Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Долг ВеликоРоссии






 

 

I

 

11 марта

Безобразные выходки киевских и львовских мазепинцев не останутся бесследными. Волна предательства, прокатившаяся по России в виде более или менее наглых украиноманских манифестаций, всколыхнула русское общественное сознание и возбудила вполне уместную тревогу. Опровержения г-на Суковкина, киевского губернатора, едва ли в состоянии рассеять эту тревогу, ибо наперекор опровержениям нашлись десятки киевлян, готовых удостоверить факт преступной демонстрации. Г-н Суковкин как губернатор лицо столь же ответственное, сколь заинтересованное в том, чтобы в его городе не произошло названного чудовищного происшествия. При всей служебной добросовестности он едва ли в состоянии отнестись к данному событию вполне объективно. Г-н Суковкин со слов подчиненных ему полицейских властей официально утверждает, что сообщения «Нового времени» неправильны, между тем другое официальное лицо – член Государственной Думы Лелявский категорически заявляет, что эти сообщения совершенно правильны. Он в разгар происшедшего был в Киеве, он «от лиц весьма уравновешенных и спокойных» слышал сообщения, что они были очевидцами безобразий и слышали позорные крики: «Долой Россию! Да здравствует Австрия!» Телеграммы «Нового времени» г-н Лелявский прочитал позднее и увидел, как они совпадали со всем слышанным им в Киеве. При таком серьезном разноречии официальных данных с неофициальными, безусловно, требуется официальная же проверка каким-нибудь третьим способом, и эта проверка, по слухам, уже ведется.

Как бы ни были нравственно ничтожны негодяи, дерзнувшие оскорбить великое свое отечество в публично-мятежном бесчинстве, они должны быть разысканы и наказаны. Закон не должен бездействовать, ибо если оскорбление государства есть государственное преступление, то безнаказанность его явилась бы преступлением самого государства. У нас, лояльных русских граждан, нет иного правительства, кроме существующего, и потому мы на него именно возлагаем все наши надежды и всю ответственность перед родиной. Нельзя смотреть сквозь пальцы на мазепинские выступления – их нужно беспощадно наказывать, истребляя ядовитое семя в его всходах и самых корнях. Это относится не к одной лишь преступной выходке киевских мазепинцев, поддерживаемых жидами, поляками и кавказцами. Перуны вооруженной законом власти должны поражать государственную измену на всем пространстве ее досягаемости…

Бесспорно, одна ласточка не делает весны, и если бы в России действовала одна шайка предателей, она не могла бы возбуждать большой тревоги, но в последнее десятилетие выяснилось весьма широкое распространение мазепинства, опирающегося на две базы – на денежную поддержку Германии и на самую разнообразную поддержку Австро-Венгрии. При таком положении дел безумно было бы не придавать значения величайшей из опасностей, теоретически возможной для России и уже готовящейся. Если речь серьезно зайдет о разрушении единства русского народа, то это такая беда, ради предотвращения которой выгоднее вести ряд кровопролитнейших войн, нежели примириться с ней. Я хочу сказать, что если бы план немецких империй использовать мазепинский сепаратизм был поставлен как практическая задача, то, не дожидаясь ее решения, мы должны были бы воевать и с Германией, и с Австрией как с врагами, ведущими минный подкоп под наше государственное здание. Пока до этого дело не дошло, все-таки следует начать самую деятельную и непримиримую борьбу со сравнительно бессильными проявлениями мазепинства в самой России. Не дожидаться же, господа, когда бессильное сделается могучим и уже неодолимым. Мы во всем убийственно опаздываем, зевая да почесывая в затылке, но есть несчастья, присутствие которых должно сдувать самую мертвую дремоту. И маленький поджог, и маленькая течь на корабле, и маленькая груда камней поперек рельсов, и маленькая доза яда – все это не такие явления, чтобы ждать разгара их последствий…

Кроме правительства, на котором лежит священный долг организации народной обороны, пора, мне кажется, вникнуть в мазепинскую измену и русскому обществу, в особенности великорусскому. Я вполне искренне верю общерусскому патриотизму многих образованных малороссов и большинства малороссийского простонародья. Между теми и другими я встречал таких одушевленных и стойких носителей имперской нашей идеи, что дай Бог очень и очень многим великороссам подняться до этого высокого уровня. Но исключения все-таки не составляют правила – общее же правило таково, что большинство «хохлов», считая себя русскими, недолюбливают «москалей» и довольно равнодушны к всероссийской идее, представительствуемой главным образом великороссами. К чему неравнодушны хохлы, и часто до пламенного обожания, так это к своей Украине – ее одну они называют «Украйна-маты». Хотя через тридцать девять лет минет уже три века объединения Великой и Малой Руси, но так как и московское, и петербургское правительство не отличалось широкими историческими горизонтами и не заглядывало в даль веков, то вместо быстрого слияния областей в одной великой культуре (что почти удалось первым Рюриковичам) получилось скорее закрепление бытовых различий и расхождение народных культур. Только со времен Екатерины II началось заметное влияние великорусской государственной культуры на Малороссию. В век Гоголя оно достигло своего апогея, но при Императоре Николае I уже зародилось украиноманство в ряду других инородческих сепаратизмов и революционных течений. У нас проделали с украиноманством весь, так сказать, бюрократический ритуал борьбы со злом. Ритуал таков. Заметив зло, если оно совсем незначительное, его так или иначе подавляют. Но если зло оказывается сложное и страшное по своим последствиям, то у нас делают вид, что ничего не заметили. В упорном игнорировании зла проходят десятилетия, но наступает время, когда ало начинает выпирать из почвы, теснить и наступать. Тогда чаще всего теряют голову и идут на уступки. Все эти этапы были пройдены и мазепинским движением, не раз возобновляясь.

Обыкновенно игнорирование вещей близко к игнорации в отношении их. Говорят: «Какие пустяки! Что такое мазепинцы? Все это вздор, политическое мелкое сектантство, не более. Малороссы все лояльны, целый ряд их торжественно заявляет о своей лояльности». На это можно заметить, что ведь и сам Мазепа очень долгое время считался лояльным. Даже более того: он долго и был лояльным, но вот подите же, в конце концов оказался предателем. Мазепа был, подобно мазепинцам, польского воспитания, но православный. Еще до Петра Великого он вошел в доверие московских бояр. Именно лояльностью своей он обворожил фаворита Софьи – князя В. В. Голицына [96] и добился гетманской булавы. Мазепа вполне добросовестно участвовал в Крымском походе Голицына, умел понравиться молодому Петру, усмирил даже одно восстание на Украине (Петрика), принимал деятельное участие в походах Петра к Азову. В начале шведской войны он воюет со шведами, строит Печерскую крепость и пр. Уже в возрасте за шестьдесят лет Мазепа вдруг сбрасывает свою лояльность и совершает сразу двойную измену: не только Петру, но и самой Малороссии. Немногим малороссам известно, что потайному договору с королем Станиславом и Карлом XII Малороссия, восставшая на Петра, предназначалась целиком Польше, а Мазепа награждался княжеством полоцким и витебским. Стало быть, не о самостийности Украины мечтал он, а о новом подчинении народа ненавистным ляхам. Вот вам психология предателя, всю долгую жизнь казавшегося верноподданным. Нынешние мазепинцы в огромном большинстве усвоили всю душу своего патрона, проклятого Церковью. Они притворяются безусловно верными России, они даже служат ей на всевозможных поприщах, иногда служат недурно, но в душе у них всю жизнь таится измена, и, может быть, двойная измена. Вместо «самостийности» Украины они охотно подведут свою родину под ярмо австрийцев, а сами не получат, конечно, вассального княжества, о котором мечтал Мазепа, но все-таки получат какую-нибудь подачку, хотя бы частичку «фон», которую получил за свое мазепинство г-н Василько, галицкий украиноман. Вот почему видимая лояльность еще ровно ничего не говорит; надо помнить, что под нею очень часто затаены застарелые ненависть и измена.

Как ни больно признать это, довольно широкие слои малорусского общества (особенно интеллигенции и буржуазии) охвачены острым сепаратистским настроением и в национально-государственном смысле ненадежны. Подобно всем народностям, под властью чужой культуры малороссы имеют как бы две политические души вместо одной, и одна из них – чужая, великорусская. Натурализуясь, как немцы и поляки, переходя невольно на наш язык и сливаясь с нами в общеевропейском быте, обруселые малороссы с болью в сердце чувствуют, что они изменяют Украине и что второе их поколение едва ли даже вспомнит, откуда оно родом. Измена вполне естественная и неизбежная, но все же чувствуется как некий грех, а за грехом следует нередко внутреннее раскаяние, оплакивание прошлой верности, идеализация невозвратной «чистоты». Несомненно, в украинском, как и во всяком сепаратизме, только 50 процентов обдуманного краевого сепаратизма, остальные же 50 процентов приходятся на романтику – особенное чувство жалости к тому, что уже брошено не без основания. В эпоху рыцарства последнее окружалось далеко не таким обаянием, как в века последующие, когда оно исчезло. «Пусть жертвенник разбит, огонь еще пылает. Пусть арфа сломана, аккорд еще рыдает». Этот гаснущий огонь, этот рыдающий аккорд прошлого составляет то прекрасное, что чувствуется сепаратистами в своем сердце.

Представьте на миг, что все малороссы позабыли свою историю, – они тотчас же позабыли бы и о своем сепаратизме, ибо современность как она есть всегда кажется прозаичной, слишком обыкновенной, чтобы о ней думать или говорить. Малороссы тщательно собирают остатки своей гетмановщины и считают национальным то, чего уже нет. Они рядятся под Дорошенко, под Шевченко, хотя те их земляки, которые не знают или забыли прошлое, всего охотнее надевают современный пиджак и даже смокинг. Но даже наряженный во фрак хохол иногда горько вздыхает о свитке деда, будто бы более прелестной и более национальной. «Все мгновенно, все пройдет, – что пройдет, то будет мило». Если бы это естественное явление исчерпывалось свитками, гопаком, гречаниками и т. п., включая родную «мову», никому не пришло бы в голову мешать этому. Но романтика захватывает и круг великих основ народности – идею расы и государства, и вот тут начинается страшная государственная опасность. В одной империи не может быть нескольких национальностей, или такая империя обречена на довольно быструю гибель. Вовсе не прихоть заставляет западные народы отстаивать национальное единство в черте одного государства. История показывает, что только строго национальные государства бессмертны или отличаются удивительным долголетием; таковы были Древний Египет, республиканский Рим, современная Англия или Франция, Китай, Япония. Наоборот, как только строго национальное царство расширялось в империю народов, начинался внутренний, ничем не погасимый раздор и подобные кооперации разных племен быстро рушились. Вспомните, как недолго просуществовали древняя Персия, Ассиро-Вавилония, империя Александра Македонского, императорский Рим. Как быстро расползались по швам империи гуннов, монголов, арабов, испанцев. В ближайшее к нам время разлезлась по швам польская империя (ибо по конструкции своей это была империя, то есть семья народов, друг другу чуждых). На наших же глазах это происходит с Турцией. Та же участь, несомненно, грозит и Австрии, и другим плохо склеенным монархиям имперского типа. И это независимо от внутреннего режима. Рассеялись деспотическая империя Карла V и анархическая республика Речи Посполитой. Величайшая из когда-либо бывших империй – Великобритания с каждым десятилетием становится все более призрачной. Такая непрочность пестрых государств заставляет и русское общество глубоко задуматься о судьбе своего отечества.

Надолго ли хватит России, если инородный элемент дошел до 33 процентов и если к центробежному стремлению врозь присоединяются десятки миллионов населения, считавшегося коренным русским, каковы малороссы и белорусы? Известно, что у нас имеются идиотические партии, проповедующие свой захолустный национализм, белорусский и даже сибирский… Пусть эти партии главным образом пополняются жидами, поляками, кавказцами и другою озлобленною против России инородчиной,

но факт тот, что средь бела дня составляются заговоры на развал и раздел нашей Империи между ее составными элементами. Можем ли мы, великороссы, оставаться беспечными? И не на нас ли лежит первый долг бороться с этого рода сверхгосударственной изменой? Ведь Империя Российская есть по преимуществу наша, великороссийская Империя, и это настолько очевидно, что не требует доказательств. Но мы едва ли правильно поступаем, когда делаем вид, что отказываемся от этого преимущества и готовы совсем опустить державный скипетр среди русских братьев. Не от нас зависит, признать малороссов и белорусов русскими или нерусскими: это сложилось еще до Империи и до начала русской государственности. Даже вне России есть четырехмиллионное население, называющее себя русскими. Не смея отрицать ни общего племенного происхождения, ни народного имени, ни их братских прав в родной семье, мы, великороссы, обязаны отстаивать с величайшей энергией все преимущества своего численного преобладания и исторического первенства. Не за ними, а за нами стоит право побед, подвиг великого освобождения из-под татар и Литвы, громозвучная слава отражения целого ряда нашествий. Не малороссийские и белорусские, а великорусские монархи явились собирателями общей земли предков и приобретателями ближайших пустынь. Еще до присоединения Малороссии и Белоруссии мы завоевали татарские царства и Сибирь и дали отпор таким завоевателям, как Мамай, Стефан Баторий, Густав Адольф, Карл XII. Мазепинцы кричат, будто Малороссия присоединилась к Москве лишь как автономная держава. Но велик ли был клочок Малороссии, попросившейся при Богдане Хмельницком в наше подданство, и велика ли была допущенная без всяких обязательств «автономия» этого клочка?

Пора великорусскому обществу вспомнить свою царственную роль в истории русских племен, пора возродить в себе дух великой расы, строившей Империю. На нас лежала постройка, на нас же лежит и ремонт обветшавшего здания…

 

II

 

13 марта

Заграничные мазепинцы устроили публичный скандал членам нашего парламента, прибывшим в столицу Галицкой Руси. От более культурных людей можно бы ожидать большей вежливости, но хамы остаются хамами, обличая глубокое варварство своей породы. Говоря о породе, я убежден, что мазепинцы вполне справедливо отрекаются от имени русских: по духу и темпераменту это обруселое потомство половцев и печенегов, поднимающее вновь войну со Святой Русью. Сказалась чуждая благородным обычаям гостеприимства низшая раса, только и способная что на насилие, если оно безнаказанно. Надо заметить, что стертые с лица земли степные тюркские народцы оттого и исчезли, что кроме мелкого разбойничества они ни на что не были способны. Этот низкий уровень умственных способностей передался через ряд столетий и их мазепинскому отродью. Кроме дерзости самого дурного тона, выступления будто бы украинской расы во Львове с камнями против мирных гостей отдают феноменальной глупостью. Что же это, в самом деле, за аргумент – камень, брошенный в члена русской Государственной Думы, православного протоиерея, выходившего из собора? Вполне идиотический аргумент, как и крики: «Долой кацапов, долой изменников!»

Впрочем, что касается слова «изменники», брошенного в лицо членам нашего парламента, – в нем, пожалуй, кроется некоторый смысл. Слишком уже долго мы, «кацапы», потворствовали государственному преступлению украйноманства. Если оно представляет гнусную измену русской Империи и народности, то ведь и наше потворство отдает той же изменой, хотя менее сознательной. Что давно пора и русскому правительству и народу проснуться и наказать крамолу, свившую себе бесчисленные змеиные гнезда у нас же дома, показывает напечатанная в «Голосе Руси» телеграмма киевского отдела Всероссийского национального союза. На общем собрании отдела А. В. Стороженко [97] сделал очень ценный доклад о мазепинской опасности. Из доклада и оживленных прений выяснилась вся преступная, предательская подкладка мазепинской пропаганды. Это подземная война с нами, уже начатая двумя немецкими империями в виде подготовки к войне надземной. Не о «самостийной» Украине идет речь, а об отторжении двадцати пяти миллионов малороссов под австрийско-польское иго. Г-н Стороженко сам малоросс, как и большинство киевских националистов, – следует прислушаться к тревожному голосу этих сведущих людей. «Правительственные власти и национально-русские общественные силы, – говорит телеграмма, – обязаны неусыпно бороться с повсеместным развитием мазепинских политических организаций в виде клубов, газет, журналов, обществ содействия начальному образованию, кооперативов, книгарен, музыкальных гуртков и других, которые под предлогом этнографически-культурных задач на самом деле работают над уничтожением в широких народных слоях русского национального чувства и постепенно приучают народные массы к мысли о необходимости отделения Южной России от Империи. Киевский отдел с прискорбием должен признать, что столь большая государственная опасность мало сознается. По мнению русских киевлян, необходимо немедленно принять целый ряд мер к прекращению вредной деятельности упомянутых организаций». Телеграмма подписана товарищем председателя отдела почтенным профессором Армашевским [98], который, если не ошибаюсь, сам малоросс и давно живет в Киеве. Когда читаешь эти глубоко тревожные напоминания петербургским властям из глубины России, с самого места крамольного движения, то в самом деле чувствуешь, что тут мы имеем не одну измену, а две: предательство мазепинцев и беспечную снисходительность нашу к этому предательству.

Россия гибнет от слишком заметного возобладания в ней типа самодовольной, оптимистической бюрократии. Сидит себе в Северной Пальмире раззолоченный сановник, принимает доклады на слоновой бумаге, наслаждается раболепием толпы подведомственных чинов и в самом деле думает, что он маленький «царь и бог», как любят величать себя даже захолустные исправники. Никакой политики, кроме благополучной, он не признает, никаких глубоких и сложных процессов народного быта, а главное – никакой драмы. В тиши роскошного казенного кабинета его превосходительству искренне кажется, что ни в природе нет никаких океанов и ураганов, ни в государстве никакой политики дальше тридцати верст от городов. Так как ведь над каждым изнеженным сановником есть другой, еще более престарелый и нуждающийся в покое сановник, то каждая ступень табели о рангах старается дополнить собой лестницу общего благополучия, по крайней мере – «отчетного». Именно отсюда идет пагубная привычка петербургских сфер никак не реагировать на острые явления жизни и прятать их под сукно, как страусы в пустыне при виде неприятеля прячут голову под крыло. Именно этой пагубной привычке мы обязаны чудовищным разрастанием таких явлений, которые своевременно могли бы быть погашены легко и быстро. У нас многими десятилетиями не хотели признавать финляндское брожение – и дожили до поголовного обращения Финляндии в вооруженный против России лагерь, в авангард для шведо-германского десанта. Долгими десятилетиями игнорировали сепаратизм прибалтийских народностей – и дожили до «латышской революции», которую пришлось усмирять уже карательными отрядами. Долгими десятилетиями смотрели сквозь пальцы на «какой-то» бунд еврейский, на «какую-то» социал-демократию среди петербургских рабочих, на «какие-то бредни о земле среди крестьян», на «какой-то» задор кавказских инородцев – и дожили до еврейского мятежа, до крестьянской пугачевщины, до столичных выступлений двухсоттысячной рабочей армии забастовщиков, до московских баррикад, до кавказских свирепых бунтов. На моей памяти десятки лет все хорошо знали о революционной пропаганде во флоте – и благополучно дождались до «Потемкина», до севастопольского, кронштадтского, свеаборгского, владивостокского восстаний. И так далее, и так далее. Скажите, где петербургские оптимисты не промедлили, где они не опоздали? Nous arrivons toujours trop tard, как поет полиция в одной оперетке. То же самое гибельное промедление, то же опоздание замечается и в громадном мазепинском движении, значение которого давно и превосходно замечено не в Петербурге… а в Вене и Берлине.

Последние телеграммы говорят о борьбе киевского губернатора г-на Суковкина с местной патриотической организацией, только что удостоившейся Всемилостивейшей телеграммы Государя Императора. Я совершенно незнаком с партией «Двуглавого Орла», не видал ни одного номера этой газеты, совсем не знаю г-на Голубева и потому не имею определенного суждения о действиях этого кружка. Знаю только по газетам, что это нечто ультрапатриотическое, вроде «Тройного» одеколона, близкого к чистому спирту. A priori признаю, что г-н Суковкин имеет право и долг подавлять во вверенной ему губернии всякие беспорядки, и даже патриотические, если бы они возникли. Меня только озадачивает повышенное рвение наших провинциальных господ Суковкиных преимущественно в одну сторону – в сторону патриотических выступлений. Жиды, поляки, кавказцы, мазепинцы устраивают бесконечно более злокачественные и преступные, хоть и несколько более прикровенные демонстрации. Жиды и их прихвостни поют «Заповiт», говорят зажигательные речи на банкетах, кричат кое-где: «Долой Россию и да здравствует Австрия!» – и им это сходит с рук без больших потерь и убытков. Такая повадка отнюдь не у одного г-на Суковкина, а почти сплошь у нашей либеральной бюрократии, особенно кадетствующей. Помните, еврей убил главу правительства в Киеве. Первым чисто рефлективным движением сердца следующего по власти министра В. Н. Коковцова было вызвать по телеграфу войска для защиты евреев. Никто не нападал на них, и даже проекта никакого погрома не было, а русская власть уже манифестировала своей предусмотрительностью к соплеменникам Мордки Богрова. Манифестация оказалась не только напрасной, но вдвойне обидной, ибо одновременно всякое проявление справедливого возмущения чувств народных против государственного злодейства евреев было запрещено, как якобы провокация к погрому. Но позвольте же, наконец: в каком государстве мы обитаем – в чужом или в собственном? Ведь даже в чужом государстве были бы допущены те митинги негодования, те лекции и доклады, которыми пытались реагировать киевские националисты на еврейский террор. Ах, заявляет администрация, против евреев этого нельзя: это возбуждает страсти! Ах, против мазепинцев – нельзя: это вносит раздор между двумя частями населения!

На это хочется сказать со всею почтительностью: неправда, не «это» вносит раздор, а, может быть, отсутствие «этого». Раздор уже давно существует, как вы проглядели его – это удивительно! Но раздор, подобно поджогу, существует, может быть, потому, что его не гасят и не дают гасить. Революция 1905 года всем памятна. Жиды очень долго творили невообразимые бесчинства, рвали портреты Государя и публично пускали по улице собак с короной на голове, пока не лопнуло терпение простого народа. Не местных властей, которые, увы, только и сумели, что оказаться бессильными предотвратить беспорядки, а уличного простонародья. Даже уличное простонародье в памятную осень 1905 года оказалось по государственным и национальным своим инстинктам несравненно более надежным, нежели иные губернаторы, шествовавшие в процессиях с красными знаменами. Разве этого не было? Или разве это было сто лет назад?

Мне кажется, русское патриотическое общество вправе умолять власть и даже настаивать на том, что необходимо проснуться в отношении разгорающегося мазепинского бунта и принять неотложные и крайне решительные меры. Эти меры должны быть двоякого рода: государственные и общественные. Государство само должно бороться доступными ему средствами, парализуя измену в ее зачатии, и не должно мешать обществу вести ту же борьбу всеми культурными способами. Слишком утонченные и выхоленные, наши бюрократы напоминают ту французскую аристократию, которая до такой степени изнежила себя, что в эпоху великой революции не сумела отстоять ни короля, ни трона, ни наследственных замков, ни прав. Плачевная растерянность чиновной знати в эпоху попа Гапона и лейтенанта Шмита дает грустное предсказание для будущего. «Неделание и непротивление» – вот что повергает нашу государственность в паралич. До того дошли, что и правительство, и общество боятся наказывать преступников, если они чуть покрупнее. «Ах, зачем создавать мучеников! Зачем тяжелой карой делать ореол вокруг имени какого-нибудь ничтожного негодяя!» – вот, между прочим, какою фразой прикрывается иногда бездействие прокуратуры и суда. Но позвольте, господа: едва ли вы вправе рассуждать, нужно или не нужно привлекать преступников к суду. Вы обязаны это сделать, если преступление обозначилось, и никто не давал вам разрешения миловать злодеев. Священный долг судебной власти – преследовать зло и карать его – заложен в самом основании государства. Отказываясь бороться со столь тяжкими видами преступлений, какова государственная и национальная измена, вы обрекаете народ на беспомощное состояние. Какая же выгода иметь государственность недействующую? Это хуже, чем иметь в Москве Царь-колокол, который не звонит, и Царь-пушку, которая не стреляет. Ведь если не наказывать преступников из опасения, что банда их товарищей сочтет их мучениками, то пришлось бы отказаться от борьбы и с мазуриками и хулиганами. Покойный профессор Сергеевский, пламенный патриот, так охарактеризовал скрытый лозунг ослабевшей демократии: «Ешь меня, собака!» Грустно то, что этот лозунг проводится от лица России и за народный счет.

Народ вовсе не так сентиментален, как изнеженные канцеляристы. Народ довольно здраво судит о преступлениях: «Дурная трава – из поля вон», «Паршивая овца все стадо портит». В качестве неорганизованной массы народ не может иначе расправляться с лиходеями, как путем стихийного самосуда, но даже эта варварская форма суда все-таки представляет какой ни на есть суд, а не отсутствие суда. Неужели для кого-нибудь полезно доводить народ до отчаяния, до гражданской войны? А между тем взгляните объективно: что же такое эти уличные драки монархистов с жидами и мазепинцами, как не вспышки гражданской войны? Если уже теперь по нескольку раз в год приходится и в столице, и в крупных городах высылать на улицы усиленные наряды полиции и казаков, дабы сдерживать инородческие и революционные выступления и оберегать одну часть населения от разгрома со стороны другой, то не ясно ли, что эпохе оптимистического бездействия следует положить конец? Что значат ваши общего характера циркуляры местным властям и бумажные внушения азбучных истин? Необходимы действия, а не слова.

 

III

 

15 марта

Кроме государственной борьбы с мазепинской изменой необходима общественная борьба, и во главе ее должны стоять мы, великороссы. Не мы одни, ибо, повторяю, Российская империя есть общее достояние русского племени во всех его областных подразделениях. Это общий дом и для малороссов, и для белорусов, и для сибиряков, из которых многие так ограниченны, что тоже воображают себя «особой» национальностью. Если захотеть, то из стомиллионного народа можно, как и в эпоху Нестора, накроить десятки будто бы отдельных племен, но отдельность их будет чисто мнимая. «Се бо токмо Словенеск язык в Руси: Поляне, Древляне, Ноугородьцы, Полочане, Дреговичи, Север, Бужане, зане седоша по Бугу, после же Волыняне», – говорит летописец. Правда, «имяху бо обычаи свои и закон отец своих и преданья, кождо свой нрав». Но ведь и теперь обычаи и нравы у нас встречаешь чуть не в каждом уезде разные. Национальность выше своих вариаций, как целое выше части. Мы, великороссы, должны отстоять сложившееся в истории наше первенство среди малороссов и белорусов и, я уверен, отстоим его, но величайшая из наших побед должна состоять в том, чтобы доказать, что самая борьба этих русских племен с нами, русскими, в корне своем нелепа. Мы должны устами ученейших историков и талантливейших публицистов доказать, что теперешнее русское государство – до сих пор единственная возможная форма державной самостоятельности и белорусов, и малороссов. Их сепаратизм кроме жидовско-польских внушений и немецких грошей поддерживается еще отчаянным их историческим невежеством, и это невежество надо рассеять. К сожалению, у нас нет ни одного классического, пригодного для школ учебника русской истории. На совести покойного (ибо, в сущности, он умер как ученый) Иловайского лежит то, что скучнейшим и бесцветнейшим своим учебником он отвадил от интереса к русской истории длинный ряд поколений, прошедших школу, и этим способствовал упрочению в России космополитических идей. Правительство охотно бросает сотни тысяч рублей на покупку племенных жеребцов и целые миллиарды на создание флота. Но, может быть, неизмеримо полезнее было бы отпустить несколько высоких премий на создание основного учебника русской истории, увлекательного и правдивого, способного втянуть окончившего школу образованного гражданина в многотомную драму тысячелетней нашей истории. Даже из не вполне совершенных творений Карамзина и Соловьева и белорусы, и малороссы могли бы вынести сознание глубокой необходимости нашего национального единства, то есть крайней полезности для них сам их держаться Великороссии, как утопающие держатся за гранитный утес. Ведь уже был в истории великий ураган, как бы смывший с материка России и белорусов, и малороссов. Сколько столетий они, несчастные, томились в чужой неволе! И несомненно, томились бы и до сих пор, если бы не окрепшая в XVII веке Москва. Может быть, не случись этого, под боком Москвы уже давно не было бы самого имени Малой и Белой России, а были бы десятки миллионов ополяченных холопов под пятой у ксендза и еврея.

С фанатиками ввиду их досадного недостатка – глупости – неприятно спорить, но если есть среди малорусских и белорусских сепаратистов люди рассудительные и дорожащие правдой, то давайте спорить. Великороссы в состоянии выдержать не только бунт, но и мирный спор со своими западными и южными собратьями и доказать чисто объективную бессмыслицу их претензий. «Мы не хотим быть русскими!» – кричат с мозгами набекрень самые озлобленные из сепаратистов. На это есть резонный ответ. Не хотите, так и Господь с вами. Что касается вас, кучки народных отщепенцев, то кому какое дело до того, чего вы хотите или не хотите. Записывайтесь хоть в патагонцы, не только что в австрийцы. Но что касается ваших народностей, то тут уместны два вопроса: 1) точно ли малороссы и белорусы не хотят быть русскими? и 2) могут ли они осуществить свое нехотение? Я думаю, на оба вопроса серьезный ответ может быть только отрицательным. Великороссия еще не провалилась сквозь землю, а пока этого не случится, наше государственное племя будет сопротивляться отсечению от себя живых частей. Уж это как вам угодно – нравится ли вам это или нет, – но рубить себя заживо мы не дадим. Но если бы Великороссия сегодня и провалилась бы сквозь землю, едва ли не завтра то же самое случилось бы и с Малой Россией, и с Белой: их голыми руками забрали бы, как стадо без пастуха, более организованные и более сильные соседи.

Рассудительные люди должны признать, что даже великие державы нынче с большим напряжением отстаивают свое существование. Даже величайшие державы не находят возможным жить более в одиночку, а собираются артелями, по трое и больше. Мазепинцы скажут: да ведь существуют же небольшие державы, вроде Румынии или балканских монархий, держится же даже такая мелочь, как Голландия, Бельгия, Дания, Люксембург. Держатся они, это точно, но разве не ясно, что их существование политически ничтожное, отравленное постоянной опасностью захвата со стороны больших соседей? Как глыбы снега весной по оврагам, эти маленькие народности еще доживают свое средневековое бытие, дотаивают, так сказать, пока не дотают вовсе. Всем понятно, что в ближайшую же великую войну, как было в эпоху Наполеона, многие из этих самостоятельных лилипутов исчезнут сразу и без следа.

В какой панике живут маленькие народы, видно по недавним народным демонстрациям в Швеции: и королю, и крестьянству вдруг почудилось, что Швеции угрожает русское завоевание, – и произошел трогательный обмен клятвами защищать отечество до последней капли крови. Хотя в России не найдется даже сумасшедших людей, которых бы интересовала Швеция в качестве добычи, но маленькая страна чувствует грозное присутствие около себя великих народов, из которых если не один, то другой может просто неосторожным движением причинить Швеции катастрофу. Дания и Голландия чувствуют себя еще беззащитнее, а Бельгию, кажется, хоть голыми руками бери, она даже и не подумает защищаться. Румыния, правда, существует довольно спокойно, но лишь благодаря тайному соучастию с одним из тройственных трестов. Но насколько дорого обходится Румынии призрачная ее самостоятельность, показывает необходимость держать при семимиллионном населении армию в пять корпусов. Если бы мы вооружались в той же пропорции, то нам пришлось бы при 180-миллионном населении держать сто тридцать корпусов вместо сорока (беру круглые цифры). Даже при тройном и четверном напряжении обороны, крайне истощающем маленькие страны, все же слишком ясно, что погибни Россия в борьбе с немецкими империями, и вся коллекция маленьких балканских корон очутится в австрийском Гофбурге. Страшась этой участи, даже такие лютые враги, как сербы и греки, заключают коалицию с Румынией, и весьма возможно, что даже ограбленная с головы до ног Болгария попросится в кооператив со своими грабителями. Но ведь такой кооператив очень смахивает на федерацию небольших народностей вроде германских или австрийских. Раз и наши сепаратисты не мечтают дальше чем о федерации, то во что же обратится их «самостийность»? Сладость подобной федерации к тому же весьма сомнительна. Даже такая крупная величина, как Венгрия, вполне независимая внутри своих границ, спит и видит, как бы выйти из федерации.

Лично я очень симпатизирую тому племенному строю, который дал столь пышное процветание Северной Америке и англосаксонским колониям вообще. Но кроме отдельных конституций Штатов в Америке имеется общая конституция, причем в неделимом государстве признан и один национальный язык. Соединенные Штаты, отгородившиеся от остальной планеты величайшими из океанов, до сих пор могли позволять себе maximum внутренней свободы, но уже и теперь широко допущенное соревнование с коренным племенем переселенцев из Европы и Азии приходится ограничивать. При свободном состязании англосаксов с немцами, ирландцами, нефами, итальянцами и славянами получается такое впечатление, что «через столетие в Америке не останется ни одного англосакса». Это пророчество Густава Лебона, мыслителя слишком вдумчивого, чтобы бросать пустые фразы. В результате неслыханного американского прогресса выйдет то, что наследие господствующего народа достанется евреям, которые будут управлять слегка обангличаненными нефами и славянами.

Россия не исключение в природе; в гигантской черте ее, включающей множество племен, идут кипучие расовые, социальные и культурные процессы, и корен ному русскому племени вовсе не все равно, остаться ли наверху или очутиться внизу. Некоторые азиатские племена (евреи, татары) размножаются быстрее русских и кое-где начинают уже численностью своей теснить державный народ. Те же белорусы и малороссы уже давно вопят, что их задавили жиды и поляки. Судя по письмам с юга, одним из способов, какими евреи разжигают мазепинскую ненависть к Великороссии, служит такой довод: русское правительство насильно держит евреев в черте оседлости и еврейство, естественно, теснит несчастных белорусов и малороссов. Справедливость требует, чтобы черта оседлости была снята и чтобы тяжесть еврейского вселения была распределена по всей площади Империи. «Кацапы, – пишут мне хохлы, – напустили на нас жидов и хотят, чтобы мы погибли от этого». На это странное рассуждение я отвечаю так: не кацапы напустили жидов на вашу русскую землю, а поляки. Если жиды составляют заразу в черте оседлости, то было бы бессмысленно разносить эту заразу по всей стране. Если разгружать Россию от жидов, то нужно это делать постепенным вытеснением вредного племени за границу. Где же это видано, чтобы болезнь лечить перенесением ее на здоровое тело? Евреи в личиночном состоянии – паразиты, в полном развитии – хищники и составляют одинаково грозную опасность для всей России. Но и кроме евреев найдутся могущественные инородческие внедрения, с которыми нашим потомкам придется бороться не на жизнь, а на смерть. Для этой великой, хоть и бескровной борьбы нам, русским племенам, потребуются союзники, и малороссам не меньше, чем великороссам. Не выгоднее ли нам держаться друг друга, пока мы еще не сплошь заполонены нашествием всевозможных иноплеменных?

С давних времен, и особенно с Петра Великого, Малороссия вносила свой вклад в национальную русскую культуру. Вклад этот был не всегда положительным, и мы, например, вовсе не благодарны за наплыв в XVIII веке южнорусских латинизированных монахов вроде Феофана Прокоповича и фаворитов. Но в лице Гоголя Полтавская Украина подарила Святой Руси большой национальный талант. Гоголь многое дал России, но Россия еще больше дала Гоголю, точнее говоря, дала все, ибо на простонародном наречии он не поднялся бы выше Котляревского или Шевченко. И помимо Гоголя Малороссия высылает к верхам общества много даровитых людей, однако если быть вполне справедливым, то нельзя не признать, что Великороссия за эти двести шестьдесят лет не нуждалась в культурной поддержке юга. Великороссы сами выдвинули из своей среды подвижников и иерархов, более замечательных, нежели Феофан, и государственных людей – чем Трощинский, и великих писателей, более всеобъемлющих, чем Гоголь, и великих поэтов, более гениальных, чем просто даровитый «Тарас Григорьич». Если пересмотреть современные таланты в области науки, искусства, техники, печати, сцены, свободных профессий, то попадаются, конечно, и малороссийские имена, но значительно в меньшем количестве, нежели великороссы. Это совершенно естественно и говорится не для хвастовства (великороссов ведь вдвое больше, чем малороссов), а для того лишь, чтобы оправдать наиболее выгодную для всех великорусскую культуру как единую национальную. Она во многом уступает более древним европейским культурам, но в черте своей Империи не уступает никакой. Если сколько-нибудь допустимо говорить о русской цивилизации, то она в лице своих великих людей все же более великорусская цивилизация, нежели какая иная. Следует оговориться, что эта цивилизация не замкнутая: она обильно питается всем – отечественным и всесветным, что ей посылает Бог, и в том числе дает самое широкое гостеприимство малорусским, белорусским и… к сожалению, даже еврейским талантам. Но ведь так поступает всякая великая цивилизация. Англичане, например, натаскали в век Возрождения три четверти греческих корней в свой язык, а мы теперь обворовываем англичан, французов, немцев. Надо раз навсегда признать, что этого рода воровство – святое воровство. Всякий народ имеет не только право, но и долг брать у соседей все лучшее, что бы там ни появилось в области ума и вкуса. Несомненно, мы обворовываем и ненавистников наших – малороссов, заимствуя у них все прелестное, что создает их природа и народный гений. Ясно, что в завершении такого процесса должна получиться не теперешняя русская культура, а какая-то другая, более роскошная, где все провинциальные стихии найдут нечто свое, родное. Мазепинцы не способны к усвоению великодержавной культуры, и это жаль. На гопаке да галушках далеко не уедете, господа предатели, как ваш Мазепа далеко не уехал, отстаивая и по тому времени уже слишком зачаточный идеал подъяремной Украины.

Чуть же вы поднимете претензии ваши над уровнем галушек и гопака, они оказываются довольно жалкими. Все своеобразное, из чего бы могла развиться большая культура, в Малороссии уже исчезло, какие бы таланты среди вас ни явились, они вынуждены идти если не в Великороссию, то в Австрию и выражать себя если не на «кацапском» языке, то на немецком.

Наряду с государственной борьбой против мазепинской измены мы, великороссы, обязаны оглядеть свое культурное вооружение, обязаны выдвинуть к верхам власти, науки, искусства и труда народного новые ряды талантов. Раз завязалась культурная борьба – а она завязалась! – ответим на камни дикарей новыми внушениями ума и знания, новым могуществом сильной расы. Россию строили не одни лишь великие полководцы-великороссы, но и великие писатели, великие художники, великие артисты и ученые. В нашем имени «великороссы» есть указание, в чем секрет нашей силы – в сравнительном величии.

11-15 марта

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.011 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал