Контекст и эллипсисы

Слова в языке, как уже было сказано выше, большей частью многозначны, но в речи люди достигают однозначного понима­ния. Это получается потому, что люди в речевом общении имеют дело не с изолированными словами, как в словаре, а с целым, где слова выступают в связи с другими словами и об­становкой речи. Это окружение слова называется контекстом[165]. Контекст может быть словесным (речевым) или бы­товым.

Словесный контекст- это те слова, которые окружа­ют или сопровождают данное слово и придают ему необходимую однозначность. Так, в высказывании “Перейди с носа на корму” нос узнается как “передняя часть лодки (корабля)”, а в высказыва­нии “высморкай нос ” нос - “обонятельный орган человека”. Много­значное слово операция (хирургическая, военная, финансовая) в раз­ных окружениях получает нужную однозначность: “операция под наркозом” - хирургическая, “операция при поддержке танков” - военная, “двухпроцентная операция” - финансовая. Наличие под­черкнутого (наркоз, танк, процент) обеспечивает достаточный кон­текст. Указанные слова являются ключевыми, они сразу опре­деляют контекст.

Однако не всякие слова дают достаточный контекст, например в высказывании “Операция прошла блестяще, результаты налицо, все довольны” нет ключевых слов, все слова тематически нейтраль­ны, и, какая операция имелась в виду, неизвестно.

Однако в этом случае на помощь приходит бытовой контекст.

Бытовой контекст - это обстановка или ситуация речи: кто говорит, где и когда говорит, кому говорит, зачем говорит и т. п. Если приведенное выше предложение, лишенное “ключевых слов”, произносит хирург в нефронтовой клинике, то операция скорее всего хирургическая; если это же сказано в штабе полка в обстанов­ке фронта - операция военная; если это из диалога финансистов в здании биржи, то операция финансовая. Конечно, ручаться на 100% для указанного опознавания значения слова операция и в таких случаях нельзя, так как и хирург, и финансист могли гово­рить о военной операции, а военные и финансисты - о хирурги­ческой. Но большая вероятность содержится в указанном пони­мании. Особенно важен бытовой контекст для понимания место­именных слов, для которых словесный контекст мало действите­лен (см. выше, § 8).

В живой разговорной речи бытовой контекст играет огромную роль, позволяя сокращать предложения путем эллипсиса.

Эллипсис[166] - это опущение в речи слов, которые подразумеваются из контекста и при надобности легко восстанавлива­ются в речи. Опираясь на контекст (предшествующие слова, си­туация речи), можно опускать подлежащее, сказуемое, дополне­ние, определение и т. п. Так, в возгласе хозяина “Еще тарелоч­ку! ” (И. А. Крылов) налицо одно дополнение, а сказуемое и второе дополнение (“чего тарелочку”?) опущены, но так как обста­новка речи перед глазами у собеседников и ситуация им ясна, то все опущенное ясно из контекста и взаимопонимание не нарушено. Этот пример можно и далее сокращать и оставить одно слово “Еще! ”, где и дополнение опущено. В обычных утвердительных и отрица­тельных репликах Да и Нет опущено все, кроме знака утверждения или отрицания.

Зато без соответствующего контекста эллиптическая речь дела­ется абсолютно непонятной, хотя все слова и могут быть известны. Это легко почувствовать, когда случается присоединиться к чужому телефонному разговору. Например, вы невольно подслушали такой разговор: “Ну как? ” - “Упала.” - “Что же вы теперь будете де­лать? ” - “Все-таки пойду.” - “Зачем? ” - “Да мало ли что.” Слова все понятны, но смысл разговора в целом совершенно непонятен, так как речь эллиптирована, ключевых слов нет, а бытовой кон­текст подслушивающему неизвестен, а он-то как раз и обеспечивал взаимопонимание говоривших.

Устная и письменная речь, прежде всего, различается тем, что первая всегда опирается на бытовой контекст, наличный в момент речи и существующий в опыте данных собеседников (обоюдное знание предшествующих событий, третьих лиц, не участвующих в данном разговоре, и т. п.), тогда как письменная речь почти не может использовать наличный бытовой контекст, даже если это молниеносный обмен телеграммами или переписка записочками в пределах одной комнаты; в лучшем случае это контекст, сущест­вующий обоюдно в опыте пишущего и читающего (письма, мемуа­ры). Если же иметь в виду книгу или газету, то здесь каждое вы­сказывание должно создать предварительный кон­текст - это описательные части текста, например, в романе пей­зажи, портреты, характеристики и т. п.; далее уже, например, в диа­логе, можно, опираясь на этот контекст, добиваться однозначности даже в эллиптических репликах.

В драматическом тексте, где налицо только реплики, в большей или меньшей степени имитирующие живой устный диалог, эллип­тический текст опирается на театральный контекст, т. е. на декорации, реквизит, действия актеров и т. п., что и дает нужную одно­значность. Когда же пьесу не смотрят в театре, а читают, то быто­вой контекст отсутствует и заменяется словесным, роль которого выполняют ремарки; список действующих лиц с примечаниями, ремарки к декорациям в начале актов, картин и явлений, ремарки к действию и т. п. Так происходит перевод из бытового контекста театра в словесный контекст издания.

Обратный перевод- из словесного контекста в быто­вой - осуществляется при инсценировке романов и повестей с по­следующей постановкой этих инсценировок на сцене.