Фрейд З. «Я» и «ОНО» // Труды разных лет. Тбилиси: Мерани, 1991. С. 351-369.

Юнг Карл Густав (1875–1961), швейцарский психолог и культуролог, подробно рассмотрел проблему «коллективного бессознательного». Оно представляет собой следы прошлого и проявляется в формах народного эпоса и религиозных верований.

Основные работы: «Метаморфозы и символы либидо» (1912), «Психологические типы» (1924)

[Коллективное бессознательное]

Гипотеза о существовании коллективного бессознательного принадлежит к числу тех научных идей, которые поначалу остаются чуждыми публике, но затем быстро превращаются в хорошо ей известные и даже популярные… При этом на первых порах понятие «бессознательного» использовалось для обозначения только таких состояний, которые характеризуются наличием вытесненных или забытых содержаний. Конечно, поверхностный слой бессознательного является в известной степени личностным. Мы называем его личностным бессознательным. Однако этот слой покоится на другом, более глубоком, ведущем свое происхождение и приобретаемом уже не из личного опыта. Этот врожденный более глубокий слой и является так называемым коллективным бессознательным. Я выбрал термин «коллективное», поскольку речь идет о бессознательном, имеющем не индивидуальную, а всеобщую природу. Это означает, что оно включает в себя, в противоположность личностной душе, содержания и образы поведения, которые cum grano salis являются повсюду и у всех индивидов одними и теми же. Другими словами, коллективное бессознательное идентично у всех людей и образует тем самым всеобщее основание душевной жизни каждого, будучи по природе сверхличным…Содержаниями коллективного бессознательного являются так называемые архетипы.

Открытие, что бессознательное – это не простой склад прошлого, но что оно полно зародышей будущих психических ситуаций и идей, привело меня к новым подходам в психологии… Помимо воспоминаний из давнего осознанного прошлого из бессознательного также могут возникать совершенно новые мысли и творческие идеи, которые до этого никогда не осознавались.

…Подобные вещи мы обнаруживаем в каждодневной жизни; многие художники, философы и даже учёные обязаны своими лучшими идеями вдохновению, которое внезапно появилось из бессознательного… Ясные доказательства такого факта мы можем найти в истории самой науки.

Об архетипах коллективного бессознательного // Архетип и символ. М., 1991. С. 97-98.

Коллективное бессознательное есть часть психики, которая отрицательным образом может быть отличена от личностного бессознательного тем фактом, что в отличие от последнего оно не обязано своим существованием личному опыту и, следовательно, не является персональным приобретением. В то время как личностное бессознательное состоит в основном из некогда осознавшихся содержаний, которые исчезли из сознания, будучи забытыми или подавленными, содержания коллективного бессознательного никогда не входили в сознание. Таким образом, они никогда не были индивидуальным приобретением, но обязаны своим существованием исключительно наследственности. Если личностное бессознательное состоит по большей части из комплексов, содержание коллективного бессознательного в основном представлено архетипами.

Понятие архетипа, являющееся неотъемлемым коррелятором идеи коллективного бессознательного, указывает на существование в душе определенных форм, которые, кажется, имеются всегда и везде.

…Помимо нашего непосредственного сознания, которое имеет полностью личностную природу и которое, как нам кажется, является единственной эмпирически данной психикой (даже если мы присоединим в качестве приложения личностное бессознательное), существует вторая психическая система, имеющая коллективную, универсальную и безличную природу, идентичную у всех индивидов. Это коллективное бессознательное не развивается индивидуально, но наследуется. Оно состоит из предшествующих форм, архетипов, которые лишь вторичным образом становятся осознаваемыми и которые придают определенную форму содержаниям психики.

…Архетипы вызывают определённые психические формы…Главным источником являются… сновидения, у которых есть то преимущество, что они суть непроизвольные, спонтанные продукты бессознательной психики. Тем самым они являются чистыми произведениями природы, которые не фальсифицируются какой бы то ни было сознательной целью.

К.Г. Юнг. Понятие коллективного бессознательного // Аналитическая психология: прошлое и настоящее. М., 1995.
С. 71-72.

Бессознательное, как совокупность архетипов, является осадком всего, что было пережито человечеством, вплоть до его самых темных начал. Но не мертвым осадком, не брошенным полем развалин, а живой системой реакций и диспозиций, которая невидимым, а потому и более действенным образом определяет индивидуальную жизнь. Однако это не просто какой-то гигантский исторический предрассудок, но источник инстинктов, поскольку архетипы ведь не что иное, как форма проявления инстинктов. А из жизненного источника инстинкта вытекает в свою очередь всё творческое, а потому бессознательное.

Коллективное бессознательное является огромным духовным наследием, возрождённым в каждой индивидуальной структуре мозга. Сознание же, наоборот, является эфемерным явлением, осуществляет все сиюминутные приспособления и ориентации, отчего его работу, скорее всего, можно сравнить с ориентировкой в пространстве. Бессознательное содержит источник сил, приводящих душу в движение, а формы или категории, которые всё это регулируют, – архетипы. Все самые мощные идеи и представления человечества сводимы к архетипам. Особенно это касается религиозных представлений. Но центральные научные, философские и моральные понятия не являются здесь исключениями. Их можно рассматривать как варианты древних представлений, принявших свою нынешнюю форму в результате использования сознания, ибо функция сознания заключается не только в том, чтобы воспринимать и узнавать через ворота разума мир внешнего, но и в том, чтобы творчески переводить мир внутреннего во внешнее.

Структура души // Проблемы души нашего времени. М., 1994. С. 131-133.

Прагматизм (от греч. дело, действие) – философское учение, возникшее в 70-х годах XIX века в США и получившее наибольшее распространение в первой половине XX века, оказав сильнейшее влияние на духовную жизнь страны. Основные идеи прагматизма высказал Ч. Пирс, затем эту доктрину разрабатывали У. Джемс, Дж. Дьюи и др. Функция мысли в прагматизме – не в познании как отражении объективной реальности, а в преодолении сомнения, являющегося помехой для действия (Пирс), в выборе средств, необходимых для достижения цели (Джемс) или для решения «проблематической ситуации» (Дьюи).

Джемс Уильям (1842-1910), американский философ и психолог, один из основателей прагматизма. Отвергая объективность истины, выдвинул «прагматический» критерий: истинно то, что отвечает практической успешности действия. Единственная реальность, по Джемсу, непосредственный чувственный опыт. В психологии развил концепцию «потока сознания» – непрерывно сменяющихся целостных психических состояний; учение об эмоциях – один из истоков бихевиоризма.

Основные работы: «Принципы философии, (1890), «Существует ли сознание?», (1909).

[Что такое прагматизм]

Несколько лет назад мне пришлось быть с целой компанией в горах. Вернувшись раз с прогулки, я застал всё общество ведущим ожесточенный философский спор. Объектом спора была белка, обыкновенная живая белка. Предполагалось, что она сидит на дереве, по ту сторону которого в прямо противоположном направлении находится человек. Этот человек желает увидеть белку, для чего и бежит быстро вокруг дерева, – но напрасно: как скоро ни бежит он, белка с той же скоростью движется в противоположную сторону, так что дерево всё время закрывает её от человека, и он никак не может её увидеть. Отсюда возникла философская проблема: движется ли человек вокруг белки или нет? Конечно, он движется вокруг дерева, на котором расположилась белка, но движется ли он вокруг белки? Так как голоса разделились пополам, то, когда я подошел, обе стороны обратились ко мне, чтобы с моей помощью получить большинство. Помня схоластическое правило, что там, где встречается противоречие, там надо установить различение, я стал искать таковое и сейчас же его нашел.

«Вопрос о том, какая из сторон права», сказал я, «зависит от того, какой практический смысл вы вкладываете в выражение «двигаться вокруг» белки. Если это означает переходить от её севера к востоку, затем к югу, западу и опять к северу, то, разумеется, человек движется вокруг белки, ибо он последовательно занимает все эти положения. Если же, наоборот, вы имеете в виду, чтобы быть сперва напротив белки, затем по правую руку от неё, затем по левую руку и, наконец, снова напротив, то точно также, разумеется, что человек не движется вокруг белки, ибо благодаря производимым ею компенсирующим движениям она всё время показывает человеку своё брюхо и прячет спину. Установите это различение, и тогда не будет никаких оснований для дальнейшего спора. Обе стороны правы или неправы, в зависимости от того, в каком практическом смысле они употребляют выражение «двигаться вокруг».

Я привел этот незначительный анекдот как особенно простой образчик применения прагматического метода, о котором собираюсь теперь говорить. Прагматический метод – это прежде всего метод улаживания философских споров, которые без него могли бы тянуться без конца. Представляет ли мир единое или многое? – царит ли в нём свобода или необходимость? – лежит ли в основе его материальный принцип или духовный? Всё это одинаково правомерные точки зрения на мир, и споры о них бесконечны. Прагматический метод в подобных случаях пытается истолковать каждое мнение, указывая на его практические следствия. Какая получится для кого-нибудь практическая разница, если принять за истинное именно это мнение, а не другое? Если мы не в состоянии найти никакой практической разницы, то оба противоположных мнения означают по существу одно и то же, и всякий дальнейший спор здесь бесполезен.

Взгляд, брошенный на историю этого учения, пояснит нам ещё лучше, что такое прагматизм. Название произведено от того самого греческого слова «прагма» (значит «действие»), от которого происходят наши слова «практика» и «практический». Впервые оно было введено в философию Чарльзом Пирсом в 1878 году. Пирс указывал сперва, что наши убеждения суть фактически правила для действия; затем он говорит, что для того, чтобы выяснить смысл какого-нибудь утверждения, мы должны лишь определить тот способ действия, которое оно способно вызвать: в этом способе действия и заключается для нас всё значение данного утверждения.

Прагматизм представляет собой отлично знакомое философское направление – именно эмпирическое направление, – но он представляет его, как мне кажется, в более радикальной форме и при том в форме, менее доступной возражениям, чем те, в которых выступал до сих пор эмпиризм. Прагматист решительно, раз и навсегда, отворачивается от целой кучи застарелых привычек, дорогих профессиональным философам. Он отворачивается от абстракций и недоступных вещей, от словесных решений, от скверных априорных аргументов, от твердых, неизменных принципов, от замкнутых систем, от мнимых абсолютов и начал. Он обращается к конкретному, к доступному, к фактам, к действию, к власти. Это означает искренний отказ от рационалистического метода и признание господства метода эмпирического. Это означает открытый воздух, всё многообразие живой природы, противопоставленные догматизму, искусственности, притязаниям на законченную истину.

Прагматизм в то же время не выступает в пользу каких-нибудь определённых специальных выводов. Он только метод. Из каждого слова вы должны извлечь его практическую наличную стоимость, должны заставить его работать в потоке вашего опыта. Оно рассматривается не столько как решение, сколько как программа для дальнейшей работы, в частности, как указание на те методы, с помощью которых может быть изменена данная нам действительность. Таким образом, теории представляют собой не ответы на загадки, – ответы, на которых мы можем успокоиться: теории становятся орудиями. Мы не успокаиваемся в сладкой бездеятельности на теориях, мы идем вперёд и при случае изменяем с их помощью природу.

Прагматизм делает все наши теории менее тугими, он придает им гибкость и каждую усаживает за работу. По существу он не представляет ничего нового, и поэтому гармонирует со многими старыми философскими направлениями. Он расположен среди наших теорий подобно коридору в гостинице. Бесчисленное множество номеров выходит на этот коридор. В одной комнате вы найдете человека, пишущего атеистический трактат; в ближайшей кто-нибудь другой молится на коленях о подаянии веры и силы; в третьей – химик исследует свойства тел; в четвертой – обдумывается какая-нибудь система идеалистической метафизики; в пятой – доказывается невозможность метафизики. Но коридор принадлежит всем; все должны пользоваться им, если желают иметь удобный путь, чтобы выходить и заходить в свои комнаты. Таким образом, прагматический метод не означает каких-нибудь определенных результатов, – он представляет собой только известное отношение к вещам, точку зрения. И именно такую точку зрения, которая побуждает нас отвращать свой взор от разных принципов, «категорий», мнимых необходимостей и заставляет нас смотреть по направлению к результатам, плодам, фактам.

[Учение об истине]

Прагматизм употребляется и в более широком смысле, как некоторая теория истины. Мысль, которая может, так сказать, везти нас на себе, мысль, которая успешно ведет нас от какой-нибудь одной части опыта к любой другой, которая целесообразно связывает между собой вещи, работает надежно, упрощает, экономизирует труд – такая мысль истинна ровно постольку, поскольку она всё это делает. Она истинна, как орудие логической работы, инструментально. В этом заключается «инструментальная» точка зрения на истину.

Прагматизм, как он ни привержен фактам, отличается, однако, тем от обычного эмпиризма, что не тяготеет, подобно ему, к материализму. Более того, он ничего не имеет против употребления абстракций, если ими пользуются лишь с той целью, чтобы лучше разбираться в конкретных фактах, и если они действительно ведут к чему-либо. Так как он принимает лишь такие выводы, которые вырабатываются совместно нашим духом и нашим опытом, то он не имеет априорных предубеждений против религии. Если окажется, что религиозные идеи имеют ценность для действительной жизни, то, с точки зрения прагматизма, они будут истинны в меру своей пригодности для этого. Что же касается вопроса о том, можно ли им приписать большую меру истинности, то решение его будет целиком зависеть от их отношения к другим истинам, которые тоже должны быть признаны. … Истинным называется всё то, что оказывается благим в области убеждений, и благим вдобавок в силу определенных наглядных оснований. Вы, конечно, согласитесь, что если бы в истинных мыслях не было ничего хорошего для жизни, если бы их знание было положительно вредно, а полезными были бы только ложные мысли, то никогда не образовалось бы и не приняло бы характер догмы ходячее мнение, что истина божественна и драгоценна и что обязанность каждого стремиться к истине.

Словом, прагматизм расширяет поприще для искания Бога. Рационализм прилепляется к логике и к небесам. Эмпиризм прилепляется к внешним чувствам. Прагматизм же готов остановиться на чём угодно, готов следовать за логикой или за чувствами и считаться с самыми скромными, самыми личными переживаниями. Прагматизм готов считаться и мистическим опытом, если он имеет практические следствия. Он готов принять Бога, живущего в глубочайшей тьме личной жизни, если только окажется, что здесь возможно найти его.

Истиной прагматизм признаёт то, – и это единственный его критерий истины – что лучше всего «работает» на нас, ведет нас, что лучше всего подходит к каждой части жизни и соединимо со всей совокупностью нашего опыта, – при чем ничего не должно быть опущено. Если религиозные идеи выполняют эти условия, то на каком основании прагматизм будет отрицать бытие Божие? Для него это будет просто бессмыслицей, если признавать «неистинным» понятие, столь плодотворное в прагматическом отношении. Разве для прагматизма имеется какой-нибудь другой вид истины, как не подобное согласие с конкретной действительностью?

Уильям Джемс. Что такое прагматизм? // Вестник МГУ. Сер. Философия. 1993. № 3. С. 82-92.

Экзистенциализм (от лат. существование), или философия существования – иррационалистическое направление современной философии, возникшее после I–ой мировой войны в Германии (М. Хайдеггер, К. Ясперс и др.) и в период II мировой войны во Франции (Сартр, Марсель и др.). В 40-50-х гг. получил распространение в других европейских странах, в 60-х – также и в США. Расходясь с традицией рационалистической философией науки, экзистенциализм стремится постигнуть бытие как некую непосредственную нерасчленённую целостность субъекта и объекта. Бытие трактуется как непосредственно данное человеческое существование, как экзистенция, которая непознаваема ни научными, ни даже рациональными средствами. Основными представителями экзистенциализма являются:
М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж.-П. Сартр, А. Камю, Г. Марсель.

Хайдеггер Мартин (1889-1976), немецкий философ, один из основоположников экзистенциализма. Развил учение о бытии («Фундаментальная онтология»), в основу которого легло противопоставление подлинного существования (экзистенции) мира повседневности, обыденности. Постижение смысла бытия связано, по Хайдеггеру, с осознанием бренности человеческого существования («Бытие и время», 1927). Темы работ позднего Хайдеггера – происхождение «метафизического» способа мышления, поиск пути к «истине бытия».

Основные работы: «Бытие и время» (1927), «Кант и проблемы метафизики» (1951), «Что такое метафизика?» (1955), «Время и бытие» (1962).

…Говорят, «бытие» наиболее общее и наиболее пустое понятие. Как таковое оно не поддаётся никакой попытке дефиниции. Это наиболее общее, а потому неопределимое понятие и не нуждается ни в какой дефиниции. Каждый употребляет его постоянно и уже конечно понимает, что всякий раз под ним разумеют…

…Вопрос о бытии…имеет свои корни в самой же античной онтологии. Последняя опять же может быть удовлетворительно интерпретирована – в аспекте почвы, из которой выросли онтологические основопонятия, в отношении адекватности выявления категорий и их полноты – лишь по путеводной нити прежде проясненного и полученного ответа о бытии, мы хотим поэтому довести обсуждение предрассудков лишь до того, чтобы отсюда стала видна необходимость возобновления вопроса о смысле бытия. Их имеется три:

«Бытие» есть «наиболее общее» понятие, оно не есть также и род. «Некая понятность бытия всякий раз уже входит во всякое наше восприятие сущего». Но «всеобщность бытия» не есть таковая рода. «Бытие» не очерчивает верховную область сущего, насколько последнее концептуально артикулировано по роду и по виду. Всеобщность бытия «превосходит» всякую родовую всеобщность. «Бытие» по обозначению средневековой онтологии есть «трансцендентность». Единство этого трансцендентального «всеобщего» в противоположность множественности содержательных понятий веровных родов уже Аристотелем было понято как единство аналогии. Этим открытием Аристотель при всей зависимости от платоновской постановки онтологического вопроса перенес проблему бытия на принципиально новую базу. Темноту этих категориальных взаимосвязей он, конечно же, осветил. Средневековая онтология многосложно обсуждала эту проблему прежде всего в томистском и скотистском схоластических направлениях без того, чтобы прийти к принципиальной ясности. И когда наконец Гегель определил «бытие» «неопределенное непосредственное» и кладет это определение в основу всех дальнейших категориальных экспликаций своей «логики», то он держится той же направленности взгляда, что античная онтология, разве что упускает из рук уже поставленную Аристотелем проблему единства бытия в противоположность многообразию содержательных «категорий». Когда соответственно говорят: «бытие» есть наиболее общее понятие, то это не может значить, что оно самое ясное и не требует никакого дальнейшего разбора. Понятие «бытие» скорее самое темное.

Понятие «бытие» неопределимо. Это выводили из его высшей всеобщности… «Бытие» действительно нельзя понимать как сущее…, «бытие» не может прийти к определенности путем приписывания ему сущего. Бытие дефиниторно невыносимо из высших понятий и непредставимо через низшее. Но следует ли отсюда, что «бытие» не есть нечто наподобие сущего. … Неопределимость бытия не увольняет от вопроса о его смысле, но прямо к таковому понуждает.

Бытие есть само собой разумеющееся понятие. Во всяком познании, высказывании, во всяком отношении к сущему, во всяком к себе самому отношении делается употребление из «бытия», причем это выражение «безо всяких» понятно. Каждый понимает: «небо было синее», «я буду рад» и т.п. Однако эта средняя понятность лишь демонстрирует непонятность. Она делает очевидным, что во всяком отношении и бытии к сущему и лежит загадка. … Смысл бытия вместе с тем окутан тьмой, доказывает принципиальную необходимость возобновления вопроса о смысле «бытия».

Разбор предрассудков, однако, сделал вместе с тем ясным, что не только ответа на вопрос о бытии недостает, но даже сам вопрос значит поэтому: удовлетворительно работать сперва хотя бы постановку вопроса.

Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Республика, 1997. С. 2-4.

[О сущности истины]

Что же понимают под истиной? … Слово «истинный» мы относим не только к действительной радости, настоящему золоту, сущему; истинным мы называем не только всё сущее, но истинным или ложным мы называем прежде всего наши высказывания о сущем, которое само по своему характеру может быть настоящим или ненастоящим, выступая в той или иной форме своей действительности. Высказывание является истинным, если то, что оно подразумевает и о чем говорит, согласуется с вещью, о которой высказывается данное суждение.…Здесь мы говорим: Это правильно. Но теперь уже правильно является не вещь, а предложение. …Истинно то, что правильно, истинное – это согласующееся…. Этот двойственный характер согласования отражает традиционное определение сущности истины: …истина есть приравнение познания к вещи.

[Основание для того, чтобы правильность стала возможной]

Открытость поведения как внутренняя возможность для правильности имеет основу в свободе. Сущность истины есть свобода.… Чтобы … совершить какое-нибудь действие, а, следовательно, и действие высказывания, действующее лицо должно быть, во всяком случае, свободно.

[Сущность свободы]

Очевидно, то, к чему приравнивается высказывание и что заключает в себе представление как правильное, это – встречающееся каждый раз в открытом поведении простое сущее. Свобода к очевидности простоты позволяет каждому сущему быть сущим. Свобода раскрывается теперь как допущение бытия сущего. … Допустить бытие – это значит принять участие в сущем.

…Человек обладает свободой не как свойством, а как наоборот: свобода, эк-зистентное, раскрывающееся бытие наличного владеет человеком и притом изначально, так что исключительно она гарантирует человечеству соотнесённость с сущим в целом как таковую, соотнесённость, которая обосновывает и характеризует историю.

…Свобода понимается как допущение сущего, наполняет сущность истины и подчиняется этой сущности в смысле раскрытия сущего. … В открытости (истины) – все человеческие отношения и его поведение. Поэтому человек – есть способ эк-зистенции.

[О технике]

…Во всех технических процессах господствует смысл, который располагает всеми человеческими поступками и поведением, и не человек выдумал или создал этот смысл. Мы не понимаем значения зловещего усиления власти атомной техники. Смысл мира техники скрыт от нас. Но давайте же специально обратимся и будем обращены к тому, что этот сокрытый смысл повсюду нас затрагивает в мире техники, тогда мы окажемся внутри области, которая и прячется от нас, прячась, выходит к нам. … Я называю поведение, благодаря которому мы открываемся для смысла, потаённого в мире техники, открытостью для тайны.

Отрешённость от вещей и открытость для тайны взаимно принадлежны. Они предоставят нам возможность обитать в мире совершенно иначе. Они обещают нам новую основу и почву для коренения, на которой мы сможем стоять и выстоять в мире техники, уже не опасаясь его.

[Бытие и время]

Что дает повод назвать время и бытие вместе? С самого начала западноевропейского мышления и до сегодняшнего дня бытие означает то же, что и присутствие. Из присутствия, присутствования говорит настоящее. Согласно привычным представлениям, настоящее вместе с прошлым и будущим образует характеристику времени. Бытие как присутствие определяется через время. Этого уже достаточно, чтобы постоянно производить в мышлении беспорядки. Эти беспорядки усиливаются, как только мы начинаем размышлять о том, каким образом дано это определение бытия через время.

…Бытие – это никакая не вещь, следовательно, бытие не будет ничем временным, но при этом бытие все же определяется как присутствие через время.

Время – это никакая не вещь, следовательно, ничто сущее, но остается в своей преходящности постоянным, не будучи само, в отличие от сущего во времени, чем-то временным.

Бытие и время определяются взаимно, однако так, что о каждом из них нельзя говорить следующим образом: о бытии нельзя говорить как о сущем.

[Что значит мыслить? ]

Мы попадаем в то, что называется мышлением, когда мыслим сами. Чтобы нам это удалось, мы должны быть готовы учиться мыслить.

… Память – это собрание мыслей. Мыслей о чем? О том, что держит нас в нашей сущности постольку, поскольку мы мыслим.

Мы можем мыслить только тогда, когда мы желаем того, что должно в себе осмысляться.

Чтобы нам попасть в это мышление, мы, со своей стороны, должны учиться мыслить. … Мыслить мы учимся, когда мы подчиняем своё внимание тому, что нам даётся для осмысления. … Более всего требующее осмысления проявляется в наше требующее осмысления время в том, что мы всё ещё не мыслим. В этом утверждении указывается, что более всего требующее осмысления проявляет себя. … Требующее осмысления – это то, что дает мыслить, … ни в коем случае не создаётся нами. Оно ни в коем случае не основано на том, что мы его представляем, … оно даёт нам мыслить. Оно даёт нам то, что мы имеем в себе.

…Память – это собрание воспоминаний о том, что должно осмысляться прежде всего. … Это собрание прячет в себе и укрывает у себя то, что всегда следует мыслить в первую очередь, всё, что существует и обращается к нам, зовёт нас как существующее или побывшее. Память, собранное воспоминание о том, что требует осмысления, – это источник поэзии.

… Главная черта мышления, существовавшего до сих пор, – это восприятие. Способность к этому называется разумом.

…Восприятие … означает: заметить какое-либо присутствующее, замечая, взять его перед собой и принять как присутствующее. Это берущее-перед-собой-восприятие есть представление в простом, широком и одновременно сущностном смысле, в котором мы даём присутствующему стоять и лежать перед нами так, как оно стоит и лежит.

… Мышление получает свою сущность – восприятие – из бытия сущего. … Бытие сущего означает присутствие присутствующего, наличие наличествующего. Этот ответ – прыжок в неизвестное…

Главная черта существующего до сих пор мышления – это представление. По древнему учению о мышлении … слово означает высказывание, суждение. Поэтому учение о мышлении называется логикой.

В представлении развертывается восприятие. Само представление – это ре-презентация…

Происхождение сущности бытия сущего непомыслено. По-настоящему более всего требующее осмысления по-прежнему скрыто. Для нас оно еще не стало достойным мышления. Поэтому наше мышление ещё не попало в свою собственную стихию. Мы мыслим ещё не в собственном смысле слова. Поэтому мы спрашиваем: что значит мыслить?

Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М.: ВШ, 1991.

Камю Альбер (1913-1960), французский писатель и философ-экзистенциалист. Участник Движения Сопротивления. Лауреат Нобелевской премии (1957). Центральное место в его миросозерцании занимала этика. Согласно Камю, опыт человеческого существования, неминуемо завершающегося смертью, приводит мыслящую личность к открытию «абсурда» как конечной правды своего «удела» на земле. Однако эта истина должна не обезоруживать, а, напротив, пробуждать в душе мужественное достоинство продолжать жить вопреки вселенскому «хаосу», обходясь без всяких доводов в пользу такого.

Основные работы: «Посторонний» (1942), «Чума» (1947), «Миф о Сизифе» (1942), «Бунтующий человек» (1951).

Что такое бунтующий человек? Это человек, который говорит «нет». Но, отказываясь, он не отрекается: это также человек, который изначально говорит «да». Раб, подчиняющийся приказам всю свою жизнь, вдруг находит новую команду неприемлемой …

Бунт невозможен без ощущения, что ты сам где-то каким-то образом прав. Именно в этом смысле взбунтовавшийся раб одновременно говорит «да» и «нет». Он утверждает не только существование границы, но и всё то, что предполагает и хочет сохранить по эту сторону.

Он упрямо доказывает, что в нём самом есть что-то «стоящее», чего надо остерегаться. В какой-то мере он противопоставляет угнетающему его порядку своего рода право не быть угнетаемым сверх приемлемой меры.

Всякий бунт предполагает не только отвращение к незаконному вторжению, но и целостное мгновенное приятие человеком определённой части собственного существа ….

Молчать – значит дать понять, что ни о чём не судишь и ничего не желаешь, а в некоторых случаях это действительно означает ничего не желать. Отчаяние, как и абсурд, судит и желает всего вообще, но ничего в частности. Об этом утвердительно свидетельствует молчание. Но как только человек заговорил, даже если он говорит «нет», он желает и судит ….

Бунтарь хочет быть всем, тотально идентифицироваться с внезапно осознанным благом, признания и восхваления которого в себе он жаждет, – или ничем, то есть безнадежно падшим, уступившим превосходящей силе. Он даже предпочитает последнее падение – смерть отказу от того высшего посвящения, которое он назовет, например, свободой. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях….

Анализ бунта приводит к мысли о существовании человеческой природы, что согласуется с идеями греков и противоположно постулатам современного мышления. Зачем бунтовать, если не имеешь того постоянного, что стоит хранить? Раб восстаёт ради всех, когда видит в определенном приказе отрицание того, что принадлежит не только ему, но объединяет всех людей, даже тех, кто унижает и угнетает его. Заметим далее, что бунт рождается не только и не столько у угнетённого: он может также возникнуть при виде угнетения….

Подтверждением этому благородному душевному движению – самоубийства протеста на каторге среди русских террористов, чьих товарищей били. Так, мы можем считать отвратительной несправедливость по отношению к людям, в которых видим своих врагов. В действительности же происходит идентификация судеб и выработка собственной позиции. Значит, индивид сам по себе не является той ценностью, которую стоит защищать. Ее составляют, по крайней мере, все люди…..

Можно уточнить позитивный аспект ценности, заключённой в любом бунте, сравнив её с таким полностью негативным понятием, как злоба… Действительно, бунт – это больше, чем требование в прямом смысле слова….

Как нам представляется, злоба заранее наслаждается той болью, которую хотела бы причинить своему объекту.

На протяжении эпох и цивилизаций причины бунта, казалось бы, изменяются…

Если греческий раб, крепостной, кондотьер эпохи Возрождения, парижский буржуа периода регентства, прусский интеллигент 1900-х годов и современный рабочий разошлись бы в причинах бунта, все они, несомненно, сошлись бы на его законности…

Дух бунта возможен лишь в тех общественных группах, где теоретическое равенство скрывает значительное фактическое неравенство. Бунт – дело информированного человека, осознающего свои права. Речь идет не только о правах индивида. Солидарность свидетельствует о растущем самосознании человеческого рода в ходе развития…

Таким образом, можно доказать, что перед человеческим разумом открыты лишь две сферы – священное (или, говоря языком христианства, благодать) и бунт. Актуальность проблемы бунта связана хотя бы с тем, что сегодня целые общества хотят дистанцироваться по отношению к священному. Мы живем в десакрализованной истории. Разумеется, человек не сводится к восстанию. Но присущие современной истории споры побуждают нас признать, что бунт – одно из основных человеческих измерений. Это наша историческая реальность. Если не хочешь бежать от действительности, нужно найти в ней человеческие ценности. Можно ли вдали от священного и абсолютных ценностей выработать правила поведения? Этот вопрос ставит бунт.

В нашем повседневном опыте бунт играет ту же роль, что «cogitо» для хода мыслей: это первая очевидность. Но эта очевидность освобождает человека от одиночества. Это то общее, на чем основана общечеловеческая первоценность. Я бунтую, значит, мы существуем.

Камю А. Бунтующий человек // Человек и его ценности.
Ч. I. М.: ИФАН, 1988. С. 90-98.

Есть лишь одна по-настоящему серьёзная философская проблема – проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы её прожить, значит – ответить на фундаментальный вопрос философии. Всё остальное – имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями – второстепенно…

Предметом моего эссе является как раз эта связь между абсурдом и самоубийством, выяснение того, в какой мере самоубийство есть исход абсурда.

Уклонение от смерти – это надежда. Надежда на жизнь иную, которую требуется «заслужить», либо уловки тех, кто живет не для самой жизни, ради какой-нибудь великой цели, превосходящей и возвышающей жизнь, наделяющей её смыслом и предающей её….

Чувство абсурдности поджидает нас на каждом углу. Это чувство неуловимо в своей скорбной наготе, в тусклом свете своей атмосферы. Заслуживает внимания сама эта неуловимость.

О смерти всё уже сказано, и приличия требуют сохранять здесь патетический тон. Но что удивительно: все живут так, словно «ничего не знают». Дело в том, что у нас нет опыта смерти. Испытанным, в полном смысле слова, является лишь то, что пережито, осознано. У нас есть опыт смерти других, но это всего лишь суррогат, он поверхностен и не слишком нас убеждает…

В стремлении понять реальность разум удовлетворён лишь в том случае, когда ему удаётся свести её к мышлению. Если бы человек мог признать, что и Вселенная способна любить его и страдать, он бы смирился. Если бы мышление открыло в изменчивых контурах феноменов вечные отношения, к которым сводились бы сами феномены, а сами отношения резюмировались каким-то единственным принципом, то миф о блаженстве показался бы жалкой подделкой. Разум отвергает всеединство, но этим утверждением доказывает существование различия и многообразия, которые пытался преодолеть…

Я говорил, что мир абсурден, но это сказано чересчур поспешно. Сам по себе мир просто неразумен, и это всё, что о нём можно сказать. Абсурдно столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности, зов которого отдаётся в самых глубинах человеческой души. Абсурд равно зависит и от человека, и от мира. Пока он – единственная связь между ними.

С точки зрения интеллекта я могу сказать, что абсурд не в человеке (если подобная метафора вообще имеет смысл) и не в мире, но в их совместном присутствии. Пока это единственная связь между ними. Если держаться очевидного, то я знаю, чего хочет человек, знаю, что ему предлагает мир, а теперь еще могу сказать, что их объединяет.

Непосредственное следствие есть одновременно и правило метода. Первой в этом отношении характеристикой является неделимость: уничтожить один из терминов триады – значит, уничтожить всю её целиком. Помимо человеческого ума нет абсурда. Следовательно, вместе со смертью исчезает и абсурд, как и всё остальное, но абсурда нет и вне мира. На основании данного элементарного критерия я могу считать понятие абсурда существенно важным и полагать его в качестве первой истины. Так возникает первое правило вышеупомянутого метода: если я считаю нечто истинным, я должен его сохранить. Если я намерен решить какую-то проблему, то мое решение не должно уничтожать одну из её сторон. Абсурд для меня единственная данность. Проблема в том, как выйти из него, а также в том, выводится ли с необходимостью из абсурда самоубийство. Первым, и по сути дела единственным, условием моего исследования является сохранение того, что меня уничтожает, последовательное соблюдение всего того, что я считаю сущностью абсурда. Я определил бы её как противостояние и непрерывную борьбу.

Предпринятое в данном эссе рассуждение совершенно чуждо наиболее распространённой в наш просвещенный век установке духа: той, что опирается на принцип всеобщей разумности и нацелена на объяснение мира. Нетрудно объяснить мир, если заранее известно, что он объясним. Эта установка сама по себе законна, но не представляет интереса для нашего рассуждения. Мы рассматриваем логику сознания, исходящего из философии, полагающей мир бессмысленным, но, в конце концов, обнаруживающего в мире и смысл, и основание. Пафоса больше в том случае, когда мы имеем дело с религиозным подходом: это видно хотя бы по значимости для последнего темы иррационального. Но самым парадоксальным и знаменательным является подход, который придает разумные основания миру, вначале считавшемуся лишенным руководящего принципа….

Итак, я вывожу из абсурда три следствия, каковыми являются мой бунт, моя свобода и моя страсть. Одной лишь игрой сознания я превращаю в правило жизни то, что было приглашением к смерти, и отвергаю самоубийство. Конечно, я понимаю, каким будет глухой отзвук этого решения на протяжении всех последующих дней моей жизни. Но мне остается сказать лишь одно: это неизбежно.

Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Сумерки богов. М.: ИПЛ, 1989. С. 223, 225-228, 231-233, 235-236, 242-243, 251, 267.

Сартр Жан Поль (1905-1980), французский философ и писатель, крупнейший представитель атеистического экзистенциализма. В 1964 году отказался от присуждения ему Нобелевской премии.

Основные сочинения: «Трансцендентность Эго» (1934), «Воображение» (1936), «Эскиз теории эмоций» (1939), «Воображаемое» (1940), «Бытие и ничто» (1943), «Тошнота» (1938), «Дороги свободы» (1945-49), «Дьявол и господь бог» (1951), «Критика диалектического разума» (1960).

Одним философия кажется гомогенной средой: там рождаются мысли и там же они умирают, там создаются системы, чтобы там же прийти в негодность и рухнуть. Другие считают её некоторой позицией, которую мы якобы всегда свободно занимаем. Третьи – определенной сферой культуры. На наш взгляд, такой философии нет, в той форме, в какой её ценят и уважают, эта тень науки, и серый кардинал человечества оказывается всего лишь гипостазированной абстракцией. Фактически имеется много философий. Или, поскольку живая среди них всегда не более чем одна, скорее так – в некоторых, строго определенных обстоятельствах, для выражения основного движения общества конституируется единственная философия, которая, пока жива, как раз и служит культурной средой для современников. Этот приводящий в замешательство объект одновременно обнаруживается в существенно различных аспектах, которые он же постоянно унифицирует.

Прежде всего – это определённый способ обретения самосознания «поднимающимся» классом; …. подобное сознание может быть ясным или смутным, прямым или косвенным: во времена дворянства буржуазия юристов, коммерсантов и банкиров уловила кое-что о себе самой с помощью картезианства; спустя полтора века, в эпоху первоначальной индустриализации, буржуазия фабрикантов, инженеров и учёных обнаружила себя в образе универсального человека, который предлагало ей кантианство.

Но чтобы быть подлинно философским, это зеркало должно представлять собой тотальность современного ему Знания: философ осуществляет унификацию всех знаний, руководствуясь некоторыми направляющими схемами, которые выражают позиции и технику восходящего класса по отношению к своей эпохе и миру. А когда детали этого Знания будут одна за другой оспорены и низвергнуты прогрессом просвещения, останется в виде недифференцированного содержания их совокупность: после того как знания эти были связаны принципами, они, раздавленные и почти не поддающиеся расшифровке, будут в свою очередь связывать уже сами принципы. …

Практична любая философия, даже та, которая поначалу кажется наиболее созерцательной, метод же есть социальное и политическое оружие. …

Таким образом, философия эффективна, пока жива породившая и несущая её практика, которую первая проясняет, но философия преобразуется, теряет свою уникальность, лишается исходного и устаревшего содержания в той самой мере, в какой она мало-помалу проникает в массы, чтобы в них и через них стать коллективным орудием эмансипации…..

Если философия должна одновременно быть знанием, методом, регулятивной Идеей, наступательным оружием и языковым сообществом, если это «видение мира» к тому же ещё разъедает и подтачивает общество, если взгляды одного или нескольких людей становятся культурой, а иногда и природой целого класса, то вполне понятно, что эпохи созидания философии достаточно редки. Между XVII и XX вв. я вижу лишь три таких «момента», которые и обозначу знаменитыми именами Декарта и Локка, Канта и Гегеля и, наконец, Маркса. Три этих философии, каждая в своё время, становятся питательной средой любой частной мысли и горизонтом всей культуры; они непреодолимы до тех пор, пока не преодолен выражаемый ими момент истории.

Сартр Ж.-П. Марксизм и экзистенциализм // Вестник МГУ, 1990. № 6. С. 55-56, 58-63.

[Сущность философии экзистенциализма]

Атеистический экзистенциализм учит, что если даже бога нет, то есть, по крайней мере, одно бытие, у которого существование предшествует сущности, бытие, которое существует прежде, чем его можно определить каким-нибудь понятием, и этим бытием является человек, или, по Хайдеггеру, человеческая реальность. Что означает: «существование предшествует сущности»? Это означает, что человек сначала существует, встречается, появляется в мире и только потом он определяется.

Для экзистенциалиста человек потому не поддаётся определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причем таким человеком, каким он сделает себя сам. Таким образом, нет никакой природы человека, как нет бога, который бы его задумал. Человек просто существует, и он не только такой, каким себя представляет, но такой, каким он хочет стать …. он есть лишь то, что сам из себя делает. Таков первый принцип экзистенциализма.

Мы хотим сказать, что человек прежде всего существует, что человек – существо, которое устремлено к будущему и сознает, что оно проецирует себя в будущее. Человек – это прежде всего проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста. … Человек станет таким, каков его проект бытия. Не таким, каким он пожелает. Под желанием мы обычно понимаем сознательное решение, которое у большинства людей проявляется уже после того, как они из себя что-то сделали. Я могу иметь желание вступить в партию, написать книгу, жениться, однако всё это лишь проявление более первоначального, более спонтанного выбора, чем тот, который обычно называют волей. Но если существование действительно предшествует сущности, то человек ответственен за то, что он есть. Таким образом, первым делом экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование.

Сартр К.-П. Экзистенциализм – это гуманизм // Сумерки богов. М.: ИПЛ, 1989. С. 322-323.

[О свободе и ответственности]

Но когда мы говорим, что человек ответствен, то это не означает, что он ответствен только за свою индивидуальность. Он отвечает за всех людей…

Субъективизм означает, с одной стороны, что индивидуальный субъект сам себя выбирает, а с другой стороны, – что человек не может выйти за пределы человеческой субъективности. Именно второй смысл и есть глубокий смысл экзистенциализма. Когда мы говорим, что человек сам себя выбирает, мы имеем в виду, что каждый из нас выбирает себя, мы выбираем всех людей. Действительно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, должен быть. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем, – всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех. … Наша ответственность гораздо больше, чем мы могли бы предполагать, так как распространяется на всё человечество.

Если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма, человек свободен, человек – это свобода…

Человек осужден быть свободным, осужден, потому что не сам себя создал; и всё-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за всё, что делает.

Свобода не может быть понята и описана как обособленная способность человеческой души. Мы старались определить человека как бытие, обусловливающее появление ничто, и это бытие явилось нам как свобода. Таким образом, свобода – как условие, необходимое для нигилирования ничто, – не может быть отнесена к числу свойств, характеризующих сущность бытия человека.

Существование человека относится к его сущности иначе, чем существование вещей мира к их сущности. Свобода человека предшествует его сущности, она есть условие, благодаря которому последняя становится возможной, сущность бытия человека подвешена к его свободе. Итак, то, что мы называем свободой, неотличимо от бытия «человеческой реальности». О человеке нельзя сказать, что он сначала есть, а затем – он свободен: между бытием человека и его «свободобытием» нет разницы.

Сартр Ж.-П. Бытие и ничто // Человек и его ценности. Ч. I.

М.: ИФАН, 1988. С. 98-99.

Феноменология– одно из ведущих философских направлений ХХ в. Основная тема – взаимодействие сознания и окружающего его мира вещей. Концепция сознания и мира строится на основе концепции интенциональности. Мир раскрывается во взаимодействии, – конструировании системы переживаний, посредством которых существует мир. Ведущий представитель – Э. Гуссерль.

ГуссерльЭдмунд (1859-1938), немецкий философ, основатель феноменологии как науки о «феноменах сознания». Стремился превратить философию в «строгую науку» посредством феноменологического метода («Логические исследования»). В дальнейшем обратился к идее «жизненного мира» как изначальному социально-культурному опыту, сближаясь с философией жизни. Оказал влияние на экзистенциализм, философскую антропологию.