Аннотация. Пугало гуляет в полночь

Р. Л. Стайн

Пугало гуляет в полночь

Серия «Ужастики – 20»

Издательство: Росмэн(2006)

Автор скана и вычитки: dizzy

Электронная библиотека детской литературы https://www.kidsbook.ru/

Аннотация

Джоди и ее брат Марк пытаются разгадать природу странных изменений, которые они заметили на ферме их бабушки и дедушки. Похоже, что все седло в пугалах на кукурузном поле: по ночам они стали оживать...

— Эй, Джоди! Подожди меня!

Я обернулась и зажмурилась — яркое солн­це ударило в глаза.

Мой брат Марк все еще стоял на бетонной платформе. Поезд только что отошел, и я ви­дела, как он ползет темной змеей посреди зе­леной долины.

Я посмотрела на Стэнли.

Он стоял рядом и держал в руках наши че­моданы. Стэнли — сезонный рабочий на фер­ме моего дедушки.

— В толковом словаре напечатано, кто та­кой Марк, — объявила я. — На букву «т». Тор­моз.

Стэнли улыбнулся.

— Люблю словари, — сказал он. — Бывает, часами их читаю.

— Марк, шевелись! — крикнула я, но Марк даже не ускорил шаг: он явно наслаждался жизнью.

Я откинула назад свои длинные волосы и опять посмотрела на Стэнли. Мы с Марком не были на ферме целый год. Но Стэнли совсем не изменился. По-прежнему очень худой. «Как макаронина» — так наша бабушка говорит. Его комбинезон, естественно, висит на нем мешком, как будто на пять размеров больше, чем нужно.

Думаю, Стэнли лет сорок. А может, сорок пять. Он всегда коротко подстрижен и гладко выбрит, уши большие и ярко-красные — торч­ком. А еще у него большие карие глаза. По-моему, такие бывают у щенков.

«Стэнли не слишком-то расторопный работ­ник и никогда не выкладывается на все сто» — так говорит дедушка Курт.

Но нам с Марком он нравится. У него юмор оригинальный. А еще он добрый, и с ним все­гда интересно.

— Отлично выглядишь, Джоди, — сказал Стэнли. Щеки его в ту минуту были такими же красными, как и уши. — Сколько тебе сейчас лет?

— Двенадцать, — ответила я. — А Марку одиннадцать.

Стэнли ненадолго задумался, потом из­рек:

— Значит, вместе вам двадцать три.

Это он так шутит. Мы оба рассмеялись. Во­обще совершенно невозможно угадать, что скажет Стэнли.

— Я, кажется, во что-то гадкое вляпался, — сообщил догнавший нас Марк.

Вот что скажет Марк, я всегда знаю заранее. Мой брат выучил всего три слова — «класс­ный», «скучный» и «гадкий». Других слов он не употребляет.

На прошлый день рождения я решила под­шутить над ним и подарила ему словарь. Знае­те, что он мне сказал? «Скучная ты. Гадкий подарок отвалила».

Мы с ним прошли вслед за Стэнли к ста­ренькому красному грузовичку. По пути Марк еле волочил ноги. Один раз он обратился ко мне:

— Эй, может, понесешь мой рюкзак?

— Ни за что! — отозвалась я. — Сам неси. А в рюкзаке у него штук тридцать кассет,

книжки комиксов и не меньше полусотни кар­триджей с видеоиграми. Я-то знаю, что он на­мерен весь месяц валяться в гамаке на заднем дворе и слушать музыку, да еще время от вре­мени играть в электронные игры. Так что... ни за что.

Папа с мамой утверждают, что я обязана за­ботиться о том, чтобы Марку было на ферме хорошо.

Мы с ним весь год просидели в городской квартире в четырех стенах, поэтому родители отправили нас к дедушке Курту и бабушке Мириам, чтобы мы хоть месяц подышали воз­духом.

Возле машины мы остановились, и Стэнли принялся шарить по карманам в поисках клю­чей.

— Сегодня будет жарко, — заметил он. — Если только не станет прохладнее. Типичный для Стэнли прогноз погоды.

Я окинула взглядом зеленое, усыпанное тысячами крошечных грибов-дождевиков поле.

Зрелище изумительное!

Я, разумеется, чихнула.

Люблю я ездить на дедову ферму. Да только вот незадача: у меня аллергия на все, что там есть. Поэтому мама дала мне с собой лекарство и кучу носовых платков.

— Будь здорова, — произнес Стэнли и за­бросил наши чемоданы в кузов.

И Марк кинул туда свой рюкзак.

— Можно, я поеду сзади? — спросил он. Ему нравится лежать в кузове грузовика, таращиться в небо и подпрыгивать на уха­бах.

Стэнли отвратительно водит машину. Не умеет он вовремя менять скорость. Оттого его машину всегда заносит на поворотах и на рыт­винах здорово подбрасывает.

Марк забрался в кузов и растянулся рядом с чемоданами. Я села в кабину рядом со Стэнли.

Через несколько минут мы уже тряслись на узкой, петляющей дороге, ведущей к нашей ферме.

Сквозь пыльное стекло я разглядывала лу­га и фермы по сторонам. Зеленый, веселый пейзаж.

Стэнли судорожно вцепился в руль. Он си­дел в напряженной позе, наклонившись впе­ред, и не мигая смотрел на дорогу.

— Мистер Мортимер больше не занимает­ся хозяйством, — сообщил он мне и указал рукой на большой дом, белевший на крутом холме.

— Почему? — полюбопытствовала я.

— Он умер, — серьезно сказал Стэнли. Теперь вы меня поняли? Невозможно пред­угадать, что скажет Стэнли.

Мы проскочили довольно глубокую рытви­ну. Не сомневаюсь, Марк в кузове это почув­ствовал.

Дорога, по которой мы ехали, проходит че­рез небольшой городок. В самом деле неболь­шой, у него даже названия нет. Все фермеры называют его просто городом.

Там, однако, есть продуктовый и овощной магазины, заправочная станция, церковь с бе­лой колокольней, а также почтовый ящик. Сейчас возле продуктового магазина стояли два грузовика.

Пока мы проезжали через город, я не заме­тила ни одного человека.

От города до дедушкиной фермы две мили. Я сразу узнала наши кукурузные поля, как только их увидела.

— Какая кукуруза высокая! — вырвалось у меня. — Ты уже ел ее?

— Только сегодня она была на обед, — отве­тил Стэнли. Неожиданно он затормозил и тихо сообщил мне: — Пугало гуляет в полночь.

— Что?

Я подумала, что ослышалась.

— Пугало гуляет в полночь, — повторил он. Его большие круглые глаза пристально смот­рели на меня. — Я это в книге прочитал.

Я не знала, что ответить, и потому рассмея­лась: решила, что он, наверное, шутит.

А через пару дней я поняла, что Стэнли не шутил.

Я страшно обрадовалась, когда вдалеке по­казалась дедушкина ферма. Ферма, конечно, маленькая, и ничего в ней особенного нет, но мне там все нравится.

Мне по душе запахи коровника. Я люблю слушать доносящееся с дальнего пастбища мы­чание коров. И смотреть, как колышутся на ветру высокие стебли кукурузы, я тоже люблю. Ведь это здорово, правда?

А еще я обожаю страшные истории про при­видения, которые нам по вечерам у камина рассказывает дедушка Курт.

А какие оладьи печет бабушка Мириам! Мы их с шоколадом едим. Они такие вкусные, что в городе даже снятся мне иногда.

А еще у бабушки с дедушкой такие счастли­вые лица, когда мы бежим им навстречу!

Разумеется, из машины я выбралась первой. Марк, как обычно, считал ворон. Я же опро­метью бросилась к крыльцу большого старого дедова дома. Мне не терпелось поскорее уви­деть их обоих.

Бабушка Мириам уже шла, переваливаясь, ко мне с распростертыми объятиями. Дверь за ней захлопнулась, но тут же отворилась снова, и на крыльце показался дедушка Курт.

Я еще издалека заметила, что хромать он стал сильнее и теперь опирался на белую трость.

Но я не успела обдумать это как следует, так как уже через мгновение дедушка и бабушка обнимали нас.

— Как хорошо, что вы приехали! — радост­но восклицала бабушка Мириам. — Вы у нас так давно, так давно не были!

Потом пошли обычные в таких случаях за­мечания о том, как мы выросли.

— Джоди, откуда у тебя светлые волосы? — спросил меня дедушка Курт, покачивая седой головой. — В моей семье блондинов не быва­ло. Должно быть, они у тебя от отца. Нет, по­стой, я знаю. Ты их купила в магазине.

Он засмеялся. Этой немудреной шуткой он встречал меня каждое лето. И глаза его всякий раз сияли от восторга.

— Да, верно. Это парик, — подтвердила я, тоже смеясь.

Дед ласково дернул меня за длинные волосы. Марк в это время волок по земле рюкзак, вопрошая:

— У вас кабельное есть?

— Кабельное телевидение? — насмешливо переспросил дедушка Курт. — Нет. Но у нас есть три канала. На что нам больше?

Марк вытаращился на него и проворчал:

— Даже Эм-Ти-Ви нет!

Стэнли внес в дом наши чемоданы.

— Заходите скорей. Вы наверняка умираете с голоду, — сказала бабушка Мириам. — Я вам приготовила суп и сандвичи. А вечером будет курица с кукурузой. Я-то помню, что вы оба любите.

Дедушка с бабушкой вошли в дом, а я смот­рела им вслед. Мне показалось, они постаре­ли. Ходили медленнее, чем раньше. Дедушка Курт действительно хромал сильнее. И оба они были какие-то измученные.

Бабушка Мириам маленькая и полная. У нее круглое лицо и рыжие волосы. Вернее, такого цвета, что словами описать нельзя. Не знаю, какой краской она пользуется. Оттенка такого я ни у кого, кроме нее, не видела. Ходит она в темных очках с квадратными стеклами, они придают ей старомодный вид. И носит про­сторные платья. По-моему, я ни разу не видела ее в брюках.

Дедушка Курт высокий и широкоплечий. Мама говорит, что в молодости он был красав­цем. «Как киноартист», — утверждает она.

Сейчас у него волнистые белые волосы, все еще очень густые. Его голубые глаза такие за­дорные, что мне всегда хочется смеяться. А лицо у него постоянно в белой щетине: де­душка Курт не любит бриться.

Сегодня он был в красно-зеленой рубахе с длинными рукавами, застегнутой, несмотря на жару, на все пуговицы, и в мешковатых джин­сах на подтяжках. На одном колене его шта­нов я заметила пятно.

Обед был сказочный. Мы сидели за длинным кухонным столом. Солнце ярко светило в большое окно. Я отлично видела сарай, а за ним — кукурузное поле.

Мы с Марком рассказывали новости — про школу, про то, что моя баскетбольная команда может выиграть первенство, про нашу новую машину. Я, конечно, сказала, что папа отращи­вает усы. Вот это показалось Стэнли очень смешным, я уж не знаю почему. Он так хохо­тал, что поперхнулся супом. Пришлось дедуш­ке Курту хлопать его по спине.

Трудно сказать, что может насмешить Стэн­ли. Как говорит Марк, он классный.

Во время обеда я глаз не спускала с деда и бабушки. Все удивлялась, как это они умудри­лись так перемениться за год. Такие стали мед­лительные, тихие. Вот что значит старость, подумала я.

— Стэнли покажет вам свои пугала, — ска­зала бабушка Мириам, ставя на стол блюдо с хрустящей картошкой. — Да, Стэнли?

Дедушка Курт громко закашлял. Мне пока­залось, что таким способом он велит бабушке Мириам сменить тему разговора.

— Я сам их сделал, — гордо сообщил Стэнли. Его большие глаза были обращены ко мне. — По книге.

— Ты еще учишься играть на гитаре? — спро­сил Марка дедушка Курт.

Я поняла, что дедушка Курт не хочет гово­рить о пугалах.

— Ага, — проговорил Марк, жуя картофель. — Только я свою продал. Теперь на электриче­ской занимаюсь.

— То есть как? Ее в розетку включают? — брякнул Стэнли и захихикал, как будто очень удачно пошутил.

— Что ж ты не привез сюда гитару? — с уко­ром сказала Марку бабушка Мириам.

— Не привез, и хорошо, — вмешалась я. — От его гитары у коров молоко скиснет.

— Они уже дают кислое молоко, — пробор­мотал дедушка Курт, опустив голову.

— Плохая примета, — заявил Стэнли. — Когда коровы дают кислое молоко — это не к добру

Вдруг глаза его расширились, словно от страха.

— Стэнли, все хорошо. — Бабушка Мириам положила руку на плечо Стэнли. — Просто де­душка Курт смеется.

— Дети, если вы наелись, — сказал дедушка Курт, — прогуляйтесь со Стэнли. Он вам пока­жет ферму. Вам же это всегда нравилось. — Он вздохнул. — Я бы сам с вами сходил, но нога опять начинает шалить.

Бабушка Мириам принялась убирать со сто­ла посуду. Мы с Марком вышли вслед за Стэн­ли через черный ход. На заднем дворе недавно косили траву. Воздух был напоен сладким ароматом сена.

Около дома была клумба, и я увидела, что над ней порхает красивая колибри. Я толкну­ла Марка, чтобы он посмотрел, но, когда он обернулся, птичка уже улетела.

На краю обширного двора стоял старый са­рай. Раньше его стены были белые, но теперь штукатурка сильно загрязнилась и начала осы­паться. Я подумала о том, что стены нужно сроч­но красить. Дверь сарая была приоткрыта, и сквозь проем были видны тюки соломы на полу.

Справа от сарая, на краю кукурузного поля, — небольшой зеленый домик, в котором живут Стэнли и его сын Стикс.

— Стэнли, а где Стикс? — спросила я. — Почему он с нами не обедал?

— Он уехал в город, — тихо ответил Стэнли. — Сел на пони и уехал в город.

Мы с Марком переглянулись. Да, мы так и не научились понимать Стэнли.

Посреди кукурузного поля кое-где стояли тем­ные фигуры — пугала, о которых начала было говорить бабушка Мириам. Я стала смотреть на них, от солнца прикрывая ладонью глаза.

— Как много пугал! — удивилась я. — Стэн­ли, в том году было всего одно. Зачем их столько?

Он не ответил. Как будто не слышал меня. Просто шел вперед большими шагами, как аист. Бейсбольная кепка его была надвинута на самые глаза, а руки он засунул в карманы ком­бинезона.

— Послушай, мы сто раз видели ферму, — зашептал мне Марк. — Зачем нам опять ее об­ходить?

— Не хнычь, Марк, — оборвала его я. — Мы всегда обходим ферму. Традиция есть традиция.

Марк пробурчал что-то. Он лентяй. Ему лишь бы ничего не делать.

Вслед за Стэнли мы обогнули сарай и выш­ли на кукурузное поле. Стебли были уже выше меня. Золотистые початки сверкали на ярком солнце. Стэнли сорвал один.

— Давайте попробуем, созрела она или нет, — предложил он, улыбаясь.

Он держал початок в левой руке, а правой ловко сдирал с него шелуху. Через несколько секунд дело было сделано. Я взглянула на по­чаток — и...

— А-а! — завопила я.

— Какая гадость! — хрипло выговорил Марк.

Кукурузный початок был отвратительного коричневого цвета. И он... шевелился. Изви­вался. Корчился.

Стэнли поднес его к глазам, чтобы осмот­реть, и тут я поняла, что это такое. Черви. Сот­ни извивающихся червей.

— Нет! — в ужасе закричал Стэнли и выро­нил початок. — Ох, плохая примета! Так в книге написано. Ох, не к добру!

Я посмотрела под ноги. Черви начали рас­ползаться по земле.

— Ничего страшного, Стэнли, — заговори­ла я. — Я вскрикнула просто от удивления. Так иногда бывает — в кукурузе заводятся черви. Мне дедушка говорил.

— Нет. Плохо это. — Голос Стэнли дрожал, уши пылали, а во взгляде чувствовался страх. — Книга. Так в книге написано.

— Что еще за книга? — спросил Марк и пнул носком кроссовки червивый початок.

— Моя книга, — загадочно ответил Стэнли. — Книга о колдовстве.

«Ого! — подумала я. — Не надо бы Стэнли читать книжки про колдовство. Он и без книж­ки самый впечатлительный и суеверный чело­век на свете!»

— Так ты читаешь книжку про колдовство? — переспросил Марк, наблюдая за расползающи­мися по мягкому грунту червями.

— Да. — Стэнли решительно кивнул. — Хо­рошая книга. Я оттуда все знаю. И там все прав­да. Это точно! — Он стащил с головы бейсбол­ку и поскреб макушку. — Надо в книгу посмот­реть. Надо почитать, как быть с кукурузой. Со скверной кукурузой.

Он так нервничал, что и я слегка испугалась. Я знаю Стэнли, сколько живу на свете. По-моему, он работает на ферме дедушки Курта уже лет двадцать. Он всегда был странноватый. Но я никогда не видела, чтобы он волновался из-за такого пустяка, как испорченный куку­рузный початок.

— Покажи нам пугала, — попросила я, что­бы отвлечь Стэнли.

— Да-да, давай посмотрим их, — поддержал меня Марк.

— Ладно. Пугала так пугала.

Стэнли кивнул и стал пробираться вперед среди высоких кукурузных рядов. Он все еще напряженно обдумывал что-то.

Стебли вокруг нас негромко шуршали. Жут­коватый был звук.

Вдруг меня накрыла тень. Перед нами вырос­ло пугало. Рваный черный пиджак, набитый соломой. Руки пугало раскинуло в стороны.

Оно было высокое — выше меня. И торчало над кукурузными рядами. Голова его была сде­лана из темного холщового мешка. Его тоже набили соломой и черной краской нарисова­ли на нем злобные глаза и нахмуренные бро­ви. И вдобавок нахлобучили на него старую, мятую шляпу.

— Это ты сделал, Стэнли? — спросила я. Чуть дальше среди кукурузы темнели еще

несколько пугал, все в такой же позе. И все тоже угрожающе хмурились.

Стэнли посмотрел на лицо пугала.

— Да, это я сделал, — вполголоса прогово­рил он. — По книге научился.

— Какие-то жутковатые они, — сказал Марк и придвинулся ко мне поближе. Потом взял соломенную руку пугала и потряс ее. — Как дела? — обратился он к темной фигуре.

И тогда Стэнли повторил фразу, которую сказал мне в машине:

— Пугало гуляет в полночь.

Марк пытался изобразить рукопожатие.

— Что это все-таки значит? — спросила я.

— Я по книге научился, — повторил Стэн­ли, не отводя глаз от разрисованного мешка с соломой. — Из книги узнал, как заставить их ходить.

Я опять не поняла.

— Что? Как это заставить их ходить? Темные глаза Стэнли встретились с моими, а лицо вновь приняло торжественное выраже­ние.

— Я умею. В книге есть специальные слова. Я была совершенно ошарашена. Стояла мол­ча и смотрела на него, не зная, что сказать.

— Я заставил их ходить, Джоди, — произнес Стэнли громким шепотом. — На прошлой не­деле. И теперь я их командир.

— Как? — пролепетала я. — Ты командир ч-чучел? Ты хочешь сказать... — И запнулась, потому что краем глаза увидела, как рука пуга­ла шевельнулась.

Рука стала подниматься, и солома внутри зашуршала.

Я почувствовала прикосновение соломы к лицу. Сухая рука пугала потянулась к моему горлу.

Колючая солома, высовывающаяся из чер­ного рукава, царапнула меня по шее. Я взвизгнула.

— Оно живое! — Я невольно присела и по­ползла прочь на четвереньках.

Когда же подняла голову, то увидела, что Марк и Стэнли спокойно смотрят на меня.

Неужели они не видели, как пугало пыталось меня задушить?

А потом из-за пугала со злорадной ухмыл­кой вышел Стикс, сын Стэнли.

— Стикс! Так это ты! — закричала я, потому что сразу догадалась, что это он двигал рукой чучела.

— Эх, вас, городских, так легко напугать, — сказал Стикс и заулыбался еще шире. Затем он наклонился и помог мне встать. — Ну что, Джоди, ты правда подумала, что пугало дви­гается?

— Я могу заставить пугала двигаться, — по­вторил Стэнли и надвинул бейсболку на лоб. — Я могу заставить их ходить. И я это делал. По книге.

Улыбка Стикса пропала, глаза потухли.

— Конечно, конечно, папа, — пробормо­тал он.

Стиксу шестнадцать лет. Он высоченный и худой. Потому-то его и прозвали Стиксом — жердью.

Он строит из себя крутого парня. У него длинные черные волосы, они падают на во­ротник, который он редко стирает. Ходит Стикс в майках в обтяжку и грязных, протер­тых на коленях джинсах. Часто ухмыляется, и по глазам все время кажется, что он над все­ми смеется.

Нас с Марком он называет городскими. Обя­зательно с ухмылкой. И постоянно проделы­вает с нами свои идиотские штучки. Может быть, он завидует нам с Марком. Стиксу, на­верное, несладко было расти здесь, на ферме, в маленьком домике, где он живет вдвоем с отцом.

Кстати, Стэнли скорее похож не на отца, а на ребенка.

— Я тебя сразу заметил, — сказал Стиксу Марк.

— Ага, спасибо, что предупредил! — оби­женно крикнула я Марку и сердито посмот­рела на Стикса. — Вижу, ты совсем не изме­нился.

— Я тоже рад тебя видеть, Джоди, — насмеш­ливо отозвался он. — Городские приехали на месяц в деревню!

— А тебе какое дело? — огрызнулась я.

— Будь хорошим мальчиком, — очень тихо проговорил Стэнли. — У кукурузы ведь тоже есть уши.

Мы все ошарашено взглянули на Стэнли. Он что, шутит? Его никогда не поймешь тол­ком.

Круглые глаза Стэнли серьезно смотрели на меня из-под козырька кепки.

— У кукурузы есть уши, — повторил он. — В поле живут духи.

Стикс с досадой помотал головой.

— Пап, поменьше бы ты читал свою книж­ку, — проворчал он.

— Там все правда, — настойчиво сказал Стэнли. — Все правда.

Стикс пнул ногой землю и взглянул на меня. Он казался расстроенным.

— Тут теперь все по-другому, — тихо прого­ворил он.

— То есть? — переспросила я. — Что ты име­ешь в виду?

Стикс с отцом переглянулись. Стэнли при­щурился, а Стикс только пожал плечами. На мой вопрос он не ответил. Вместо этого он стиснул руку Марка.

— А-а, все такой же хиляк, — протянул он. — Давай в футбол?

— Да ну, жарко, — отозвался Марк, вытирая пот со лба.

Стикс фыркнул:

— А ты еще и неженка, оказывается.

— Почему это? — вскинулся Марк. — Я про­сто сказал, что жарко, вот и все.

— Эй, у тебя что-то на спине, — сказал Стикс. — Оглянись-ка.

Марк послушно оглянулся.

Стикс быстро наклонился, подобрал с зем­ли червивый кукурузный початок и сунул его Марку за шиворот.

Я не могла не расхохотаться, глядя, как мой братец с воплями несется к дому.

Ужин прошел спокойно. Жареная курица у бабушки Мириам была очень вкусной — как всегда. И кукуруза действительно оказалась сладкой. Мы с Марком съели по два початка. С маслом.

В общем, отличный был ужин. Я только огорчалась, видя, как переменились бабушка с дедом. Бывало, дедушка Курт говорит без умолку. Он всегда рассказывал много смеш­ных случаев о соседях-фермерах и новые анекдоты.

А в этот раз почти все время молчал.

Бабушка Мириам упорно уговаривала меня и Марка съесть что-нибудь еще. Поминутно спрашивала, нравится ли нам. Но и она стала как-то тише.

Чувствовалось, что им обоим неуютно. Не по себе.

Они все смотрели на Стэнли, который уплетал свою порцию. Масло стекало у него по подбородку.

Стикс, мрачный, сидел напротив отца. Он держался еще недружелюбнее, чем обычно.

Весел за столом был только Стэнли. С удо­вольствием жевал мясо и дважды просил до­бавки картофельного пюре.

— Стэнли, у тебя все в порядке? ~ спраши­вала бабушка Мириам, кусая нижнюю губу. — Все хорошо?

А он улыбался и отвечал:

— Да, неплохо.

Почему же все тут так изменилось? Я не мог­ла найти ответа. Или все дело только в том, что бабушка и дедушка стареют?

После ужина мы перешли в большую ком­нату.

Дедушка Курт покачивался в своей старой деревянной качалке, задумчиво глядя в черный зев камина.

Было жарко, поэтому огонь разводить не стали.

Бабушка Мириам заняла свое любимое большое зеленое кресло, стоявшее напротив качалки дедушки Курта.

На коленях у нее лежал закрытый журнал для садоводов.

Стикс, который за весь вечер не произнес и двух слов, куда-то исчез. Стэнли, прислонив­шись к стене, ковырял в зубах.

Марк расположился на длинном зеленом диване. Я сидела на другом его конце и осмат­ривала комнату.

— Ух ты! — воскликнула я. — Оказывается, я все еще боюсь этого медведя.

В дальнем углу комнаты стояло на задних лапах громадное — метра три — чучело мед­ведя.

Много лет назад дедушка Курт застрелил этого медведя на охоте. Огромные передние лапы зверя тянулись вперед, и казалось, что он вот-вот прыгнет. Дедушка Курт рассказывал, что это был медведь-убийца. Прежде чем он его подстрелил, медведь помял двух охотников. Так что дедушка спас им жизнь.

Чучело было как живое, смотреть на него было жутковато, и я отвернулась. Оно никог­да мне не нравилось. Как только бабушка Мириам позволила деду держать его в жилой комнате?

— Расскажи что-нибудь страшное, — попро­сила я дедушку Курта.

Он повернулся ко мне, и я заметила в его голубых глазах смятение.

— Да, да, — подхватил Марк, — мы соску­чились по твоим историям. Расскажи про без­голового мальчика в шкафу!

— Нет, — возразила я. — Расскажи что-ни­будь новое.

Дедушка Курт в задумчивости почесал под­бородок, глянул на Стэнли и неуверенно каш­лянул.

— Детки, что-то я сегодня устал, — прогово­рил он. — Лучше пойду спать.

— А как же история? — не сдавалась я. Он скользнул по мне потухшим взглядом и пробормотал:

— Не знаю я никаких историй. Затем с трудом поднялся и заковылял в свою комнату.

«Что же происходит? — недоумевала я. — Что здесь не так?»

Я поднялась наверх в свою спальню и пере­оделась в ночную рубашку. Окно спальни было открыто, в него задувал свежий ветерок.

Я подошла к окну и выглянула. На газоне лежала тень большой яблони. Там, где конча­лась трава, начиналось кукурузное поле, за­литое светом полной луны. Высокие стебли сверкали сейчас так, словно были отлиты из золота.

Кое-где из рядов кукурузы высовывались пугала. Они были похожи на одетых в черную форму солдат. Рукава их пиджаков трепетали от ветра. Мне казалось, что их нарисованные глаза смотрят на меня.

Мне стало не по себе.

Сколько пугал! Не меньше дюжины. И сто­ят рядами, вот-вот начнут маршировать.

«Пугало гуляет в полночь...» Эти слова Стэн­ли произнес очень тихо, и я никогда раньше не слышала, чтобы его голос звучал так пуга­юще.

Я посмотрела на часы на столике. Десять вечера.

Я уже буду спать, когда они пойдут гулять. Что за дикая мысль!

Я чихнула. Видимо, у меня аллергия на деревенский воздух — не только дневной, но и ночной.

Я стояла у окна и смотрела на длинные тени пугал. Под порывом ветра стебли кукурузы на­клонились, и по теням прошла волна.

И вдруг пугала задвигались.

— Марк! — закричала я. — Марк, сюда! Ско­рее!

В лунном свете я с ужасом наблюдала, как шевелились темные силуэты, как подрагивали руки и наклонялись вперед головы.

Все. Одновременно.

Все пугала одинаково подергивались, крени­лись, вытягивались, словно старались соско­чить с кольев.

— Марк, быстрее! — кричала я.

По коридору простучали торопливые шаги, и запыхавшийся Марк ворвался ко мне в ком­нату.

— Джоди, что случилось? — выкрикнул он с порога.

Я жестом велела ему подойти. Когда он ока­зался со мной рядом, я указала на кукурузное поле.

— Смотри. Пугала...

Он ухватился за подоконник и высунулся наружу.

Через его плечо я видела, как в унисон ше­велятся пугала.

Мороз пробежал у меня по коже, и я засуну­ла ладони под мышки.

— Это ветер, — объявил Марк и отступил от окна. — Что с тобой, Джоди? Дует ветер, вот они и колышутся.

— Ты... ты плохо смотрел, Марк, — выдави­ла я. — Посмотри получше.

Марк картинно закатил глаза, вздохнул, но все же опять высунулся из окна. Он вглядывал­ся в кукурузное поле довольно долго.

— Ну что, видишь? — не вытерпела я. — Они все вместе двигаются. Руки, головы... Они все вместе...

И тут Марк повернулся ко мне. В его рас­ширившихся глазах я увидела страх. Он, потря­сенный, смотрел на меня и молчал. В конце концов сглотнул слюну и прошептал:

— Надо сказать дедушке Курту.

Мы кинулись вниз, но, как оказалось, ба­бушка с дедушкой уже легли. Дверь их спаль­ни была закрыта, и оттуда не доносилось ни звука.

— Давай подождем до утра, — предложила я. — Надеюсь, с нами за ночь ничего не слу­чится.

Мы на цыпочках разошлись по своим ком­натам.

Я захлопнула окно и заперла его на шпинга­лет. А пугала в поле все шевелились, все стара­лись спрыгнуть с кольев.

Я содрогнулась и поспешила отойти от окна, забралась в кровать и с головой укрылась одеялом.

Спала я беспокойно. Всю ночь ворочалась, а утром поспешно выпрыгнула из кровати, провела щеткой по волосам и побежала вниз, к завтраку.

Марк спустился сразу вслед за мной. На нем были те же джинсы, что и накануне, и красная с черным майка с надписью «Нирвана». Он не дал себе труда причесаться, и волосы у него на затылке стояли торчком.

— Оладьи, — выдохнул он.

Это слово немедленно подняло мне настро­ение и заставило на короткое время забыть о двигающихся пугалах.

Как же я могла забыть про чудесные ола­дьи с шоколадом, которые печет бабушка Мириам? Они мягкие и буквально тают во рту. Теплый шоколад со сладким соусом — лучшего завтрака представить себе невоз­можно.

Мы пронеслись через большую комнату в кухню.

Я втянула в себя воздух, надеясь почувство­вать неповторимый запах кипящего на сково­роде масла.

Но запаха я не ощутила и решила, что у меня

заложен нос.

В кухню мы с Марком ворвались одновре­менно.

Дедушка Курт и Стэнли уже сидели за сто­лом, и перед ними дымился большой синий кофейник.

Стэнли прихлебывал кофе. Дедушка Курт закрылся газетой. Впрочем, когда мы вош­ли, он опустил ее и улыбнулся, приветствуя нас.

Мы поздоровались со Стэнли и дедом и усе­лись за стол. Нам так хотелось наших люби­мых оладий, что мы невольно потирали руки, совсем как герои мультиков.

Можете себе представить наше разочарова­ние, когда бабушка Мириам поставила перед нами миски с кукурузными хлопьями. Я чуть не заплакала.

Посмотрев на Марка, я поняла, что и он так­же потрясен.

— Хлопья? — почти простонал он. Бабушка Мириам вернулась к раковине.

Я жалобно спросила у нее:

— Бабушка Мириам, а как же оладьи? Бабушка бросила взгляд на Стэнли и ска­зала:

— Знаешь, Джоди, я их больше не пеку. От них очень толстеешь. — И она снова посмот­рела на Стэнли.

— Кукурузные хлопья на завтрак — что мо­жет быть лучше! — произнес Стэнли.

Лучезарно улыбаясь, он положил себе в мис­ку еще порцию хлопьев. Дедушка Курт кашлянул из-за газеты.

— Ешьте хлопья, пока они не отсырели, — бросила через плечо бабушка Мириам.

Мы с Марком посмотрели друг на друга. В прошлом году почти каждое утро бабушка Мириам давала нам по огромной тарелке ола­дий с шоколадом.

«Да что же тут происходит?» — снова поду­мала я. И вдруг вспомнила, как вчера в поле Стикс прошептал мне: «Тут теперь все по-дру­гому».

Действительно, все изменилось. И не ска­зала бы, что к лучшему.

В желудке у меня заурчало. Я взяла ложку и принялась есть. Марк сделал то же самое. Внезапно мне вспомнились корчащиеся пу­гала.

— Дедушка Курт, — нерешительно начала я, — вчера вечером мы с Марком... мы выглянули из окна и увидели пугала. Они двигались. Мы тогда...

Бабушка Мириам за моей спиной громко ахнула.

Дедушка Курт опустил газету, прищурился, но не сказал ни слова.

— Пугала шевелились! — воскликнул Марк. Стэнли хихикнул.

— Это ветер, — сказал он, внимательно гля­дя на дедушку Курта. — Наверняка ветер их шевелил.

Дедушка Курт взглянул на него.

— Ты уверен? — произнес он.

— Конечно, ветер, — быстро сказал Стэнли.

— Но они явно старались сойти со своих па­лок! — запротестовала я. — Мы видели!

Дедушка Курт пристально посмотрел на Стэнли. Уши того мгновенно покраснели, он опустил глаза и проговорил:

— Ночью было ветрено. Вот они и шевели­лись от ветра.

— Сегодня будет солнечно, — не отходя от раковины, весело заявила бабушка Мириам.

— Но пугала... — снова начал было Марк.

— Да, день должен быть хороший, — заме­тил дедушка Курт, игнорируя слова Марка.

Мне стало ясно, что ему не хочется говорить про пугала.

Неужели он нам не верит? Дедушка Курт повернулся к Стэнли.

— Может, когда отгонишь коров на пастби­ще, возьмешь Джоди и Марка на речку поло­вить рыбу?

— Да, можно, — ответил Стэнли. Он в это время внимательно разглядывал коробку из-под хлопьев. — Пожалуй, можем схо­дить.

— Хорошо бы, — мечтательно произнес Марк.

Мой брат любит рыбалку. Это одно из его любимых занятий, потому что на рыбалке не нужно много двигаться.

За коровьим пастбищем на границе зе­мельных владений деда протекает замеча­тельная речка. Там вообще-то лес, и речка петляет среди вековых деревьев. В ней мно­го рыбы.

Я доела хлопья и спросила бабушку Ми­риам:

— А ты что сегодня собираешься делать? Может, мы с тобой посидим и...

Тут бабушка повернулась ко мне.

— А-ах... — выдохнула я. У нее... у нее была соломенная рука!

— Джоди, что с тобой? — спросила бабушка Мириам.

Я показала на ее руку, потом снова взгляну­ла на нее и увидела, что рука вовсе не соломен­ная — просто бабушка сжимает в ней метлу, извлекая из соломы комья пыли.

— Все в порядке, — выговорила я, чувствуя себя полной дурой, и протерла глаза. — Мне надо принять лекарство от аллергии. У меня глаза слезятся. Я вижу черт-те что!

Куда бы я ни посмотрела, везде мне чудились пугала!

Я выругала себя за то, что веду себя как по­лоумная.

«Прекрати думать о пугалах, — велела я се­бе. — Стэнли прав. Вчера вечером был силь­ный ветер. Ветер, и ничего больше».

Стэнли действительно взял нас с собой на рыбалку. Пребывая в приподнятом настрое­нии, он шел, размахивая плетеной корзинкой, в которую бабушка Мириам упаковала для нас провизию, и улыбался.

— Все, что я люблю, положила, — радостно сообш, ил он нам.

В левой руке под мышкой у него были три бамбуковые удочки, а в правой руке — корзин­ка. Ни мне, ни Марку он не позволил ничего нести.

Я с наслаждением вдыхала теплый воздух. В голубом небе не было ни облачка. К моим белым кроссовкам прилипли кусочки недавно скошенной травы.

Лекарство помогло мне. Глазам стало намно­го лучше.

Стэнли свернул за угол сарая и теперь вы­шагивал вдоль его задней стены. Его лицо опять приняло торжественное выражение. По всей видимости, он что-то упорно обдумывал.

— Эй, куда мы идем? — спросила я, стара­ясь не отстать от него.

Но он как будто не слышал — помахивая корзиной, шагал туда, откуда мы вышли.

— Постой! — задыхаясь, выкрикнул Марк. Мой брат терпеть не может торопиться, если

знает, что это не жизненно необходимо.

— Стэнли, подожди! — крикнула и я, цеп­ляясь за его рукав. — Мы же пошли по кругу!

Он кивнул все так же серьезно. Из-под его черной бейсболки, надвинутой на глаза, до нас донеслось:

— Мы должны трижды обойти сарай.

— Что?! Зачем? — недоумевала я.

Мы уже шли вокруг сарая во второй раз.

— Ради удачи на рыбалке, — объяснил Стэнли и добавил: — Так в книге говорится. В ней есть про все.

Я открыла было рот, чтобы высмеять его, но передумала. Очень уж всерьез он относится к этой своей книге. Не стоит его расстраивать.

Ладно, для нас с Марком это будет вроде физзарядки.

В конце концов мы перестали кружить воз­ле сарая и пошли вдоль поля по тропинке к реке. Стэнли теперь опять улыбался.

Я убедилась, что он очень верит в то, что на­писано в книжке.

Хотела бы я знать, верит ли в это Стикс.

— А где Стикс? — спросила я.

В этот момент мне пришлось отвалить с тро­пинки большой кусок дерева.

— Дома прибирается, — ответил Стэнли. — Стикс у меня работяга. Работяга, да. Но скоро он придет, это точно. Рыбалку он не пропус­тит, будьте уверены.

Солнце уже обжигало мне лицо и плечи. Я даже подумала о том, чтобы вернуться в дом — захватить чем бы прикрыться.

Пока мы шли вдоль кукурузных рядов, мне все время казалось, что темные пугала таращат­ся на меня. Я готова была поклясться, что их разрисованные головы поворачиваются и пу­гала провожают меня взглядами.

А разве одно из них не махнуло мне соло­менной рукой?

Я мысленно выругала себя за глупость и пе­рестала на них смотреть.

«Джоди, прекрати думать про пугала, — при­казала я себе. — Забудь про плохой сон. Забудь об этих безмозглых чучелах. Сегодня прекрас­ный день, и тебе не о чем беспокоиться».

Поле кончилось, и мы вошли в сосновую рощу. Там было сумрачно и прохладно, не то что в поле.

— Может, такси возьмем? — простонал Марк.

Вот это в его духе. Да он и вправду поймал бы такси, если бы мог

Стэнли помотал головой и бросил с улыбкой:

— Городские!

Тропинка пропала, и мы теперь просто шли среди деревьев. В воздухе пахло хвоей. Я заме­тила, как маленький бурундук нырнул в свое убежище в бревне.

Уже было слышно журчание речки.

Вдруг Стэнли остановился, нагнулся и под­нял с земли сосновую шишку.

Все три удочки он выронил, но даже не за­метил этого. Он внимательно рассматривал шишку, вертя ее так и сяк. Наконец произнес:

— Если шишка лежит в тени, значит, зима будет долгая.

Мы с Марком подобрали удочки.

— Так в книжке написано? — осведомился Марк.

Стэнли кивнул и аккуратно положил шишку на прежнее место.

— Она еще липкая. Хороший знак, — серь­езно сообщил он.

Марк хихикнул. Я видела, что он изо всех сил старается не расхохотаться. Но все же не удержался.

Большие карие глаза Стэнли посмотрели на него с укоризной.

— Марк, там все правда, — тихо сказал он. — Все правда.

— Знаешь, — сказал Марк, бросив взгляд на меня, — я бы хотел ее почитать.

— О, это трудная книга, — ответил Стэнли. — Я и сам там не все слова понимаю.

— Слышу речку, — вмешалась я, желая сме­нить тему. — Идем. Мне хочется до обеда пой­мать рыбку.

Вода оказалась холодной. К тому же босые ноги скользили по ровному речному дну.

Мы все втроем вошли в воду. Марк предпо­чел бы лежать с удочкой на берегу, но я убеди­ла его, что стоять в воде куда приятнее. Да и поймать что-нибудь будет легче.

— Поймаю я, как же, — ворчал он, выбира­ясь из джинсов. — Воспаление легких я пой­маю!

Стэнли громко хохотнул. Он осторожно по­ставил корзину с едой на траву, закатал шта­нины комбинезона, взял удочку и вошел в воду.

— Ого! Холодно! — воскликнул он и едва не потерял равновесие на скользких камнях.

— Стэнли, — окликнула его я, — по-моему, ты что-то забыл.

Он обернулся, уши его вспыхнули.

— Что я забыл, Джоди? Я указала на его удочку

— Тебе разве не нужна наживка?

Он взглянул на пустой крючок и пошел об­ратно за червяком.

Через пару минут мы уже стояли в воде. Марк поначалу жаловался, что вода холодная и что его нежным ножкам больно ходить по камням. Но вскоре угомонился.

Глубина речки в этом месте всего полметра. Вода тут очень чистая, бежит быстро, и кое-где из-за неровного дна на поверхности возника­ют маленькие водовороты.

Я опустила леску в воду и принялась следить за красным пластмассовым поплавком. Как только он станет погружаться, я подсеку.

Солнце грело мне лицо, стоять в прохладной воде было очень приятно.

Хорошо бы здесь было поглубже, чтоб по­плавать.

— Эй, клюет! — радостно закричал Марк. Стэнли и я повернулись к нему и стали сле­дить, как он подсекает.

Марк тянул изо всех сил.

— У-у, большая, наверное, — напряженно проговорил он.

Тут он дернул еще раз и извлек из воды плот­ный ком зеленых водорослей.

— С уловом тебя, Марк, — сказала я. И правда большая.

— Сама ты большая! — рявкнул Марк. — Большая-пребольшая дура!

— Когда ты только повзрослеешь? — провор­чала я, сбросила с себя слепня и попробовала сосредоточить внимание на поплавке.

Но мысли мои сразу разбежались — у меня на рыбалке всегда так. Я поймала себя на том, что думаю о тех громадных пугалах. Какие они темные, мрачные. И все до единого злобно смотрят.

Я все еще представляла себе их, когда меня схватили за щиколотку.

Это была соломенная рука пугала.

Пугало затаилось в воде, дотянулось до моей ноги и теперь сжимает ее, сжимает все силь­нее.

Я завопила и попыталась сбросить эту руку. Но поскользнулась и шлепнулась в воду.

— А-а-а! — кричала я не переставая. Но пугало не отпускало.

Вода накрыла меня, я отчаянно барахталась.

А потом увидела его — толстый пучок зеле­ных водорослей, обвившийся вокруг моей щиколотки.

— Уф-ф-ф! — облегченно выдохнула я.

Никакого пугала. Всего-навсего водоросли.

Я опустила ногу в воду и даже не стала под­ниматься. Лежала на спине и ждала, когда прекратится сердцебиение. Самой себе я каза­лась полной дурой.

Потом я взглянула на Стэнли и Марка. Они тоже смотрели на меня. Очевидно, они были слишком удивлены и потому не смеялись.

— Лучше молчите, — предупредила я их, поднимаясь наконец на ноги. — Молчите.

Марк хихикнул, но не произнес ни слова.

— Я не взял полотенце, — сочувственно ска­зал Стэнли. — Извини, Джоди. Я не думал, что тебе захочется купаться.

Теперь Марк громко заржал. Я бросила на него уничтожающий взгляд и побрела к берегу, не забыв захватить удочку.

— Не нужно мне полотенце, — бросила я. — Все хорошо. Я освежилась.

— Джоди, ты распутала всех рыб, — заявил Марк.

— Нет. Рыб распугал ты, — возразила я. — Они увидели твою рожу!

Да, я вела себя как маленькая. Ну и пусть! Мне было холодно в мокрой одежде, и я здо­рово разозлилась.

На берегу я принялась сушить волосы.

До меня донесся голос Стэнли:

— Марк, по-моему, внизу лучше клюет.

Через мгновение он скрылся за деревьями. Марк, осторожно ступая по камням, последо­вал за ним.

Я наклонила голову, чтобы выжать воду из волос, но поняла, что это бесполезно, и отбро­сила волосы назад.

Потом задумалась о том, как быть дальше, и вдруг услышала в лесу какое-то шуршание.

Шаги?

Я быстро обернулась, но никого не увидела.

Еще один бурундук суетливо пробежал по ковру из палых листьев. Может, кто-то напу­гал его? Или что-то?..

Я прислушалась. Еще шаг Шорох листьев.

— Кто... кто это? — крикнула я. Шелест кустарника.

— Стикс, это ты? Стикс! — Мой голос дрожал.

Никакого ответа.

«Это наверняка Стикс», — сказала я себе.

Опять шаг Хрустнула ветка. Снова шорох. Уже ближе.

— Стикс, я знаю, это ты! — прокричала я, но неуверенно. — Мне твои глупые шуточки на­доели, Стикс!

Я всматривалась в темную рощу и прислу­шивалась. Тихо. Зловещая тишина.

Вдруг между двумя небольшими соснами показалась темная фигура. Я от испуга зажала рот ладонью.

— Стикс...

Я прищурилась и разглядела набитый соло­мой темный пиджак. И голову из холста. На намалеванные черные глаза надвинута мягкая шляпа, тоже черная. Из длинных рукавов тор­чит солома.

Пугало.

Пугало пришло вслед за нами? На речку? Застывшая на лице злобная усмешка. Я открыла рот, чтобы закричать, и не изда­ла ни звука.

На мое плечо легла рука.

— А-а! — вскрикнула я и оглянулась.

На меня участливо смотрел Стэнли. Рядом с ним стоял Марк.

— Что случилось, Джоди? — спросил Стэн­ли. — Мы с Марком услышали, как ты кри­чишь.

— Ну что такое? — лениво выговорил Марк. Он был занят тем, что распутывал закрутившу­юся вокруг удочки леску. — Белку, что ли, уви­дела?

— Нет... Я... я...

Мое сердце так колотилось, что я не могла говорить.

— Джоди, не хнычь! — И Марк передразнил меня.

— Я видела пугало! — наконец выпали­ла я.

У Стэнли отвисла челюсть. Марк подозри­тельно прищурился.

— Пугало? Тут, в лесу?

— Оно... Оно шло... — мямлила я. — Я слы­шала шаги... Оно шло...

Стэнли издал какой-то булькающий звук.

Марк по-прежнему неотрывно смотрел на меня. Ему явно стало страшно. — Оно там! Вон оно! Смотрите! Я показала, куда надо смотреть. Но там ничего не было.

Стэнли недоуменно глядел на меня.

— Я видела его, — настаивала я. — Между теми деревьями. — И опять указала в ту сторону.

— Правда? Пугало? Настоящее? — бормотал Стэнли. Чувствовалось, что и он боится.

— Ну.. Может, это просто тень... — нетвер­до проговорила я.

Мне не хотелось пугать Стэнли. Но саму меня била дрожь.

— Я промокла. Хочу опять на солнце.

— Так все-таки ты видела его? — опять пе­респросил Стэнли, глядя мне прямо в глаза. — Джоди, ты видела здесь пугало?

— Нет, Стэнли. Скорее всего, нет. — Мне очень хотелось его успокоить. — Прости меня.

— Ох, худо, — пробормотал он себе под нос. — Совсем худо. Надо почитать книгу. Со­всем худо.

Не переставая бормотать, он повернулся к нам спиной и побежал.

— Стэнли, стой! — закричала я. — Стэнли, вернись! Не бросай нас!

Но он уже скрылся в лесу.

— Побегу за ним, — заявила я Марку. — А потом все расскажу дедушке Курту. Удочки донесешь?

— А надо? — скривился Марк.

Мой брат — всем лентяям лентяй!

Я объяснила ему, что это необходимо, и по­бежала по тропке в сторону дома.

Когда я оказалась на кукурузном поле, мое сердце вновь учащенно забилось. И опять мне показалось, что пугала в черных пиджаках сле­дят за мной. Мне все представлялось, что ко мне тянутся соломенные руки, которые вот-вот затащат меня в кукурузу.

Но пугала стояли смирно и только смотре­ли. Они не двигались, когда я неслась мимо них как угорелая.

Далеко впереди я увидела фигуру Стэнли. Он мчался к своему домику. Я сложила ладони ру­пором и позвала его, но он уже добежал до две­ри и скрылся за ней.

Тогда я решила отыскать дедушку Курта и рассказать ему, что видела разгуливающее по лесу чучело.

Дверь сарая была открыта, и мне показалось, что там какое-то движение.

— Дедушка Курт! — крикнула я, задыхаясь. — Ты здесь?

Я влетела в сарай. Мокрые волосы хлестали меня по спине. Я встала в дверном проеме и всматривалась в темноту. Стараясь перевести дыхание, снова позвала:

— Дедушка Курт!

Когда мои глаза чуть привыкли к полумра­ку, я шагнула дальше, крича:

— Дедушка Курт! Ты здесь?

Возле стены что-то зашевелилось. Я сразу кинулась туда.

— Дедушка Курт! Можно с тобой погово­рить? Мне очень нужно!

В просторном, темном сарае мой голос зву­чал слишком тихо и испуганно, а кроссовки при каждом шаге шуршали слишком громко, так как пол здесь устлан соломой.

Вдруг за моей спиной раздался странный грохот. Я оглянулась.

В сарае стало еще темнее.

— Эй! — крикнула я.

Поздно. Дверь сарая закрывалась.

— Эй! Кто там? — Я по-настоящему обозли­лась. — Прекратите!

Я бросилась к двери, но поскользнулась и упала. Несмотря на боль, сразу вскочила, но добраться до двери не успела. Полоска света стремительно сужалась, а потом дверь с оглу­шительным стуком захлопнулась.

Теперь меня окружала тьма. Сплошная, не­проглядная.

— Эй! Выпустите меня! — орала я. — Выпус­тите меня отсюда!

Мне не хватило дыхания, и я поперхнулась.

Затем я начала лихорадочно ощупывать де­ревянную дверь в поисках ручки. Найти ее не удалось. Я стала колотить в дверь кулаками и колотила до тех пор, пока могла превозмогать боль в руках.

Тогда я на шаг отступила от двери. «Успокойся, Джоди, — говорила я себе. — Успокойся. Ты выйдешь отсюда. Выход сейчас найдется. Не навеки же тебя здесь заперли».

Я старалась не поддаваться панике. Задер­жала дыхание, подождала, пока успокоится сердце, медленно выдохнула. 0-о-о-о-очень медленно.

Я уже немного пришла в себя, как вдруг услышала шорох.

Звук подошвы, ступающей по соломе.

— Ох!

Я вскрикнула, закрыла лицо руками и при­слушалась.

Шурх-шурх-шурх.

Шаги. Медленные, легкие шаги. Они неук­лонно приближались ко мне.

— Кто?.. Кто здесь?

Я хотела закричать, но у меня вышел только шепот.

Нет ответа.

Шурх-шурх-шурх.

Мягкие, тихие шаги. И они приближались.

— Да кто здесь? — отчаянно завопила я. Нет ответа. Шурх-шурх.

Кто-то — а может, что-то — подходит. Я шагнула назад. Еще.

Крик застрял у меня в горле — так мне было страшно.

В темноте я наткнулась на что-то и совсем потеряла голову от страха. Лишь через несколь­ко секунд сообразила, что это деревянная лест­ница, которая ведет наверх, на сеновал.

Шаги все ближе. Еще ближе.

— Пожалуйста, — еле слышно выговорила

— Пожалуйста... Не надо... БлР1же. Ближе. Темнота передо мной шуршит. Я вцепилась в лестницу.

— Пожалуйста, не трогайте меня! Вдруг я обнаружила, что уже карабкаюсь по

лестнице. Руки у меня дрожат, а к ногам будто тяжеленные гири привесили.

Но тем не менее я упорно лезла вверх, прочь от жутких шуршащих шагов.

Забралась на сеновал, рухнула на пол и ста­ла слушать. Но услышала только, как громко бьется сердце.

Оно гонится за мной? Сейчас станет подни­маться по лестнице?

Я затаила дыхание и прислушалась.

Царапается. Шуршит.

Шаги.

— Уходи! — Теперь я кричала во весь голос. — Не знаю, кто ты, но уходи!

Шаги не останавливались. Тихие, шурша­щие. Как будто солома идет по соломе.

Я встала на колени и взглянула на окошко. Оттуда лился свет, и освещенное сено блесте­ло золотыми полосками.

Замирая от страха, подошла к окну.

Ура! Прочная веревка, на которой мы с Мар­ком всегда любили качаться, по-прежнему сви­сала до земли.

Я смогу выбраться отсюда! Нужно ухватить­ся за веревку и прыгнуть.

Я порывисто схватила ее обеими руками, высунулась из окна... и закричала от ужаса.

Внизу я увидела черную шляпу. А под ней — черный пиджак.

Пугало. Стоит у двери сарая. Как на страже.

От моего крика оно дернулось.

Я не поверила своим глазам, когда увидела, как оно торопливо прошло вдоль стены, при­храмывая на соломенных ногах и расставив руки в стороны.

Холодными мокрыми руками я еще крепче вцепилась в веревку.

Глубоко вздохнула и прыгнула вниз. Я приземлилась на ноги. — 0-ой!

Веревка обожгла мне ладони. Я отпустила ее и побежала вдоль стены. Мне захотелось пой­мать неизвестного. И выяснить, в самом ли деле это пугало.

Несмотря на страх, я бежала очень быстро. Нигде никого не было.

У меня ломило в груди, в висках бешено сту­чало.

Я забежала за угол и оказалась возле задней стены сарая.

Пугало скрылось от меня.

И тут я столкнулась со Стиксом.

— Ой! — от неожиданности вскрикнули мы оба.

— Куда несешься? — спросил Стикс. — Чуть с ног меня не сбила!

На нем были вылинявшие джинсы, про­рванные на коленях, и выгоревшая красная майка в обтяжку; в такой майке его худоба де­лалась еще заметнее. Черные волосы были за­браны сзади в хвостик.

— Пу... пугало! — с трудом выговорила я. И вдруг — в ту же секунду — все поняла. Я разгадала тайну гуляющих пугал.

Это не пугало. Это Стикс.

Это он был в лесу у реки. И сейчас, в сарае, тоже он, Стикс. Новую идиотскую шуточку придумал.

Я тут же пришла к выводу, что это Стикс на­кануне каким-то образом заставил пугала дер­гаться.

Стикс очень любит поиздеваться над город­скими. Даже когда я и Марк были совсем ма­ленькими, он всячески пугал нас.

Иногда Стикс бывает неплохим парнем. Но есть у него склонность к жестокости.

— Я думал, вы все на рыбалке, — сказал он.

— Лично я — нет. — Я фыркнула. — Стикс, зачем ты постоянно стараешься нас напугать?

— Чем? — Он сделал вид, будто не догады­вается, о чем я говорю.

— Стикс, не притворяйся. Я же знаю, это ты сейчас представлялся пугалом. Я не ду­рочка.

— Пугалом? Каким пугалом?

Он смотрел на меня широко открытыми, невинными глазами.

— Ты вырядился пугалом, — заявила я. — Или притащил одно пугало сюда. Тянул его за веревочку или еще как-то.

— Совсем спятила, — проворчал Стикс. — Может, ты на солнце перегрелась?

— Стикс, признавайся, — велела ему я. — Зачем ты этим занимаешься? Для чего тебе пу­гать меня и Марка? Кстати, своего отца ты тоже напугал.

— Джоди, ты рехнулась! — воскликнул он. — Мне некогда рядиться во что-то ради тебя и Марка.

— Ты меня не обманешь, — возразила я. — Ты...

Я не договорила, потому что лицо Стикса внезапно изменилось.

— Папа! — испуганно воскликнул он. — Ты сказала — папа испугался?

Я кивнула.

— Мне нужно его найти! — крикнул Стикс. — Он... он мог сотворить что-нибудь ужасное.

— Стикс, мне надоели твои шутки! — заора­ла я в ответ. — Сейчас же прекрати!

Но он уже бежал прочь, громко зовя отца. Голос его казался встревоженным.

Отца Стикс не мог найти до самого ужина. И я тоже только перед ужином вновь увидела Стэнли. Под мышкой у него была крепко за­жата большая черная книга. Его книга о кол­довстве.

— Джоди! — шепотом позвал он и поманил меня пальцем. Лицо его было красным, а тем­ные глаза горели от возбуждения.

— Привет, Стэнли, — нерешительно ответи­ла я, тоже шепотом.

— Не говори дедушке Курту про пугало, — прошептал он.

— Как так?

Его слова совершенно сбили меня с толку

— Не рассказывай деду, — повторил он. — Это его только огорчит. А мы же с тобой не хо­тим его расстраивать, правда?

— Послушай, Стэнли...

Он не дал мне возразить, прижав палец к гу­бам.

— Джоди, не рассказывай ему. Твой дед не любит, когда его огорчают. Я сам займусь пуга­лом. У меня книга. — Он постучал по ней паль­цем.

Я хотела объяснить Стэнли, что это всего-навсего дрянная проделка Стикса, но не успе­ла, потому что бабушка Мириам позвала нас к ужину

Стэнли и к столу явился с книгой. И во вре­мя еды не переставая читал ее.

Я видела, как он шевелит губами, но, сидя далеко, не могла разобрать слов.

Стикс упорно смотрел в тарелку и ничего не говорил. Наверное, ему было стыдно, что его отец прямо за ужином читает книгу о колдов­стве.

А вот дедушка Курт и бабушка Мириам, как мне показалось, ничуть не были удивлены. Они весело болтали с Марком и со мной, подкладывали нам еду на тарелки и словно бы вооб­ще не замечали поведения Стэнли.

Мне в самом деле хотелось рассказать де­душке Курту о том, как Стикс старается напу­гать нас с Марком. Но в конце концов я реши­ла послушаться Стэнли и не расстраивать де­душку.

Да и вообще, со Стиксом-то я управлюсь. Напрасно он воображает, что такой крутой. Ни капельки я его не боюсь.

Когда бабушка Мириам начала убирать со стола, Стэнли все не прекращал читать, бор­моча себе под нос. Мы помогали ей. Потом сели опять, и бабушка Мириам поставила на стол громадный пирог с вишнями.

— Ужас, — шепнул мне Марк, указывая взглядом на пирог.

Он был прав.

— По-моему, дедушка Курт любит яблочные пироги. Разве нет? — спросила я.

Бабушка Мириам как-то странно улыбну­лась.

— Яблоки еще не созрели, — объяснила она.

— Но ведь у дедушки Курта аллергия на виш­ни! — воскликнул Марк.

— Вишневые пироги все любят, — ответила бабушка Мириам. Она уже резала пирог сереб­ряной лопаточкой. Потом взглянула на Стэн­ли. — Стэнли, я правильно говорю?

Стэнли улыбнулся, не отрываясь от книги.

— Это мой любимый пирог, — сказал он. — Бабушка Мириам всегда готовит мои любимые блюда.

После ужина дедушка Курт вновь отказал­ся рассказать нам с Марком страшную исто­рию.

Мы все сидели у камина и смотрели на жел­тые языки пламени. Хотя день был жаркий, к вечеру заметно похолодало и можно было рас­топить камин.

Дедушка Курт опять сидел у огня в своей качалке. Когда он покачивался, старое дере­вянное кресло скрипело.

Раньше он очень любил смотреть на огонь и рассказывать нам леденящие кровь истории. Пламя отражалось в его глазах. По мере того как ужас в его рассказе сгущался, он говорил тише и тише.

Но в этот раз он лишь пожал плечами, когда я попросила его рассказать что-нибудь. И уставился на стоящее на подставке медве­жье чучело. Потом перевел взгляд на Стэнли.

— Эх, — вздохнул дедушка Курт, — если б я знал какие-нибудь интересные истории... Я все перезабыл.

Вскоре мы с Марком поднялись в свои спальни. На лестнице брат шепотом спросил меня:

— Что с ним случилось? Я пожала плечами.

— Убей, не знаю.

— Он какой-то... другой, — сказал Марк.

— Тут теперь все по-другому, — согласилась я. — Вот только Стикс тот же. Так же любит пугать городских.

— Да плевать на него, — решил Марк. — Давай делать вид, что мы не замечаем, как он тут бегает вместо пугала.

Я кивнула, пожелала брату спокойной ночи и отправилась к себе.

«Плевать на пугала, — решила я, стеля по­стель. — Плевать на них. Не буду я больше про эти пугала думать. Пусть себе Стикс выделывается».

Я забралась в постель, укрылась одеялом и долго лежала на спине, разглядывая трещины на потолке и стараясь сообразить, на что они похожи. Трещин было три. В конце концов я решила, что они напоминают мне разряды молний. А если прищуриться, получается ста­рик с бородой.

Я зевнула. Мне хотелось спать, но заснуть я не могла.

Здесь, на ферме, я всего второй день. А мне всегда нужно время, чтобы привыкнуть к но­вому месту и к новой кровати.

Я закрыла глаза. Из сарая доносилось мы­чание коров. На ветру шелестели стебли куку­рузы.

У меня совершенно заложен нос. «Наверняка ночью буду храпеть, — подума­ла я. — Если вообще засну!»

Я попробовала считать овец. Не помогло.

Тогда я стала считать коров. Они такие боль­шие, толстые, неловкие и так мы-ы-ы-ычат.

Я насчитала их сто двенадцать и убедилась, что считать коров ничем не лучше, чем овец.

Повернулась на бок. Через несколько ми­нут — на другой.

Почему-то на ум пришла моя лучшая под­руга Шона. Интересно, хорошо ли ей сейчас в летнем лагере?

Потом я стала думать о других подругах. Почти все они торчали летом в городе и без­дельничали.

Посмотрела на часы и удивилась. Уже почти двенадцать.

«Надо уснуть, — сказала я себе. — Если не посплю, завтра буду валиться с ног».

Я опять улеглась на спину, подтянула мяг­кое одеяло к подбородку, закрыла глаза и по­пробовала ни о чем не думать.

Пустота, черная пустота. Пустая бесконеч­ность...

Вдруг я услышала какой-то шорох. Навер­ное, штора колышется от ветра, ведь окно от­крыто.

«Надо спать, — твердила я. — Надо спать». Звук между тем усилился. Он явно стал ближе.

Скрип.

Что это? Окно?

Пришлось открыть глаза. На потолке плясали тени. Я поймала себя на том, что неволь­но затаила дыхание.

Прислушалась.

Опять скрип. Опять кто-то скребется. Опять шуршание.

Тяжелый вздох.

— Кто? — вырвалось у меня.

Я рывком села на кровати, закрывшись оде­ялом, которое судорожно сжимала в пальцах.

Звук не прекращался. Мне пришло в голову, что нечто подобное могла бы издавать наждач­ная бумага.

Вдруг в комнате сгустилась тьма.

Я невольно посмотрела в окно. Там — тем­ный силуэт. Он заслонил луну.

— Кто это? Кто здесь? — собиралась спро­сить вслух, но почему-то только прошептала.

На фоне освещенного луной неба я разли­чила черную голову.

Силуэт поднимался. Вот плечи. Черная-пречерная грудь. Черное на черном.

Тень молча скользнула в комнату.

— П-п-помогите! — опять шепотом.

У меня остановилось сердце. Я не могла ды­шать.

Тень спрыгнула с подоконника. Откинула шторы и оказалась в комнате.

Половицы заскрипели под ногами.

Скрип-скрип-скрип.

Нечто медленно надвигалось на меня.

Я попыталась вскочить.

Поздно.

Ноги запутались в одеяле. Я упала на пол и ушибла локти.

Тень приближалась.

Я открыла рот, чтобы закричать...

И тут я его узнала.

— Дедушка Курт! — закричала я. — Дедушка Курт! Что ты тут делаешь? Почему ты залез че­рез окно?

Он не отвечал. Ледяные голубые глаза смот­рели на меня в упор, лицо искажала страшная гримаса.

Вдруг он протянул ко мне руки. Но кистей у них не было. Из рукавов пиджака торчала солома. Одна солома.

— Не надо! Нет! — завопила я.

— Дедушка! Пожалуйста! Не надо!

Я кричала, а он тянул ко мне свои соломен­ные руки, скалился, как злая собака, и рычал.

Соломенные руки были уже совсем около меня.

Лицо дедушки Курта оставалось таким же, как всегда. Только глаза были холодные. Хо­лодные и безжизненные.

Я вскочила на ноги, и соломенная рука за­дела мое лицо. Я отшатнулась и заслонилась рукой.

— Дедушка, — прошептала я, — что случи­лось? Что с тобой?

В висках у меня стучало, я вся тряслась. Холодные глаза деда теперь сверкали от яро­сти. Он опять потянулся ко мне.

— Не-е-ет! — завыла я в ужасе и кинулась к двери.

Он преследовал меня, и половицы все так же скрипели под его ногами. Я оглянулась и увидела, что из штанин тоже высовывается со­лома.

У него соломенные ноги!

— Дедушка Курт! Дедушка Курт! Что с тобой? Я кричала как безумная, сама не узнавая сво­его голоса.

Он был совсем рядом, солома царапнула меня по спине.

Я ухватилась за ручку двери. Повернула ее. Рванула на себя...

И опять завизжала, потому что столкнулась с бабушкой Мириам.

— Помогите! Бабушка Мириам, спаси меня! Он меня ловит!

Бабушка оставалась совершенно спокойной. В полумраке я не сразу разглядела ее лицо.

И увидела, что очки на нем нарисованы. Гла­за тоже. И рот. И большой коричневый нос.

— Ты не настоящая! — завопила я.

А потом на меня навалилась темнота, пото­му что мои глаза оказались закрыты руками дедушки Курта.

Я проснулась от кашля и удушья.

Было темно. Кромешная тьма.

Не сразу сообразила, что у меня на лице ле­жит подушка.

Я отшвырнула ее и села на кровати, тяжело дыша. Лицо мое пылало, а взмокшая ночная рубашка прилипла к спине.

Посмотрела на окно в страхе, что сейчас уви­жу пробирающуюся ко мне темную фигуру.

Штора дрогнула. Утреннее небо было еще серым. До меня донесся крик петуха.

Сон. Все, что я видела, просто кошмарный сон.

Я сделала глубокий вдох и спустила ноги на пол.

Все это только сон, повторила я мысленно. Успокойся, Джоди. Тебе просто приснился дурной сон.

Внизу раздавались чьи-то шаги.

Я достала из шкафа свежую одежду — выго­ревшие шорты и майку без рукавов.

Глаза мои слезились, и я видела все как в ту­мане. В это утро моя аллергия разыгралась по-настоящему.

Я протерла глаза, подошла к окну. Ярко-красное солнце уже выглядывало из-за старой яблони. На траве в саду выступила роса, и ее капли сверкали как изумруды.

Дальше простиралось зеленое кукурузное море. Посреди него высились неподвижные пугала, распростершие руки. Они как будто приветствовали восход. Опять прокричал петух. «Какой же идиотский кошмар!» — подумала я и встряхнулась, чтобы выбросить его из го­ловы. Потом причесалась и спустилась вниз, к завтраку.

Марк вошел в кухню одновременно со мной. Бабушка Мириам сидела з