Ребёнком я пытался жить нормально, не смотря ни на что, но это было трудно.

Я пытался быть общительным. Быть как все. И у меня получалось. Но, как я уже говорил, каждый раз, как я начинал привыкать и заводить друзей — БУМ! Мы снова переезжаем. Когда тебя переводят в новую школу, знаете каково это — это хреново. Ты никого не знаешь, приходится начинать заново и узнавать всех. Недавно я попытался вспомнить все школы, в которые я ходит. Список оказался длинным, и я не думаю, что он был полным. Меня это расстраивало. Раньше я думал, что провалить экзамены столько раз, сколько я было по моей вине. Но оглядываясь назад, задумываешься, а моя ли?
Заводить новых друзей каждые пару месяцев — это нелегко для любого ребенка, и это было особенно трудно для меня, потому что я был тихоней. Застенчивым. Меня избивали, из носа шла кровь, иногда из уха. Таким был Маршалл Мэттерс. Никогда не был общительным. Никогда не имел много друзей. Что расходится с образом, который я вкладываю в музыку, который выскажет вам все в лицо: мнения и подобную хрень. Такой есть Eminem. Правда в том, что я никогда.не чувствовал себя ужившимся.
Мы переехали в Уоррен, что за Детройтом, мне было около 14 лет. Мы жили у бабушки на Timken Street, потому что нам было негде жить, а она не брала с нас платы. Там я пошел в школу Lincoln в пригороде. Я учился там часть седьмого и весь восьмой класс. Самый долгий срок в одной школе. Там я встретил много ассирийских ребят, они стали моими первыми настоящими друзьями. Было несколько черных детей, но в основном там были белые и ассиршщы — христианские иракцы, приехавшие в Детройт (Кое что чумное о Детройте: Саддам Хуссейн получил ключ от города в 1980 году. Он выделил кучу денег ассирийской церкви и так получил доступ к городу).
К тому времени, когда я должен был идти в 9-ый класс, мы переехали в восточную часть Детройта. И моих друзей уже не было со мной в средней школе, средняя школа — самый важный переход в жизни. Я виню себя, потому что я мог пойти в школу Osborn вместо этого, но я не пошел.

Когда растешь вот так, все время переезжая и никогда не вписываясь никуда, к тебе вечно цепляются, это делает тебя злым. Просто делает. Особенно, когда думаешь о прошлом. Поэтому я пытаюсь оградиться.
Иногда мама давала мне деньги, чтобы я купил ей сигарет. Она давала четыре бакса на Winston Lights 100s, и я воровал сигареты, а деньги оставлял себе, чтобы купить обед. Я был в списке тех, кого бесплатно кормили в школе, потому что мы всегда были на соцобеспечении, что было стыдно. Большинство моих друзей были в списке бесплатников, и они подтвердят, как плохо это было. Самое худшее — когда за тобой стояла хорошенькая девчонка или один из футболистов. Раньше я боялся этих парней, потому что они были больше меня и тусовались по несколько человек. Итак, ты в начале очереди и ты должен сказать «Я в списке бесплатников» какой-то старой женщине, которая почти не видит. У нее еще и очки были кривые. Говоришь: «Моя фамилия Мэттерс». И эта старушка, также плохо слышащая, кричит: «А, ТЫ В СПИСКЕ БЕСПЛАТНИКОВ, ДОРОГУША?» Снова посмотрит и опять: «Я НЕ… Я НЕ НАХОЖУ ТЕБЯ. ЕЩЕ РАЗ, КАК ТВОЕ ИМЯ? МЭТТЕРС?» И так в каждой школе, в которую я ходил. Поэтому, когда я, редко, мог купить себе обед, я чувствовал гордость.
Черт, когда мне было 17 лет, время было трудное: по нескольким причинам я не жил дома, иногда я оставался в доме матери Пру фа и спал на диване. Другой раз оставался в доме матери Ким. В основном ситуация была таковой, что приходилось идти туда, где бы влез. Но я всегда что-нибудь как-нибудь придумывал.
Такая же ситуация была, когда Хэйли родилась -мы с Ким пытались протянуть от одного дня к другому.

Мы были так молоды и боролись изо всех сил Я работал на фабрике, где где я подметал полы и мыл технику минеральными спиртосодержащими материалами, которые ничерта не полезны — очень токсичны. Я делал все: от обдувки песком и мытья полов до приготовления блюд на маленькой кухне — все, что могло принести денег. Все.
Я начинял бургеры и убиратся так, что вы никогда не поверите. Я был как мэр МакЧиз {Mayor McCheese) с механическими руками, идеально подходивший для уборки, уборки и еще раз уборки. Держать Хэйли было легко, потому что мои руки окрепли от начинки бургеров и уборки. Семья Ким помогала нам, что было замечательно. Но в основном мы с Ким усердно трудились. Очень усердно.
Мы не могли позволить себе жить в каком-нибудь хорошем местечке, да мы едва могли себе позволить жить в тех засраных домах, в которых мы жили, поэтому нас вечно выселяли. Я пытался читать рэп, ходить в Hip Hop Shop и всякое такое — мы даже не могли позволить себе бензин, чтобы ездить на работу.
Нас постоянно грабили, но мы привыкли к этому и наловчились. Когда кто-нибудь грабил дом, они заворачивали все в одеяло и оставляли где-нибудь в переулке, а позже забирали. Поэтому мы шли в переулок и забирали все наше барахло обратно. Как-то мы зашли в ломбард и нашли там наш телевизор. Мы брали черный маркер и оставляли маленькую метку на нем, так мы знали, что это наш телевизор.

Когда тебя грабят в одном доме пять раз — и чувак чувствует себя настолько комфортно, грабя твой дом, что снимает куртку, оставляя ее на диване, и делает себе сэндвич с желе и ореховым маслом — кое-что понимаешь. Мы спали на полу с Ким и Хэйли в ожидании, когда он покажется.
В тот раз, когда мы приехали домой, мы услышали шум, будто рота солдат бежала по лестнице, и мы выбежали на улицу. Хэйли все еще была пристегнута в своем кресле в машине, я сел на газон, потому что не знал, что делать. Парень выбежал из подъезда, было похоже, что у него в руке была отвертка, и я погнался за ним. Но когда он повернулся, я увидел, что он держал наш разделочный нож, поэтому я побежал назад в дом. Единственное, что я нашел, была сковородка, и я взял ее. Я пошел искать его по кварталу, он перелез через забор и убежал. Вот когда я и сменил сковородку под диваном на маленький пистолет 25-ого калибра. Я так и не поймал этого чувака.
Один раз Ким так испугалась, что отвезла ребенка к маме. Я был в Атланте с Bizarre, Ким позвонила и сказала, что парень ограбил дом в четвертый раз и что мне нужно немедленно вернуться. Ей было страшно оставаться там одной, и я не виню ее.
В то время был такой момент, когда я почти сломался. Было трудно. Хуже всего было на Рождество. Я рассказываю об этом в «Mockingbird»: «Мама завернула Рождественские подарки и положила под ежу, / И сказала, что часть из них от меня, / Потому что Папа не мог купить их». Я никогда не забуду то Рождество. Я всю ночь просидел плача. Когда я слушаю эту песню, даже сейчас я могу пустить слезу. Или две. Или три. Каждое слово в песне правда.

Это была ситуация, типа «У меня есть маленькая дочка, и, знаете, она для меня все». Тогда я просто знал, что должен действовать. Рождество теперь у нас совсем другое, Спасибо, Иисус. Аллах. Будда. Боже. От всего сердца спасибо тебе.
В принципе, жизни моих девочек стабильны. Они живут в одном доме (ну, в двух, если считать дом Ким), они ходят в одну школу и получают любовь и поддержку от обоих родителей. У нас с Ким есть разногласия, конечно, но между нами сейчас все хорошо. Я не уезжаю из дома так часто, как раньше, но если приходиться — она охраняет крепость, и она делает огромную работу. Здорово, что мы смогли придти к пониманию. Это большой источник стресса, и я рад, что он теперь позади.
Я стараюсь научить своих девочек быть ответственными и обязательными. Они не живут в понятии «все нахаляву». У них есть обязанности по дому. Когда они вырастут, пойдут на работу и узнают, что значит зарабатывать. Конечно всегда будет страхующая сетка — я всегда буду им помогать — но я хочу помогать им, делающим многое самим. Стремлюсь к этому. Они хорошие дети, и я говорю это не только потому, что они мои. Дети есть дети, и, да, мои тоже иногда не слушаются и бывают наказаны. Они спускают меня на землю. Серьезно. И они заставляют меня смеяться. Eminem — обеспокоенный и воспитывающий родитель. Не ожидали, а?
Я забочусь об их защите и стараюсь изо всех сил оградить их от мерзких вещей, которые делал или говорил. Уитни еще мала, чтобы понять мою татуировку «Rot in Pieces» {Разлагайся на части), поэтому я никогда не хожу по дому с голым торсом. Однажды у девочек было много друзей в гостях, а в десятичасовых новостях говорили про то, что Eminem оскорбил какого-то парня. Я пытаюсь переключить на другой канал, чтобы дети не слышали, но один из них услышал и привел остальных. Они толпятся у телевизора, а я пытаюсь спрыгнуть и говорю: «То, что Папа сделал, нехорошо. Это не Папа!»
Иногда я беспокоюсь о том, что они подумают о моих текстах, когда вырастут. Я же не могу ограждать их все время. Люди говорили, что мои песни содержат действительно женоненавистнические тексты. В большинстве раннюю злобу, идущую из моих отношений с Ким. Мы ссорились и расставались, а писал песню вроде «На хер сучек, я ненавижу их всех». А Ким я объяснял, что это я чувствовал в тот момент. Так что она не поднимала скандалов по поводу выпуска этих песен. В основном песни описывали наши отношения, но я всегда примешивал немного другого из опыта с кем-то еще. Ким понимала, а я не думал: «Блядь, мои дети вырастут и услышат это». Я быстро понял, что придет время и дети поумнеют. Когда у моих девочек наступит этот день, я скажу им, что когда Папа злился на Маму, он писал песню, что это была моя отдушина.
Этот день наступит, наверно, уже скоро. Черт, может он уже наступил. Хэйли сейчас в седьмом классе. Когда она хочет что-то сделать и сама прикладывает усилия, она это делает. Странно видеть это в ней, потому что это так сильно напоминает мне меня. Я бы никогда не пожелал славы ни одной из них.
У нас в доме в ходу эта шутка, я говорю Хэйли: «Что ж, если ты хочешь танцевать, танцуй. Но когда дорастешь до определенного возраста, ты бросишь, потому что ты не должна быть знаменитой».

Хэйли родилась не так давно. Если приглядеться, можно увидеть, что мои волосы еше темные и я в футболке из Hip Hop Shop.

Папа, Когда ты вернулся домой сегодня ночью, Наш круг замкнулся. Я чувствовала себя защищенной, когда ты накрыл меня И поцеловал меня в щеку. Сказка, молитва, потом свет выключен, Потом вы с Мамой закрыт дверь, И я пыталась услышать ваш шепот, Пока мои глаза не закрылись. Я Благодарю Бога за то, что он осветич меня Своей божественностью свыше, Сделав тебя моим Папой, За то, что ты наполнил мою Жизнь. С чюбовью.

Я стараюсь защищать их личную жизнь как могу, и, поверьте, это сложно. Имя Хэйли знают большинство, но сможете ли вы найти ее в очереди? Нет. Она как образ в моих текстах. Когда ты знаменит, каждая сделанная тобой мелочь вроде как становится достоянием общественности. И когда мы с детьми пытаемся делать обычные вещи, это может превратиться в цирк. В наше время, со всеми этими камерами в телефонах и прочей херней, я как параноик. Фотографируйте меня сколько, блядь, угодно, только не щелкайте детей. Я хочу, чтобы они могли делать обычные вещи и заниматься своей деятельность настолько обыкновенно, насколько это возможно.

ДАМЫ И ГОСПОДА, РАСТИТЬ ДЕТЕЙ НЕ ПРОСТО!
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ДЕЛАТЬ ЭТО ДОМА БЕЗ ПРИСМОТРА РОДИТЕЛЕЙ.

Серьезно, это сложная задача — растить их. Я родитель-одиночка, который сотрудничает с другим родителем-одиночкой — Ким. У нас хорошая команда, и отношения между нашими семьями проходят плавно. Они стали привычной реальностью для детей. Моя роль папы важней роли в 8 Миле или моей роли эмси. Но я никогда не забуду о майке, рифмах и своих рассказах. Папа Хэйли все равно лучший рэпер, чем ваш папа.

Часть 8: Всё, что я знаю — продолжение.

В РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ РЭП-ЭТО ВСЕ,
ЧТО Я УМЕЮ ДЕЛАТЬ ХОРОШО.

Мне очень нравится фильм «Человек дождя», отсюда и появилась песня «Rain Мап». Название песни пришло ко мне в кабине для записи — оно даже не было записано на бумаге. Я просто сказал: «Человек дождя». Я хотел сказать, что все, что я умею делать хорошо -рэп. Я могу сесть в машину и ил ехать, но я не знаю, как куда попасть. Я не знаю, ни северного, ни южного, ни восточного, ни западного районов. Я практически несведущий в направлениях. В песне идет так: «Не знаю как по-другому, это единственное, в чем я хорош». И это правда. Я вечно теряю свои ключи, права. Когда я ездил в Нью-Йорк с концертами, я мог выйти из метро и оказаться в 14 кварталах от места назначения.

Когда я начал работу над Encore, я был в растрепанных чувствах. Несколько моих невыпущенных песен утекли в массы — «Bully», «Love You Моге», «We as Americans». Эти песни оказались в Интернете, поэтому мне пришлось начинать сначала. Мы решили записываться в Орландо, потому что было лето, а это было бы хорошим местом для детей — Dre и моих. Я приехал туда ни с чем, не было даже концепции. Была лишь строка «You find me offensive / I find you offensive)) {Ты находишь, что я тебя обижаю / Я нахожу, что ты меня обижаешь} у меня в голове, у меня не было ни малейшего понятия, куда все пойдет от нее.
В Орландо мы работали на студии Лу Пирлмана {Lou Pearlman) — что прикольно, ведь он продвигал все те бойбэнды типа Backstreet Boys и N’Sync. Мы с Dre написали 16 песен, взяли 11 из них. Каждый раз, как Dre создавал новый бит, я брал его и шел в соседнюю комнату, чтобы писать. Не знаю, что там такое в Орландо, наверное, есть что-то в воде. Порой у нас с Dre бывают моменты засухи, когда он приезжает в Детройт, чтобы поработать со мной, или я еду в Лос Анджелес, чтобы поработать с ним, а чуда так и не происходит. Но в Орландо, как только мы собрались, мы начали, блядь, летать.

Запись Encore напомнила мне о моей самой первой студийной сессии с Dre в 1998 году. Это правда, что Dre слышал мой фристайл на шоу Sway and Tech «The Wake-up Show», но он даже не думал, что станет моим продюсером, до того как Джимми Айвин дал ему послушать мою кассету The Slim Shady ЕР. Когда мы с Dre в итоге приступили к делу, мы записали «Му Name Is» и еще два трека в первый день в студии, и все
происходило моментально. Не думаю, что я много спал в первые три недели, пока готовил The Slim Shady LP, все, что я делал — писал. Я не спал всю ночь, писав куплеты для «Му Name Is», а на следующий день пришел и записал. Когда я закончил запись, Dre отклонился на спинку кресла и поднял руки. Он начал хлопать, и я подумал: «Охре-неть! Это Dre так реагирует на то, что я сделал».
Первый раз, когда Dre поставил мне зачет за мой полный продакшн, было за «The Way I Am». Я был очень рад. «The Way I Am» была моим возмущением на то, что Interscope просила написать еще одну попсовую песенку для масс. Изначально я думал, что «Who Knew» будет первым синглом с The Marshall Mathers LP. Мы с Dre думали, что альбом готов. Но потом на лэйбле захотели, чтобы я полетел обратно и подумал еще над парой треков. В самолете у меня в голове крутился этот проигрыш на пианино, и я хотел под него зачитать. Так я решил зачитать в этом стиле. Я попробовал обычный бит, но рифмы просто не шли с ним, не подходили.
Потом Dre объяснил мне, что многое из того, что я делал, называлось продюсированием. Я шел к Братьям Басе и напевал что-то им, но я не мог сыграть это. Чему научил меня Dre — это то, что даже просто бубня себе басовую линию, ты уже пишешь музыку.
Работа с Dre действительно помогла мне понять широкий диапазон студии — сколько возможностей в ней, когда задействуешь все устройства и безделушки. Когда знаешь, что это и для чего, инструменты становятся продолжением твоего мозга. В студии с Dre я был как губка, впитывая все трюки ремесла. Я хотел все, что мог получить у него: «Dre, можно взять ту старую ударную установку, которой ты больше не пользуешься?»
Когда находишься в студии Dre, тобой овладевает чувство истории — истории, которую он сделал — и это вдохновляет тебя еще больше делать исторических вещей. Работая с этим человеком, нужно ко многому тянуться. У меня до сих пор есть это чувство, которое возникло, когда я первый раз с ним работал. Он знает, как предельно развить мои идеи. Он видит креативность во мне, даже когда я не пытаюсь быть креативным, и он знает как заставить меня выложить все это в майк.
Dre также показал мне, как делать с моим голосом такое, что я даже не знал, что могу. С ним я кричал в студии! Помню, когда записывали припев для «Role Model», я кричал «Don’t you want to grow up to be just like те?» {He хотите вырасти и стать таким как я? } Горло болело, a Dre все равно: «Еще раз. Давай еще раз». И так мы делали для нескольких треков сразу. Если послушать «Kim», где я кричу, можно услышать влияние «Role Model».
Я всегда хотел делать собственные биты. У меня есть мечта стать достаточно хорошим в этом, чтобы ко времени, когда я больше не буду хотеть читать рэп, я мог продюсировать. Все знают, что невозможно читать рэп вечно. Как только я получил одобрение Dre, я начал продюсировать. Иногда я предпочитаю работать в студии как продюсер. Работа с новыми артистами и наблюдение за их процессом дает вдохновение. Так как я был там, где сейчас они, я могу помочь им, когда они спотыкаются. Я могу посмотреть им в глаза, увидеть, где они ошибаются, и полностью понять, что нужно, чтобы вернуть их обратно на трек: или помочь заполнить пробелы текстом, или изменить что-то в миксе, чтобы слова не закрывались звуком. Это хип-хоп: музыка помогает подчеркнуть слова.
Когда я работаю в роли продюсера, как с 50 Cent, Obie Trice’oM или Cashis’oM, я работаю с каждым артистом по-разному. Базовая рутина — это начать создавать бит. Здесь подвох для меня, как исполнителя: музыка, которую я создавал, бывало, так мне нравилась, что я очень сильно хотел оставить ее для себя. Все, что я даю исполнителям, с которыми работаю, должно быть таким, чтобы я сам хотел зачитать под это. Я бы не стал давать им то, что не хотел бы оставить себе.
В первый раз я сам подошел к 50 Cent в клубе в Лос Анджелесе. Все время говорил только я. Существует какая-то загадка, страх вокруг 50. Он говорил мне, что иногда, когда он идет на собрания управления, ему приходится улыбаться, чтобы люди чувствовали себя спокойно. 50 потрясающий политикан, и когда он говорит, он великолепен. Он один из моих любимых лириков. Одна из моих любимых строк из его текстов — из «Hate It or Love It»: «Проснулся следующим утром, ни-геры украли мой велик». Она погружает в историю. Его тексты дают тебе мысленно увидеть, какая жизнь была у этого парня.
50 идеалист. В этом мы похожи. Каждое слово должно быть идеальным или я все брошу. Но, в крайнем случае, можно все исправить в студии. Если же ты с лажал на выступлении, перед публикой, придется попытаться отшутиться. Даже сегодня, если я выступаю и запорю одно или два слова в строке, я буду сидеть и думать об этом всю ночь и следующий день до следующего выступления. Будучи таким идеалистом, я ненавижу лажать и пару слов.

Я мимолетно встречался с 50 однажды раньше на Lyricist Lounge в Нью-Йорке. Я думаю это было где-то в 98-ом.

В процессе записи альбома Cashis’a, у меня был один бит, который я хотел оставить для себя. Но Cashis был в ударе. Я подумал, надо посмотреть, что он с ним сделает. И он просто разнес бит. Он взял тот бит и съел его на хер. Слава богу, я не оставил его себе.

Моя первая официальная работа в качестве продюсера на своем лейбле была для D12. Люди воспринимают D12 как попсовую рэп-группу, но это лишь потому, что я вел их в этом направлении на нескольких синглах, типа «Му Band». Если послушать тексты пары первых треков с D12 World, становится ясным, что они далеко не попсовые. Пруф раньше записывал микстейпы и говорил: «НЕ ДУМАЙ, ЧТО ЕСЛИ МЫ ДЕЛАЕМ МУЗЫКУ ДЛЯ МАСС, ТЫ НЕ ПОПАДЕШЬ В ЗАМЕС».
Когда я первый раз встретил Swift’а, он был в центре драки, избивал какого-то чувака. Разумеется, мы записывали песни больше с попсовым уклоном — если бы мы делали лишь гангстерские записи, с белым парнем на переднем плане, все бы воспринималось не совсем верно. Поэтому пришлось заставить их адаптироваться к моему стилю. Все сходилось в том, что я уже продал записи, и они хотели продать записи. Но вы будете удивлены. У этих парней есть свои имена на улице.

Это я, 50 и Dre на Shady National Convention. Я адски нервничал. Я много был на студни, и это было мое возвращение на публику. Первые два-три выхода действуют на нервы, пока это снова не впадает в русло, где ты уже привык — свет, камеры, люди. Когда записываешь свою пластинку, мозг настроен совсем по-другому, нежели когда ее продвигаешь. От меня ждут, что я буду смешным и нацеленным на все. Тогда, я помню, я был не совсем на все нацелен.

Порой я задаюсь вопросом: что если я уже достиг своего лирического пика, если смогу забраться на вершину всего, что уже сделал — смогу ли я стать еще лучше? Но дело в том, что чем лучше я становлюсь в продакшене, тем больший вызов себе бросаю. Если я делаю новый бит, совсем другой, меня он больше заинтересовывает, чтобы увидеть смогу ли сделать что-то другое в плане текста.
Знаете, что Jay-Z не записывает ничего, а просто идет в кабину для записи и читает? Timbaland рассказал мне о работе с ним. Jay просто идет в кабину и говорит: «Так, дай-ка подумать минуту. Отлично, пиши это». Говорит две строки и останавливается. «Хорошо, дай мне минуту. Так, пиши это». Раньше я не верил, что это возможно. Мне было трудно поверить, что Jay, читая рифмы такого калибра, каким-либо путем мог придумывать их с ходу. А потом я увидел, как наш исполнитель Cashis так делает. Это удивительный метод. Спрашиваешь, как, блядь, он так быстро их пишет?
Иногда я могу войти в такую полосу, когда я пишу действительно быстро. За последнее время я записал много песен, имея в голове лишь пару строк, я начинал фристайл. Но лучшее из моего делается, когда я сажусь и трачу какое-то время на написание. Я не задаю себе вопросов. Большинство моих песен начинаются со случайных мыслей. В голове рождается строка и БУМ. Одна эта строка выливается в целую песню.
Редко я могу сесть с намерением написать рифму и написать ее. Но когда у меня есть идея, я должен записать ее на первом попавшемся обрывке бумаги: я должен записать идею на бумаге прямо там и тогда, иначе я ее потеряю. Иногда я просматриваю свои старые листы с текстами и не понимаю, как в итоге все пришло к прочитанным строкам. Я могу записать идею, а в песне она окажется годами позднее. Я стараюсь сохранять ряды схем рифмы, раньше я копировал те, которые мне нравились с одного листа на другой. Потом я брал бумажки в кабину и шел по всей странице.
Мне говорили другие рэперы, которых я сильно уважаю, что я первый человек, который собирал слова, что не должны даже рифмоваться — где я перевернул способы произношения. Например, «Look at the store clerk, he’s older than George Burns». «Store clerk» и «George Burns» не рифмуются, технически. Или, «I laugh at the sight of death as I fall down a flight of steps and land inside a bed of spider webs». Эти слова не рифмуются, но если правильно их произнести, тогда да. Некоторые коты в игре поднялись на этом. К примеру, «working ball» и «jerking off». Лишь слоги «ur» и «aw», понимаете о чем я?
Иногда идеи никуда не приводят. Я смотрел на один из своих старых листков, на котором просто было написано «Criminal individual push» {Преступный толчок личности). Не знаю, что это значит. Наверно, я просто пытался придумать рифму и остановился на половине мысли. Но я скрупулезно подхожу к тому, что собираюсь срифмовать. Я бы не стал рифмовать «throat culture» с «black vulture», потому что «throat» и «Ыаск» не рифмуются. Можно было бы срифмовать «coat vulture» и «throat culture». Или «an occult vulture»? «Cult vulture)), «throat culture». Я просто играюсь с вами.

Мое написание сильно пострадало после смерти дяди Ронни, когда мне было 19 лет. На целый год я охладел. А потом, когда снова начал писать, следующим, что повергло меня в кризис, был Treach из Naughty by Nature. Он был настолько хорош, что я решил положить майк. Меня просто снесло его навыками. Treach одни из самых незамеченных рэперов. Тогда я хотел быть лучшим. А если я не мог быть лучшим, в чем был смысл читать рэп?
Когда я, в конце концов, перестал беспокоиться и вернулся в лабораторию, первая настоящая песня, которую я написал, была о Ронни. Она была названа «Troublemaker» {Создающий проблемы). Я зачитал как он. Мне казалось, что к нему всю жизнь относились, как к создающему проблемы, поэтому у него, вроде, и не было другого выбора, кроме как оправдать ожидания всех.

Как по мне, музыка уже не та, что раньше, особенно в то время, когда выбился 50 Cent. Теперь, когда альбомы крадут и выкладывают в Интернете, падают цифры продаж, задаешься вопросом: «А за каким хером мы это делаем?» Nas говорил, что хип-хоп умер. Я не думаю, что он умер. Он просто в застое. Лирикой определенно в застое. Во многих вещах, выпускаемых в наши дни, упрощенные тексты.
Музыка — такая же работа, как и остальные. Люди думают, что если ты делаешь музыку, автоматически становишься богатым, а это не так.
Вся индустрия поменялась, и у меня нет ни малейшего понятия, куда она направляется. Всегда ли люди будут хотеть музыки — нет, людям всегда будет нужна музыка. Что означает: всегда найдётся место для меня в этой игре. Как эмси или продюсер, или, кто знает, делать саундтрекп к фильмам. Будь я чьим-то любимым рэпером или нет, или считают меня одним из лучших или одним из самых наполовину старавшихся, неважно кем — я один из самых личностных рэперов. Вот почему люди находят отношение ко мне, потому что они чувствуют, что я показываю многое о себе. Вот почему, случайные люди, как водители такси, например, называют меня «Маршалл». А причина, по которой я выложил так много о себе: в первую очередь, потому что я и не знал, что буду так знаменит. Понятия не имел, ни, блядь, малейшего. Если бы пришлось опять все это сделать, не знаю, сделал бы я. Но я рад, что моя музыка объединила людей.

Я много сижу дома, потому что не могу пойти куда-либо без сопровождения. Иногда я выхожу лишь для того, чтобы доказать что могу и без него. Я выезжаю из своего района туда, где много людей — людей, которые свободно могут подойти ко мне и попросить автограф или наехать на меня, неважно что. Не то, чтобы я хочу встать посреди ресторана и сказать: «Эй, смотрите на меня!» Если бы вы сидели в комнате, и зашло бы Лохнесское Чудовище — вы бы опешили, стали бы таращиться и тыкать пальцами. Так и на меня реагируют люди — будто я не обычный человек. Так что большую часть времени мне нравится быть вне центра внимания.

Я смотрю много DVD, и я пересматриваю одни и те же так много, что это выводит из себя любого, кто со мной. Иногда я смотрю DVD о Рое Джонсе {Roy Jones}, зная все комментарии наизусть, и начинаю говорить их вместе с комментатором. Рой Джонс, Майк Тайсон [Mike Tyson}, все они — мне нравится возвращаться и пересматривать все еще ближе, изучать все.

Я записываю новый альбом в основном дома. Это все облегчает: нужно только спуститься вниз. Я супер расслаблен. Инженер уже там за несколько часов до меня, настраивает все и работает над нарезками. Как в старые времена, только теперь у меня в подвале побольше всего, чем ржавый четырехтрековый рекордер. Мне тяжело записывать с тех пор, как умер Пруф. И все же у меня сотни песен. Тех, что я делал, чтобы отвлечься — материал для меня и только для меня.
Когда я работаю, я стараюсь, чтобы вокруг не было кучи народу: я не хочу, чтобы кто-нибудь подглядывал за процессом. Быть в студии — это иногда развлечение, но не обязательно. Это работа, это мое ремесло. Если в студии много чуваков, потягивающих косяки и дурачащихся, становится трудно думать и находить верные решения. Итог такой, что кучка накуренных чуваков говорит: «Вот это клевая вещь, Еш!» Или девушки, которые просто хотят быть девушками. Что, конечно, мило. Но не когда я работаю.