Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Если в вас нет осуждения к грешнику и нет восхищения перед святым, вы превзошли обоих — вы пришли к единой таковости. Мир двух, мир дуальностей отпал от вас.






А в тот миг, когда мира двух, мира дуальностей больше нет, где вы? Где ваш ум? Где ваше эго? Все они погибли от одного удара меча. Внезапно все сущее становится частью вашей пульсации, а ваша пульсация становится пульсацией всей Вселенной. Тогда начинают петь птицы — и это не птицы, а вы. Тогда деревья стоят в молчании — это не деревья, а вы. Тогда солнечные пики Гималаев и приливные океанские волны больше не объекты; они — сама ваша субъективность.

Это состояние Будда называет единая таковость. Тут не нужен никакой Бог; тут не нужен какой-то моральный кодекс, тут не нужно никакое ощущение правильного и неправильного. Кто вы, чтобы решать? — вы здесь, просто чтобы радоваться и соединиться в танце. В этом танце грешник такая же часть, как и святой. Только представьте мир без грешников, — и он будет до того скучным, до того иссушенным, просто нескончаемой пустыней.

Жизнь как она есть... далекая кукушка, зовущая вас, — это ваше собственное сердце. Это не только теория, но и переживание, — вы начинаете танцевать с ветром, когда деревья танцуют, вы расцветаете вместе с цветами, когда они раскрывают свои лепестки, когда поет кукушка — это ваша собственная песня. Тогда не бывает вопросов разделения: правильное — это правильное, а значит, есть неправильное.

Предельное переживание сознания в том, что вся эта драма требует противоречий. Если вы уберете дни, ночи сильно обеднеют. Если вы уберете ночи, дни станут очень утомительными. Они предстают перед нашим умом как противоречия, но в существовании они являются дополнениями. Это просто часовой маятник, движущийся от одной крайности к другой. Видя святого и грешника как два пункта, между которыми маятник продолжает движение, вы отбрасываете всякое восхищение перед святым и вы отбрасываете всякое осуждение грешника. Вы просто наслаждаетесь красотой обоих.

Уже самого их существования довольно, чтобы наполнить вас огромной благодарностью.

Это переживание единой таковости является величайшим вкладом Гаутамы Будды. И Да Хуэй входит все глубже и глубже в Гаутаму Будду — больше не как интеллектуал, но как тот, кто уже получил опыт. Хоть на миг позвольте единой таковости овладеть вами... Все становится настолько безмятежным, настолько безмолвным, все становится настолько радостным, что нет слов для выражения этого. Это невыразимое переживание и есть предельная религиозность.

В этой утренней сутре Да Хуэй говорит о двух вещах: единая таковость и вера. Это два наименования для одной вещи. Это не вера христианина. Слова изменяют значение с изменением своего контекста. Слова не имеют своего собственного смысла; их смысл происходит от их контекста.

Для христианина, мусульманина или индуса вера есть не что иное, как другое слово для верования, а в веровании нет ничего, кроме подавленного сомнения. Позади каждого верования есть подавленное сомнение. Чтобы подавить сомнение, вы верите все больше и больше... но сомнение уходит все глубже и глубже в ваше бессознательное.

Вера в мире опыта Гаутамы Будды не есть верование. Она не имеет ничего общего с доктринами и философиями, теологиями и идеологиями. У нее есть что-то общее с доверием, что-то общее с любовью, что-то общее с непринужденностью пребывания в мире, каким бы он ни был.

Есть древняя история про дзэнского монаха... Каждую ночь король обходил свою столицу, переодевшись, чтобы посмотреть, все ли в порядке или же была какая-то неприятность, о которой ему не сообщили. Кто в беде? — если он мог что-то сделать, он хотел знать это прямо, а не через множество посредников и бюрократов.

Его всегда озадачивал очень красивый, очень молчаливый молодой человек, все время стоявший под деревом. В какое бы время ночи он ни шел, этот человек всегда стоял там молча, точно мраморное изваяние. Естественно, возникло любопытство, и, в конце концов, он не смог устоять, перед искушением спросить этого человека, что тот караулил. Он не заметил, чтобы у него что-нибудь было... фактически, он стоял обнаженным.

Юноша рассмеялся и сказал: «Я караулю самого себя; у меня нет ничего другого. Но караулить самого себя — быть алертным, осознающим и пробужденным — это величайшее сокровище. Ты имеешь многое, но у тебя нет такого часового».

Король был озадачен, но заинтригован красотой этого человека и вескостью его слов. Каждую ночь они немного разговаривали, и понемногу возникла большая дружба. Обнаженный монах никогда не спрашивал: «Кто ты?»

Юноша сказал: «Если бы тебе было известно кто ты, ты бы не задавал все эти вопросы. Я не хочу унижать тебя — я просто принимаю, кем бы ты ни был. Я никогда не спрашивал деревья, я никогда не спрашивал зверей, птиц, я никогда не спрашивал звезды — почему я должен спрашивать тебя? Это прекрасно, что ты есть, и мне совершенно легко с тобой и со всем этим».

Вопрос — это неудобство, это напряжение; он возникает в глубине от страха. Хочется знать другого, потому что другой может обернуться врагом, может обернуться безумцем. Другого нужно сделать предсказуемым, тогда чувствуется непринужденность. Но можете ли вы сделать кого-нибудь предсказуемым?

Юноша сказал: «Ничто не может быть предсказуемо. Все продолжает движение во все большие тайны, и я совершенно раскован; все, что случается, это радость. Каждый миг так сладостен и так благоухает, — я люблю каждого... я просто люблю. Я не знаю никакого другого способа связи с сущим».

Это и есть вера: не знать другого способа связи с сущим, кроме любви, кроме всецелого приятия — единой таковости.

Король был очень впечатлен. Он отлично знал, что человек, который отверг мир, отверг даже свою одежду, и холодными зимними ночами молча стоит, одинокий, просто обязан отказаться от его приглашения, — простой расчет любого человеческого существа. И он сказал: «Я полюбил тебя так сильно, что целый день ожидаю, когда же наступит ночь, и я продолжу свой обход. Я всегда опасался, что однажды тебя может не оказаться здесь. Я хочу, чтобы ты был поближе ко мне. Можно мне пригласить тебя во дворец? Я устрою все так, как ты захочешь». Не последовало даже ни единого момента колебания, и человек сказал: «Это хорошая идея».

Король был шокирован. От святого ожидается, что он отвергнет мир, он не может возвращаться к миру — такой святой заслуживал бы чести и почета в его глазах. Но человек сказал: «Великолепная идея! Я могу отправиться с тобой сейчас же. Мне нечего нести с собой, не нужно никаких приготовлений».

Король засомневался — возможно, его одурачили. Возможно, этот человек не святой; он только прикидывался и, очевидно, ждал этого момента. Но теперь было очень сложно забрать приглашение назад. Так что он уныло, с неохотой, был вынужден вести этого человека, которого он так сильно желал, так сильно любил — его компанию, его присутствие, его глаза, каждый его жест... Он предоставил ему лучший дворец, где обычно останавливались его гости, — другие короли и императоры.

Он надеялся, что святой скажет: «Нет, мне не нужны эти золотые кровати и мраморные дворцы. Мне, нагому монаху, больше созвучны деревья, ветер, холод, зной». Однако вместо этого тот человек очень заинтересовался. Он сказал: «Великолепно. Вот подходящее место!»

Король не спал целую ночь, хотя монах прекрасно проспал всю ночь в окружении такой роскоши. С этого утра престиж монаха в уме короля понижался с каждым днем, потому что тот питался изысканной пищей, он больше не был обнажен, он пользовался самыми великолепными одеяниями. Он не беспокоился по поводу женщин — самые прекрасные женщины прислуживали ему, и он был совершенно непринужденным, как будто ничего не произошло. Он выглядел точно так же, как когда был обнаженным под деревом.

Но это было уже слишком; это стало раной в сердце короля, — его на самом деле дурачили, обманывали. Как же теперь избавиться от этого человека? Он не святой... Однажды он спросил его: «Я носил вопрос в уме много-много дней, но никак не осмеливался задать».

Человек сказал: «Знаю — не много-много дней, а с того самого момента, как я принял твое приглашение».

Король снова был шокирован. Он спросил: «Что это означает?»

Тот сказал: «Я увидел с того самого момента перемену в твоем лице, в твоих глазах. Если бы я отклонил твое предложение, ты бы уважал меня, касался бы моих стоп. Но я не отклоняю ничего. Мое принятие тотально. Если ты приглашаешь меня, это совершенно прекрасно. Когда я сказал, что дворец подойдет, — это не дворец подходит, подхожу я, где бы я ни был. Я был к месту, стоя обнаженным под деревом; я на месте в этих царских одеждах, окруженный прекрасными женщинами, всей этой роскошью. Естественно, я понимаю, ты, очевидно, очень озадачен. Ты выглядишь уныло, прежнего тебя уже не видно. Можешь задавать мне вопрос, хотя вопрос мне известен».

Король сказал: «Если ты знаешь вопрос, тогда вот вопрос, который я хочу знать: какая разница между мной и тобой?»

Юноша рассмеялся и сказал: «Я отвечу, но не здесь, потому что ты не поймешь этого. Мы поедем утром на прогулку, и в нужном месте в нужный момент я отвечу».

Итак, оба они отправились верхом на хорошую утреннюю прогулку, — а король все ждал и ждал. Было замечательное утро, но он не получал удовольствия от утра; только юноша наслаждался. Наконец король произнес: «Вот эта река — граница моей империи. Дальше реки мне нельзя заходить; она принадлежит тому, с кем мы враждовали на протяжении столетий. Мы проскакали мили, и теперь времени вдоволь. Жара усиливается, близится полдень».

Человек сказал: «Да, это мой ответ — вот твои одежды, вот твой конь» — и он слез со своего коня, снял одежду. Он сказал: «Я отправляюсь на ту сторону реки, потому что не имею никаких врагов. Эта одежда никогда не была моей, и этот конь никогда не был моим. Всего один небольшой вопрос: " Ты идешь со мной или нет? "»

Король сказал: «Как я могу пойти с тобой? Мне нужно заботиться о королевстве. Дело всей моей жизни — борьба, сражение, честь — позади меня в королевстве. Как же я могу идти с тобой?»

Человек сказал: «Это и есть разница. Я могу уйти — у меня нет ничего во дворце, мне нечего терять, ничто не принадлежит мне. Пока это было в моем распоряжении, я наслаждался таковостью этого. Теперь буду наслаждаться дикими деревьями, рекой, солнцем».

Король как будто бы пробудился от кошмара, опять смог увидеть, что заблуждался. Тот человек не обманывал его; это был подлинно реализованный человек. Он попросил: «Я прощу прощения у тебя. Я касаюсь твоих стоп. Не уходи, иначе я никогда не прощу себе этого».

Юноша сказал: «Для меня тут нет проблемы. Я могу вернуться, но ты по-прежнему начнешь сомневаться, так что лучше позволь мне уйти. Я просто стану на другом берегу реки, вон под тем прекрасным деревом. Когда захочешь прийти, придешь — хотя бы к другому берегу — и увидишь меня. У меня нет проблемы вернуться, но я не вернусь, потому что не хочу нарушать твои ночи и дни и вызывать напряжения и тревоги».

Чем больше тот выражал нежелание, тем больше король испытывал сожаление, досаду и вину по поводу того, что он сделал. Но молодой монах сказал: «Ты не смог понять меня, потому что не понимаешь переживание таковости: где бы ты ни был, ты в глубоком отношении любви со всем тем, что есть. Тебе не нужно изменять никого, тебе не нужно изменять ничего, тебе нужно изменять себя. Все так, как оно должно быть; это самый совершенный мир.

Это и есть моя вера, это не мое верование. Дело не в том, что я верю в то, что это так; дело в том, что я переживаю то, что это так».

Поэтому вера в мире Гаутамы Будды и его учеников обладает совершенно другим измерением, другим значением. Это не верование. Верование всегда в представлении — Бог, небеса, ад, определенная теология, определенная система идей. Верование от ума, а вера — от всего вашего существа. Верование заимствовано, вера — ваше собственное прямое переживание. Вы можете уверовать в Бога, но не можете иметь веру в Бога. Вы можете иметь веру в деревья, но не можете уверовать в деревья.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.008 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал