным, по долгу своего пастырства объехать и обозреть все монастыри и церкви в своей архиепископии, увидеть, как служители Церкви исполняют каждый свои обязанности, устроить, где окажется нужным, чин и порядок в духовных справах и судах, а как сам он при множестве церковных дел не может быть везде, то намерен послать для того в разные места своих посланцев, для беспрепятственной деятельности которых и необходимы королевские грамоты. Изложив все это в грамоте к князю Корецкому, король приказывал ему, чтобы он во всем повете Браславском и Винницком ни сам не вступался ничем в справы и суды духовные и никого не допускал вступаться, чтобы всем архимандритам, игуменам, протопопам, десятинникам, попам и вообще всему духовенству и мирянам велел оказывать по духовным делам всякое послушание посланцам митрополита, и не только посланцам, но и его наместникам, и протопопам, и всем, кого они на то поставят, и чтобы оказывал всем этим лицам с своей стороны всякую помощь, когда они потребуют, и карал непослушных им и непокорных.

Король обещал митрополиту не давать духовных достоинств светским людям и отбирать у них эти достоинства через три месяца, если не согласятся принять духовного сана. Этого обещания король почти вовсе не исполнял. Знаем только, что он отнял виленский Троицкий монастырь у пана Федора Белькевича именно за его несогласие принять духовный сан и пожаловал (15 февраля 1569 г.) самому митрополиту Ионе во внимание к его вполне ревностному пастырскому служению. Но с другой стороны, знаем, что еще в 1568 г. король дал Пинскую и Туровскую епархию пану Андрею Русину-Берестецкому, который и правил ею до самой своей кончины, около половины 1572 г., оставаясь светским паном и нося имя нареченного владыки Пинского и Туровского. Знаем также, что у пана Ивана Борзобогатого-Красенского, который еще с 1567 г. занимал кафедру Луцкую и Острожскую, король не только не отнимал епархии, но, кроме того, пожаловал ему (26 декабря 1569 г.) в пожизненное владение ради его верных заслуг господарю и Речи Посполитой с молодых лет Жидичинский монастырь со всеми селами, фольварками, дворами и доходами. Митрополиту оставалось действовать против этого пана только своими духовными мерами. Несколько раз первосвятитель напоминал ему и убеждал его принять епископский сан, но Красенский не обращал на то никакого внимания. Наконец в октябре 1570 г. митрополит послал пану свою " неблагословенную грамоту", изобразив в ней подробно его непослушание Церкви и высшей церковной власти, и вместе с тем объявил своим окружным посланием всем князьям, боярам и обывателям земли Волынской и всему духовенству Луцкой и Острожской епархий, что нареченного владыку Луцкого и Острожского, пана Ивана Борзобогатого, он, митрополит, " не благословил". После этого только Красенский увидел необходимость согласиться на принятие духовного сана и был посвящен (1571) во епископа, под именем Ионы.

Король указал митрополиту требовать судебным порядком от виленских граждан взятые ими документы на имения митрополии. Но видно, этим путем митрополит ничего не мог добиться и потому продолжал утруждать короля своими просьбами, объясняя, что сами городские власти Вильны, войт, бурмистры и все радцы, забрали те документы еще при покойном митрополите Сильвестре своевольно и без всякого права и с тех пор распоряжаются ими как хотят, требуют митрополитских людей, живущих в Вильне на церковной земле, в свою ратушу, судят их, берут с них оброки и, несмотря на многократные напоминания, не соглашаются возвратить митрополии ее документы. Король послал наконец к названным виленским властям свой лист и своего дворянина Богуша Овсяного, который и отобрал у них документы, принадлежащие митрополии, и передал митрополиту, но многих документов не оказалось, о чем тогда же заявлено было королю и по его приказанию записано в королевские книги (10 февраля 1569 г.). А чрез несколько месяцев по новой жалобе митрополита король подтвердил (1 августа) виленскому войту и всей раде, чтобы они отнюдь не касались людей митрополичьих, живущих на церковной земле в Вильне, не подчиняли их своей власти и суду, а оставили их, как было всегда, под властию митрополичьего наместника.

Король указал митрополиту представить ведомость, где и что взято у новогрудских церквей и духовенства при уволочном размежевании земель, и обещался поступить по своему усмотрению. Когда требуемая ведомость была представлена митрополитом, король в точности исполнил его просьбу по этому предмету, изложенную нами прежде, именно: приказал (грамотою от 15 февраля 1569 г.) новогрудскому воеводе Павлу Ивановичу Сапеге взамен земель, отобранных при межевании у новогрудских церквей на королевский замок в Новогрудке, выделить из королевских земель замка 20 уволок пашни да к каждой уволоке по два морга сеножати и по два морга леса, всего 80 моргов, а в городе отвести домы и огороды для духовенства тех церквей. Митрополиту же предоставил, чтобы он сам распределил все эти земли, домы и огороды между новогрудскими церквами и духовенством.

Заботился митрополит Иона о виленских церквах, и в частности о своем кафедральном Пречистенском соборе, а также о своем Троицком монастыре и других своих владениях. Некоторые из виленских бурмистров, радцев, лавников и мещан русской веры еще при митрополите Сильвестре, неизвестно по какому праву, забрали в свои руки имущества виленских церквей, Пречистенской, Спасской и других, как-то: золото, серебро, драгоценные камни, перлы, а особенно церковные деньги; также места и домы в Вильне и капиталы, пожертвованные разными лицами на поддержание виленских церквей и при них госпиталей; наконец, даже те деньги, которые бросались в кружки и столпы при церквах, госпиталях и других местах города для пособия бедным. Забрали будто бы с тою целию, чтобы все хранить в целости, а иное употреблять на церкви и госпитали и на дела благотворительности; между тем употребляли только на самих себя, на свои пожитки и обороты. Иные из этих лиц уже умерли, не передав никому забранных церковных вещей и не оставив никакого отчета. Митрополит Иона донес о всем этом королю, и когда король поручил ему же самому расследовать дело во всех подробностях, то митрополит объяснил, почему не может принять на одного себя такого поручения. Тогда король назначил двух комиссаров — брестского воеводу Юрия Тышкевича и смоленского каштеляна Григория Тризну, чтобы они, съехавшись в назначенное время в Вильну к митрополиту, потребовали к себе всех виновных, произвели самое тщательное дознание о забранных ими церковных и госпитальных имуществах, определили, сколько убытку причинили они церквам и госпиталям, отобрали у них все, что еще сохранилось из забранного, и передали по принадлежности. В числе разных даней, какие шли на виленский Пречистенский собор по завещаниям благотворителей, находилась денежная и медовая даь с села или деревни Турец, пожалованная еще в 1486 г. княгинями Зубревицкою и Трабскою. Эта дань за 1567 г. не была внесена жителями. Митрополит Иона отнесся об этом к владельцу села, великому гетману литовскому Григорию Александровичу Ходкевичу, и Ходкевич приказал (19 сентября 1568 г.) своим подданным, чтобы они по стародавнему обычаю сполна заплатили дань посланцу митрополита и за прошлый год, и за истекавший. У виленского Свято-Троицкого монастыря было только два имения, пожертвованные ему (1536 — 1539) князем Матвеем Головчинским. Лучшее из них — Свинтыники постоянно усиливались отнять у монастыря потомки жертвователя, Ярослав и Щастный Головчинские, и держали в своем владении. Митрополит Иона, управлявший теперь Свято-Троицким монастырем, обратился с просьбою к литовскому маршалку Яну Ходкевичу, которому оба названные лица приходились шурьями, чтобы он подействовал на них в пользу обители. И Ходкевич, хотя был уже не православным, а латинянином, написал (4 декабря 1572 г.) письмо к своим родственникам и убеждал их возвратить монастырю отнятое ими имение, говоря, что и сам он недавно был лютеранином и поступал так же, как они, но никогда не видел, чтобы кому-либо принесло пользу отнятое у Церкви. На одно из киевских имений митрополита, на село Толокну, сделал нападение какой-то пан властный Горностай, завладел этим селом и не хотел его возвратить митрополиту, несмотря на грамоты короля; митрополит Иона чрез своего киево-софийского наместника Богуша Гулькевича-Глебовского принес жалобу киевскому воеводе князю К. К. Острожскому. И Острожский два раза писал (8 января 1576 г. и 30 января 1577 г.) князьям, земским врядникам и всей шляхте земли Киевской, жившим около Овруча, чтобы они съехались вместе, отобрали село Толокну у пана Горностая и передали киевскому наместнику митрополита, а два имения Горностая за его вину " привернули" к киевскому королевскому замку.

В 1576 г. митрополит Иона, глубокий старец, почувствовал, что уже не в силах как должно нести всех лежащих на нем высоких обязанностей. И потому решился уступить свое архиепископское достоинство дворянину Илье Иоакимовичу Куче, которого признавал для того годным, удерживая, однако ж, за собою старейшинство в делах духовных до своей кончины, и в этом смысле выдал Илье Куче грамоту за своею печатью и подписью. Куча данную митрополитом грамоту представил королю Стефану Баторию и просил, чтобы он изъявил свое согласие и пожаловал ему митрополию Киевскую и Галицкую, о чем тогда же ходатайствовали и некоторые паны рады. Король, имея в виду, что Иона сам добровольно уступил свое достоинство, и снисходя на ходатайство своих панов рад, дал Илье Куче королевскую грамоту (23 сентября 1576 г.) на митрополию Киевскую и Галицкую, с тем чтобы он, пока жив Иона, правил ею, как они условились между собою, а по смерти Ионы принял ее в свое полное управление, по примеру всех прежних митрополитов. Илия немедленно был произведен в сан епископа митрополитом Ионою и начал свое служение, но едва прошло полгода, как Иона скончался. Тогда король отправил грамоту (апрель 1577 г.) к Цареградскому патриарху Иеремии II, в которой, извещая о кончине митрополита Киевского и Галицкого и о том, что на это достоинство уже назначен им, королем, " смиренный владыка Илия Куча", просил первосвятителя благословить Илию на митрополию Киевскую, и Галицкую, и всея Руси и прибавил: " За что обычную благодарность от нас, как и от предков наших, вы получите", — знак, что за благословление и утверждение Западнорусских митрополитов патриархам всегда посылались деньги или подарки. Время архипастырской деятельности нового митрополита было весьма непродолжительно. Единственным памятником ее остается грамота, которую дал Илия (6 июля 1577 г.) своему киево-софийскому наместнику Богушу Гулькевичу-Глебовскому, уполномочивая его выкупить два принадлежавшие митрополии селища, Филимоновщину и Багринов, на собственные деньги и за то пользоваться доходами с этих имений; в заслугу Гулькевичу митрополит поставил то, что он немало пособил своими деньгами при исправлении великой Софийской церкви в Киеве, и покрыл ее, и обил, вероятно, свинцовыми досками. В следующем году тот же самый софийский наместник Богуш Гулькевич-Глебовский принес от имени митрополита Илии жалобу киевскому воеводе князю К. К. Острожскому на земянина и возного земли Киевской Ермолая Опалиха за то, что люди его по его приказанию напали на проезжавшего атамана или старосту одного имения митрополичьего, Деомида Степановича, избили его почти до смерти, ограбили все, что при нем было, и тем причинили немалый ущерб митрополиту. И князь Острожский послал позывной лист (от 25 октября 1578 г.) к возному Ермолаю Опалиху, чтобы он явился в гродский киевский суд вместе с своими людьми, произведшими разбой и грабеж, и дал ответ в присутствии митрополичьего наместника Богуша Гулькевича-Глебовского. В последний раз упоминается об Илии как митрополите Киевском, и Галицком, и всея Руси в феврале 1579 г.

Из прочих Западнорусских владык того времени известный уже нам епископ Владимирский Феодосий Лозовский по-прежнему воинствовал и своевольничал. В апреле 1569 г. он со множеством своих слуг напал под вечер " разбойным и райтарским обычаем" на проезжавших по большой дороге Петра Лысовского, Федора и Семена Ставецких и первого из них ранил в голову собственною рукою, затем велел всех их бить, ограбить, связать и отвезти в епископский замок под стражу. В июне 1573 г. лично сделал наезд с толпою вооруженных людей на имение Гулевичей, которые тогда же принуждены были принести об этом жалобу. Имения своей кафедры раздавал в управление своим детям и приятелям, а одно из них, по имени Федоровец, даже подарил " на вечность" боярину своему Тимофею. И король хотя заметил, что владыка не имел права дарить так церковное имение, но по просьбе Тимофея утвердил (июль 1572 г.) за ним этот дар, чрез что кафедра навсегда лишилась означенного имения. Заметим еще, что епископ Феодосий носил на руке своей кольцо по примеру латинских бискупов. Другой известный нам владыка, Луцкий и Острожский, Иона Борзобогатый, также своевольно распоряжался своими церковными имениями. Имение Луцкой кафедры Жабче с укрепленным замком он отдал зятю своему Александру Жоравницкому, старосте луцкому, в приданое за своею дочерью. Еще два села — Ставок, принадлежавшее Луцкой кафедре, и Невжин, принадлежавшее Жидичинскому монастырю, — отдал зятю же своему, дворянину Филиппу Водичке " до его живота" — и Сигизмунд Август, всегда благоволивший к Борзобогатому, утвердил (30 мая 1572 г.) такое его распоряжение, с тем чтобы и преемники его не отбирали у Водички данных ему сел до самой его кончины. Замок Хорлуп с относящимися к нему селениями, пожалованный Луцкой епископии еще великим князем Свидригайлом, Иона променял (в 1574 г.) чрез сына своего Василия, королевского секретаря, князьям Радзивиллам, детям Николая Черного, на имение Фалимич, получив от них полторы тысячи золотых придачи в пользу сына Василия, между тем как село Фалимич и вполовину не стоило хорлупского имения, а для благовидности исходатайствовал (5 сентября 1574 г.) на эту мену разрешение короля Генриха. В Львовской епархии по смерти епископа Арсения Балабана (в начале 1569 г.) тотчас началась борьба из-за архиерейской кафедры. Сын покойного, Григорий, считал ее своею в силу еще прежде полученной королевской грамоты. Но арцибискуп Львовский Станислав Шломовский, вспомнив свое давнее право назначать наместников Киевского митрополита в Галиции, представил королю своего кандидата для занятия этой кафедры, какого-то Ивана Лопатку-Осталовского, имевшего уже пресвитерский сан. И король послал старостам львовскому и галицкому свою грамоту (16 июня 1569 г.), в которой объяснял, что хотя прежде он обещал покойному владыке Арсению Балабану предоставить занимаемое им владычество его сыну Григорию, но обещал по неведению права, заявленного теперь Львовским арцибискупом, и потому приказывал теперь ввести Ивана Лопатку, как во Львове, так и в Галиче, в управление Львовскою епархиею и отнять ее у Григория Балабана. Во Львове Лопатка действительно был введен, и ему переданы были как кафедральная церковь святого Георгия, так и епископские имения. Но лишь только приступили к тому же в Галиче, Григорий Балабан оказал сопротивление, и львовский староста остановил дело. Король строго подтвердил старосте (1 августа), чтобы он непременно исполнил возложенное на него поручение. Но в то время как староста с несколькими свидетелями и Иваном Лопаткою вновь прибыл в галицкий кафедральный монастырь Крылос, и убеждал здесь монахов повиноваться Лопатке как своему законному архипастырю, и требовал от них монастырские ключи для передачи ему, внезапно явился Григорий Балабан и, протестуя, говорил, что он, по воле короля, законный пастырь Львовской епархии, что управляет ею уже более трех лет, представил на то подлинную королевскую грамоту, прежде полученную, и заявил, что на днях, именно 6 августа, он исходатайствовал себе от короля еще новую, подтвердительную грамоту на Львовское владычество. Староста и вся комиссия опять остановили дело ввиду заявленных королевских грамот. Не довольствуясь этим, Григорий Балабан отправился во Львов и с своими сообщниками выгнал Ивана Лопатку из архиерейских палат и владений. А когда по приказанию короля местный староста начал вновь вводить в львовской кафедральной церкви Ивана Лопатку в управление епархиею в присутствии многих свидетелей и самого арцибискупа, тогда Григорий Балабан, находившийся тут же, с бранью бросился на Лопатку и не дал старосте ключей от церкви. Чтобы положить конец столько прискорбной борьбе, которой сам же был виною, король велел митрополиту Виленскому Ионе рукоположить Ивана Лопатку в сан епископа Львовского и по рукоположении, объявляя об этом (15 августа 1570 г.) всем жителям Галицкой Руси, приказывал им признавать Лопатку за действительного владыку, поставленного митрополитом, а львовскому старосте подтверждал защищать и охранять новопоставленного владыку от обид и притеснений со стороны Григория Балабана. Но последний не унимался и продолжал вести тяжбу с Лопаткою из-за Львовской кафедры еще более пяти лет до самой его кончины. После того львовский староста сам, своею властию ввел Григория Балабана (1576) в управление Львовскою епархиею как законного архипастыря на основании прежней грамоты, данной ему покойным королем Сигизмундом Августом. Принял ли теперь Григорий Балабан епископский сан с именем Гедеона или еще несколько времени оставался светским владыкою, неизвестно. На кафедру Пинской епархии по смерти нареченного владыки Андрея Русина избран был протопоп замкового Дмитриевского собора в Пинске Кирилл Семенович Терлецкий, и избран не королем, как бывало прежде, а панами радами — это случилось, вероятно, в междуцарствие после бегства из Польши короля Генриха. Сами паны рады дали Кириллу и грамоту на Пинскую епископию и на все принадлежащие ей имения, сами и отправили его с своею грамотою к митрополиту Ионе, который и рукоположил его во епископа. А когда на престол польский взошел Стефан Баторий, епископ Кирилл испросил себе (8 июля 1576 г.) подтвердительную королевскую грамоту на данное ему панами радами владычество Пинское и Туровское. В 1578 г. он жаловался королю, что владельцы населенных имений в Пинской епархии отнимают у него из-под власти и суда всех попов и людей православной веры и не позволяют ни ему, ни его протопопам и слугам въезжать в эти имения для духовных дел, а сами вступаются в духовные справы и суды, несмотря на данную еще прежде королевскую грамоту, запрещавшую им такое своеволие. Король дал подтвердительный универсал к землевладельцам Пинской епархии, чтобы они не вмешивались в духовные справы и суды и не стесняли законных прав Пинского владыки. Полоцкая епархия после взятия Полоцка русским войском (1563) не упразднилась, и хотя с того времени в Полоцк присылались архиепископы из Москвы, называвшиеся Полоцкими и Великолуцкими, но и в Литве после некоторого перерыва существовали свои архиепископы Полоцкие, Витебские и Мстиславские, вероятно жившие в Мстиславле или Могилеве. Таковы были: Варсонофий Валах, неизвестно когда рукоположенный, и преемник его Феофан — Богдан Рпинский или Рыпинский. Последний, из земян Ошмянского повета, был прежде протопопом в Маркове и получил грамоту на Полоцкое владычество и на все его имения от панов рад, вероятно, в период междуцарствия и по их ходатайству возведен в архиерейский сан митрополитом Ионою, а с воцарением Стефана Батория испросил себе у него подтвердительную грамоту (15 декабря 1576 г.). Этот владыка был, видно, большой охотник до управления монастырями: он выпросил их себе почти разом три. Один из них, могилевский Спасский, держал прежде по грамоте Сигизмунда Августа протопоп могилевский Иван, а когда он скончался, то владыка Феофан, получив этот монастырь со всеми его имениями и доходами в свое управление от маршалка земского великого княжества Литовского Яна Ходкевича, поспешил испросить на то утверждение со стороны короля (19 февраля 1578 г.). Два другие монастыря находились в Мстиславле: Николаевский Нагорный и Пустынский. Первый держал по грамоте Сигизмунда Августа Мстиславский поп Евпатий, последний — сын его Матфей.

А как они не хотели принять монашества, то владыка Феофан донес об этом королю и просил отобрать у них оба монастыря и пожаловать ему. Король, ссылаясь на ходатайство подканцлера Воловича, отозвавшегося о Феофане с большою похвалою, действительно предоставил ему (24 июня 1578 г.) тот и другой монастыри со всеми их имениями в пожизненное управление. Нельзя сказать, чтобы владыка Феофан нуждался в имениях монастырей для своего содержания, потому что по его просьбе еще в 1577 г. король Стефан Баторий приказал возвратить ему все владения Полоцкой кафедры, присвоенные разными лицами после взятия Полоцка, в тот промежуток времени, пока кафедра оставалась вакантною.

Раздача православных монастырей светским лицам никогда еще, кажется, не совершалась так часто, как теперь. Шесть из них были розданы Сигизмундом Августом в последние годы его жизни. Гродненский Коложский монастырь, и без того разоренный, он отдал гродненскому подкоморию пану Павлу Котовичу (12 августа 1568 г.), который и распоряжался им двенадцать лет; Заручайский Успенский в овручском замке — писарю земли Киевской шляхтичу Богухвалу Павше (17 июня 1570 г.) в пожизненное владение, с тем чтобы он держал от себя в монастыре духовное лицо в качестве игумена; минский Вознесенский — дворянину Ивану Ивановичу Баке. Но этот Бака держал монастырь так небрежно, что в нем не осталось ни чернеца, ни священника и богослужение совсем прекратилось, а принадлежащее монастырю село Тростенец уступил князю Петру Горскому, и потому брестский воевода Гавриил Горностай признал нужным отобрать (1576) монастырь у Баки. Киевский Межигорский монастырь король сперва (1571) пожаловал было своему писарю Евтихию Высоцкому только в пожизненное владение, а потом (1572) по его просьбе и " на вечность", в потомственное владение. Еще два монастыря, Дерманский и Чернчицкий Спасский, отданы были (1571): первый — королевскому земянину Михаилу Игнатовичу Дчусе, а последний — вельможному пану стольнику Дорогостайскому, но оба эти монастыря по смерти Сигизмунда Августа отобраны были (1574 — 1575) киевским воеводою князем Константином Константиновичем Острожским у названных панов, конечно, за нерадивое или разорительное управление. Король Стефан Баторий отдал монастыри: кобринский Спасский, который держал дотоле какой-то Василий Григорьевич, — дворянину Николаю Кирдеевичу в пожизненное управление (1576); минский Троицкий, бывший пред тем в держанье какого-то Артемия Червяцкого, — дворянину Богушу Невельскому в пожизненное же управление (1576); Черейский Троицкий, основанный еще около половины XV в. Смоленским епископом — митрополитом Мисаилом, — одному из потомков его, подляшскому зоеводичу Ивану Сапеге (1578), который предъявил грамоты, что монастырем этим всегда владели его отец и дед. А минский Вознесенский монастырь, отобранный (1576) у дворянина Баки, переходил затем в самое короткое время три раза из одних рук в другие. Сначала Баторий отдал его дворянину Богушу Невельскому и вскоре потом по просьбе Невельского, пожелавшего уступить монастырь земянину Минского повета Стефану Достоевскому, утвердил (7 сентября 1577 г.) за этим последним. Когда же митрополит Киевский Илия Куча, каштелян минский Ян Глебович и некоторые минские шляхтичи донесли королю, что Стефан Достоевский даже не греческого закона, держит монастырь только для своего пожитку и в монастыре служба Божия никогда не совершается, и просили, чтобы монастырь был отнят у Достоевского и отдан земянину Минского же повета Михаилу Рагозе, человеку богобоязненному и в Письме Святом умелому, изъявившему притом желание принять монашество, тогда Баторий, ссылаясь на известное постановление гродненского сейма, объявленное митрополиту Ионе, чтобы светские люди, получившие от короля духовный хлеб, но в течение трех месяцев не захотевшие принять духовный сан, были лишаемы этого хлеба, приказал (17 февраля 1579 г.) взять у Достоевского минский Вознесенский монастырь и отдать Михаилу Рагозе, с тем чтобы он, сделавшись монахом и архимандритом, правил монастырем до своего живота. При передаче этого монастыря Михаилу Рагозе, уже архимандриту (17 ноября), оказалось, до какого жалкого состояния монастырь был доведен. В нем церковь Вознесения Господня, деревянная, была опалая и гнилая; икон в ней находилось одиннадцать старых и слинялых; в алтаре престол, покрытый выбойкою, Евангелие старое, немного обитое медью, потир и дискос оловянные, кадило старое медное; книг — двенадцать месячных Миней, Евангелие учительное, Устав, три Октоиха, Пролог, две Триоди, Требник, Апостол и Псалтирь; две ризы, один епитрахиль; в приделе Благовещения престол ободранный; на колокольне три колокола; все избы и прочие строения в монастыре деревянные, старые, иные без кровли; ограда вокруг монастыря и монастырского сада вся разобрана.

Рядом с раздачею монастырей светским людям, ведшею почти всегда к разорению обителей, совершались иногда и благотворения монастырям, проявлялась и заботливость об устроении их, но только гораздо реже, чем прежде. Княгиня Анна Нелединская записала (10 октября 1568 г.) на трокский Рождественский монастырь два поля в пустоши Янкишки с находившимся там двором, постройками и домашним скотом. Король Сигизмунд Август дал киевским монастырям несколько жалованных грамот, хотя лишь подтвердительных, на прежние их имения и привилегии. Такие грамоты выданы: Киево-Выдубицкому монастырю на владение землею Зверинцем, вновь обмежеванною киевским воеводою Константином Константиновичем Острожским (1568); Киево-Михайловскому на все прежние его имения (1570); Киево-Николаевскому также на все прежние имения (1570) и на право избрания себе архимандрита с благословения и утверждения не киево-печерского архимандрита, как было доселе, а Киевского митрополита (1572); Киево-Печерскому на право держать общину в монастыре и избирать себе архимандрита (1570), на право посылать старцев своих и слуг в московские северские города для сбора дани (1571) и на владение селом Вишенки в Киевском повете (1571). К сожалению, в Печерском монастыре вновь появлялись искатели настоятельского места, и между ними происходила борьба, конечно, не к благу обители. В 1571 г. сильно домогался этого места шляхтич Богдан Шашкович Конюский, ссылаясь на то, что архимандрит Печерского монастыря Иларион Песочинский и братия будто бы добровольно, с согласия киевской шляхты уступили ему перед врядом киевского замка и королевскими ревизорами архимандритство печерское, отдали ему монастырь, и все владения его, и документы на владения и засвидетельствовали это грамотою за своими подписями. Между тем, когда король поручил воеводе русскому, Юрию Язловецкому, сделать на месте дознание, архимандрит Иларион объявил, что своего архимандритства и права на монастырь никогда добровольно не уступал, а что королевские ревизоры отняли у него монастырские документы и грамоты и отдали Конюскому, почему воевода тотчас же и возвратил Илариону настоятельство. Король и рада утвердили распоряжение воеводы особенно потому, что никто и не имел права уступать и передавать Печерский монастырь без ведома и соизволения короля. В 1573 г. по смерти Илариона Песочинского называл себя печерским архимандритом какой-то Иона Деспотович, который и распоряжался монастырским имуществом, но в следующем году печерская братия избрала себе в настоятеля шляхтича Мелетия Хрептовича и просила короля Генриха утвердить избранного, говоря, что настоятельство это по смерти Илариона Песочинского уже немалое время " ваковало", т. е. было не занято. Между тем, пока Мелетий, утвержденный королем (15 марта 1574 г.), еще не успел сделаться действительным архимандритом, в Киеве уже существовал другой нареченный печерский архимандрит, Сильвестр Иерусалимец, которого признавали и братия, и шляхта, и сам воевода князь К. К. Острожский. Когда этот Сильвестр приехал в Минск к митрополиту, вероятно, для посвящения в сан архимандрита, то Мелетий, находившийся там же, может быть, с тою же целию, сделал со множеством слуг нападение на Сильвестра, отнял у него все церковное золото и серебро, и слуг, и коней, и возы, и все, что он имел. Напрасно киевский воевода князь Острожский ходатайствовал (14 марта 1575 г.) за Сильвестра пред могущественным Яном Ходкевичем и просил оказать справедливость; Мелетий, нося уже имя печерского архимандрита, успел выпросить себе подтвердительную грамоту на настоятельство (10 ноября 1576 г.) у нового короля, Стефана Батория, который вслед за тем (13 ноября) издал свой лист ко всем сановникам, шляхте и обителям в государстве, чтобы признавали Мелетия Хрептовича Богуринского законным архимандритом Киево-Печерского монастыря. В том же 1576 г. Баторий пожаловал грамоту запорожским казакам, по которой они имели на Днепре (в 80 верстах ниже Киева) свой город Терехтемиров и свой Терехтемировский монастырь и назывались его " фундаторами и подавцами".

Два сына основателя Супрасльского монастыря, называвшие себя его ктиторами, Григорий Александрович Ходкевич, пан виленский, гетман литовский, и Юрий Александрович Ходкевич, пан трокский, староста пинский, замечая, что в последнее время начали в монастыре происходить нестроения и устав, данный их отцом и митрополитом Иосифом Солтаном, не вполне соблюдался, съехались в монастырь и здесь вместе с архимандритом его Тихоном и всею братиею составили и изложили (2 октября 1568 г.) несколько пояснительных и дополнительных правил, которые назвали своим заветом. В завете, между прочим, было постановлено: а) церковные службы совершать в монастыре по церковному уставу без малейшего от него отступления; б) первоначальный устав монастыря написать на доске и повесить в трапезе, чтобы всем был ведом для руководства; в) деньги и прочие доходы, церковные и монастырские, архимандрит не должен брать к себе и один распоряжаться ими, как велось в последнее время, но все эти деньги и доходы должна принимать в трапезе вся братия вместе с архимандритом, потом вносить в казнохранилище за церковною печатью; точно так же с ведома всей братии должны совершаться и расходы; г) для большего порядка в помощь архимандриту избираются из среды братии шесть человек, с которыми он и правит монастырем, и распоряжается в монастырских имениях; д) в монастыре мясного не есть, хмельного не держать; е) архимандрит не должен иметь стола особо, а есть вместе с братиею в трапезе; ж) в церковь должен приходить к началу всякой службы; з) не должен сам ездить по фольваркам для подбирания пчел и может посещать фольварки только однажды в год; и) монахов, приходящих из чужих монастырей, не избирать ни в келари, ни в экономы и ни на какую монастырскую службу; и) в настоятели монастыря избирать только из своих постриженцев и пр.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.008 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал