Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 13. Комната, в которую привел меня мой спаситель, находилась в подвале






 

Комната, в которую привел меня мой спаситель, находилась в подвале. Она была заставлена метлами, деревянными и совковыми лопатами. Стены были оклеены обоями, а над старым письменным столом, покрытым куском линолеума, висела картина Шишкина, вернее, ее репродукция. «Рожь», кажется, так она называется. Хозяин первым прошел в комнату, а я застыла на пороге, не решаясь двинуться дальше, чтобы не оставлять следов.

— Переобуйтесь снаружи, — приказал мне дворник и передал мне кеды, размеров этак на пять‑ шесть больше, чем моя обувь. — Пол холодный, — пояснил он, заметив, что я смотрю на них с содроганием.

Он отдернул ситцевую занавеску в углу, за ней скрывался унитаз и поддон, над которым свисал с потолка рожок душа.

Я все не решалась переобуться. Дворник снял со стеллажа, на котором громоздились банки с краской, бутылку и тоже передал мне.

— Здесь растворитель, — сказал он. — Попробуйте оттереть краску. — Он достал из ящика несколько тряпок, судя по всему, остатки мужской рубашки. — Вот ветошь, возьмите. Пройдите в душ, а я пока попробую найти, во что вам переодеться.

Я принялась переобуваться. Дворник подошел к двери, и я отпрянула в сторону, чтобы пропустить его. Не глядя на меня, он бросил:

— Сюда никто не посмеет войти, а я вернусь через пятнадцать минут.

Я переступила порог, и он захлопнул за мной дверь. Я быстро проследовала в душевую, слабо представляя, как я избавлюсь от краски. Брюки на мне стояли коробом, футболка прилипла к животу. Я задернула за собой занавеску и поставила бутыль с растворителем на полочку. Затем торопливо разделась, причем в некоторых местах одежду пришлось отдирать от кожи. В углу стоял большой бумажный мешок. Я затолкала одежду в него и оглядела себя. Более чем печальное зрелище! Зеленые ноги, зеленый живот… Но самое большое впечатление на меня произвели руки. Краска вперемешку с песком! И все‑ таки это было гораздо лучше, чем попасть в руки этих молодчиков!

Я вздохнула и намочила тряпку растворителем. Я не была уверена, что дотянулась всюду, куда попала краска. И все‑ таки, когда снова хлопнула дверь дворницкой, я уже принимала душ и старалась дышать носом. Потому что запахи в дворницкой после обряда оттирания, стояли мерзкие. Дворнику это, видно, тоже не понравилось, потому что я услышала, как он открывает окно.

— Все нормально? — спросил дворник, когда я выключила воду.

— Почти в порядке, — отозвалась я. — С трудом, но избавилась от краски.

— Я тут кое‑ что принес из одежды, положу на стульчик рядом с занавеской. Тут же полотенце, — сообщил дворник.

Я проследила за его тенью, как она появляется, а затем исчезает. И после этого протянула руку, и быстро схватила то, что лежало на стульчике. М‑ да! Я окинула взглядом то, что он назвал «одеждой для меня». Новенькие джинсы, все бы ничего, но размера они этак на четыре больше, а то и на пять. Предусмотрительный хозяин дворницкой приложил к ним рулончик эластичного бинта, чтобы я могла удержать их на себе. Рубаха, тоже не надеванная, только, когда я нацепила ее на себя, манжеты оказались почти на уровне колен. Я, правда, закатала рукава, но сама она тоже была мне до колен и скрывала подтянутые чуть ли ни до груди джинсы. Когда я подвязала их бинтом, то едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Такой неуклюжей я себя не чувствовала с тех пор, когда ходила беременной. Но кеды убили меня окончательно. Я туго затянула шнурки, но мои ноги болтались в них, как рыбки в большом аквариуме. И я приложила усилия, чтобы мы, я и кеды, двигались в ногу и в нужном направлении, а не как нам заблагорассудится.

Я появилась из‑ за занавески, и увидела, что дворник держит в одной руке чайник, в другой — вазочку с конфетами, и смотрит на меня. Теперь я его разглядела. Васильевич оказался крепким и рослым мужиком лет сорока пяти или чуть меньше. Мой вид его явно рассмешил, я это заметила по смешинкам, промелькнувшим в его глазах. Но свое впечатление обо мне он не озвучил, и я прониклась к нему благодарностью. Забот ему я все‑ таки прибавила, и было бы справедливо, чтобы он компенсировал их соленой солдатской шуткой или здоровым мужским смехом. Я бы этому не удивилась, но обиделась бы. Как всякая женщина, я не люблю попадать в нелепые ситуации на глазах мужчин. Не люблю давать им повод считать нас глупыми курицами и тупоголовыми индюшками.

Не знаю, какого мнения был обо мне дворник, но, вероятно, он тоже посчитал себя виновником дурацкого инцидента, поэтому очень доброжелательно улыбнулся и предложил:

— А давайте‑ ка, попьем чайку! С конфетами! У меня даже варенье есть!

Конечно, я спешила, меня ждала Римма со своим доктором, но не могла же я отказаться попить чайку со столь приятным человеком?

— Спасибо, — сказала я. — С превеликим удовольствием!

Я прошла к столу, а дворник сноровисто расставил чашки, выложил на блюдечко пирожные, что позволило мне догадаться: дворник сбегал не только за одеждой, но успел заскочить в соседнюю кондитерскую, и все это с приличной скоростью, что для его возраста весьма похвально. Зачастую мужики уже после сорока пяти превращаются, чуть ли ни в развалину, десяток метров, и те норовят проехать на машине.

Чай по чашкам он разлил из большого керамического чайника. Ощутимо напахнуло какими‑ то травками. Я подняла чашку и вдохнула тонкий аромат.

— Мята, наверно, смородина, что‑ то еще, кажется, белоголовник, остальное не знаю…

— Да тут у меня травок двадцать, — улыбнулся дворник, — в тайге по опушкам насобирал. Кипрей, володушка, ромашка, лист земляники… Всего понемногу. Пристрастился, когда в госпитале лежал. Теперь только травяной и пью.

— Здорово! — я отхлебнула глоток, другой и даже зажмурилась от удовольствия. Вот оно! Именно то, что мне нужно сейчас!

— Вы с медом попробуйте! — дворник пододвинул мне вазочку. — Тоже таежный. У меня друг пасеку держит, так что никаких примесей, никакой патоки. Сейчас такой редко найдешь.

Я зачерпнула ложку. Мед был и впрямь подстать чайку.

— Как вас зовут? — спросил дворник, когда я отведала медку и наполовину управилась с чаем.

— Аня, — ответила я. — А вас?

— Александр Васильевич, — дворник склонил голову в шутливом поклоне, — и не смейтесь, фамилия у меня Суворов.

Я фыркнула и чуть не подавилась чаем.

Дворник смущенно улыбнулся.

— Родители постарались. Думали, верно, великим полководцем стану.

— Да я не о том, — повинилась я. — У меня знакомый вчера неожиданно объявился, бывший одноклассник. Так он — Клим Ворошилов.

— Ну, вот, — развел руками Суворов, — надеюсь, вы не Анна Австрийская? Грешным делом, подумал, что вы царских кровей. Вы так величественно отодвинули занавеску и появились из‑ за нее…

— Кеды… — не выдержала я и рассмеялась. — Ваши чертовы кеды! Я в них, как в ластах! Как бы не потерять, как Золушка, башмачок.

Видимо, мы одновременно представили, как этот «башмачок» выглядит, и оба зашлись от смеха. Причем, я едва не подавилась, потому что принялась хохотать с полным ртом.

— Аня, — Суворов прекратил смеяться первым, — почему эти придурки напали на вас?

— Понятия не имею, — пожала я плечами, — вероятно, на сумочку позарились. На пиво, видно, не хватило. Они пытались пристать ко мне в подъезде, но Эльза Марковна за меня вступилась. Да, — я опять засмеялась, — на всякий случай я взяла с собой газовый баллончик. А когда напали, и думать про него забыла.

— Вы чего‑ то боялись? — спросил Суворов. У него было симпатичное, хорошо выбритое лицо, и, главное, отсутствовали мешки под глазами, что говорит или о скверном характере, или о любви к спиртным напиткам, или о больных почках — том самом «джентльменском наборе», который отталкивает женщин. Темные волосы сдобрены сединой. Слегка крупноватый нос с небольшой горбинкой, серые глаза с прищуром… Он смотрел на меня в упор, дожидаясь ответа. И хотя я чувствовала к нему расположение, но знакомы мы были всего ничего, и не буду же я рассказывать первому встречному о перипетиях своей семейной жизни.

— Абсолютно не боялась, — я пожала плечами. — Они заигрывали со мной. Прыщавые мальчики с сальными волосами.

— Я уже говорил, что вижу их в первый раз, — задумчиво сказал Суворов, — местная шпана у меня вся на учете. Я тут секцию веду на общественных началах. Вроде «Курса молодого бойца». Пытаюсь подготовить пацанов к службе в армии.

— Да, да, — вспомнила я. — Эльза Марковна что‑ то говорила по этому поводу. Кажется, вы служили в погранвойсках?

— Служил, — хмыкнул Суворов, — охранял рубежи Родины, теперь вот другие рубежи… — Он кивнул на составленные в углу метлы и лопаты.

— А у меня брат пограничник, — похвасталась я. — Уже капитан. Служит в Таджикистане.

— А я все по северам, — сказал Суворов и подлил мне чаю.

Я не противилась. Мне было интересно, притом конфеты оказались вкусными. Суворов протянул мне пирожное и усмехнулся:

— Каюсь, люблю сладкое. Мороженое у нас в отряде было в дефиците, так мы сгущенку мешали со снегом. Вкусно получалось.

— А где вы служили? — спросила я и попробовала пирожное.

— В разных краях нашей необъятной Родины. И на Чукотке, и на Курилах, и на Кольском полуострове, но ни разу на югах. Хотя сегодняшние юга отнюдь не курорт.

— Да, брату достается, — согласилась я. — Недавно в госпитале лежал, а письма бодрые пишет.

— А что нашему брату остается? — улыбнулся Суворов. — Нельзя домашних волновать. Я, вот, своих не волновал, от тягот пограничного быта ограждал. В итоге, остался в гордом одиночестве.

Я посмотрела на него, не зная, что сказать. Обстановка явно располагала к откровениям. Но зачем мне выслушивать рассказ о чужих трагедиях, когда своя машет красным флагом.

К счастью, Суворов оказался не из тех, кто сходу вываливает на вас груз собственных проблем. Вероятно, он давно свыкся с ними, или его больше волновало другое.

Через секунду я поняла, что его занимало. Оказывается, его насторожило то, что парни решились ограбить меня при свете дня и на виду у всего дома.

— Они заметили, что я неподалеку, и все‑ таки не побоялись напасть на вас при свидетеле, — произнес он, не сводя с меня глаз. — Или они хотели завладеть вашей машиной? Это объясняет, почему они напали на вас не в кустах, а в тот момент, когда вы открыли дверцу.

— По‑ моему, в вас говорит ваше пограничное прошлое, — улыбнулась я. — Все вам кажется подозрительным!

— А вам это не кажется подозрительным? — Суворов быстро посмотрел на меня, — Я им, конечно, подвесил, но догонять не стал. Надо было вас спасать, но когда я направился в кондитерскую, снова их увидел, они крутились поблизости.

— Вы думаете, они снова поджидали меня? Но зачем? Машина понравилась? Но если они грабители, то давно бы смылись. Ведь вы могли вызвать милицию.

— Вы говорите, что встретили их в подъезде. А если они ждали именно вас?

— Но откуда им знать, что я здесь появлюсь? Я сама этого не знала еще два часа назад. Все получилось спонтанно.

Я старалась говорить спокойно, но, честно сказать, с трудом смогла изобразить недоумение. Поведение парней меня тоже насторожило, но все‑ таки у меня как‑ то не укладывалось в голове, что кто‑ то сумел проникнуть в мои планы. По словам Эльзы Марковны, какие‑ то парни интересовались этой… Мариной. Возможно, те самые, если судить по татуировке одного из этих типов.

— Не знаю, не знаю, — Суворов покачал головой, — но при виде меня они чуть ли не побежали, и сели в машину. Я намеренно остановился, чтобы они поняли: я их заметил. Они тотчас уехали. Парни не ловили ее, они подбежали к ней и сели на заднее сидение.

— Кто их поймет! Шпана она и есть шпана, — я потянулась за конфетой, — конечно, не слишком приятно, когда такие типы начинают тобой интересоваться.

— И вы не подозреваете, по какой причине?

— Понятия не имею, — я надкусила конфету. — М‑ м‑ м, как вкусно, — сказала я, чтобы отвлечь его от этой темы. Но дворник оказался человеком излишне внимательным и настырным. Еще один Карацупа на мою голову! Похоже, он вцепился в меня мертвой хваткой, точно Редбой в соседскую курицу. Только я себя потрепанной курицей не считала, а Редбоя навсегда отучила охотиться на домашнюю живность, отрепав его за уши.

— Я вас никогда здесь не видел. Вы приезжали в гости? — продолжал допытываться бывший пограничник.

— Александр Васильевич, — сказала я самым вежливым голосом, на который сейчас была способна, — я не квартирная воровка и не мошенница, которая обирает доверчивых пенсионеров. Я приезжала сюда по делу. Человека, который мне нужен, не оказалось дома. Все, никакого криминала. Если желаете, я могу предъявить документы.

— Простите, — Суворов виновато улыбнулся, — и, правда, натура моя такая, до всего докапываться, ко всему цепляться.

Я посмотрела на часы.

— Вы меня простите, но мне надо возвращаться домой. Я и так припозднилась. Спасибо за заботу, за чай, конфеты. — Я поднялась из‑ за стола. — Завтра я постараюсь вернуть вещи. Скажите, когда вам будет удобно, чтобы я подъехала?

— Не беспокойтесь, когда угодно. И не обязательно завтра. Как выберетесь в эти края, так и завезете. — Суворов тоже поднялся и вышел из‑ за стола. — И не обижайтесь. Я ничего дурного не имел в виду, просто хотел вам помочь! Если позволите, я провожу вас до машины.

— С радостью, — улыбнулась я. — Иначе ваши кеды уведут меня в другую сторону. Уже сейчас я пытаюсь их развернуть в нужном направлении.

Мы посмотрели в глаза друг другу, и я вздохнула про себя. Очень симпатичный мужчина! Но следом промелькнула другая мысль, которая тотчас перекрыла кислород первой. Какие амуры? О чем я думаю? Сережа! Я должна за него бороться! Он — отец моей дочери! Он — мой муж! А симпатичных и обаятельных мужиков слишком много, чтобы на каждого обращать внимание. Конечно, Суворов спас меня от грабителей, но это не значит, что я должна растаять от благодарности.

Я подхватила сумочку и только тут заметила, что она тоже в краске.

Суворов поспешил на помощь. Смочил тряпку растворителем и протер сумочку. Теперь от нее отвратительно воняло, но я ведь тоже не благоухала, и все‑ таки произвела на своего спасителя впечатление. Я это почувствовала всей своей, местами чуть ли ни до крови содранной, а кое‑ где в пятнах краски кожей. Такое осознается мгновенно. Человек смотрит в другую сторону, намеренно тебя не замечает, а ты ощущаешь его каждой клеточкой своего тела, каждой жилочкой и нервной клеткой.

А другой кружит возле тебя часами, преданно заглядывает в глаза, осыпает комплиментами и предупреждает каждое твое желание, а ты его на дух не переносишь и терпишь из‑ за того, что воспитание не позволяет сказать ему гадость. Что происходит? Почему мы выбираем одних, и не замечаем других, возможно, более порядочных, заботливых, любящих, и тратим жизнь на заведомых негодяев? Впрочем, у мужчин наверняка то же самое, только они реже выворачивают свою душу наизнанку, но зато чаще ходят налево. Словом, никто не застрахован от ошибок, обидно другое, что мы слишком быстро о них забываем. Победы помним, моменты счастья, а вот ошибки осознанно вычеркиваем из своей жизни, прячем их в темный чуланчик, самый дальний чуланчик нашего сознания, а потом вдруг спохватываемся, отчего вдруг чуланчик раздался в размерах? Распух, как флюс, вот‑ вот лопнет, и чернота выплеснется наружу…

Видно, я слишком пристально смотрела на Суворова, потому что взгляд у него изменился. Что‑ то в его глазах промелькнуло, я не поняла, что именно, но внутренне съежилась от непонятных предчувствий. И, все же, не отвела свой взгляд, и даже мило в ответ улыбнулась.

— Спасибо, что бы я без вас делала?

— Да уж, не знаю, наверняка бы не справились, — Суворов учтиво склонил голову, — но я всегда к вашим услугам. Звоните, если что…

— Нет, нет, — перебила я его. Не хватало, чтобы дело дошло до обмена телефонами. — Надеюсь, ваша помощь мне не понадобится. — Кажется, это прозвучало не слишком красиво, и я постаралась исправиться. — Я вам очень благодарна, но не смею нагружать вас своими проблемами.

— А у вас есть проблемы? — быстро спросил он.

— Есть, у кого их нет, — усмехнулась я, — но все они решаемы малыми женскими силами.

— Хорошо, если так, — согласился Суворов. — Я понял, вы из тех женщин, что предпочитают выруливать сами.

Я на мгновение задумалась. Странно, но я никогда об этом не задумывалась. И вот нашелся человек, который правильно обозначил мою роль на нашем семейном судне. Я рулевой, и от меня зависит, не напорется ли наш корабль на подводные камни, не сядет ли на мель, не врежется ли в айсберг. Впрочем, до вчерашнего дня поводов для беспокойства не было, пока не встал на нашем пути огромный коралловый риф из той самой обертки с отпечатками губ, презервативов и писем из шкатулки…

— Да, я предпочитаю выруливать сама, — спокойно согласилась я, и не менее спокойно посмотрела на Суворова. — Вы согласились меня проводить, так провожайте!

Мы вышли из дворницкой и стали подниматься по ступенькам вверх. Суворов поддерживал меня под руку, иначе я со своей обувью не справилась бы. Мне не хотелось думать о том, как я выгляжу со стороны. Главное, дойти до машины… К счастью, двор из‑ за непомерной жары был пуст, и мы спокойно миновали его. Зеленое пятно на асфальте и цепочка следов снова напомнили мне о недавнем происшествии, но сейчас я чувствовала себя, несомненно, лучше, чем, когда преодолевала это пространство в заляпанной краской одежде. Шляпка и очки в луже отсутствовали, видно, кто‑ то подобрал, или дворник подсуетился, выбросил их в мусор. Тут я вспомнила, что оставила свою испорченную одежду в дворницкой и сказала об этом Суворову.

— Вы хотите ее забрать? — спросил он и остановился.

— Нет, нет, — торопливо сказала я. — Выбросьте ее на свалку или сожгите. Ее уже не отстирать.

— Я возмещу вам урон, — глухо сказал Суворов. — Скажите, сколько я вам должен?

— Вы с ума сошли! — рассердилась я. — Во всем виновата я сама! Никаких возмещений долгов! И прекратите эти разговоры, или я обижусь.

— Ну, хорошо, хорошо, — Суворов выставил перед собой ладони, — не буду. — И снова взял меня под руку. — Пойдемте уже!

Машина дожидалась меня на прежнем месте, и только полузатоптанные следы моих туфель и взбитый песок, напомнили о том, как я чуть‑ чуть не поплатилась за собственное легкомыслие.

Мы остановились возле «Рено». Я погладила его горячий бок. Как славно, что эти проходимцы не угнали его. Новые неприятности окончательно выбили бы меня из колеи. Мне повезло, что Александр Васильевич Суворов, пусть не фельдмаршал и не генералиссимус, а всего лишь бывший пограничник и дворник, так вовремя встретился на моем пути, пусть и на пару с этой злополучной банкой краски.

— Огромное вам спасибо! — сказала я проникновенно. — Вы мне очень помогли, а одежду я вам верну в целости и сохранности, не беспокойтесь! — и пожала ему руку.

Рукопожатие у него было сильным, а рука — теплой, но не потной. И взгляд странный, как у обиженного ребенка. Я понимала, что способна этот взгляд изменить, только мне это было не нужно. Зачем подавать человеку ложные надежды? Конечно, я верну ему завтра одежду, и все! На этом наше знакомство закончится. Не встречались же мы до этого, и ничего, жили себе, поживали. Мы молча стояли и смотрели друг на друга, и я не сразу поняла, что Суворов до сих пор держит меня за руку. Со стороны это выглядело не слишком прилично, и я торопливо освободила руку.

— Пока, — сказала я весело и открыла дверцу. — Уже опаздываю. Дома меня потеряли.

И в этот момент за моей спиной резко просигналил автомобиль. Я испуганно оглянулась. И обмерла от неожиданности. Нет, я не испугалась. И все‑ таки какое‑ то неприятное чувство возникло вдруг в животе. Голова закружилась и, чтобы не упасть, я схватилась за открытую дверцу. Красная иномарка остановилась в пяти шагах от меня, и сквозь лобовое стекло уставилась на меня знакомая рожа с поросячьими глазками.

Довольная физиономия моего недавнего преследователя высунулась из окна, и он помахал мне рукой.

— Эй, красавица! Как дела?

— О, Боже! — пробормотала я и беспомощно оглянулась на Суворова. — Опять это свинячье рыло!

— Вы знаете его? — взгляд Суворова изменился, он стал жестче, а глаза потемнели.

— Этого мне не хватало! — возмутилась я. — Заметил меня на стоянке, пытался завязать разговор, а потом некоторое время не отставал от меня в городе, еле оторвалась на светофоре. Только как он здесь оказался? Может, случайно?

Доставший меня своим вниманием хмырь, мысленно я обозначила его, как Поросячье Рыло, вышел тем временем из машины. Он был небольшого роста, с огромным, явно «пивным» брюхом, и, о, Господи, в шортах, явивших миру кривые волосатые ноги. В руках он держал банку пива, и, без всякого сомнения, направлялся к нам, попеременно обмахиваясь панамкой и делая глотки из банки.

— Аня, — быстро сказал Суворов, — садитесь в машину. Я сам отвезу вас домой, а то мне что‑ то не нравится этот тип.

И я скользнула на пассажирское сидение. В это время тип подошел к машине и заглянул в окно с моей стороны.

— Красавица! — расплылся он в широкой улыбке и постучал банкой в стекло. — Не убежишь, радость моя! — Меня удивило, что он словно не заметил Суворова, который выглядел гораздо внушительнее, чем этот толстый, мерзких паук на своих мерзких кривых лапках. Но бывший пограничник уже зацепил его зорким взглядом. И Поросячье Рыло ему не понравился, похоже, больше, чем мне. Суворов захлопнул дверцу и обошел машину. В одно мгновение он схватил типа за грудки и оттеснил его от «Рено». Не знаю, что уж такое обидное сказал он этому типу, но лицо у того побагровело. Он отбросил банку и визгливо, срываясь на фальцет, заорал:

— Ты знаешь, с кем имеешь дело? Ты, рвань собачья! Сука позорная!

Суворов оттолкнул его с дороги, и, молча, подошел к машине.

А Поросячье Рыло продолжал орать, как заведенный:

— Да я тебя порву, как кобель фуфайку! Ты под себя гадить будешь! Последний день живешь, падла! Я тебя своими руками мочить буду!

Суворов, по‑ прежнему, молча, открыл дверцу и сел на водительское место. Поросячье рыло, не переставая, визжал, брызгая слюной и, потрясая кулаками.

Тогда не выдержала я. Выглянув из окна, я выкрикнула в его сторону.

— Заткнись, пузатый болван! И проваливай отсюда! Мочило вонючее!

В этот момент «Рено» тронулся с места, объехал по дуге красную иномарку, и покинул двор. Я облегченно вздохнула и посмотрела на Суворова.

— Кажется, чья‑ то одежда вернется к хозяину раньше, чем он предполагал.

Но мой, в который раз спаситель не был настроен на веселый лад. Он окинул меня хмурым взглядом и буркнул.

— Не понимаю, или вы — непроходимая дура, или очень умело вешаете мне лапшу на уши.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.016 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал