Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






ЛЕКЦИЯ 18. Китс (окончание). -Вальтер Скотт 19 октября 1971






 

Я не договорил по поводу Китса. Мы разбирали его знаменитую «Оду греческой вазе» и говорили о том, что такое эта ода, как она задумана и как исполнена. По поводу Китса, и в частности этой оды, я говорил о том, что такое эстетизм, эстетство, поскольку Китс в мировую литературу вошел своего рода основоположником, инициатором эстетиз­ма. К нему восходят эстетские течения XIX и XX веков.

Так вот, я продолжаю по поводу эстетизма. Есть у Китса поэма «Ламия», известная его поэма, и поэма «Изабелла». Они, к сожалению, русскому читателю недоступны. Китсу не повезло. Он до сих пор почти не переведен.

«Ламия» — это поэма на античные темы. Китс очень охот­но, не только в «Оде греческой вазе», обращался к античным темам. «Ламия» — поэма о человеке, который влюбился в женщину, привел ее в свой дом. В свой великолепный дом, ко­торый очень подробно у Китса описан. Он любил описывать такое великолепие, такую декоративность жизни. Вот дворец в «Ламии», его архитектура, разные детали, драгоценности.

Это тоже один из признаков его эстетства — драгоценности, тяготение к драгоценностям. Драгоценные камни, драгоценные изделия ювелирного искусства — вот то, что Китс никогда не оставлял без внимания, если только имел повод описать.

И вот как развивается действие. Ламия, эта прекрасная женщина, в которую герой поэмы влюбляется без памяти, — она окажется змеею. Он ее и нашел в лесу. Вот послед­няя разгадка. Видите, очень созвучно тому, что вы знаете по Кольриджу: помните «Кристабель»?

Это очень характерный сюжет для Китса. Красота, ко­торая имеет злую основу. У Китса нет этого пресловутого триумвирата: Добро, Красота, Истина. Прекрасное сущест­во... А кто оно такое? Что оно такое? Это змея. Страшная змея. Обман красоты. Красота обманна. У Китса это тоже один из тезисов его эстетизма: красота не имеет нравствен­ной основы... как того требует традиция. В традиции красота там, где есть нравственная основа.

Другая его поэма, «Изабелла», написана на сюжет одной из новелл «Декамерона». Вы не помните новеллу об Изабел­ле, о девушке с цветочным горшком на окне... с цветочным горшком на подоконнике?

Изабелла была сестрой трех братьев, богатых купцов. И у нее была любовь с их приказчиком — тайная, укрытая от бра­тьев. Потому что те никогда не согласились бы на неравный брак. Потом братья проведали обо всем, подстерегли ее возлюб­ленного в лесу, убили и там же похоронили. А она потом при­шла, выкопала его из могилы, отделила голову, принесла ее до­мой и закопала в цветочном горшке. У Китса описано, как Иза­белла орошает слезами эту голову, которая скрыта в горшке под цветами. И какие пышные цветы распускаются в этом горшке: удивительные цветы, небывалой, необыкновенной красоты. Ви­дите: прекрасные цветы, а в корнях цветов лежит и тлеет мерт­вая голова. Голова убитого... Голова погибшего.

Сюжеты эти перекликаются: сюжет «Ламии» и сюжет «Изабеллы». Там в основе красоты, в существе красоты — зме­иное существо. Здесь — смерть и безобразие. Красота восхо­дит над безобразием. Безобразие — это основа красоты. Красо­та рождается не от красоты, а от ужасного, страшного. От мертвой, разлагающейся головы. Тут Китс предвосхитил фор­мулу Бодлера. Цветы зла. Зло, имеющее цветы.

Я думаю, после этих примеров вам станет ясно, почему я называю эстетизм красотой без достаточных оснований. Эс­тетизм — это красота не по существу. Красота, имеющая час­то безобразную и страшную изнанку. Безобразную основу. И это то, что мы станем очень часто встречать у поэтов по­следующих поколений.

Бодлер вот такую красоту... на злой основе, на темной основе — он ее возвел в принцип.

Эта программа эстетизма, красоты на дурной основе, на имморальной основе, особенно укрепилась через Бодлера, че­рез его «Цветы зла».

Почему такой успех она имела, сама эта идея, сам прин­цип цветов зла? Потому, что поэты считали, что в современ­ном мире найти красоту, прочно стоящую, имеющую под со­бой прочное основание, — невозможно. Это утопия. Мы живем на отравленной почве. И если есть в нашем мире какая-то красота — так вот только такая. Как цветы зла. Как нечаянно процветшее и расцветшее зло. И этот принцип цветов зла — он получил очень широкое распространение.

Человеческие характеры стали толковаться под этим уг­лом — цветов зла. Обольстительные характеры, полные эсте­тики. Но в которых, если вы разберетесь, порочная основа. Дьявольская основа. Мы еще будем говорить о таком знаме­нитом характере, который возникает на почве зла, — это, ко­нечно, Кармен Мериме, Карменсита. И конечно, в русской литературе сколько угодно есть отсветов этих цветов зла. Прежде всего у Достоевского, разумеется.

Но я возвращаюсь к Китсу. Китс все-таки очень силь­но отличается от эстетов конца XIX века. Он отличается от своего будто бы близкого родственника, от своего прямого потомка — Оскара Уайльда. Оскар Уайльд тоже проповедо­вал красоту, не обеспеченную никакой нравственностью, не облеченную никакими моральными основами. Но для Уайль­да имморальная красота — это есть нечто нормальное, норма. Так есть, иначе быть не может. А Китс не приемлет такую красоту как норму. Она для него страшна и трагична, красота куста, который вырос из земли, где спрятана мертвая голова.

У Китса тоже есть моменты любования красотой такого ро­да. Но все же в конце концов он ее воспринимает как нечто не­должное, как какое-то великое нарушение в царстве ценностей. Он ведь недаром был соратником Байрона и Шелли, которые еще создавали подлинную красоту, обладающую какой-то до­статочной предпосылкой. Байрон и Шелли создавали красоту, которая прежде всего строится на человеке, на человеческих ха­рактерах. Вспомните восточные поэмы Байрона с их героикой.

Одно из тяготений Китса (я хочу его особенно подчерк­нуть) — это особая любовь к вещам, тоже знаменующая бу­дущий эстетизм в Европе. Вещи. В поэмах Китса они играют очень большую роль. Вещи. Греческая ваза, горшок с цвета­ми... Горшок с цветами — вот настоящий герой в «Изабелле».

У Китса есть поэма «Канун святой Агнессы», вся застав­ленная описаниями красивых вещей. Вышивки, ковры, ска­терти. Та же любовь к вещам очень развита и у Уайльда. Он тоже великолепный изобразитель декоративного содержания жизни.

Таково одно из завершений романтизма. Романтизм в Англии себя исчерпал, с одной стороны, в «Дон Жуане» Бай­рона, а с другой стороны — в эстетизме Китса, то есть в каком-то совсем другом направлении. Я по этому поводу хо­чу перед вами поднять один общего значения вопрос. Я хочу сказать о том, что литературное течение, литературная эпоха никогда не имеет одного конца. Историки литературы страш­но упростили дело. У них получается, что был романтизм и потом он благополучным образом превратился в реализм. И весь разговор на этом кончается. На деле всякое живое явление имеет очень много выходов. Когда говорят об одном выходе, то представляют себе примерно такое положение: что вот в романтизме после смерти Байрона возникло критичес­кое положение. Романтизм стал себя исчерпывать. Нужны были какие-то новые пути в литературе. И все как один бро­сились к какому-то одному выходу. Кто-то скомандовал: ре­ализм — и все бросились к реализму. На деле ничего подоб­ного не было. На деле, когда создается какой-то кризис, каж­дый участник движения ищет выхода. Он не ждет команды, а на самого себя рассчитывает. Он не ждет, чтобы ему ука­зали пальцем, где выход. И разумеется, сколько было людей в движении, столько было и выходов. Я вам указал на два выхода... хотя бы на два выхода. Вот Байрон показал выход к роману, к прозе, построенной на описании, на анализе, на возврате к нравоописательному роману, традиция которого была богатой в Англии.

Не дается нам красота, та романтическая красота, кото­рую Байрон старался ввести в жизнь через «Странствования Чайльд Гарольда», через поэму, — ну, обратимся к прозе. От­кажемся от всякой красоты, обратимся к прозе, где нет этого критерия красоты. Где есть только то, что существует. И бы­вает только то, что бывает.

А другой выход — это эстетизм Китса. У него сокраща­ются предпосылки красоты, понижаются требования: не бу­дем требовать непременно человеческой красоты. Красиво выполненный ларец с инкрустацией — ну вот, довольствуй­тесь этой красотой. Не человек — но ларец. Не женщина — но вышивка. И это другой выход. Менее крупный, чем у Бай­рона. Но он сыграл в дальнейшем свою роль. И сейчас это влияние очень ощутимо.

Это произошло не только в Англии: конец романтизма в эстетстве. Очень поучительно, что совершенно независимо от англичан (у которых романтизм кончается эстетизмом Кит­са) у французов романтизм кончается эстетизмом Теофиля Готье. У Теофиля Готье вы находите ту же красоту вещей, провозглашенную уже Китсом. «Эмали и камеи» — это книга о вещах. Книга о прекрасных предметах. Античные эмали и античные камеи — вот предмет воспевания у Теофиля Готье. У немцев тоже был свой эстетизм. У них был поэт, которого немцы очень ценят, Эдуард Мёрике. Он очень поздно по­явился в литературе. Лучшие его стихи — это 30-е, 40-е и даже 50-е годы XIX века. Это очень тонкий поэт, с явно эс­тетским налетом. Он Китса не знал. Но у него есть стихо­творение «К античной лампе», которое нечаянно переклика­ется с Китсом — перекликается даже по теме... Мёрике, кста­ти, оценил Иван Сергеевич Тургенев, у которого был очень хороший слух на поэзию. Немцы же его почти не замечали когда-то. Он же, Мёрике, автор прекрасной повести «Моцарт на пути в Прагу». Моцарта Мёрике очень тонко знал, очень любил. Он изобразил Моцарта времени написания «Дон Жу­ана», и изобразил его тоже в несколько эстетских тонах.

Так вот, на этом я кончу с Китсом и эстетизмом. И мне еще осталось из английской литературы прочесть о Вальтере Скотте.

Вальтер Скотт. 1771-1832 — вот даты жизни Вальте­ра Скотта. Вальтер Скотт — это тоже своеобразное, особое окончание английского романтизма. Мы говорили об окон­чании через Байрона, через Китса. Вот вам, если хотите, и третье окончание, через Вальтера Скотта.

Вальтер Скотт не сразу себя нашел в литературе. Доволь­но нескоро определилось его настоящее призвание. Что игра­ло роль в его творчестве? Его шотландское происхождение. Он по происхождению был шотландец и прекрасно знал свою страну. По профессии вначале он был адвокат. И это его очень близко поставило к деловой жизни того времени. Он вел вся­кие имущественные деловые процессы.... Разъезжал по своей Шотландии по делам. Знал ее с позиций такого вот практи­ческого человека. Эта прослойка делового знания своего вре­мени, Шотландии — она в его романах сохранилась.

К романам он пришел далеко не сразу. Попутно с ад­вокатскими делами он любительски занимался этнографией. Собирал и изучал шотландский фольклор. В 1802—1803 го­дах он издал в двух томах собрание шотландских народных баллад, имевшее большое значение в английской, и не только в английской, литературе. Это сборник, в который загляды­вали и романтические поэты. В шотландские баллады Валь­тера Скотта заглядывал Пушкин. Пушкин взял оттуда из­вестную балладу «Ворон к ворону летит...». Вы, наверное, и не знали об этом... Потом Лермонтов очень интересовался шотландскими балладами. Да, и Жуковский, я забыл... конеч­но же, Жуковский. Они в этот сборник шотландских баллад очень часто засматривали.

Вальтер Скотт сам писал стихи. Написал две большие поэ­мы на фольклорно-легендарные темы: «Мармион» и «Дева озера», имевшие очень большой успех. А потом, с некоторой внезапностью для своих читателей, прекратил писать стихи.

И в 1814 году Вальтер Скотт снова появился в литерату­ре как совсем иной писатель — как романист. В 1814-м был издан его первый исторический роман — «Уэверли». И пос­ле этого друг за другом цепочкой пошли его исторические романы. Исторические романы, которые и создали ему славу, сделали его классическим писателем. Видите, к историчес­ким романам он вышел не сразу. А вся дорога, которая его вела к историческим романам, — она ему очень пригодилась. И знание фольклора, и знание истории и этнографии Шот­ландии. (Он и написал настоящую ученую историю Шотлан­дии.) Все это как-то влилось в его опыт исторического рома­ниста. И вот с 1814 года началась его знаменитая деятель­ность как автора исторических романов.

Вальтер Скотт — это создатель исторического романа, ка­ким мы его знаем: исторического романа Нового времени. У Вальтера Скотта определились конститутивные черты ро­мана исторического, черты, строящие этот роман. Он оказал­ся всего оригинальней и смелее в этой области, хотя и поэмы его тоже интересны.

Когда Вальтера Скотта спрашивали, почему он прекратил писать стихи, он отвечал: потому что появился Байрон. Он искал такую область, где он мог первенствовать.

Я постараюсь дать общую характеристику поэтики исто­рических романов Вальтера Скотта, а отдельные романы бу­ду привлекать только в качестве примера.

Итак, исторические романы. Их очень много у Вальтера Скотта. Он успел их написать больше двух десятков. Он каж­дый год выпускал по одному роману, а иной раз и по два. Жил в своем имении и там с утра до середины дня за кон­торкой сочинял роман за романом.

У Вальтера Скотта очень много романов на разные темы. Он коснулся разных полос истории. Прежде всего нужно вы­делить его шотландские романы. Романы, так сказать, отече­ственные. Английские романы. И потом — их очень мало — есть у него романы и вне Англии и вне Шотландии. Один из его лучших романов — «Квентин Дорвард». Это роман о Франции. Вальтер Скотт писал и о завоевании Англии нор­маннами... Знаменитый роман «Айвенго». Англия, где анг­лосаксы вытеснены норманнским завоеванием. Он писал об Англии в крестовых походах. Писал о времени где-то в ок­рестностях английской революции — революции Кромвеля, хотя прямо, непосредственно революции не касался в своих романах. Но подступал к ней с разных сторон. Есть у него Англия XVIII века. Вот «Уэверли» - это XVIII век. «Роб Рой» — это последние вспышки борьбы шотландцев за свою национальную независимость.

Я думаю, что секрет успеха исторических романов Валь­тера Скотта (а имели они успех чрезвычайный: Вальтер Скотт имел не меньший успех, чем Байрон, его читала вся Европа, причем читала жадно, ждала с нетерпением каждый новый роман), — так вот, секрет успеха в том, что его исторические романы отвечали на очень насущные современные вопросы. Во всех романах — пусть это будет Англия, пусть это будет Шотландия, пусть это будет Кромвель, борьба пуритан, — он старался дать отчет себе и своим современникам, откуда про­изошел сегодняшний день. Каков источник сегодняшнего дня. Вот вы знаете, как летопись Нестора называлась: «Откуда есть пошла Русская земля <...> и откуда Русская земля стала есть». Это стало темой Вальтера Скотта: откуда пошла со­временная Европа, из каких больших узловых событий, из каких сил она сложилась.

Вальтер Скотт — писатель замечательно умный, с необы­чайно тонким пониманием истории, исторической жизни, пу­тей истории. Он был очень крупный мыслитель на истори­ческие темы. Прежде всего его интересовал вопрос о сло­жении современных наций: из каких элементов создались современные нации? В «Айвенго» изображается XII век, еще совсем недавно были англосаксы, завоевание норманнов. И там хорошо видно, что такое современные англичане. Это англосаксонский коренной строй, переработанный норман­нами. Переработанный во всех отношениях: в бытовых, со­циальных, психологических, культурных. В «Айвенго» заме­чательно подчеркнуто, что англосаксонский язык, коренной язык, язык туземцев, — он остался только в низах общества, это язык быта, язык низов и быта. А язык войны, охоты и любви — это язык норманнов. Очень точный анализ. В со­временном английском языке языковой слой более высоких, изысканных понятий — он почти весь французского проис­хождения, норманнский. А бытовой слой имеет германское, саксонское происхождение.

Вальтер Скотт понимал, что следующий этап происхож­дения современной Европы — это сложение национальных централизованных государств. Нация — первая его тема. А вто­рая — политическая концентрация наций. Концентрация в государство. И этой теме, сложению национального государ­ства, посвящено очень много у Вальтера Скотта. Лучше всего она трактуется в романе «Квентин Дорвард». Недаром здесь изображена Франция Людовика XI; потому что в наиболее классических, определенных очертаниях это сложение на­ционального государства в истории нам дано как раз через Францию. Вот вторая тема.

Подчиненная им тема — это борьба народов, которые обой­дены были национальным государством. И тут его больше все­го волнуют шотландцы. Англичане создали свое государство, которому они подчинили шотландцев. Они были подчинены, но не подчинились. Они постоянно волновались, добивались самобытности политической. И этой борьбе Вальтер Скотт то­же уделил очень много внимания. Я вам укажу на прекрасный маленький роман Вальтера Скотта «Легенда о Монтрозе». Там очень хорошо показан шотландский сепаратизм.

Третья тема Вальтера Скотта — буржуазные революции. Буржуазные революции — это и есть начало современной Европы. Ну а в Англии — Кромвель. Время Кромвеля. Пу­ритане. Я уже говорил, что прямо, фронтально английскую революцию Вальтер Скотт не изображает. Но косвенно по­стоянно к ней возвращается. Очень многое в его романах находится в окрестностях этой великой английской револю­ции XVII века. Я назову здесь его знаменитый роман «Пу­ритане».

Так вот, видите, Вальтер Скотт в своих романах дает пер-пективу на современность. Вам указываются пути, ведущие сегодняшнему дню. Можно так сказать: его романы — это генезис сегодняшнего дня.

Вальтер Скотт, несомненно, сыграл очень большую роль не только как романист. Он сыграл роль в развитии истори­ческой науки. Повсюду в Европе лучшие историки первой трети XIX века (а она представлена замечательными людьми в исторической науке, особенно во Франции) — просто уче­ники Вальтера Скотта. И они сами это признавали. Они учи­лись историческому разуму у Вальтера Скотта.

В двадцатые—тридцатые годы во Франции появилась за­мечательная плеяда историков, которым историческая наука и по сей день обязана. Это Тьерри, Огюстен Тьерри. Это Гизо, Тьер, Менье. Их называли: французские историки эпо­хи Реставрации. И все названные мной — школа Вальтера Скотта. Они у Вальтера Скотта наследовали его темы. Зна­менитое сочинение Тьерри «История завоевания Англии нор­маннами». Кто ему подсказал эту тему? Конечно, Вальтер Скотт. Своим «Айвенго». Не будь «Айвенго», вероятно, Тьерри и не наткнулся бы на эту тему.

Гизо. Он французский ученый, а изучал историю Англии. Разумеется, под влиянием Вальтера Скотта. «История рево­люции в Англии» — вот труд Гизо.

Менье, который тоже занимался много и усердно исто­рией Англии. Опять-таки вслед за Вальтером Скоттом. Это очень интересный пример того, как художественная литера­тура оказывает влияние на науку. Обыкновенно ищут обрат­ное воздействие: как наука воздействует на художественную литературу. Но гораздо более интересный вопрос — это во­прос о том, как художественная литература оказывает воз­действие на науку, опережая ее, определяя ее.

Разумеется, на физику художественная литература не мо­жет оказать влияния. Но на развитие наук общественных, гуманитарных художественная литература всегда оказывала влияние и будет оказывать. И очень часто художники идут впереди науки. Вырабатывают новые способы понимания че­ловеческой истории. Нас не должно удивлять, что Вальтер Скотт оказался учителем историков, потому что художест­венная литература всегда была впереди истории. Возьмите хроники Шекспира. До такого понимания истории истори­ческая наука едва-едва добралась через триста лет.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.012 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал