Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Примечание к части

Seleccion del destino

https://ficbook.net/readfic/4735166

Автор: Ethereal_ (https://ficbook.net/authors/1240426)
Фэндом: EXO - K/M
Основные персонажи: О Cехун, Бён Бэкхён, Лу Хань (Лухан)
Пейринг или персонажи: Сехун/Лухан; Сехун/Бэкхён
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Драма, Психология, Hurt/comfort, AU, Songfic, Соулмейты

Размер: Мини, 27 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
У Бэкхёна порочные глаза, лживая улыбка и ужасная манера кривить губу в самодовольной усмешке.
А у Сехуна боль, застрявшая между рёбрами, и безмолвный крик о помощи, который он никогда не позволит себе выкрикнуть.

Посвящение:
Всем тем, кто читает.
И, конечно, особое посвящение моему любимому художнику (который, оказывается, тоже меня читает) Алисе Нимени. Без неё этот фанфик никогда бы не обрёл той глубины, которую она помогла создать своим творением.

Публикация на других ресурсах:
С указанием ссылки на автора.

Примечания автора:
одна из историй о любви, каких много. со страданиями, переживаниями, мыслями и, конечно, хэппи эндом, потому что в каждой романтической истории своя завершающая строчка на фоне заката.

фанфик написан на ARTISTS VS WRITERS: CIVIL WAR fest в группе text porn (https://vk.com/text_porn)".

Примечание к части

OST к этой истории: so far - olafur ornalds feat arnor dan.
Приятного прочтения.

У Сехуна жизнь расписывается сразу и, кажется, окончательно с тех самых пор, как в родильном доме акушерка узнает, что он мальчик.

Капитал, яхта, дом, машина и многомиллионные акции начинают переписываться на маленького любознательного Сехуна начиная лет с пяти. А в семь он уже устно умножает и делит в столбик числа быстрее, чем учительница заканчивает писать на доске примеры.

Сехун познаёт все нюансы в бизнесе за отрочество. Тогда же учится не перечить отцу и не забывать раз в год поздравлять двоюродную сестру Лухана из Китая с днём рождения. Учится видеть в людях самую суть поверх шика и лоска, меньше болтать, чтобы лишний раз не тревожить мигрень очень богатого дяди и правильно преподносить себя в обществе жадных до чужого богатства экономических акул.

Именно поэтому он очень сильно удивляется, когда в двадцать с хвостиком родители отправляют его в Китай на факультет современных искусств, вместо ожидаемого престижного корейского бизнес университета.

В первые недели Сехун даже теряется. Привыкший к беспрекословному повиновению отцу, Сехун не понимает, почему родители, всю жизнь натаскивающие его на бизнесмена, вдруг так безрассудно раскидываются его знаниями, заставляя рисовать. Он глупо каждый день пялится на заблокированный экран, ожидая звонка от матери, да ходит на пары, без особого энтузиазма конспектируя лекции помешенного на теме противостояния старого художника.

Сехун втягивается в работу только под конец второго семестра. Когда надежды о давно спланированном будущем растворяются в его голове также безвозвратно, как капли чернил в соотношении 1 к 10 в стакане подсоленной воды. А звонка из Кореи с каждым вечером Сехун ждёт всё реже, позднее вообще теряя свой старый телефон на одном из университетских походах в горы.

- Наверняка у твоего отца сейчас просто проблемы с капиталом, вот он и перестраховывается, скрывая тебя здесь, - однажды выдаёт свою мысль Лухан, лежа на диване вверх ногами.

Сехун орудует у мольберта, из раза в раз перерисовывая эскиз, и косит глаза на Лухана только для того, чтобы увидеть, как мило тот прищуривается, разглядывая перевёрнутый эскиз Сехуна.

Лухан с ним знаком ещё с поры детских рейтуз, испорченных маркерами обоев и громких скандалов частных гувернанток. Но их знакомство до сих пор ограничивается всего парой скупых фактов друг о друге. Так Сехун знает, что Лухан старше его, не любит сыр, увлекается футболом и скоро станет владельцем корпорации своего отца. Он также знает, что у Лухана редкая болезнь, именуемая прозопагнозия, и он никогда не запоминает лица людей. Именно поэтому Сехун почти привык к тому, что Лухан никогда никому не смотрит в глаза. Потому что, как он однажды признался Сехуну, смириться с тем, что ты не узнаешь собственных родителей – позорно. Что же знает Лухан о Сехуне, для второго всю жизнь оставалось загадкой.

В тот период жизни в Китае и тесного общения с Луханом, у Сехуна впервые без отца формируется один собственный штамп, не навязанный семьёй, дядей или обществом.

Ему нравятся парни.

Он подмечает это случайно, когда невольно засматривается на пару молоденьких однокашников, тыкающих друг друга измазанными краской цвета лазури кистями во все части тела. Те оставляют забавные почти похожие на лоскутки неба полосы на лбу и носах, подкрашивают синим чьи-то чёрные волосы и красиво оттеняют мускатного цвета глаза.

- Хорошо вместе смотрятся, да?

Сехун вздрагивает, так безобразно открыто пойманный за подсматриванием, и пытается скрыть окрасивший скулы румянец за длинной ниспадающей чёлкой.

- Наверное, - тихо бубнит он в ответ, оценочно склоняя голову к правому плечу так, что чужое дыхание рядом колышет недавно экспериментально выкрашенные в блонд волосы.

Ким Чонин стоит, лениво прокручивая в руках свою кисть с ярко зелёной краской и, тоже устремив взгляд на ту пару, выдаёт неопределённый смешок.

- Просто они парные соулменты, - хмыкает он, щуря красивые глаза. – Сейчас редко у кого такие есть. Сейчас нравы другие, - Чонин говорит последнюю фразу с намёком, хитро сверкая глазами.

Сехун кивает, делая вид, что согласен, (в конце концов, Лухан не единственный, кто знает тайные наклонности Сехуна), и желает вернуться к мольберту, замирая ровно в тот момент, когда чужие смуглые пальцы обхватываю его за запястье.

- Но у тебя будет, - уверенно шепчет он, по-кошачьи щуря глубоко кофейные глаза.

Сехуна такая новость отчего-то не радует. Он вздёргивает аристократический подбородок, смиряя рядом стоящую фигуру пренебрежительно превосходным взглядом отца и фыркает, ядовито искривив уголок губы в насмешке:

- Сейчас напророчил?

Он ждёт чего угодно в ответ, но только не грустной улыбки, с намёком на извинения.

- Возможно, - и уже тише, - прости.

***

 

Жизнь Сехуна возвращается в привычное русло двадцатого апреля того же года. Он открывает дверь, забыв стереть краску с носа и запястий, и очень сильно удивляется, заставая в дверях Лухана, чуть ли не впервые в жизни облаченного в деловой костюм.

Он удивляется ещё больше, когда Лухан заявляет:

- Мы помолвлены. Брак надо регистрировать в Корее. Можно войти?

Сехун послушно отступает назад, позволяя тому не без тени скованности снять обувь и пройти в загромождённую красками гостиную.

- Тебе правда так сильно нравится рисовать? – интересуется Лухан, по дороге
подбирая с пола какую-то кисть.

- В моей жизни я ни разу не делал того, что мне нравится.

Сехун не врёт, пусть ответ и получается довольно резкий. Лухан хмыкает, а Сехун неловко замирает около дивана. Рядом с повзрослевшим хёном заспанный и измазанный в краске он чувствует себя некомфортно. Тот привычно не смотрит Сехуну в лицо, скользящим взглядом оценивая интерьер на пригодность, а после достаёт бумагу и ручку, положив это на колено.

- Расписывайся.

- С какой стати?

Сехун злится. Не так он планировал закреплять союз о совместимости двух сердец. И если даже так, то точно не с Луханом. Он легко сумел бы отнести это к злой шутке, будь на дворе сейчас не двадцатое, а первое апреля. Ведь Лухан натурал, который прекрасно осведомлён и о том, что Сехун гей, и о том, что сам Сехуну не безразличен.

- Отец сделал мне подарок на День рождения. Подарил долгожданное слияние компаний на мой счёт. Только вот переоформлять всё надо будет долго, а фиктивный брак решит проблему всего за год, - Лухан говорит об этом так, будто всего лишь просит Сехуна снова посидеть с его младшей племянницей недельку, а не подписать серьёзное соглашение о браке.

Впрочем, узнавая мотивы, Сехун оказывается не так сильно и удивлён. Его удивляет только то, почему Лухан тянул с этим так долго, когда как уже года четыре Сехун совершеннолетний.

- Порой мне кажется, что ты сильнее моего отца помешан на деньгах, - вздыхает Сехун, видя, что на его счёт только что уже были частично переведены акции компании Лу.

- Просто деньги - это единственное, что в моем случае имеет памятную ценность, - горько усмехается Лухан. – Если бы ты тоже не мог различать лиц, Сехун, ты бы понял, почему деньги представляют мой единственный и самый надёжный интерес. Когда знакомые тебе люди на глазах превращаются в незнакомцев, ты постепенно перестаешь вообще думать о том, что у тебя могут быть настоящие друзья.

Вот так вот Сехун и пропускает момент того, как так выходит, что тот мальчик, обычно на праздниках сидевший за столом напротив его отца, сейчас ежедневно спит на второй половине его кровати.

Лухан не врёт. Брак Сехуну оказывается тоже непростительно выгоден. Его снова переводят в бизнес сферу, но расстаться с красками Сехун как-то не решается. И иногда ночью, тихо, чтобы не разбудить Лухана, занимается рисованием, поддавшись странному порыву полуночной музы.

С Луханом жить оказывается очень удобно. Тот приятый, пусть иногда и не без язвительности, тихий и умный. Чистоплотный, гурман и этик, и, к тому же, оказывается, тоже любящий смотреть сериал “Доктор Хаус” и как фанючка залипающий на программу с танцами. После двух месяцев тесного общения Сехун находит Лухана очень домашним и уютным. Его редкая стряпня не кажется такой безвкусной и недосолённой, как в первые дни, а любимые чипсы Сехуна из раза в раз получаются всё вкуснее. Не то, чтобы Лухан сильно старался, но просто краем глаза видеть чужую счастливую улыбку ему отчего-то хочется именно на обычно хмуром лице Сехуна. Сехун, в свою очередь, начинает привыкать к тому, что Лухан не может смотреть в зеркало даже на себя, а потому почти всегда помогает ему с прической перед важными конференциями, часто сам забирает его доставки от заказчиков, потому что может запомнить лицо того или иного человека, и неизменно один ходит в людные магазины покупать продукты.

Но остаётся и то, к чему Сехун не привыкает и к третьему месяцу.

Он никогда не может остаться в квартире, если за Луханом заезжает его семья. Видеть, как Лухан через силу давит улыбку, смотря на лица совершенно незнакомых знакомых ему людей, выше Сехуновских сил. Сехун не может привыкнуть и к тому, что по утрам его нехило так накрывает каждый раз, стоит Лухану не проснуться раньше Сехуна, а тому успеть увидеть умиротворенные черты лица своего хёна. Сехун понимает, что никто не просит его воздерживаться от секса, но почему-то от самой мысли о том, что он будет делать это с кем-то другим, пока Лухан тут иногда переживает панические атаки от того, что вновь и вновь не узнаёт себя в зеркале, его коробит так, как не коробило никогда.

Так проходят первые четыре месяца. Четыре месяца свыкания, взаимопомощи, но всё же раздельности, дробности и недоверия. Холодной отрешенности друг к другу, несмотря на всё, что между ними было.

И это, наверное, не только потому, что Сехун никогда не видел глаз Лухана.

И это, наверное, не только потому, что Лухан никогда не видел настоящего лица Сехуна вообще.

***

 

Сехун начинает злиться на художников, когда впервые страдает от собственного длинного языка. Проводя рукой по выкрашенным в радугу волосам, он думает, что спорить с друзьями из Китая по скайпу было худшей его идеей в жизни. Особенно, если учитывать тот факт, что Лухан сегодня точно дома, а завтра воскресенье, которое ему тоже придётся провести вместе с ним.

Сехун честно до последнего надеется на игнор, когда снимает ботинки в коридоре и незаметной мышкой старается юркнуть в комнату. Но его надежды не сбываются. Лухан мужественно терпит целых двадцать восемь секунд, которые Сехун для достоверности отсчитывает на настенных часах, а после заливается смехом, стирая с глаз проступившие слёзы.

- Это ты тоже не от “мне нравится” сделал? – добродушно интересуется Лухан, показывая белый ряд ровных зубов. – Или носить гейский флаг на голове сейчас модно?

- Да иди ты, - злится Сехун, накидывая на голову большой капюшон.

Вообще-то он слабо верил в то, что такой повод подколоть нетрадиционную ориентацию Сехуна Лухан пропустит, но надежда умирает последней. И в случае с Луханом – она умирает всегда.

Лухан не обижается, только сильнее растягивает губы в улыбке и, подняв бокал, на треть заполненный красным вином, выкрикивает слова:

- За тебя, Сехун. И твоё абсолютное неповторимое умение по самое нехочу влипать в офигенски забавные ситуации.

Лухан довольно жмурится, зная, как обозленно Сехун сейчас дергает дверную ручку, стараясь открыть дверь в спальню, а спустя минуту, всё-таки слыша возмущенный хлопок двери, выпивает бокал залпом.


Сехун просыпается от того, что кто-то невесомо, почти боязливо оглаживает контуры его лица пальцами. Сначала Сехун немного морщится от нежных прикосновений, не желая просыпаться, а после вообще удивленно распахивает шокированные глаза, натыкаясь на не менее ошарашенный взгляд Лухана.

- Ты чего творишь? – хрипит Сехун, чувствуя, как утренняя проблема неприятно давит на ткань штанов из-за того, что Лухан в такой опасной близости так нагло сидит на его бёдрах, лицом едва-едва не соприкасаясь с чужой кожей.

Тот молчит. И Сехун сказал бы, что выглядит очень странно. Так напряженно, что почти напугано. Сехун не понимает, отчего ему так странно, пока до него не доходит тот факт, что Лухан впервые смотрит ему прямо в глаза, не отводя взгляда.

Сехун осторожно сглатывает.

Лухан неохотно моргает, но тут же возвращает свой изучающий взгляд на Сехуна.

- Твоё лицо не меняется, - шепчет Лухан, возобновляя невесомые поглаживания.

До Сехуна с трудом доходит смысл его слов. Он хмурится, стараясь понять, о чём речь, а потом совсем впадает в ступор, когда Лухан наклоняется ещё ниже, заставляя кончики носов соприкасаться, и медленно закрывает глаза, полной грудью втягивая воздух.

- А вдруг сейчас всё начнётся заново? – сам у себя спрашивает Лухан, руками отчаянно вцепляясь в чужие плечи. Ему страшно. Сехун чувствует этот страх собственной шкурой. До того он осязаем.

- О чём ты? – аккуратно интересуется Сехун, приподнимаясь на локтях и прикладывая ладонь ко лбу Лухана то ли в попытках успокоить, то ли померить температуру. – Что с тобой сегодня?

Тот собирается с мыслями. Сехун видит, как подёргиваются от внутреннего страха его закрытые веки, и не решается задать ещё один мучающий его вопрос.

- Я просто впервые узнал тебя, Сехун. Впервые твоё лицо не менялось.

Сехуну кажется, что его собственное сердце пропускает удар в ту самую секунду, когда Лухан вновь открывает глаза и смотрит в самую душу.

- Ну и как я тебе? – самый глупый вопрос, который крутился у Сехуна в голове, он отчего-то задаёт вслух. Тут же морщась от собственного кретинизма.

А Лухан счастливо улыбается, набрасываясь на Сехуна с объятиями. Он смеётся, утыкаясь носом в горячую после сна шею, и с трудом сдерживает себя, чтобы не зарыдать от счастья. Сехун, кажется, слышит что-то типа “ничё так” между редкими всхлипываниями, но всё равно улыбается до ушей, сильнее обнимая Лухана.

- Твоя гейская радуга на башке, оказывается, приносит удачу, - тихо шепчет Лухан, пряча улыбку за чужим ухом.

- Похоже на то, - довольно улыбается Сехун, целуя Лухана в макушку, - очень похоже на то.


Сехуну требуется ещё целый месяц после, чтобы привыкнуть к тому, что Лухан больше не отводит взгляда и не прячет на самом деле фантастически красивых карамельных глаз, от которых пересыхает в горле. Что Лухан улыбается ему искренне и виснет на шее, как любовница старшеклассника, прямо на пороге. Что Лухан ластится, наглеет и с каждым днём заставляет Сехуна всё быстрее позорнее сбегать в ванну по утрам. Что Лухан меняется, расслабляется и расцветает прямо на глазах лишь от того факта, что в его жизни появляется человек, которого он впервые запоминает.

Сехун так и не привыкает к тому, что по утрам, открывая глаза, натыкается на изучающий взгляд Лухана. Он не привыкает к такой соблазнительно манящей потребности чувствовать чужие кончики пальцев на своём лице постоянно.

Лухан, в свою очередь, так и не привыкает к тому, что лицо Сехуна не меняется вот уже больше двух месяцев.

Лухан не может привыкнуть и к тому, что он впервые абсолютно счастлив так долго.

Когда двадцатого апреля отец вызывает Сехуна в свой кабинет и говорит о том, что они теперь могут развестись, потому что слияние произошло успешно, и каждая сторона получила то, что хотела, Сехун слушает внимательно. Он не перебивает отца до самого конца. Клонится, забирая со стола документ о том, что он становится полноправным и единственным владельцем корпорации семьи О, и уходит точно с таким же выражением лица, с каким пришёл. Возвращается домой, целуя заработавшегося Лухана в макушку, заказывает торт и свечи, устраивая праздник, а после с явным желанием переманивает подвыпившего Лухана на тёмную сторону, получая несказанное удовольствие от долгожданной разрядки и томных стонов собственного имени.

Двадцать первого апреля Сехун уже не вспоминает недавний разговор с отцом, вырисовывая пальцами узоры на чужих голых лопатках. И умело разводит сонного Лухана на второй раунд вчерашнего безумства.

Ещё пара месяцев проходит в приятной каждодневной рутине, чужом желанном внимании и бессонных ночах, потому что, оказывается, Лухан до безумия обожает эксперименты.

Сехун в тот момент забывает обо всём окружающем мире, наконец-то чувствуя себя счастливым.

***

 

Жизнь резко пересекается роковой полосой в тот момент, когда в метро в Сехуна случайно влетает парень, не сумев удержать равновесие. От случайного соприкосновения рук у Сехуна неожиданно резко жжёт запястье, странным импульсом отдаваясь в голове. Он морщится, прежде чем перевести взгляд на фигуру, и замирает, тут же глуша в себе все мысли.

- Простите, дурацкая давка, - извиняется обладатель приятного голоса и виновник неприятного чувства жжения в запястье.

Сехун опускает взгляд, встречаясь с незнакомцем глазами, и замирает окончательно, чуть приоткрыв рот.

Перед его глазами проносится жизнь в странном, спутанном порядке и фрагментами отражается в зрачках напротив. В груди вдруг странно тянет, и голова начинает болеть, как при нарастающей температуре. Сехун сглатывая вязкую слюну, проводя языком по сухим губам, и едва заставляет себя вымолвить:

- Да плевать.

Незнакомец щурится подозрительно, но не без тени особого понимания. А Сехун молится всем известным Богам, чтобы тот не сказал вслух ту роковую фразу, которую Сехун никак не позволит себе озвучить сам.

Надежда Сехуна бьётся ровно в тот момент, когда парень сильнее перехватывает его за вмиг ослабевшее запястье и задирает рукав свитера по предплечью.

Сехун закрывает глаза, лишь бы не видеть того, что там есть.

Жаль, что Сехун не может закрыть сердце, лишь бы не чувствовать, как оно разбивается.

- Мой соулмейт, - шепотом говорит незнакомец, пальцем проводя по завитушке, очертаниями проявившейся на бледной коже.

Сехуну кажется, что в тот самый момент его идеальная жизнь останавливается.

***

 

Он возвращается домой подавленный. От постоянного желания безвольно броситься обратно в метро его тошнит собственной гордостью. Он не смотрит на Лухана, когда заваливается на кровать прямо в одежде, и старается не завыть в голос, когда Лухан тревожно проводит рукой по спутанным волосам, не решаясь вслух спросить: “что случилось? ”

На следующий день Сехун специально садится в то же самое время, с отвращением к себе ожидая предстоящую встречу.

Его соулмейт заходит в вагон на той же самой остановке, на которой они встретились вчера.

- Ты миленький, - бросают ему в спину, когда он выискивает знакомо незнакомую фигуру в толпе.

- Я Сехун, - поправляет он незнакомца, не без скрытого смешка отмечая, что его соулмейт, видимо, тоже гей. Потому что тот не удивляется, что Сехун парень. Не вопит, что это неправильно, и не смотрит с презрением, как на какую-то вещь.

- Бён Бэкхён. Будем знакомы, - тот тянет руку для рукопожатия.

Сехун неохотно берёт чужую ладонь, облаченную в кашемировую перчатку, тут же чувствуя, как по артериям быстрее разносится кровь, а запястье приятно нагревается, сильнее вырисовывая на коже парные метки.

Бён Бэкхён улыбается.

Сехун душит внутри себя возмущенный вопль и улыбается в ответ, чувствуя, как от этого поступка его карма чернеет на несколько оттенков.

***

 

Сехун не смотрит на Лухана целую неделю. Тот не спрашивает, но по его взгляду видно, что он понимает потребность Сехуна в некотором одиночестве. Сехун знает, что верность – она в голове. И на самом деле неподвластна ни обстоятельствам, ни желанию. Верность – это состояние отвращения к чужим прикосновениям и поцелуям. Но почему же тогда Сехуна, что как собака предан Лухану душой, тянет каждый божий день садиться в то же самое метро? Его тошнит от себя и собственных таких очевидных измен, но не видеть Бэкхёна теперь кажется самой ужасной пыткой. Сехун ломает себя по костям, запираясь в кабинете, и чувствует, как задыхается от странной безвольности и боли, зарождающейся в запястье и распространяющейся по всему телу адскими муками, когда он решает противостоять природе и не появиться очередным вечером в освещенном вагоне.

Сехун кричит от боли в пустом кабинете, закрывая уши руками. Ему ужасно, но он как мантру повторяет себе, что Лухан - единственный, кто ему нужен. Он не разжимает плотно сжатых кулаков, не встаёт из кресла и только сканирует пожирающим взглядом значок метрополитена.

Какая-то часть его сущности нуждается в Бэкхёне, как в кислороде. Хотя бы видеть его, ощущать запах, чувствовать дыхание, подмечать плавные движения в изгибах. И Сехун теперь не может понять, как вообще раньше жил без него.

Теперь каждый день Сехуна поражает не собственное желание захватить его себе и не отпускать, а это странное электрическое поле высокого напряжения, которое, мерцая, возникло между ним и Бэкхёном, когда они даже толком не были знакомы. Без видимых причин, и лишь потому, что так сказала природа, они тянулись друг к другу, полагая, что друг другу понравились.

Он спускается вниз только ближе к ночи, заставая на пустующей платформе одиноко курящую фигуру.

- Я и не надеялся, что ты вообще соизволишь появиться сегодня.

Сехун не спрашивает у Бэкхёна, как тот узнал нужную остановку и почему столько времени торчал на холоде, морозясь, как собака, в ожидании его.

Он не спрашивает только потому, что сам знает ответ: природа заставит их обоих вытерпеть всё, лишь бы свести с парой.

- Прости, но мы не можем быть вместе, - на выдохе уверенно режет Сехун, чувствуя, как голос против воли всё же срывается, стоит наткнуться на пару тёмных и каких-то многозначительных глаз. Бэкхён молчит, сканируя его взглядом, а после впервые замечает кольцо, немного нервно вздёргивая уголок губы.

- А ты шустрый, - усмехается Бэкхён, сбрасывая пепел под ноги, - тебе на вид всего лет двадцать пять, а уже, полагаю, нашёл себе наверняка дельную красотку.

- Мне двадцать два, - горько улыбается Сехун. – И это парень.

- Забавно, - Бэкхён хмыкает и отворачивает голову. В тусклом освещении подземки черты его лица кажутся Сехуну до безобразия идеальными. Бэкхён нервно затягивается так, что огонёк на конце тонкой ментоловой сигареты ненадолго вспыхивает чуть ярче, а после сигарета немного резко тушится носком дорогой туфли, пока Бэкхён выдыхает в атмосферу сизый дым и прикрывает уставшие глаза.

Сехуну бы уйти скорее, чтобы точно навсегда. А он стоит и всё не может надышаться Бэкхёном и его одурительно манящими сигаретами.

- Если всё же передумаешь, то вот мой адрес, - сообщает Бэкхён, вкладывая в безвольную руку Сехуна клочок бумаги.

- Не искушай меня, умоляю, - отчаянно просит Сехун, перехватывая Бэкхёна за запястье.

От этого жеста приятный ток проходит по нервам, заставляя сформировавшиеся узоры зашевелиться.

Бэкхён улыбается, разводя руки в стороны, но протянутую бумажку обратно не забирает.

– Я не заставляю тебя, Сехун, - пожимает плечами Бэкхён, склоняя голову вправо. – Просто на твоём месте я бы подумал над тем, что далеко не каждому так везёт, как тебе. Своего соулмейта находят лишь единицы, а ты вряд ли так хорошо познал жизнь, чтобы уметь выбирать партнёра лучше самой природы.

Бэкхён уходит, а Сехуна пополам скручивает от душевной боли. Он разворачивается, от ярости собираясь кинуть бумажку под поезд, но в последний момент замирает и, тяжело вздохнув, словно вор прячет её в карман, не смея даже себе признаться в том, что сделал это желанно.

***

 

- Лухан, а давай вернёмся в Китай? – в один из вечеров предлагает Сехун.

Лухан поднимает взгляд от тарелки с ужином и, удивленно похлопав ресницами, спрашивает:

- Зачем?

Сехун сто раз придумал удивительно правдивую ложь, вместо горькой правды: “из-за Бэкхёна”, но вслух отчего-то смораживает редкую глупость:

- Хочу снова заняться рисованием.

Лухан недоуменно поднимает одну бровь, откладывая палочки в сторону.

У Сехуна здесь бизнес, процветающая компания под его почти полным руководством и очень хорошая квартира. А он хочет рвануть в неизвестность в Китай. И не то, что бы это Лухана сильно настораживало, но всё же.

- Ты уверен?

- Да. Нет. Не совсем.

Сехун встаёт из-за стола, уходя в спальню, а Лухан провожает его долгим очень взволнованным взглядом, от которого у Сехуна ломит сердце.

***

 

Единственный вопрос о любви очень прост: когда люди начинают друг другу врать? Всё так же ли они счастливы, возвращаясь домой? Всё так же ли ждут встречи с любимым человеком? Всё так же ли легко спускают с рук чужие недостатки? Сехун задаётся этим вопросом впервые. И это так сильно пугает его, что он даже забывает донести кусок яичницы до рта. Наступает – неизменно наступает момент, когда Сехуну приходится делать над собой усилие. Когда у слова “люблю” уже нет такого вкуса. Сехун смотрит на Лухана исподтишка, замечая, как тот отрезает большой кусок яичницы, отправляя его в рот, и пара жирных капель остаются на губах. Раньше Сехун никогда не смотрел на то, как Лухан ест. Он вспоминает то, как ест Бэкхён: всегда аккуратно, всё разрезая на мелкие кусочки. А теперь он смотрит на Лухана, и ему кажется, что всё это не то.

- Недосолена? – аккуратно интересуется Лухан, замечая, что Сехун прекратил есть.

- Нет, всё в порядке, - врёт Сехун, опуская голову.

Он резко встаёт из-за стола, чем сильно удивляет Лухана, и, бросив короткое:

- Прости, я просто не голоден.

Уходит в спальню собираться на работу.

***

 

Он понимает, что всё не то, когда больше не может ни на секунду перестать думать о Бэкхёне. Тот рушит брак Сехуна, даже не прилагая к этому никаких усилий. Сехун просто больше не может не думать о нём, не фантазировать. Его бесит то, что он встретил его, что теперь всё время замирает, стоит ему на улице уловить запах ментоловых сигарет, что жить не может без чужого голоса в трубке телефона, что врёт Лухану непомерно, что задерживается на работе, что делает то, чего никогда бы в своей жизни никому не простил. Но больше всего Сехуна бесит то, что Бэкхён заставляет его усомниться в любви к Лухану. Он при каждой встрече что-то вливает в Сехуна, и тот начинает замечать недостатки, что раньше совсем не бросались в глаза.

Именно поэтому Сехун заказывает билеты в Китай и, собрав как свои вещи, так и вещи Лухана в чемодан еще до возвращения Лухана с работы, садится на диван и в мандраже ждёт чужое возвращение домой.

Лухан воспринимает заскоки Сехуна, как последствия слишком большой нагрузки на работе. Поэтому не пререкается, когда Сехун всучивает ему билеты в руки и отвозит в аэропорт.


Сехун перешагивает порог аэропорта уверенно, но, чуть пройдя вглубь, замирает.

- Я не могу.

Сехун говорит это непроизвольно, смотря на крепко сомкнутые в руке билеты.

Лухан тормозит едущий за ним небольшой чемодан слишком резко. Колёсики непослушно громко брякают в момент наступившей паузе.

Тот смотрит на Сехуна недоуменно. В глазах чистый вопрос без прикрас: “ почему? ”. А Сехун и рад бы ответить, да только слова застревают в горле странной кашей из недооправданий.

Если бы Сехун сам знал почему.

Он оборачивается к двери, разглядывая снующих в пальто людей. Затылок горит от внимательно терпеливого взгляда Лухана. Но Сехун не поворачивается к нему лицом. Ему впервые так нестерпимо хочется вернуться куда-то, бросить всё, что есть и было построено, сорваться и побежать по тому адресу, что размазанной ручкой начиркан на помятом листочке, до сих пор лежащем в кармане брюк.

Отчего-то нестерпимо хочется ещё раз заглянуть в почти незнакомые, но многообещающие матово карие глаза оттенка глубокого шоколада. Хочется ещё раз полной грудью вдохнуть чужой будоражащий нервы запах ментола, струящийся от дорогого пальто, накинутого в спешке. Хочется провести пальцами по чёрным волосам, чтобы ощутить их мягкость. Хочется коснуться наверняка бледных аристократических пальцев, таких необычайно утонченных и прекрасных в тех тёмных кашемировых перчатках.

Хочется…

Сехун усмехается. Ему никогда так до безобразия абсурдно не хотелось увидеть кого-то незнакомого больше, чем человека, сейчас взволнованно наблюдающего за ним.

Эта странная мания влечёт Сехуна, против воли заставляя ноги останавливать свой ход и голову поворачиваться назад, ища в толпе незнакомых людей не менее знакомого незнакомца.

Сехун вздрагивает, когда Лухан аккуратно касается его плеча.

А в следующую секунду он впервые видит глаза, познавшие боль.

Лухан странно поджимает губы, чуть отступая назад. Его голова опускается вниз, но до Сехуна только спустя пару секунд доходит, что Лухан смотрит не в пол.

Лухан смотрит на чужое оголенное запястье.

Сехун судорожно прикрывает его рукой, но поздно.

- Так вот в чём дело, да? Это поэтому ты такой нервный последнее время? – У Лухана в голосе боль, проступающая как вода через трещины на аквариуме через обиду.

Сехун молчит. Зачем говорить, когда всё и так понятно без слов. Ему мерзко, и сейчас он впервые чувствует, будто они с Луханом на разных полюсах. Потому что внезапно появляется какой-то странный барьер, мешающий Сехуна шагнуть ближе, улыбнуться, обнять.

- Почему ты не сказал? – в отчаянии спрашивает Лухан, взлохматив волосы на затылке. Его глаза становятся влажными.

Сехун пожимает плечами, чувствуя, как странная злость от чужих слёз зарождается прямо в душе.

- Я не думал, что это серьёзно.

Сехун говорит чистую правду, а Лухан всё равно заливается смехом на весь аэропорт. Смехом отчаянным и обреченным.

Метка – это серьезно. Но только сейчас Сехун действительно ощущает себя недальновидным глупцом.

- Я так понимаю, мне придётся улететь одному? – небрежно интересуется Лухан, изгибая губы в отдаленном подобии болезненной полуулыбки.

Он, видимо, хорошо знает, о чём говорит. Или действительно так хорошо чувствует Сехуна. Но попадает явно в точку своей прямолинейностью. Потому что да, Сехун никогда бы сам не выгнал Лухана из своей жизни. Он тайно встречался бы с Бэкхёном, не возвращался бы домой, закатывал истерики, но никогда бы не сказал Лухану уйти. Когда пора, Лухан должен был догадаться сам.

И от этого понимания истины больно.

Как ни странно – обоим.

Сехуну хочется сделать шаг вперёд и заключить хрупкую любимую фигуру в крепкие объятия. Зарыться носом в волосы, до отказа заполнить нежным запахом лёгкие и прошептать из самого сердца: “прости”.

А он только безразлично жмёт плечами, бросая короткое и больно режущее Лухана на части:

- Улетай.

***

 

Бэкхён сильно не удивляется, заставая Сехуна в дверном проёме. Он либо сразу был уверен, что природа не расцепит их так просто, либо с самого начала сомневался в прочности чужих чувств. В любом случае Сехуна Бэкхён ждал.

Жизнь с Бэкхёном получается странной. Она неясна, как загадка, и волнительна, как первое свидание. Только Сехун каждый день ждёт подвох, которого не происходит, и под конец месяца выматывает себя беспочвенным ожиданием иной угрозы.

У Бэкхёна приятный голос, звонкий смех и непомерная тяга к курению, как отрицательный, но не менее притягательный фактор. У Бэкхёна карьера, срочные командировки и уже после только после – Сехун. А у Сехуна странные мысли, обилие необъяснимого одиночества и давно просроченные извинения, до сих пор сидящие в горле.

- Тебе надо наконец подать на развод, Сехун, - как-то раз подмечает Бэкхён, вертя в руках догорающий фильтр. – Мучаешь и паренька, и себя тем, что до сих пор хранишь кольцо под подушкой.

Сехун хмыкает, отрываясь от книги, и думает, что Бэкхён его, однако, чувствует намного хуже. Лухан бы сразу понял, что проблема далеко не в разводе.

Просто… у Бэкхёна другие пальцы, другой взгляд и другое отношение к жизни. И есть ли разница в том, что с Луханом их связывает брачный договор, а с Бэкхёном – та особая сила природы, неподвластная объяснениям науки, когда Сехуна всё равно всё так же тянет к одному, а любит он другого.

***

 

“Развод – это потеря духовной невинности” –когда-то вычитал Сехун на страницах очередного завалявшегося отцовского романа. И сейчас горько усмехался, понимая, что, конечно, можно притвориться, будто он нипочём, да вот только та ужасная пора всё равно наступит. Та пора, когда придётся сказать: “прощай” всем мгновениям, проведенным вместе, когда придётся забыть прозвища и шутки, сжечь фотографии и, услышав знакомую песню, нетерпеливо переключить радио на другую волну.

Сехун умеет привыкать ко всему, но привыкнуть к тому, что по утрам его больше не касаются пальцы Лухана, он так и не смог.

***

 

Они ещё раз встречаются с Луханом случайно, когда у Сехуна длится командировка. Сталкиваются почти носами в дверном проходе, и Сехун с трудом уламывает его на чашку кофе лишь для того, чтобы суметь вновь услышать такой родной и желанный голос.

- Как жизнь? – разговор завести не получается основательно. Да и Сехун в общем-то не знает, о чём говорить с человеком, которого он так безбожно предал в усладу природе.

- Продолжается, - пожимает плечами Лухан, не поднимая головы от чашки с кофе. На его лице немного нездоровая бледность, и в глазах Сехун больше не видит того огня, что горел в нём ещё пару месяцев назад. Сехун вообще почему-то не видит его глаз.

- Я рад, что ты можешь так сказать.

Наверное, это было немного не той фразой, которую нужно было сказать в тот момент. Потому что Сехун сразу же начинает жалеть обо всех этих словах, стоит Лухану резко вздёрнуть голову вверх и, впившись взглядом в чужие глаза, произнести:

- Ты не был единственным смыслом моей жизни, Сехун, - глаза Лухана горят одновременно и жгучей злобой, и душераздирающей обидой. – Я легко могу обойтись и без тебя.

- Я не то хотел сказать, - поспешно прикусывает губу Сехун, заламывая пальцы. Видеть, как Лухан страдает из-за него, для Сехуна непосильно, - я всего лишь собирался сказать, что, возможно, без меня…

- Возможно без тебя моя жизнь с самого начала была бы лучше, - перебивает его Лухан, вставая.

Он больше не смотрит Сехуну в глаза, он больше вообще не смотрит на Сехуна, быстро обвязывая шарф вокруг шеи.

- Плохая была идея согласиться на этот кофе.

- Лухан, постой… - Сехун перехватывает его за руку почти отчаянно, резко разворачивая к себе, и заглядывает в глаза, за подбородок поднимая голову.

Его сердце даёт окончательную трещину по вертикали, когда в глазах Лухана он видит только испуг.

- Ты больше не узнаешь меня? - шепотом произносит Сехун, отстраняясь, - в этом дело, да?

Он никогда не думал о том, что такое может произойти вновь. Но, глядя в настороженные и мокрые глаза Лухана, он понимает, что тот снова не может его запомнить, потому что, по настоянию Бэкхёна, в первые же недели совместной жизни Сехун перекрасился в шатена. И лишь одному Богу было известно, как от этого факта страдал Лухан.

- Я первый раз кого-то запомнил. И вдруг решил, что ты особенный, - горько усмехается Лухан, надевая перчатки. – Особенным в тебе не было ничего, кроме той дурацкой радуги на башке. Ты дал мне шанс. Ты дал мне чёртову веру, О Сехун, что моя жизнь тоже может быть счастливой! А я снова живу в мире вечно новых лиц. И единственный человек, которого я мог узнать из всех, сейчас сидит и спрашивает, всё ли у меня хорошо.

Лухан разворачивается и, повыше поставив воротник пальто, навсегда растворяется в снующей людской толпе одинаково незапоминающихся лиц.

И как бы Сехун после мысленно ни старался себя выгородить. Лухан был прав.

Сехун ничего не сделал, чтобы спасти его. Сехун ничего не сделал, чтобы остановить Лухана в том чёртовом аэропорту. И лишь при одной мысли о той последней нормальной встрече у Сехуна ночью иногда пробегал противный холодок. Он помнит те глаза: молящие, мокрые, скорбные, ненавидящие и обманутые. Наивные, и так больно разочарованные. Гордые, презрительные, и всё по-прежнему карамельные. Эти глаза узнали, что такое боль. И Сехун никогда не простит себе этого.

***

 

После той командировки Бэкхён начинает настаивать на разводе всё чаще и ожесточеннее. Возможно, потому что боится, что природа над Сехуном не так уж и властна, а возможно, просто потому что не может даже в мыслях иметь возможность, что у него так и остался конкурент.

- Как там Лухан? – Бэкхён спрашивает как бы без задней мысли, кромкой губ пробуя горечь Американо в очередном дорогом ресторане. А Сехун знает, что в тёмных глазах, спрятанных под веками, издёвка и желание ножом ковырнуть душу.

- Нормально, - Сехун отвечает бесцветно, с какой-то хронической тоской болтая вином в стакане.

У Бэкхёна карьера. Он почти всё время в отъездах. Они видятся вот в таких ресторанах, где их прохожие слишком часто принимают за скрывающихся любовников, и главная ирония лишь в том, что они совсем не любовники.

***

 

Отношения с Бэкхёном у Сехуна не складываются.

Бэкхён винит в этом кольцо и бесполезную бумажку.

Сехуну очень хочется верить, что так оно и есть.

Он в последний раз видится с Луханом уже в присутствии улыбчивой адвокаторши, которая к тому же оказывается столь бестактна, что с интересом спрашивает Сехуна о том, классно ли быть геем. Они пожимают друг другу руки, будто старые друзья. На пороге Лухан улыбается ему так спокойно, будто бы Земля не рухнула и по-прежнему вертится. И будто та дыра в груди не выворачивает наизнанку.

Сехун предлагает попить вместе кофе совершенно бесстрастно и как бы между прочим, как будто его не рвут изнутри на куски сотни извинений.

Они сидят в кафе полчаса, болтая вполне весело, а потом расстаются как ни в чём не бывало, зная, что это навсегда. “До свидания” становится последней ложью.

***

 

По истечению месяца отношения с Бэкхёном у Сехуна всё также не складываются.

Сехун понимает, что хотя у Бэкхёна и самые порочные глаза, лживая улыбка и ужасная манера кривить губу в самодовольной усмешке, но также у него, к чертям, такой же узор, окольцевавший запястье, и чёртова метка.

А у Сехуна боль, застрявшая между рёбрами, и безмолвный крик о помощи, который он никогда не позволит себе выкрикнуть.

Поэтому ночью, когда Бэкхён спит, Сехун привстает на кровати и под свет луны сначала легонько проводит кончиками пальцев по метке. Потом сильнее, начиная до болезненного покраснения растирать кожу. Он думает, что эта зараза с природой внутри него. Въелась в вены, словно заражение и теперь навеки сковала его путами вокруг шеи. Сехун может тереть запястье до болезненных ссадин всю ночь, и вовсе не замечать тёплых дорожек собственных слёз.

Природа знает лучше, - говорили ему родители.

Сехуну кажется, что природа его не знает ни черта.

***

 

- С меня довольно! – в порыве очередной ссоры бросает Сехун, хватая со стола чужие заранее приготовленные билеты.

Бэкхён мечется около двери взбешенной кошкой. Глаза опасно сверкают, как перед броском, и даже волосы, кажется, сильнее встают в зоне затылка. На нём дорогое пальто от Гуччи, те же перчатки и в правой руке большой чемодан для очередной командировки.

- Если ты снова уедешь сегодня, то когда вернёшься – меня больше не найдёшь, - угрожающе шипит Сехун, поправляя рукав съехавшей майки.

Бэкхён кидает его во благо работе каждый месяц на неделю и больше. Разъезжает по Милану и Праге в поисках вдохновения, пока Сехун как побитая собака преданно ждёт его под проливными дождями в унылом Сеуле. У Сехуна тоже карьера, но он ставит её на второе место. У Бэкхёна работа, но он умудряется из раза в раз ради неё забывать про Сехуна.

- Это всего лишь одна чёртова неделя твоей жизни. Не так уж и страшно провести её без меня, - в ответ возражает Бэкхён, ища в кармане завалявшиеся сигареты. Красная пачка как всегда оказывается абсолютна пуста.

- Ты не представляешь, какую боль я испытываю, разлучаясь с тобой. Неужели ты не чувствуешь того же, когда меня нет рядом?

Сехун преодолевает разделяющее их расстояние за три больших шага и, встав впритык к чужому лицу, ищет ответ в таинственных чёрных глазах, секрет которых не постичь никогда.

Бэкхён смотрит устало. И на самой глубине его глаз Сехун замечает едва-едва различимую сквозь другие эмоции надежду. Странную надежду. Необоснованную и непонятную. Надежду на … что?

Сехун наклоняется немного ниже, замедляет дыхание и даже прикрывает глаза…, но, когда до губ Бэкхёна остаётся всего жалкая пара миллиметров, замирает, плотно стискивая губы в полоску.

Перед глазами Лухан.

И теперь, кажется, поцеловать Бэкхёна у Сехуна не получится никогда.

- Просто подожди меня, ладно? – тихо шепчет Бэкхён, успокаивающе поглаживая Сехуна по щеке. И его голос звучит немного разбито. Совсем чуть-чуть. Но этого Сехуну хватает, чтобы понять – Бэкхён поцелуя ждал. – Это ненадолго. Я скоро вернусь и, обещаю, всё будет только лучше, - Бэкхён улыбается не по-настоящему. И голос его звучит совсем неубедительно, несмотря на то, что тот усиленно пытается спрятать боль за привычную лживую улыбку.

Сехун вымученно кивает, опуская голову. И, чувствуя, как от внутренней истерики в душе образуется вакуум, протягивает Бэкхёну его билеты.

Тот благодарно треплет Сехуна по волосам, как послушного питомца, и невесомо целует в макушку без капли заботы.

- Я буду ждать тебя тут, - говорит Сехун, когда закрывается дверь.

И только позже, когда слышит, как щёлкают двери лифта, добавляет:

- Куда я денусь.

***

 

Дни превращаются в недели, а недели складываются в месяца. Вот только отношения у Сехуна с Бэкхёном так и не складываются ни после той командировки, ни даже после последующих.

Ему кажется, что в том бегстве Бэкхён ищет себя. Сбегает от Сехуна, чтобы остаться цельным. Ведь, наверное, надо быть настоящим слепцом, чтобы не видеть, что Сехун всё ещё до беспамятства влюблён в Лухана. А Бэкхён далеко не дурак, потому и страдает тихо, без возможности нормально выплеснуть назревшую ярость.

Сехун на самом деле не понимает, почему Бэкхён до сих пор мучает их обоих. Возможно, тот просто боится остаться один, а возможно где-то глубоко в душе всё ещё наивно надеется на то, что они друг друга смогут полюбить. Вот только Сехун знает, что даже если Бэкхён его отпустит, он никогда не сможет уйти. Что-то внутри него требует, отчаянно требует присутствия Бэкхёна. И чем сильнее Сехун душит в себе эту потребность, тем сильнее испытывает её же. Один раз он даже доходит до того, что по очередному возвращению Бэкхёна из командировки, запирает того дома на неделю, в окно выбрасывая ключ. Бэкхён ту неделю проводит как в аду. Он мечется по замкнутому пространству квартиры, шарахаясь от Сехуна, как от прокаженного, и чуть ли на стенку не лезет от чужого необъятного внимания.

***

 

- В чём твоя проблема, Сехун? – строго спрашивает Бэкхён в один из вечеров.

Сехун и сам бы хотел себя об этом спросить.

Жизнь с Бэкхёном кажется застывшим адом. Но жизнь без Бэкхёна Сехун не может представить себе совсем.

- Я не знаю.

И в голосе Сехуна неприкрытое отчаяние.

- Ты просто не такой, как я хотел, - вместо злого -выходит почти по-детски отчаянно и жалко. Сехун себя не узнаёт.

Бэкхён откидывается на спинку дивана и, скинув с глаз чёлку, заливается смехом. Холодным. Бездушным. Убивающим. И ещё, возможно, обреченным.

***

 

Сехун знает, что банально даже не имеет права требовать чего-то от Бэкхёна, но он требует.

И первым делом Сехун требует чужой верности.

- Кто это был? – с порога скалится Сехун, перекрывая Бэкхёну порог собственной рукой.

Бэкхён морщится, устало закатив глаза и, разувшись на пороге, юркает под чужой рукой, уже на кухне сообщая:

- Он всего лишь подбросил меня до дома, потому что на улице ливень.

- То есть ты его даже не знаешь? – злится Сехун, складывая руки на груди.

В окно нещадно стучат кубометры воды. На Бэкхёне нет сухого места, а Сехун всё равно злится так, будто Бэкхён ему нагло врёт.

Бэкхён внезапно заводится.

- Я тебя тоже почти не знаю, Сехун. Но живу же уже не один месяц.

- Это другое.

- Разве? – невесело хмыкает Бэкхён, наливая чай.

Его трясет от озноба, что поселился внутри после проливного ливня. И Бэкхён тщетно старается согреться, обжигая губы кипятком.

- Просто то, как он смотрит на тебя…

- Тебя не касается, - огрызается Бэкхён, поднимая колючий взгляд.

С его потемневших ещё сильнее волос скатываются капли воды, будто тот только что побывал в душе. Бэкхён трёт нос и чихает, выдавая первые признаки зарождающейся болезни. А Сехун стоит, не замечая чужого самочувствия, и только непомерная ревность заставляет его неотрывно сканировать чужое тело.

Будь на месте Бэкхёна Лухан, Сехун бы подумал о том, что тому ужасно мокро и липко в такой одежде. А так же о том, что если не затолкать его в ванну в течение ближайших десяти минут, то шанс заболеть повысится почти вдвое.

Но только Бэкхён не Лухан.

И поэтому чихает уже дважды.

- Ты даже не любишь меня, есть ли тебе дело до ревности? - с тоской спрашивает Бэкхён, огибая Сехуна.

Он шмыгает носом, босиком медленно шагая по полу, и за собой оставляет влажные следы.
И Сехун снова примечает в глазах ту затухающую надежду, когда Бэкхён опускает голову.

Надежду на то, что его когда-нибудь полюбят.

Сердце у Сехуна делает кульбит и трещит по тем осколкам, которые он недавно склеивал.

- Мы просто не подходим друг другу, - перехватывая за руку Бэкхёна, шепчет Сехун. И в глазах его тонут сотни извинений.

- Природа думает иначе, - обреченно фыркает Бэкхён, выдёргивая руку.

Сехун смотрит на то, как неаккуратно Бэкхён бросает своё насквозь мокрое пальто на спинку дивана, а потом, приложив ладонь ко лбу, снова чихает. И не выдерживает. Подбегает, поднимая того на руку и, игнорируя чужое сопротивление, через силу тащит в ванну. Впрочем, расклеившийся Бэкхён сопротивляется вяло, и почти не возмущается, когда его насильно погружают в тёплую воду.

***

 

- Он снова тебя подвозил, - не отворачиваясь от окна, через плечо бросает Сехун, когда слышит, как в замке поворачивается ключ.

Бэкхён вздрагивает, поднимая испуганный взгляд, и загнанной жертвой смотрит на Сехуна.

- Прости? – неуверенно бросает он, вешая пальто на плечики.

Бэкхёну удивительно быстро полегчало. Температура, не успев подняться, сразу спала, а боль в горле заглушили ментоловые леденцы. Он снова убежал на работу, как только ему выпал шанс выбраться из домашних оков. И сейчас Сехуну оставалось только болезненно улыбаться, видя, насколько счастливый Бэкхён возвращается домой, и понимать, что Сехун не причина этому счастью.

Сехун усмехается.

Сначала он изменял Лухану ради Бэкхёна. Теперь Бэкхён изменяет ему ради кого-то другого. И стоило ли всё это стольких нервов и слёз, когда правда так до омерзительного очевидна:

Они никогда не полюбят друг друга и всю жизнь будут бегать в поисках тех, кто сможет излечить ту дыру в душе.

Вот только злая ирония не в том, что Сехун уже нашёл, а в том Сехун уже успел потерять.

- Не извиняйся, - Сехун оборачивается, рассматривая Бэкхёна, а потом, нахмурившись, добавляет. - Знаешь, мне надо подумать.

Бэкхён непонимающе склоняет голову к плечу и, сняв с себя обувь, неуверенно подходит к Сехуну. Вот только Сехун не позволяет в привычной манере перехватить себя за руку, и, схватив со стола свою сумку и пальто, без объяснений растворяется за дверью.

Он заказывает билеты в Китай быстро, не разрешая себе даже одуматься.
Потому что, он знает, мыслям только дай волю, и они тут же найдут слишком много причин туда не ехать.


Сехун привычно отсчитывает шаги до двери в квартиру, которую они с Луханом вместе снимали два года назад. От лифта до двери как и прежде ровно двенадцать небольших шагов, но только Сехун подходит к ручке двери только через десять минут. Он колеблется, и от странного страха у него вакуум образуемся в желудке.

Разумеется, скорее всего, Лухана там давно уже нет. Он перебрался поближе к родителям или, в конце концов, просто уехал из города. Да только нервная дрожь у Сехуна не проходит ни через пять, ни через десять минут.

Он суёт руку в карман, выуживая из лабиринтов наушников, бумажек и мелочи, связку ключей и какое-то время тупо пялится на металлическую поверхность ручки.

Сехуну кажется, будто он пьян, когда из раза в раз трясущимися руками не может попасть в скважину. И относительный порядок есть только где-то внутри головы.

Когда дверь послушно распахивает на треть, Сехуна встречает абсолютно мёртвая прихожая. Но именно в той неестественной тишине Сехун и улавливает чужое присутствие.

Кеды тридцать девятого размера с красными полосами по бокам, аккуратно втиснутые между забытыми Сехуном сланцами и старыми кроссовками, встречают Сехуна как чужака.

Слюна копится в горле, а сам Сехун всё не решается сглотнуть. Он только смотрит и смотрит на эти кеды, которые, как новогодний подарок, свалившийся не по сезону, ярко выделяются на фоне другой обуви.

Кеды с таким размером носит только Лухан.

Когда Сехун несмело заглядывает на кухню, то находит Лухана, от усталости заснувшего за столом. Лицо на сплетённых вместе запястьях, а профиль под густым каскадом отросших чёрных волос. Тот не шевелится, пока Сехун снимает с себя пальто и галстук, и только дышит очень тихо, что Сехун улавливает по мерно вздымающейся спине.

Сехун не решается ни разбудить его, ни быстренько уйти, чтобы тот не заметил его присутствия.

Он только аккуратно присаживается напротив и, не произнося ни звука, наслаждается тем, что сейчас находится с тем, с кем действительно хочет находиться.

Свежий солнечный луч разрезает стол пополам так, что Сехун на солнце, а Лухан в тени. У сумерек, что холодными масками ложатся на мягкую кожу – нет цвета. За окном щебечут десятичасовые птицы, и город за стеклом, кажется, давно погружается в работу. На улице снующим потоком несутся машины, срезая на красный, внизу бегают дети, обмениваясь утренними новостями, а за гигантскими стёклами уличных кафе люди доедают поздний завтрак.

Всё вокруг живет. И только Лухан, в столь расслабленной и ненавязчивой позе, кажется, единственный не участвует во всеобщем будничном оживлении.
Сехун вздыхает и, встав из-за стола, идёт кипятить чайник.

Ему вспоминаются совместные ужины, Воскресенья и путешествия.

Ему вспоминается то, как Лухан затаскивал огромный чемодан через порог, когда они возвращались домой с отпуска, а потом плевал на всё это и, надвинув Сехуну поля шляпы на глаза, смеясь, валил на пыльный диван.

- Ты видел лицо той женщины, что сидела у окна? - Лухан утирал слёзы смеха тыльной стороной ладони. – Она впала в такой шок, когда увидела наши кольца, что провела своей помадой по щеке до самого уха.

Сехун смеялся в ответ, кладя голову на чужое плечо. Тогда он чувствовал легкий шлейф нового шампуня или туалетной воды. И, прикрывая глаза, улыбался сильнее, когда Лухан, продолжая о чём-то болтать, перекладывал его голову на колени и пальцами нежно перебирал радужные прядки.

Внезапно вся томящаяся за месяца нежность накрывает Сехуна с головой, и он, не сумев удержать грустной улыбки, проводит ладонью по чужим волосам.

- Давно пришёл? – сонно спрашивает Лухан, поднимая голову.

Сехун вздрагивает, делая шаг назад, а Лухан медленно, как-то механически поворачивает голову в сторону Сехуна. Его застывший взгляд пару минут тупо сканирует стену за ним, а потом Лухан, через силу фокусируя взгляд, морщится, снова не узнавая Сехуна.

- Я могу уйти, если скажешь, - хрипло после долгого молчания произносит Сехун.

Лухан безразлично жмёт плечами. Он встаёт, подходя к чайнику и, высыпав в кружку три ложки кофе, заливает их кипятком.

- Можешь остаться, это ведь и твоя квартира тоже.

Откуда-то со стороны улицы долетает резкие гудки машин. Лухан пьёт безвкусный кофе, смотря на раскачивающиеся занавески, а Сехун чувствует себя не в своей тарелке.

Все слова, что были припасены для такого случая, безвозвратно таят в утренних лучах. И навязчивый солнечный свет раздражающе слепит глаза.

- Ты ведь не просто так пришел? – спрашивает Лухан, ставя пустую чашку в раковину.

За окном разгорается новый день. Новый жаркий и солнечный день. Сквозь смог в окно просматриваются далёкие высокие небоскребы, сегодня ярче обычного сверкающие своими гигантскими стеклами.

Сехун рассматривает пейзаж, не решаясь повернуться к Лухану. Он пришел, потому что у него был порыв. Но если он скажет об этом Лухану, тот только посмеётся над его безвольностью.

- Не просто так, - тихо говорит Сехун, опуская голову.

Он смотрит на аккуратные запястья Лухана, потом скользит взглядом по кисти, рассматривая красивые, утонченные пальцы. Ему вдруг хочется, чтобы эти пальцы снова коснулись его подбородка, провели нежную линию вверх по челюсти, очертили бы скулы своими подушечками и, наконец, зарылись бы в мягкие волосы.

А потом он натыкается на палец, где раньше было их кольцо, говорящее о браке. И невыносимая тоска нападает на Сехуна с головой.

- Выпьешь прохладного? – спрашивает Лухан, открывая холодильник.

Сехун мотает головой. Он немного неловко присаживается на стул и, рассматривая интерьер, старается не привлекать к себе внимания.

- Тут ничего не изменилось после твоего ухода, - говорит Лухан, с шипением открывая спрайт. – В эту квартиру я сам зашёл, только для того, чтобы забрать вещи.

- То есть ты теперь живешь не тут? - разворачиваясь к Лухану лицом, настороженно спрашивает Сехун.

Лухан ничего не отвечает. Делает пару глотков, сосредоточенно не смотря Сехуну в лицо, а потом метким ударом забивает пустой банкой трёхочковый в мусорную корзину.

- Можно мне узнать твой новый адрес? – на выдохе произносит Сехун, от волнения прикусывая внутреннюю сторону щеки.

Лухан тихо качает головой:

- Не стоит. Я не хочу, чтобы ты приходил. Понятно? Я не хочу, чтобы Бэкхён тоже страдал. Не изменяй ему, ладно?

- А с тобой – это измена?

Губы Лухана складываются в странную полуулыбку, и делаются вновь бесстрастными.

- Да, Сехун. Ещё какая измена.

Они замолкают и минут пять сидят в абсолютной тишине. Когда часы на кухне бьют одиннадцать, Лухан качает головой, сбрасывая с себя наваждение, и встает, явно собираясь уйти.

- Как с бумагами? Всё в порядке? – отчаянно спрашивает Сехун, разворачиваясь на стуле.

Лухан замирает в дверях, переставая шнуровать кроссовки.

- Ты про развод? Да, уже всё закончилось.

- Даже смешно, что всё так просто, а? – Сехун поднимается со стула, чувствуя, как в ногах распространяется слабость. – Я думал, что будет столько возни.

Лухан улыбается. Улыбается грустно и с пониманием.

- Сехун, к чему этот цирк? Зачем ты пришел? – Лухан выпрямляется в полный рост и, сложив руки на груди, явно ждёт объяснений.

А у Сехуна в груди дыра. Такая большая и черная. Всё время всасывающая в себя всё, до чего только добирается. А у Сехуна тоска и безнадёга. У Сехуна любовь и чёртова метка. У Сехуна обязанность и выбор. У Сехуна слишком большие проблемы.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но у него не выходит вымолвить и звука.

Лухан хмыкает, перебрасывая большую сумку с одеждой через плечо и, схватившись за ручку, говорит:

- А я и сейчас люблю тебя, Сехун. Только дело совсем не во мне, верно?

***

 

Сехун возвращается в Корею ещё более подавленный, чем в последнее время. Лухан навсегда уходит из его жизни в тот солнечный и такой обычный для прохожих день. Растворяется за порогом их общей квартиры, не оставляя после себя ни нового адреса, ни записки на будущее, и этим самым поступком окончательно рвёт все нити, что их когда-либо соединяли.

Квартира встречает Сехуна холодной бездушностью. То, что Бэкхёна уже явно давно нет дома, Сехун понимает по размокшим от времени окуркам ментоловых сигарет. Он скидывает с себя пальто и, не раздеваясь, заваливается на кровать, почти моментально вырубаясь.

Просыпается Сехун от того, что кто-то настойчиво трясет его за плечо. Просыпается разбитый и совершенно вялый.

- Ты как? – спрашивает Бэкхён, присаживаясь на край кровати.

От Бэкхёна пахнет чужим резким мужским парфюмом и сигаретами без фильтра.

- Нашёл то, что искал? – интересуется Бэкхён, скидывая с глаз угольно-чёрную чёлку.

Сехун улыбается, примечая в Бэкхёне ранее невиданное внутреннее спокойствие, и плавно проводит холодной рукой по чужой мягкой щеке.

Бэкхён не дёргается как обычно, не шипит и не сверкает гневным взглядом.

Он словно наконец успокоившийся дикий зверь, которого отпустили на волю.

Сехун приподнимается на локтях, с трудом разлепляя свинцовые веки, а Бэкхён уходит заваривать чай на кухню, и спустя пару минут до Сехуна уже долетает аромат ежевики. Он откидывается обратно на кровать, понимая, что не может встать, и с закрытыми глазами ждёт сна.

- Выпей, тебе полегчает, - говорит Бэкхён, ставя на край стола гигантскую кружку ежевичного чая с мёдом и лимоном.

Сехун с трудом перекатывается на кровати, забирая чай, и начинает маленькими глотками пить ароматный напиток.

Они сидят в полной тишине, где каждый думает о своём, а потом Бэкхён вдруг говорит то, что Сехун никогда в жизни не планировал от него услышать:

- Мне жаль, что я разлучил тебя с Луханом. Прости меня, Сехун. Я был эгоистом, который ничего не хотел видеть вокруг себя.

Сехун замирает, отставляя кружку на стол, а потом внимательно сканирует Бэкхёна взглядом.

Тот изменился. Не внешне, скорее внутренне, будто в этом мире нашёлся человек, который сумел, наконец, прочувствовать Бэкхёна и принять. Будто нашёлся человек, который подходит Бэкхёну гораздо больше, чем Сехун.

- Если мои извинения ещё чего-то стоят, то я буду рад, - Бэкхён улыбается грустно. И впервые в его глазах Сехун замечает искренне чистое соболезнование.

Сехун не дурак, как многие. Он понимает значение всех этих слов. А ещё Сехун умеет читать между строк, поэтому то, что до него хочет донести Бэкхён, он тоже улавливает. Ведь слово “отпусти” капслоком пронизывает каждую строчку. Мягкая улыбка трогает губы Сехуна, когда он осознаёт, что сейчас происходит опять тот же самый выбор между природой и сердцем. Вот только выбирает уже не Сехун.

- Я справлюсь, Бэкхён. Иди, - Сехун жмёт чужую руку, заглядывая в глаза, и улыбается кромкой губ. - Не совершай ту же ошибку, что и я. Природа может знать всё о совместимости, но она ничего не знает о чувствах. – Бэкхён дёргается, чувствуя себя неловко, и явно до крови прокусывает губу от стыда. - Выбор всегда надо совершать самому.

И в тот момент эти слова Сехуну кажутся самыми правильными, что он когда-либо кому-то говорил.

***

 

После ухода Бэкхёна Сехун полностью погружается в работу. Как ни странно, но его больше так сильно не тянет к Бэкхёну. Будто та железная хватка на горле вдруг ослабевает, сняв оковы, и Сехун может вдохнуть полной грудью. То помутнее проходит. И пусть его всё ещё ужасно тянет к тем вещам, что пахнут Бэкхёном, но такой агонии, что была раньше при его отсутствии, он не испытывает.

Иногда вечером Сехун задирает рукав домашнего свитера и, замерев, несколько минут рассматривает немного потемневший после ухода Бэкхёна узор. При нажатии тот отдаётся приятным теплом, но уже далеко не тем пожаром, при котором казалось, что в вены вливают раскаленное железо.

И после стольких месяцев внутренней борьбы и стресса Сехун, наконец, может назвать свою жизнь вполне счастливой.

Но без Лухана она всё же теряет слишком много красок.

Сехун ещё раз встречает Бэкхёна в супермаркете. Тот косится на верхнюю полку, стараясь стянуть с неё свой любимый вкус шоколада, но не дотягивается, и поэтому хмурится. Сехун делает шаг вперёд, желая помочь, но опаздывает. Сзади к Бэкхёну уже подходит высокий мужчина, при виде которого Бэкхён счастливо улыбается так, как никогда не улыбался Сехуну, и, даже не вставая на носочки, достаёт для Бэкхёна вкусную плитку. Сехун планирует уйти с чужого праздника жизни незамеченным, но Бэкхён всё равно так не вовремя оборачивается, возможно, просто почувствовав присутствие Сехуна через метку, и его улыбка тает в зарождающемся сожалении.

Они сканируют друг друга странным взглядом около пяти долгих секунд, а после расходятся, как будто всё правильно.

Сехун Бэкхёна прощает. В конце концов, это не его вина, что они парные. И он искренне рад тому, что Бэкхён наконец-то счастлив.

***

 

У Сехуна история любви, кажется, приходит к окончательному завершению в один из майских дней. На пустующей пристани в маленьком китайском городке, где Сехун учился живописи, крики чаек слагают баллады об одиночестве. Он сидит, наблюдая за гладью воды, и думает, что ему действительно лучше бросить этот бизнес и вернуться к рисованию. Ведь ничего на свете не бывает просто так. И, наверное, то решение отца тоже имело свою цель.

В небе после дождя появляется радуга и одним концом тонет в бескрайнем море. Сехун думает, что это и есть ирония жизни, но ошибается. Ирония жизни приходит через минуту.

- Одно из самых красивых явлений природы, да?

До боли знакомый голос чем-то ужасно тяжелым оседает на сердце. Сехун не оборачивается. Он и так знает, кто пришёл. И ещё он знает, что его всё равно не узнают. Поэтому он молчит, снисходительно дёрнув плечами в знак согласия.

- У меня с радугой всегда были самые лучшие воспоминания, - Лухан продолжает болтать о своём. Наверное потому что уже привык, что всё равно никогда не сможет заново встретить одного и того же собеседника.

А у Сехуна режущее чувство под грудью. И давно просроченные слова о любви, которые он так ему и не высказал.

- Жаль, что люди не могут навечно что-то запечатлить. Фотографии – это совсем не то. В моём случае фотографии людей вообще не несут абсолютно никакой ценности, - Лухан хмыкает, пуская по глади блинчики и, немного помолчав, продолжает уже другим голосом. – Я был бы рад, если бы наша память была более надежна, чем она есть. Ведь, как бы мы ни старались, постепенно даже самые важные моменты нашей жизни в голове теряют краски. И вот уже спустя несколько месяцев ты не можешь вспомнить какого-то лица, через пару лет – забываешь, какими были чужие объятия, а под старость не можешь вспомнить даже голос, от которого когда-то пробе

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
 | Полутень
Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.093 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал