Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Хозяева Спадщанского леса






Сидор Артемьевич Ковпак

От Путивля до Карпат

 

Издание: Ковпак С. А. От Путивля до Карпат. — М.: Воениздат НКО СССР, 1945.

Литературная запись Е. Герасимова. Подписана к печати 19.4.45.

 

 

[1] Так помечены страницы, номер предшествует.

 

От автора

 

Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между двумя армиями. Она является вместе с тем великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск.

И. СТАЛИН

 

 

От автора

 

По просьбе различных организаций мне часто приходилось выступать с докладами о боевом пути партизанского соединения, действовавшего под моим командованием на территории 18 областей Украины, России и Белоруссии и прошедшего с боями по тылам врага от Путивля до Карпат. Интерес, который вызывала у слушателей тема докладов, заставил меня подумать о литературном оформлении своих материалов и воспоминаний. Конечно, я не ставил себе задачи описать все операции, проведённые нашими отрядами. Я хотел только рассказать о том, что мне кажется самым важным и интересным в партизанском движении Великой Отечественной войны советских народов против немецко-фашистских захватчиков. Так что пусть герои, о которых я не упомянул в этой книге, не обижаются на своего командира. Придет время, и я постараюсь досказать то, о чём пока не имел возможности и времени рассказать.

Считаю своим долгом выразить благодарность Е. Герасимову, по заданию Военного издательства работавшему над литературным оформлением моих материалов.

 

Хозяева Спадщанского леса

 

Когда началась война, мне уже шёл пятьдесят пятый год, дети называли меня дедом. Но какое это имело теперь значение! Родом я из запорожских казаков, в первую мировую войну сражался рядовым на юго-западном фронте, участвовал в Брусиловском прорыве, в гражданскую войну вышел в командиры, был в походе вместе с Пархоменко, служил в дивизии Чапаева.

— Так что, Сидор Артёмович, если придётся уйти в лес, будешь командовать, — сказали мне в райкоме партии.

Это было в июле 1941 года, вскоре после исторического выступления товарища Сталина. В кабинете секретаря путивльского райкома партии собрался партийный актив нашего города. Все мы не один год работали в Путивле и столько раз собирались здесь… Иной раз крепко спорили. Каждый болел за, свой участок работы, за дело, которое ему поручила партия, у каждого были свои особые заботы. Один был убежден, что сейчас все решает баббит, — это, мол, самое узкое место в подготовке тракторного парка, как бы из-за баббита нам не провалиться с уборочной. Другой так был поглощен заготовкой материала для ремонта жилфонда, что, казалось, баббит для него звук пустой. Послушаешь третьего и подумаешь: а этого сейчас ничего на свете не занимает, кроме школьных учебников и оборудования для вновь открываемых в районе школ.

Но на каком бы участке мы ни работали, каким бы специальным делом ни занимались, все мы прежде всего были солдатами одной армии — великой армии большевиков, людьми, выращенными и воспитанными партией Ленина — [8] Сталина, её сынами, и никогда не было для нас ничего более дорогого, чем наша партия, наше Советское государство.

У всех нас, большевиков Путивля, была заветная цель — вывести свой район на первое место по Украине. И перед войной мы могли уже с гордостью сказать, что недалеки от этой цели.

За годы советской власти Путивльский район из района отходников-сезонников, разъезжавшихся весной в поисках заработка по всей Украине и России, из района потребляющего, провинциального захолустья, где доживали свой век отставные чиновники и офицерские вдовы, превратился в район производящий, славящийся колхозами-миллионерами — участниками Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, колхозами, имеющими несколько автомашин, свои гидростанции, клубы, средние школы, амбулатории. Мы добились урожаев, о которых раньше здесь и мечтать не могли. Каких рысаков орловской породы вырастили колхозные коневодческие фермы в Стрельниках, Литвиновичах, Ворголе! Какие стада племенного молочного скота паслись на заливных лугах по Сейму! А наши плодовые сады! Надо побывать у нас, когда цветут яблони и вишни. Весь город, все сёла как будто в облаках, только крыши домов видны. Много было у нас меду, а гусей столько, что на лугу у Сейма под бывшим монастырем летом казалось снег лежит.

Да, расцвела Украина при советской власти, было чем гордиться нам, сынам ее, украинским большевикам, строившим вольную и счастливую жизнь на родной земле.

В памятный июльский день, когда мы собрались в кабинете секретаря райкома, вскоре после выступления по радио товарища Сталина, каждый из нас как-то особенно почувствовал ту могучую силу, которая, сплачивая всех нас воедино, направляет к одной цели. Все наши заботы слились в одну общую великую заботу — тревогу. Над советской Родиной нависла смертельная опасность. Гибель угрожает всему тому, что создано трудом нашего народа, к чему устремлялись все наши помыслы, что всем нам было дороже жизни. Варварские полчища фашистских захватчиков топчут наши поля. В дыму и огне наша земля, горят города, горит Украина.

Мы, мирные советские люди, сразу стали солдатами. Мы пришли в райком по телефонному вызову секретаря, как на призывной пункт. Никто не выступал, не произносил речей. Всё было совершенно ясно. Партия, Сталин призывают [9] нас, большевиков, возглавить поднимающийся на борьбу народ. Мы знали, что борьба будет небывало жестокой и тяжелой, не на жизнь, а на смерть, но мы знали, что наше дело правое, что победа будет за нами.

Мы выслушали короткое сообщение о том, что предпринято ЦК КП(б)У после выступления товарища Сталина. Речь шла о создании во всех районах Украины, которым угрожало вторжение врага, партизанских групп, о посылке товарищей в Сумы, в обком партии, на курсы минёров, о закладке в лесах партизанских баз — продовольствия, оружия, взрывчатки. Какое этому придает партия значение, нам было ясно уже из того, что на Украине этим делом руководил сам Никита Сергеевич Хрущев.

На следующий же день началась подготовка к закладке путивльских партизанских баз. Мне была поручена райкомом партии закладка базы в Спадщанском лесу.

С городского старинного вала, на котором когда-то плакала по Игорю Ярославна, хорошо видна восточная опушка этого большого темнеющего издали лесного массива. Если считать по прямой, она тянется километров на восемь до болотистого берега реки Клевень, которая огибает лес с севера и двумя рукавами впадает в Сейм. Вся эта опушка в мысиках, заливчиках, отдельных рощицах, выползших в поле. К ней жмётся много хуторов и сёл. На южной опушке — озеро, вокруг него раскинулось село Спадщина. Именем этого села и называется лес. С востока на запад лес тянется километров пять, становится всё более болотистым, пока не переходит в открытое болото, урочище Жилень, огромное, почти не проходимое летом пространство между Сеймом и Клевенью.

До войны мы как-то мало знали свой Лес. Все наши поездки по району были связаны с заботой о полях, садах, скоте, птице. В этом богатство нашего района. Я был председателем горсовета, и лес интересовал меня исключительно как место заготовки дров для школ и лесоматериалов для строительных и ремонтных работ. Мог ли я думать, что в этом лесу мне придётся воевать, что из этой вот чащи, откуда разве что мог только волк выйти, я буду выезжать на немецком танке?

Мои товарищи во главе с Алексеем Ильичем Корневым, партизаном времён гражданской войны, ушли в Спадщанский лес за несколько дней до прихода немцев в Путивль. Им было поручено наблюдать за нашей базой и не допускать [10] проникновения в лес немецких парашютистов, которых противник сбрасывал в окрестных местах.

Я ушёл из Путивля последним.

Это было под вечер 10 сентября, когда в город уже вступила немецкая разведка.

Теперь программой действий путивлян стало то, о чем говорил товарищ Сталин 3 июля, призывая разжигать партизанскую борьбу, создавать невыносимые условия для врага в захваченных им районах. Многие старые украинские партизаны и красногвардейцы вспомнили в эти дни, как они в молодости дрались за советскую власть, как они били немецких оккупантов в 1918 году.

 

Командиры подразделений обсуждают итоги боя

 

Опять украинскому народу пришлось подниматься на борьбу с немецкими захватчиками, как во времена Щорса. Хорошо выразил это наш партизанский поэт в стихах, из уст в уста передававшихся потом на Украине:

 

Старий батько спитав сина:

«Що ти хочеш, сину?»

 

«Бити нiмця, шоб звiльнити

Нашу батькiвщину».

 

Спитав дочку карооку:

«Що хочеш, Оксано?»

 

«Ити в табiр на Дубину

З братом партизаном».

 

Старий батько спитав дiтей:

«Що ж менi робити?»

 

«Ходiм з нами, рiдний тату,

Разом нiмця бити».

 

 

* * *

 

Не только городской житель, редко бывающий в Спадщанском лесу, но и колхозники из прилегающих к нему сёл и хуторов боятся заблудиться в этом лабиринте лесных дорог и троп. Столько разнообразия в Спадщанском лесу и вместе с тем столько похожих мест, что даже если идешь по прямой дороге, кажется, что кружишься вокруг одного и того же места, возвращаешься туда, где уже был. Высокий поросший травой дубняк сменяется вдруг устланным хвоей молодым сосняком или березняком в болотистой низине, а поднимешься на высотку — и опять точно такой же соснячок или дубняк, за ним внизу уже белеют берёзы — снова болото, и поди разбери, то ли это болото, которое проходил, или новое: такая же круглая опушка и такой же просвечивающий насквозь березняк. Дальше начинается чаща, где даже в солнечный день темно и сыро, как в погребе, [11] и вдруг сразу светлое редколесье, поляна или вырубка, — одни только пни, обросшие густым папоротником и цветами, — а там заросли орешника, ольшаника и снова чаша, из которой, кажется, только что выбрался.

Приметой у меня были молодые сосенки, у которых мы сворачивали с дороги, когда закладывали продбазу. Несколько раз мне казалось, что я нашёл эти примеченные мною сосенки, но возле них я не замечал никаких следов. Это меня путало. Я шёл дальше, опять встречал как будто те же сосенки и опять никаких следов поблизости не находил. Накануне шёл дождь, и он смыл в лесу все следы.

Фронт был ещё недалеко, изредка глухо доносился гул артиллерии, где-то грохотали бомбы, а в лесу мирная тишина — на дорогах ни души, зайцы бегают, шныряют лисицы.

Вдруг я услышал позади себя шаги. Они становились все быстрее: меня молча догоняли. Это могли быть и немцы, могли быть и наши. Я решил продолжать путь, не оглядываясь, как человек, которому нечего бояться встречи с кем бы то ни было. Одет я был так, что вполне мог сойти за лесника.

Два человека быстро подошли ко мне справа и слева. Оба красноармейцы. Спрашивают, куда идёт дорога, жалуются на погоду, вижу, что присматриваются ко мне.

— Кто вы такой? — спрашивают, наконец.

Отвечаю:

— Я хозяин здешних мест.

— Это что же, немцами поставлены? — говорит один из бойцов.

Меня это взорвало. Остановился, посмотрел на бойца. Рука его уже лежала на рукоятке пистолета.

— Да будет вам известно, — говорю, — что ни немцы, ни их ставленники хозяевами здесь никогда не будут. Понятно?

Боец смутился.

— Понятно, — говорит.

— Ну, а если понятно, уберите ваш пистолет. У меня тоже есть, так я же не сую его вам под нос.

Я вынул из кармана браунинг и показал его.

— Да, это тоже пушка, — засмеялся боец. — Но всё-таки, кто же вы будете?

— Я командир партизанского отряда.

— Партизанского отряда? Где же ваши люди? [12]

— Да вот хотя бы, гляди какие хлопцы! — сказал я, показывая рукой на их же товарищей, шедших поодаль.

Это была группа красноармейцев, попавших в окружение и застрявших в Спадщанском лесу. Они вскоре действительно стали моими бойцами.

Расположились вместе на сене в облюбованном мной для ночлега лесном сарае. Здесь и встретился я, наконец, со своими путивлянами, тоже бродившими по лесу в поисках меня.

— У-ух, все пятки отбили шатаясь по лесу, — опускаясь на сено, жаловался Алексей Ильич Корнев, получивший у нас впоследствии кличку Дед Мороз за свою белоснежную бороду и пышную шевелюру.

— Чего же вы шатались? — спрашиваю.

— Тебя шукали.

— А почему я нигде ваших следов не приметил?

— Какие могут быть следы! Ты же сам наказывал нам не оставлять следов. Ну, я и велел хлопцам строго следовать твоему наказу: на дорогу, чтобы и носа не высовывать. Всё чащей лазали, болотищами, лешие да и только, — смеялся Алексей Ильич.

Старик грузный, здоровьем не очень крепкий, трудно, думал я, будет ему в лесу, но вижу, что характеру своему он не изменил — попрежнему весельчак, шутник. Приятно было тогда услышать его заразительный смех.

 

* * *

 

Первая наша землянка была построена в таких дебрях, что отойди от неё на несколько десятков шагов — и, пожалуй, не найдешь. Сиди смирно, и никакая немецкая ищейка не пронюхает тебя в этой берлоге. Но мы пришли в лес вовсе не для того, чтобы скрываться от немцев, а для того, чтобы уничтожать их, не давать им ни минуты покоя, не позволять им хозяйничать в нашем районе. Мы были здесь хозяевами и хозяевами должны были остаться.

В Спадщанском лесу было несколько домиков, в которых жили лесники. Один из этих домиков стоял в центре леса, на главной дороге, пересекавшей его с юга на север, от Спадщины до Старой Шарповки. Вот здесь после моего. прихода и расположился штаб отряда. В направлениях, откуда можно было ожидать появления немцев, были выдвинуты заставы. Таким образом мы сразу устанавливали контроль над всем Спадщанским лесом, закрывали его для врага. Отсюда мы должны были развернуть диверсионную [13] деятельность по всему району. К 22 сентября, когда я объявил в приказе № 1 личный состав отряда, в нём насчитывалось около четырёх десятков бойцов. Выделили разведчиков, минёров, остальных разбили на две боевые группы. В одной — путивляне, люди штатские и в большинстве немолодые, советские и партийные работники, колхозный актив. Это было ядро отряда. В другой группе народ военный, с которым я встретился в лесу, когда искал своих товарищей. Там были боевые ребята. Естественно, что первое время они посматривали на путивлян несколько косо. Не очень-то верили в боевые качества таких, к примеру, стариков, как наш Дед Мороз, который до войны занимался выводкой цыплят — он заведывал в Путивле инкубатором. Было в отряде и несколько товарищей из Белоруссии, эвакуировавшихся на Сумщину. Мы встретились с ними уже перед самым выходом в лес. Это были тоже люди не военные.

В таком составе нам предстояло начать партизанскую войну. Но мы были уверены, что не окажемся в одиночестве, что по соседству будут действовать другие отряды, что нас поддержит народ, а связь с народом, с окружающими колхозниками мы начали устанавливать сразу, как только пришли в лес. Но об этом расскажу после. Сначала о том, как мы начали воевать.

Только обосновался штаб в домике лесника, как мы услышали взрыв, раздавшийся в нескольких километрах от северо-западной опушки леса, где-то за Новой Шарповкой. Что бы это такое? — думаем. Послали разведчиков выяснить. Оказалось, что подорвался на мине чей-то бык. Блеснула мысль: нет ли там ещё мин? Для начала они нужны были больше всего.

По следам разведчиков отправили минёров. Возвращаются, докладывают, что обнаружили минное поле, оставленное при отступлении Красной Армии. Вот это подарок нам! Немцы ещё не успели разминировать его, надо это сделать раньше их, немедленно же. Но как? Наши минёры говорят, что мины там какой-то незнакомой системы, они не знают, как к этим минам подступиться. Тогда за эти мины взялся начальник штаба Николай Михайлович Курс, — перед уходом в лес он участвовал в нескольких занятиях по минному делу, организованных в Сумах обкомом партии.

До войны Николай Михайлович был директором средней школы. В лесу этот директор оказался очень подвижным, сноровистым, вёртким, как вьюн, и к тому же бесстрашным [14] минёром. Рядом с минным полем — дорога, по которой непрерывно шныряют немецкие машины, мотоциклисты. Ночью отрывать и изучать незнакомые мины невозможно — ночи осенние, тьма непроглядная. Курс решил работать днём. Он ползком пробрался через дорогу на минное поле, замаскировался там и работал под носом у проезжающих мимо немцев, пока не раскрыл секрет минного механизма. Потом принёс одну из мин в Лес и объяснил, как надо с ней обращаться. Под его руководством за работу взялись все минёры. Теперь у нас было достаточно взрывчатки для изготовления дорожных мин, которое мы и начали устанавливать на основных путях движения противника.

Старшим минёром был Георгий Михайлович Юхновец, до войны работник обкома партии. Каждую ночь этот несколько тяжёлый на подъём, мешковатый человек выходил со своими людьми из леса, а днём взрывы, доносившиеся то с одной, то с другой стороны, извещали нас о результатах его смелой работы.

Поднятый минёрами шум неважно подействовал на некоторых наших партизан. В отряде кое-кто начал поговаривать, что мы, пожалуй, действуем слишком дерзко, что надо бы поосторожнее, что шум этих взрывов, следующих один за другим, серьёзно всполошит немцев, очень обозлит их, что у немцев в Путивле большие силы, много техники, они могут устроить сплошное прочёсывание леса, и тогда мы погибли. Я посоветовался с товарищами, на которых можно было твёрдо положиться, и мы решили, что с этими разговорами надо сейчас же покончить раз и навсегда, Собрал отряд, приказал выстроиться и спросил:

— Кажется, есть желающие вернуться домой? Кто? Выходи — сейчас же отправлю.

Ни один не вышел. Тогда я предупредил, что если кто пришёл в лес, надеясь отсидеться здесь и его нервы не выдерживают шума, кто хочет жить тихо, мирно, пчелу думает разводить в лесу, грибы и орехи собирать — так он не в тот лес пришёл. Пусть лучше скорее уходит, ему у нас нечего делать. Я напомнил о задачах, поставленных партизанам товарищем Сталиным в его выступлении по радио 3 июля, и сказал, что шум, поднятый минёрами, это только начало, что нас услышат далеко от Спадщины и что не мы будем дрожать от этого шума, а немцы.

В эти же дни в лесу появился какой-то неизвестный человек. Разведчики несколько раз слышали чьи-то осторожные [15] шаги, видели даже как-то мелькнувшую вдали фигуру, но поймать этого человека не могли — он исчезал в лесной чаще, как призрак. Пришлось посадить в засаду несколько бойцов, и вскоре они схватили повадившегося в лес таинственного незнакомца, привели его в штаб. На допросе, он быстро сознался, что подослан немецким командованием, чтобы установить месторасположение нашего отряда и его силы. Шпиона расстреляли.

 

* * *

 

Прошло две недели, как немцы вступили в город, но они всё ещё не предпринимали никаких серьезных попыток проникнуть в Спадщанский лес. Между тем мы не переставали давать знать о своём существовании, хозяйничали уже не только ночью на дорогах, но и днём в деревнях, далеко отстоящих от леса.

Следующий день после расстрела шпиона, 29 сентября, ознаменовался первым открытым нападением на врага. Узнав, что немцы начали заготовку продуктов в соседних с Путивлем селениях, мы выслали засаду в село Сафоновку. В полдень прикатила сюда из Путивля грузовая машина с немецкими заготовителями. Партизаны встретили их огнём. Убить никого не удалось, только двоих ранили, но этого оказалось достаточно, чтобы немцы бросили машины на дороге и кинулись врассыпную. Спустя два часа из Путивля на нескольких грузовиках прибыл отряд силой в 100 солдат. Застава отошла в лес. Немцы не осмелились даже приблизиться к нему.

Наши минёры работали уже и на правом и на левом берегах Сейма, выходили на дорогу Конотоп — Кролевец. В первых числах октября здесь взорвались на партизанских минах две легковые машины какого-то крупного немецкого штаба. Было уничтожено шесть немцев, в числе их два генерала. На левом южном берегу Сейма у хутора Хижки в тот же день взлетела в воздух грузовая машина. На правобережье на большаках, ведущих из Путивля в Глухов и Рыльск, редко проходил день, когда бы не раздавался грохот взрыва. К середине октября на этих дорогах было подорвано уже с десяток грузовиков с боеприпасами и живой силой. Мы взяли здесь за это время десять тысяч патронов.

Надо было ожидать, что немцы придут в ярость, двинутся на Спадщанский лес и, конечно, не с малыми силами. [16]

Нас была горсточка, не все имели винтовки, пулемёт был один, да и тот с учебного пункта, и никто не мог с уверенностью сказать, годен ли он для боя. Неудивительно, что некоторые чувствовали себя кисло, но, видя, что большинство не теряет смелости, и они старались преодолеть слабость духа, не показывать боязни.

Неподалеку от Спадшанского леса действовало ещё несколько небольших партизанских отрядов, но о них ничего не было слышно и связь с ними установить не удавалось. К нам должен был придти председатель Путивльского райисполкома Иван Иванович Высоцкий, оставшийся в районе на нелегальной партийной работе в качестве связного Сумского обкома партии, но на пути в Спадщанский лес он наступил на мину, тяжело раненый попал в руки немцев и был ими зверски убит. Из-за нелепой случайности мы потеряли прекрасного товарища и оказались оторванными от Большой земли. Мы не имели даже представления о том что происходит на фронте; рации у нас не было, а фронт отодвинулся уже далеко.

Решено было сделать попытку установить самим связь с командованием Красной Армии. Это дело поручили Алексею Ильичу. Заодно он должен был провести через фронт одну группу военнослужащих во главе с подполковником. Люди выходили из окружения, встретили нас в лесу и попросили помочь им выбраться с оккупированной немцами территории. Пробираться предстояло до самого Харькова, по пути движения к фронту немецких колонн. Тяжело было расставаться с Дедом Морозом — полюбился он всем за весёлый нрав, — но никто лучше его не знал местность, по которой надо было скрытно пройти: ещё в 1918 году Алексей Ильич был разведчиком у красных партизан, исходил все дороги и тропинки на Сумщине. Пришлось отправить старика проводником красноармейцев и одновременно нашим делегатом на Большую землю.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.013 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал