Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






К ему подобным, для него и для его_жены)___ !






Меняется звуковой облик отдельных слов и морфем, их фонемный состав, их

ударение: например, др.-русск. феврарь превратилось ь февраль (см. § 45, 1); Пушкин

произносил музыка, словари середины XIX в. дают музыка и музыка, а сейчас мы

говорим только музыка. Меняются правила дистрибуции фонем, что затрагивает уже

не отдельные слова, а целые их классы; так, в древнерусском языке существовали

сочетания гы, кы, хы, а в современном русском языке такие сочетания внутри слова не

допускаются (за исключением некоторых недавно заимствованных слов вроде акын),

хотя и фонемы /g/, /k/, /x/, и фонема /ы/ продолжают существовать в русском языке.

Наблюдаются и более глубинные изменения: меняется набор фонем языка и система дифференциальных признаков, по которым фонемы противопоставляются друг другу. Так, в русском языке исчезли существовавшие в нем когда-то носовые гласные (и следовательно, ДП назальность у гласных), фонема, обозначавшаяся в древнерусских текстах буквой ™, и некоторые другие гласные фонемы. Зато превратились в отдельные фонемы палатализованные согласные, бывшие первоначально комбинаторными вариантами (и, соответственно, признак палатализованности превратился в ДП, очень важный для системы в целом).

Наконец, на протяжении длительных периодов меняются характер ударения и слоговая организация речевого потока и единиц языка. Так, от свободного словесного ударения общеславянской поры чешский и словацкий языки перешли к ударению, фиксированному на начальном, а польский к ударению, фиксированному на предпо­следнем слоге слова. Раннее развитие праславянского языка было связано с устранением закрытых слогов, унаследованных от общеиндоевропейской эпохи; все закрытые слоги тем или иным способом перестраивались в открытые, но в дальнейшем «закон открытого слога» стал нарушаться (уже в старославянском), и в современных славянских языках закрытый слог снова представляет собой нормальный (хотя и менее частотный) тип слога.

Изучением исторических изменений в звуковой стороне языка занимается историческая фонетика и историческая (диахроническая) фонология.

§ 245. Звуковые изменения, наблюдаемые в истории языков, можно подразделить на регулярные и спорадические.


Спорадические изменения бывают представлены лишь в отдельных словах или морфемах и объясняются какими-либо особыми условиями их функционирования. Так, слова семантически мало «весомые» и вместе с тем широко употребительные (стандартные обращения, формулы вежливости, приветствия при встрече и прощании) подвергаются особенно сильному фонетическому разрушению: они часто произносятся скороговоркой, небрежно, поскольку содержание их и так понятно. Поэтому старая английская формула прощания God be with you! 'Бог да будет с вами' превратилась в Good-bye 'До свиданья', а испанское почтительное обращение Vuestra Merced 'Ваша милость' в Usied 'Вы'. По-русски пишут здравствуйте, но произносят обычно здрасте или драсте (при быстром темпе даже драсть), а вводное слово говорит, вставляемое в цитируемую чужую речь, превращается в грит и даже г-т [gt]. Более или менее спорадический характер носят и некоторые диссимиляции (приведенные выше феврарь^ февраль), метатезы (перестановки) вроде укр. ведмiдь из медв™дь, ли-товск. kepti 'печь, жарить' из более старого *pekti (ср. наше пеку) и т. п. Хотя за такими изменениями, конечно, стоят определенные общие тенденции, связанные с механизмом произношения (см. §45, 75), эти тенденции проявляются от случая к случаю, «поражая» только отдельные лексические единицы.

Гораздо важнее, конечно, изменения регулярные, проявляющиеся по отношению к определенной фонетической позиции или фонологической единице во всех или почти всех случаях, когда такая позиция или единица наличествует в языке, независимо от того, в каких конкретно словах и формах она встречается. Именно при наличии такого регулярного изменения и говорят о звуковом (фонетическом) законе.

Так, замена упомянутых выше древнерусских сочетаний гы, кы, хы современными ги, ки, хи подходит под понятие звукового закона, поскольку она коснулась всех слов с такими сочетаниями, не оставив исключений. Вместо гыб(ь)нути, богыни, кыплти, Кыевъ, хитрость, хыщ(ь)никъ, ногы, рукы и т. д. мы везде имеем гибнуть, богиня, кипеть, Киев, хитрость, хищник, ноги, руки. Сочетания /gы/, /kы/, /хы/ возможны теперь только в недавних заимствованиях, главным образом из тюркских языков, и на границе слов, в том числе предлога к и последующего слова: к Ире /k: ыr'i/.

§ 246. Звуковой закон не имеет того универсального характера (в смысле «независимости от места, и времени»), какой присущ законам естественных наук. Напротив, он сугубо историчен, действителен в конкретно-исторических рамках определенного языка или диалекта определенной эпохи. Уже, например, в ближайшем родственном русскому языку украинском замены /kы/ и т. д. на /k'i/ не было (старые /ы/ и /i/ совпали здесь в одном гласном). Да и в русском языке этот звуковой закон действовал лишь в течение определенного периода. Именно поэтому слова, содержащие заднеязычный согласный перед /ы/, но вошедшие в русский язык позже, уже не подпадают под действие этого закона.

Пока звуковой закон действует, он является живым. Примером может служить русское «аканье», т, е. замена в литературном русском языке и в большинстве говоров (кроме «окающих») /о/ ударного слога на /а/ (фонетически [Ã ] или [ъ]) в безударном. Этот закон проявляется на каждом шагу в живом чередовании /o/~ /а/, он охватывает и новые слова, входящие в язык, в частности заимствования: ср. /mat: or/, /tr: aktar/ и т. д.1 Закономерное исключение составляют односложные неударенные в предложении слова, сохраняющие /о/, например союзы но, то...то и междометие ого г.

Г 1 В более редких иностранных словах вроде боа, колье, де-факто и в именах собственных вроде!

[Флобер, Палермо произнесение безударного /о/, предписываемое орфоэпической нормой, служит]
] именно признаком их «чуждости», неполной освоенности. ]

] 2 В этих случаях само сохранение /о/ должно рассматриваться как слабая степень ударенности, ]

] реализуемая качественным, тембровым ударением (см. §77). ]


После того как звуковой закон, перестав действовать, перешел в разряд исторических, в языке остаются его результаты, порожденные им сдвиги звучания, созданные им чередования фонем и т. д.

§ 247. Регулярные звуковые изменения можно подразделить на (позиционно или комбинаторно) обусловленные и фронтальные (традиционный термин «спонтанные»).

1. Примеры обусловленных изменений — упомянутые выше явления: замена /o/ на /а/ в безударном слоге, обнаруживаемая при сравнении древнерусских и современных форм (изменение, обусловленное позиционно) и переход /ы/ в /i/ после /g/, /k/, /x/, сопровождающийся смягчением этих согласных (изменение, обусловленное комбинаторно). Вне указанных условий «старое качество» сохранялось: в ударном слоге /o/ не переходило в /а/, вне сочетания с предшествующим заднеязычным /ы/ не изменялось в /i/. Другой пример, относящийся к более древней эпохе, — так называемая первая палатализация — общеславянский переход заднеязычных в шипящие перед гласными переднего ряда: ср., например, русск. четыре с равнознач­ным литовск. keturi. В других позициях заднеязычные сохранялись: ср. русск. корова, кривой соответственно с литовск. karve и kreivas (те же значения).

2. Пример фронтального изменения — утрата носовых гласных в русском и в большинстве других славянских языков. Эти гласные отражены старославянскими памятниками, в которых они обозначались особыми буквами: носовой заднего ряда (в транскрипции o или o) — «юсом большим» (@), а носовой переднего ряда (e или e) — «юсом малым» (#), например д @ бъ 'дуб', р @ ка 'рука', нес @ 'несу', п # ть 'пять', ж # ти 'жать'. Теперь эти гласные сохранились (хотя в измененной фонетической реализации и с рядом перегруппировок) в польском. Во всех остальных славянских языках носовые гласные изменились в неносовые, причем превращение это произошло во всех фонетических позициях, почему мы и называем его фронтальным. При таком, можно сказать, глобальном характере процесса ничто не указывает на его возможные причины, процесс кажется «самопроизвольным» (отсюда старый термин «спонтанное изменение»).

§ 248. Формулировка любого звукового закона предполагает сравнение. В разных случаях используются три вида формулировок:

1. Звуковой переход предполагает сравнение диахроническое, т. е. сравнение
более раннего и более позднего состояния одного языка (или языка-предка и языка-
потомка) и записывается с помощью знаков > или < (острие в сторону более поздней
формы):

например, др.-русск. /кы/> соврем, русск. /k'i/, то же в отдельных словах (Кыевъ > Киев и т. д.) и в «обратной записи» (соврем. Киев < др.-русск. Кыевъ). Во многих случаях более раннее состояние не засвидетельствовано в памятниках и восстанавливается гипотетически, «под звездочкой»: праслав. *o > русск. /u/, или *dobъ > дуб и т. д. «Обратная запись» возможна в данном случае для слов (дуб < *dobъ), но общая формула «русск. /u/ < праслав. *o» была бы неполной, так как в русском языке есть и другое /u/, не происходящее из носового гласного, например в словах ухо, думать. Любой звуковой закон есть закон диахронический и должен быть сформулирован в конечном счете как переход. Но там, где переход реально не засвидетельствован в памятниках, его реконструкция опирается либо на звуковое соответствие (2), либо на чередование (3).

2. Звуковое соответствие устанавливается сравнением фактов двух разных
языков, если эти факты (чаще всего и сами языки) генетически связаны (о родстве
языков см. § 251 и след.). Обычно соответствие записывается знаком «равенства»: ст.-
сл. @ (или польск. a, а в определенных случаях e) = русск. /u/ (орф. у), или в отдельных
словах: ст.-сл. д @ бъ, р @ ка (польск. dab, reka) = русск. дуб, рука; литовск. k (перед


гласным переднего ряда) = слав. /c/ (литовск. keturi ·= русск. четыре, болг. четири и т. д.). Приведем еще пример соответствий в области согласных между германскими и другими индоевропейскими языками, в частности следующих:

негерманскне языки германские языки соответствия

русск- полный англ. full 'полный* и.-е. р = герм. f

русск. три, лат. ires '3' англ. three *3' и.-с. t = repM. /0/

др.-греч. kyon 'собака' англ. hound 'охотничья

собака', нем. Hund 'со- и.-е. к— герм, h

бака*
лат. labium 'губа' англ. Ир, нем. Lippe 'губа' и.-е. Ь=герм. р

русск. десять, лат. йИсёт англ. ten * 10* ^

*10' J- и.-е. d —герм. t

русск. еда, лат. tdo 'ем' англ. to eat 'есть')
лат. genu 'колено' нем. Knie 'колено' и.-е. g=repM. k

Факт соответствия, наблюдаемый при сравнении языков, позволяет реконструировать звуковой переход, имевший место в прошлом и недоступный непосредственному наблюдению. Именно так был выявлен в истории русского языка переход носовых гласных в неносовые, в ранней истории славянских языков «первая палатализация» заднеязычных, в ранней истории германских языков так называемое первое передвижение согласных (переход и.-е. /р/ > /f/ и т. д.).

3. Чередование наблюдается при синхроническом рассмотрении одного языка. Констатируя чередование, мы сравниваем различающиеся формы, сосуществующие в одном языке в одну и ту же эпоху. Знаки, служащие для записи чередования (~ и «>), хорошо известны из предшествующего изложения. Чередования возникают только в результате обусловленных изменений. При изменении фронтальном, когда «старое качество» не сохраняется ни в одной позиции, чередованию, естественно, нет места. Исходя из факта чередования (например, к оо ч в теку течение, х оо ш в грех прегрешение и т. д.) мы можем реконструировать переход, происходивший в прошлом (во взятом примере общеславянский переход заднеязычных в шипящие). Подобная реконструкция, опирающаяся на чередования, вообще на отношения внутри одного языка одной эпохи, называется внутренней.

§ 249. Пока звуковой закон является живым, возможны лишь отдельные отступления от него, объяснимые особыми условиями функционирования отдельных слов или разрядов слов (ср. исключения из закона аканья, § 246). Но после того как звуковой закон стал историческим, его результаты исторические чередования фонем и звуковые соответствия между языками уже ничем не «защищены» и могут подвергаться далеко идущим нарушениям и преобразованиям.

1. Во-первых, они нередко охватываются действием более поздних звуковых законов; происходит наложение новых процессов на результаты старых. Так, значительно позже, чем общеславянская «первая палатализация», произошел в русском языке переход в определенной позиции ударного /е/ в /o/: ср. /p'ic: os/, /z: oltыj/ вместо более старых форм с /е/ (отраженным орфографией). В результате шипящие, развившиеся когда-то перед /е/, /i/ и т.д. из заднеязычных, уже не стоят в подобных формах перед гласным переднего ряда. После первого, общегерманского передвижения согласных имело место второе передвижение, охватившее только верхненемецкие говоры, на базе которых позже сформировался немецкий литературный язык. В резуль­тате этого второго передвижения, например, общегерманское /t/ было заменено, в зависимости от позиции, либо аффрикатой (соврем, нем. /t s/ ), либо щелевым согласным (соврем, нем /s/, не чередующееся с /z/ и обозначаемое на письме обычно как B или ss): ср. нем. zehn '10', essen 'есть' (== англ. ten, eat) или нем. FuB 'нога' (== англ. foot 'нога'). Учитывая подобные «наслоения» звуковых законов, можно устанавливать


относительную хронологию звуковых изменений, т. е. их последовательность во времени относительно друг друга.

2. Во-вторых, картина соответствий нарушается позднейшими
заимствованнями. Так, в русском языке слово вензель заимствовано из польского и
содержит сочетание /en/, отражающее в нарушение нормальных соответствий
польское e слова wezeЙ 'узел, связка' (нормальное старое соответствие польскому e в
русском узел). Также при нормальном соответствии лат. pes (род. п. pedis) 'нога' ==
англ. foot в англ. pedestrian 'пешеход' ученом заимствовании из латыни согласные
корня не подверглись передвижению. В ряде случаев нарушение соответствий дает
возможность опознать заимствования. Так, русск. князь, ст.-cл. кън зь, сербскохорв.
кнeз с тем же значением, словацк. knaz 'священник' и т. д. при сопоставлении с англ.
king 'король', нем. Konig с тем же значением, др.-верхненем. kuning и т. д.
обнаруживает отклонение от нормальных соответствий согласных 1 и, следовательно,
представляет собой заимствование, относящееся к эпохе после общегерманского
передвижения согласных (по-видимому, это слово заимствовано праславянским из
прагерманского или из готского). Если приблизительно известно время возможных
контактов между теми или иными народами, заимствования с нарушениями обычных
соответствий могут пролить свет уже и на абсолютную хронологию звуковых
изменений. Так, фонема латинского языка, обозначавшаяся на письме буквой с, в
классической латыни звучала как заднеязычный согласный [k]. В современных
романских языках в тех

Г 1 Нормально слав. /k/=герм. /h/ (например, ковать соответствует нем. hauen 'бить, рубить'), а i
|герм. /k/=слав. /g/ (нем. kahl 'лысый' соответствует нашему голый, англ. cow и нем. Kuh 'корова' — др.- j
|русск. говядо, ср. говядина). ________________________________________________________________ |

случаях, когда за этой фонемой следовали гласные переднего ряда (и дифтонг

ае, «стягивавшийся» в [е]), мы находим переднеязычные аффрикаты или щелевые;

например, лат. caelum или coelum 'небо* соответствуют ит. ci'elo /cj: elo/, фр. ciel /sjEl/,

исп. cielo /Ti: elo/ с тем же значением. Таким образом, здесь произошел процесс,

несколько напоминающий «первую палатализацию» славянских языков. Но когда он

имел место? Лат. Caesar (имя собственное, а затем нарицательное 'император') было

заимствовано рядом языков, и в частности, дало в готском kaisar и в немецком Kaiser

'император'. Эти германские формы своим начальным согласным и нестяженным

дифтонгом отражают звучание имени Caesar, каким оно было в момент заимствования.

Поскольку германцы не могли заимствовать это слово раньше I в. до и. э. (Юлий

Цезарь жил с 100 до 44 г. до н. э.), ясно, что стяжение дифтонга и палатализация

латинского /k/ произошли после этого срока. На основании ряда других данных

устанавливают, что стяжение дифтонга распространилось около III в. н. э., а

палатализация /k/ начиная с V в.

3. В-третьих, как мы знаем, даже живые, а тем более исторические чередования
фонем могут нарушаться или, напротив, распространяться по аналогии (см. § 67). Так,
чередования /k/ оо /c/, /g/ oo /z/ в пеку печешь, могу ~ можешь устраняются (точнее

заменяются другим чередованием) в диалектных формах пекёшь, м³ гешь, а в глаголе ткать формы с /k'/ вместо /c/ стали литературными. Здесь действовала

пропорция (запишем в транскрипции, но без указания ударений): ___________________

В украинском языке, где нет чередования непалатализованного согласного в 1-м л. с палатализованным во 2-м и следующих лицах (ср. укр. иду, идеш с твердым /d/), устранение чередования /k/ оо /c/ пошло в другом направлении, и мы имеем в современном языке печу, печеш (а также и можу, можеш). С другой стороны, от недавних заимствований из западноевропейских языков пиджак, фрак, блок в русском


языке образуются пиджачный, фрачный, блочный, и чередование /k/ Ґ /c/ оказывается перенесенным в морфемы, которых в праславянском не было.

§ 250. Открытие звуковых законов сыграло громадную роль в развитии нашей науки и сделало возможным начиная с XIX в. серьезное сравнительно-историческое изучение языков. Понятие звукового закона сложилось до возникновения учения о фонеме, до выработки сознательного функционального подхода к языку и к его истории. Но современный, функциональный, фонологический подход позволяет глубже понять природу исторических звуковых изменений и по-новому осмыслить проблему звуковых законов. Так, например, стало ясно, что обусловленное звуковое изменение (см. § 247, 1) само по себе еще не ведет к появлению новой фонемы и может остаться «внутрифонемным». Если возникает новая фонема, то это связано не с большей степенью отдаления нового звучания от старого (ведь мы знаем, что диапазон вариантов фонемы может быть очень широким), а только с характером функционирования данной единицы: если бы шипящие, возникшие из заднеязычных, встречались в праславянском только в позиции перед гласным переднего ряда, они оставались бы всего лишь комбинаторными вариантами заднеязычных. Но рядом с ними очень рано появились [z], [c], [s] из другого источника— из сочетаний (gj], [zj], [kj], [xj], [sj]. Эти сочетания и соответственно возникшие из них шипящие могли находиться и перед гласными заднего ряда (например, кожа <. * kozja, первоначально 'козья шкура', сеча, суша, ноша — старые образования с суффиксом -j-). Тем самым все [z], [c], [s] праславянского языка в любых позициях получили статус самостоятельных фонем /z/, /c/, /s/.


ГЛАВА VI

СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ И ТИПОЛОГИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОВЕДЕНИЕ

1. МАТЕРИАЛЬНОЕ СХОДСТВО И РОДСТВО ЯЗЫКОВ. СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОВЕДЕНИЕ

§251. Выше мы не раз встречались с понятием родства языков. Теперь рассмотрим это понятие подробнее. Родство языков проявляется в их систематическом материальном сходстве, т. е. в сходстве (точнее, в связанности закономерными звуковыми соответствиями, см. § 248, 2) того материала, из которого (оставляя в стороне позднейшие заимствования) построены в этих языках экспоненты морфем и слов, тождественных или близких по значению.

Например, русское числительное три по звучанию сходно с литовск. trys, лат. tras, исп. tres, фр. trois, др.- греч. trкis, др.-инд. trбyas, хеттск. tri, англ. three, нем. drei — все с тем же значением. Согласные в этих словах отчасти просто совпадают, отчасти же не совпадают, но все равно объединяются межъязыковыми звуковыми соответствиями, регулярно повторяющимися и в других словах и морфемах. Так, соответствие русск. /t/ = англ. /T/ == нем. /d/ повторяется еще в тонкий— англ. thin 'тонкий, худощавый' — нем. dьnn 'тонкий'; в треск, трещать ~ англ. thrash, thresh 'бить, молотить' — нем. dreschen 'молотить'; в тянуть — англ. thong 'ремень, плеть' — нем. dehnen 'тянуть' и др. Значения сравниваемых слов или морфем могут быть тождественными, как в примере с числительным '3', или же исторически выводимыми одно из другого, как в последних примерах.

Аналогично и в грамматических морфемах: окончание 1-го л. ед. ч. в русских формах ем, дам материально сходно с окончанием др.-инд. bharomi 'несу', др.-греч. eimi 'я есмь', лат. sum, готск. im, англ. I am с тем же значением.

Когда материальное сходство проявляется в таких словах, как мяукать, кукушка, т. е. в звукоподражательных словах (или корнях) нескольких разных языков, это представляется более или менее естественным, обусловленным самой природой соответствующей вещи. В какой-то мере естественным, продиктованным природой может быть и материальное сходство в разных языках слов, восходящих к детскому neifcry, и некоторых междометий. Но за пределами перечисленных групп лексики вопрос о «естественных» причинах материального сходства решается отрицательно: в большинстве случаев между содержанием языкового знака и материальным составом его экспонента в принципе отсутствует «естественная», самой природой предуказанная связь (см.

§ 34, 4). Ясно, что в «природе» числа '3' нет ничего такого, что могло бы заставить обозначать это число именно сочетанием «переднеязычный шумный + дрожащий + гласный» (т. е. сочетанием типа русск. три, англ. fhree и т. д.). И действительно, в других языках число '3' обозначается совершенно несхожими комбинациями звуков, например в финском kolme, в турецк. ьз /Yc/, в кит. sдn и т. д. Равным образом и в «природе» 1-го л. ед. ч. нет ничего такого, что могло бы заставить выражать это грамматическое значение звуком [m] или сочетанием звуков [mi]. Чем же может объясняться материальное сходство между разными языками в этих и в других подобных случаях?

Если материальное сходство обнаруживается в одном-двух словах или корнях (незвукоподражательных, немеждометных и не восходящих к детскому лепету) или же в


 


территориальное распространение языковых явлений как в диалектах одного языка, так и в родственных и неродственных географически смежных языках.

Исследование черт структурного сходства независимо от их территориального распространения и, в частности, структурного сходства языков неродственных, географически далеких и исторически между собой не связанных составляет задачу типологического языковедения, или лингвистической типологии, — учения о типах языковой структуры. Лингвистическая типология может строиться на основе самых разных структурных признаков — фонологических, морфологических, синтаксических, семантических и т. д.

§ 261. Для фонологической типологии самый существенный признак — характер основной фонологической единицы языка. Там, где в качестве такой единицы выступает фонема, мы говорим о языках «фонемного строя» (к этому типу принадлежит большин­ство языков мира). Там же, где основной фонологической единицей оказывается слог (силлабема) или финаль и инициаль слога, мы говорим о языках «слогового строя» (см. § 70). Другая важная черта — просодическая характеристика слога и слова: тональные, или политонические, языки противопоставляются монотоническим (см. § 83), языки со свободным словесным ударением — языкам с разными типами фиксированного и палуфиксированного ударения (см. §80) и таким, в которых словесного ударения практически нет или оно является лишь потенциальным (см. § 82). Далее языки различаются по использованию тех или иных дифференциальных фонологических при­знаков: «слоговые» языки — по характеру инициалей и финалей слога, а «фонемные» — по степени разработанности и богатства фонемного инвентаря и специально репертуара гласных и согласных фонем и по относительной частоте употребления тех и других в тексте. Примером языков с богатой системой гласных могут служить французский (16 гласных и 20 согласных фонем), а также английский, немецкий, шведский; примером языков, в системе которых мало гласных, — русский (6 гласных и 35 согласных), польский, арабский. В большинстве языков согласные преобладают над гласными в потоке речи, однако есть языки с обратным соотношением. Так, финский язык имеет всего 8 гласных фонем, но в финском тексте гласные преобладают над согласными в пропорции 100: 96.

§ 262. Наиболее разработанной является морфологическая типология, учитывающая ряд признаков. Из них самыми важными являются: 1) общая степень сложности морфологической структуры слова и 2) типы грамматических морфем, используемых в данном языке, в частности в качестве аффиксов. Оба признака факти­чески фигурируют уже в типологических построениях XIX в., а в современном языковедении их принято выражать количественными показателями, так называемыми типологическими индексами. Метод индексов был предложен американским лингвистом Дж. Гринбергом, а затем усовершенствован в трудах ученых разных стран 1.

§ 263. Общая степень сложности морфологической структуры слова может быть

выражена количеством морфов, приходящимся в среднем на одну словоформу. Это так

M называемый индекс синтетичности, вычисляемый по формуле, где M — количество

W

морфов в отрезке текста на данном языке, a W (от англ. word) — количество речевых

слов (словоупотреблений) в этом же отрезке. Разумеется, для подсчета нужно брать

естественные и более или менее типичные тексты на соответствующем языке (обычно

берутся тексты длиной не менее 100 словоупотреблений). Теоретически мыслимым

нижним пределом для индекса синтетичности является 1: при такой величине индекса

количество морфов равно количеству словоупотреблений, т. е. каждая словоформа

является одноморфемной. В действительности нет ни одного языка, в котором каждое

слово всегда совпадало бы с морфемой, поэтому при достаточной длине текста величина

индекса синтетичности всегда будет выше единицы. Наиболее низкую величину Гринберг

получил для вьетнамского: 1, 06 (т.е. на 100 слов 106 морфов). Для английского он


получил цифру 1, 68, для санскрита 2, 59, для одного из эскимосских языков 3, 72. Для русского языка, по подсчетам разных авторов, получены цифры от 2, 33 до 2, 45.

Языки с величиной индекса ниже 2 (помимо вьетнамского и английского, китайский, персидский, итальянский, немецкий, датский и др.) называют аналитическими, с величиной индекса от 2 до 3 (помимо русского и санскрита, древнегреческий, латынь, литовский, старославянский, чешский, польский, якутский, суахили и др.) синтетическими и с величиной индекса выше 3 (помимо эскимосских, некоторые другие палеоазиатские, америндейские, некоторые кавказские языки) полисинтетическими.

' ~ См Гринберг" Дж~Квантитативный" подход" к " морфологической" " типологии" языков" " Новое " в
лингвистике. М-, _1963. Вып._3. С_60—94; Квантитативная типол о гия язык ов Аз ии и Афр ики. Л., 1982. _____

С качественной стороны аналитические языки характеризуются тенденцией к раздельному (аналитическому) выражению лексических и грамматических значений (см. § 180): лексические значения выражаются знаменательными словами, чаще всего не содержащими в себе никаких грамматических морфем, а грамматические значения — главным образом служебными словами и порядком слов. В ряде аналитических языков сильно развиты тоновые противопоставления (см. § 83, 164). Аффиксы используются в малой степени, а в некоторых аналитических языках, так называемых изолирующих (вьетнамском, кхмерском, древнекитайском), их почти вовсе нет. Встречающиеся в этих языках неодноморфемные слова, как правило, являются сложными (обычно

 

себе никаких показателей синтаксической связи с другими словами в предложении, оно

 

висты, подчеркивая роль порядка слов в изолирующих языках, называют их «позиционными».

Синтетические языки с качественной стороны характеризуются тенденцией к синтезированию, объединению в рамках одной словоформы лексической (иногда ряда лексических) и одной или нескольких грамматических морфем. Эти языки, следовательно, довольно широко пользуются аффиксами. В еще большей мере нанизывание в одном слове ряда аффиксов типично для полисинтетических языков. Общее обозначение для обеих групп аффиксальные языки. Для всех этих языков характерно высокое развитие формообразования, наличие богато разветвленных, сложных формообразовательных парадигм, построенных как ряды синтетических (иногда отчасти и аналитических) форм. В некоторых полисинтетических языках, кроме того, в более или менее широких масштабах используется инкорпорация. По этому признаку, характеризующему уже не столько структуру слова, сколько структуру синтаксических единиц, подобные языки называют «инкорпорирующими» (примеры см. в § 204).

§ 264. Синтетические и полисинтетические языки разбивают на группы и по
признаку преимущественного использования различных типов аффиксальных морфем.
Так, разным является в разных языках удельный вес словообразовательных и
формообразовательных аффиксов. Разными являются и позиционные характеристики
аффиксов. Есть языки, для которых типичны префиксы (например, языки банту), if такие,
в которых преобладают постфиксы (тюркские, большинство финно-угорских). Все эти
различия могут быть выражены соответствующими индексами (например,
указывающими количество морфов данного позиционного или функционального класса,
разделенное на количество словоупотреблений в том же тексте). В рамках аффиксации,
прежде всего формообразовательной, различают две противоположные тенденции
флективную (характеризующуюся наличием окончаний), или фузионную

(«сплавливающую»), и агглютинативную («склеивающую»). Первая ярко представлена в русском и многих других индоевропейских языках (флективные языки), вторая в финно-угорских, тюркских, грузинском, японском, корейском, суахили и др.

(агглютинативные языки). Важнейшие различия между этими тенденциями сводятся к следующему:


! ~ 1 Раньше, выделяя эту группу языков, их называли «аморфными», т. е. «бесформенными» (что]
[неудачно, так как форма в языке не может быть сведена к аффиксации), или еще «корневыми»: их слова]
[содержат «голые корни»_или сочетания таких корней. ____________________________________________ ]

1. Флективная тенденция характеризуется постоянным совмещением в одном
формообразовательном аффиксе нескольких значений, принадлежащих различным
грамматическим категориям, закрепленностью аффикса за комплексом разнородных
граммем. Так, в русских падежных окончаниях всегда совмещены значения падежа и
числа, а у прилагательных еще и рода. В глагольных окончаниях значение лица или (в
прошедшем времени и сослагательном наклонении) рода совмещается со значением
числа, а также времени и наклонения; в суффиксах причастий значение залога со
значением времени. Это явление мы назовем синтетосем² ей (букв. «сложнозначностью»,
ср. др.-греч. synthetos 'составной, сложный')" Как видно из приведенных примеров,
синтетосемия особенно типична для окончаний.

Агглютинативная тенденция, напротив, характеризуется гаплосемией («простозначностью», ср. др.-греч. haploos 'простой'), закрепленностью каждого формообразовательного аффикса только за одной граммемой и отсюда нанизыванием аффиксов для выражения сочетания разнородных граммем. Так, в турецк. dallarda 'на ветках' постфикс -lar- выражает значение множественного числа, а второй постфикс -da- - значение местного падежа (ср. местн. п. ед. ч. dalda 'на ветке', где число выражено нулевым аффиксом, а падеж тем же постфиксом -da, и другие падежи множественного числа, где после -lar- стоят иные падежные постфиксы, например дат. п. dallara 'веткам'). Гаплосемичные формообразовательные аффиксы агглютинативных языков обычно не называют «окончаниями». Иногда их обозначают термином «прилепы».

2. Флективная тенденция характеризуется омосем² ей формообразовательных
аффиксов, наличием ряда параллельных аффиксов для передачи одного и того же
значения или комплекса значений. И эта особенность прежде всего касается окончаний,
отчасти также и. суффиксов (примеры см. в § 166). Соответственно многообразию парал­
лельных аффиксов в рамках одной части речи выделяются формальные разряды
деклинационные и конъюгационные классы и подклассы (см. § 146).

I 1 Синтетосемйю можно также~назвать~«одновре" менной многозначностью», " отграничивая ее~уточнение" м]
[«одновременная» от о ]

Агглютинативная тенденция, напротив, характеризуется отсутствием омосемии формообразовательных аффиксов, стандартностью аффиксов, т. е. закрепленностью за каждой граммемой только одного монопольно обслуживающего ее аффикса, и соответст­венно отсутствием параллельных формальных разрядов, т. е. одинаковостью склонения всех существительных, одинаковостью спряжения всех глаголов, одинаковостью образования степеней сравнения у всех слов, способных их иметь, и т. д. Экспонентное варьирование аффиксов нередко имеет место, но оно носит совершенно регулярный характер в соответствии с законами фонемных чередований. Так, в турецком языке

постфикс множественного числа -lar

-ler оформляет множественное число всех без исключения существительных, а также 3-е л. мн. ч. местоимений и глаголов. Это монопольный (кроме двух первых лиц) показатель множественности. Подобным же образом постфикс местного падежа -da или (по законам «гармонии гласных» и ассимиляции согласных) -de, -ta, -te оформляет местный падеж всех существительных и местоимений. Такими же монопольными показателями являются здесь и постфиксы всех других падежей.

3. Флективная тенденция характеризуется случаями взаимного наложения
экспонентов морфем, явлениями переразложения, опрощения, поглощения целых морфем
или отдельных частей их сегментных экспонентов соседними морфемами (см. § 242), а
также широким использованием чередований в качестве «симульфиксов» (см. § 161). К
приведенным выше примерам прибавим здесь такие, которые иллюстрируют поглощение


формообразовательных аффиксов: доисторические славянские формы * leg-ti и * pek-ti превратились в лечь, печь, где аффикс инфинитива поглощен корнем, но одновременно вызывает в его последнем согласном историческое чередование; окончания русских прилагательных образовались из сочетаний именного падежного окончания и местоимения в том же падеже (белого < б™ла его и т. д.). Агглютинативная тенденция, напротив, характеризуется четкостью границ морфемных сегментов, для нее малотипичны явления опрощения и переразложения, как и использование «симульфиксов».

4. Наблюдается различие в использовании нулевых аффиксов: в языках, в которых
преобладает флективная тенденция, нулевые аффиксы используются как в семантически
исходных формах (например, в русском языке в им. п. ед. ч.), так и в формах
семантически вторичных (например, в род. п. мн. ч. вроде рук, сапог); в языках, где
сильна агглютинативная тенденция, нулевые аффиксы обычно встречаются только в
семантически исходных формах, для таких форм наиболее типичными показателями
являются именно нулевые аффиксы.

5. Основа слова или группы форм в языках флективного типа часто
несамостоятельна, т. е. не может быть употреблена в качестве одной из словоформ этого
слова. Таково, например, положение многих глагольных основ в русском языке: виде-,
терпе-, зва-, бушева- и т. д. не существуют как словоформы. В агглютинативных языках
основа без аффиксов представляет собой нормальный тип слова и обычно выступает как
семантически исходная словоформа; создается впечатление, что аффиксы косвенных
форм присоединяются здесь не к основе, а прямо к исходной словоформе. Ср. турецк.
dal 'ветка' и формы dalda, dallarda и др. (см. п. 1).

В результате всех перечисленных особенностей в агглютинативных языках не только формообразующие основы слов, но и аффиксы — «прилепы», используемые в каждой словоформе, оказываются значительно более самостоятельными и психологически более «весомыми» языковыми элементами, чем в языках флективных.

Нередко элементы флективной и агглютинативной тенденций совмещаются в строе одного языка. Так, в русском языке, в основном флективном, чертами агглютинативности обладает глагольный постфикс -ся/-сь: он гаплосемичен, т. е. каждый раз несет только одно значение (либо залоговое, либо значение непереходности), и присоединяется не к основе, а к готовой словоформе.

§ 265. Синтаксическая типология языков разрабатывалась акад. И. И. Мещаниновым (1883—1967) и рядом других ученых у нас и за рубежом. Важнейшим типологическим признаком в области синтаксиса является оформление основных синтаксических связей — отношений между действием, действующим лицом и объектом действия. Оставляя в стороне инкорпорацию, выделяют три главных типа построения предложения: активный, эргативный и номинативный.

Суть активного строя — в резком противопоставлении глаголов действия (динамических) и глаголов состояния (статических), суть эргативного строя — в столь же резком противопоставлении переходных и непереходных глаголов. Оба строя характеризуются в отличие от номинативного отсутствием единого грамматического оформления субъекта: в зависимости от характера глагола на субъект указывают разные ряды аффиксов в глаголе, да и сам субъект выражается разными падежами: падеж субъекта динамических (при активном) или только переходных (при эргативном строе) глаголов оформляется особым падежом (активным или эргативным), тогда как субъект глаголов других групп (статических или соответственно всех непереходных) ставится в том падеже, которым оформлен объект переходных глаголов (пример эргативного построения см. §200, 3). Активный строй предложения представлен в ряде америндейских языков, а в пережитках — ив языках других ареалов; эргативный строй — в кавказских языках, в баскском, в шумерском, древнетибетском, в ряде языков Австралии и Америки и в некоторых современных иранских и индийских языках.


Номинативный строй предложения (наиболее широко распространенный в языках мира) характеризуется одинаковостью оформления подлежащего, независимо от значения и формы глагола. Глагол в языках номинативного строя обычно не имеет полиперсонального спряжения, а если согласуется, то только с подлежащим, которое при наличии в данном языке изменения по падежам ставится в именительном падеже (номинативе).

Синтаксическая типология может строиться и на базе других признаков: языки со свободным порядком слов противопоставляются «позиционным» (ср. §201); языки с преобладанием препозиции прилагательного— языкам с преобладанием его постпозиции и т.д.

§ 266. Многие структурно-типологические признаки оказываются-определенным образом взаимосвязанными. Так, установлено наличие определенной зависимости между фонологическим признаком — богатством фонемного инвентяря и средней длиной сегментной морфемы: одна величина обратно пропорциональна другой. Или чем шире используются в языке формообразовательные аффиксы, тем более свободным является в нем порядок слов.


ГЛАВА VII ПИСЬМО

1. ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

§ 267. Письмо является вторым по важности после звукового языка средством общения людей. Оно возникло значительно позже языка в раннеклассовом обществе в связи с усложнением хозяйственной жизни и появившейся потребностью как-то фиксировать информацию для сохранения ее во времени и для передачи на расстояние. Предшественниками письма были знаки, не связанные с языком и вы­полнявшие чисто мнемонические функции, т. е. служившие средством напоминания о тех или иных фактах (событиях, количестве каких-либо предметов и т. п.) совершенно независимо от языковой формы воплощения соответствующей информации. Но постепенно такое «предписьмо» превращалось в письмо: оно все теснее связывалось с языком, начинало все полнее и точнее передавать языковое сообщение, и притом не только его содержание, но и его внешнюю (звуковую) форму. Со временем письмо начинает оказывать влияние на язык, что становится особенно ощутимым с распространением грамотности.

§ 268. Аналогично тому, как мы различаем язык и речь, так, говоря о письме, мы
должны различать, с одной стороны, систему письма (инвентарь начертательных
знаков и правила их функционирования), а с другой конкретные акты

использования этих знаков и возникающие при этом письменные тексты.

Начертательные знаки, составляющие инвентарь письма, это буквы, цифры, знаки препинания и разные другие фигуры и изображения. Каждый знак может рассматриваться как определенный элемент в данной системе письма, т. е. как абстрактная, многократно повторяющаяся в текстах единица графема1. В кон­кретном тексте мы имеем дело с экземплярами графемы отдельными графами. Граф относится к графеме так же, как фон к фонеме, морф к морфеме и т. д. По своему начертанию графема может быть составной; такова, например, графема ch, выступающая с разным значением в латинском письме ряда народов.

L _ 1 Графема-— от др. греч. grapho 'пишу', по образцу терминов фонема, морфема_и т.д. ____________ ]

Графема обычно имеет варианты аллограф±мы, в частности и такие, которые по начертанию мало похожи друг на друга и объединяются в одну графему только функционально. Среди аллографем следует различать стилистические (например, печатные и соответствующие рукописные буквы), факультативные (например, русские

рукописные & tJJ позиционные (греческая «сигма» в

форме а в начале и середине слова и в форме <; на конце слова), комбинаторные (например, в арабском письме, где многие буквы имеют до 4 вариантов, используемых в зависимости от наличия или отсутствия справа и слева определенных других букв). Что касается отношений (например, в современном русском письме) между прописной и соответствующей строчной буквами, то с точки зрения своих звуковых значений эти буквы должны были бы рассматриваться как аллографемы одной графемы; вместе с


тем наличие у прописных букв ряда специальных функций обособляет их в отдельный подкласс, противостоящий подклассу строчных букв, и тем самым до некоторой степени придает прописным буквам качество отдельных графем.

В зависимости от того, какого рода языковая единица обозначается письменным
знаком, различают два вида письма фонографию, т. е. «запись звуков», и

идеографию, т. е. «запись идей», и соответственно два главных типа графем фонограммы и идеограммы.

§ 269. Фонограммы такие письменные знаки, которые обозначают звуковые единицы или звуковые особенности языка1. Они только косвенно через передачу звучаний связываются со смыслом. Среди фонограмм могут быть выделены: 1) фонемограммы, соответствующие отдельным фонемам (например, все буквы в слове рука); 2) силлабограммы, соответствующие слогам (от др.-греч. syllabe 'слог') или по крайней мере сочетаниям согласной и гласной фонем в рамках слога (русские буквы я, ю, е, ё в положении не после согласных букв, например в я, пою, её, также и в яд, поют и т. д., где конец того же слога обозначен фонемограммой, знаки письма кана, применяемые японцами для записи грамматических морфем слова и в некоторых других случаях); 3) знаки для сочетаний фонем, не соотносимых с делением на слоги (латинское x /ks/); 4) знаки для дифференциальных признаков фонем (буква ь, указывающая в русском письме на палатализованность согласного, например в конь, мальчик; надстрочный знак, указывающий в чешском, словацком, венгерском письме на долготу гласного);

5) разного рода просодемограммы, например знаки ударения, применяемые в отдельных случаях в русском письме, знаки тонов в современном вьетнамском письме (над гласной буквой); 6) знаки удвоения (цифра 2 после слова в индонезийском письме, например orang 2 = orang orang 'люди'). Встречаются и смешанные типы фоно­грамм (например, в русском письме буквы я, е, ю, ё после согласной буквы обозначают определенную гласную фонему и одновременно ДП предшествующей согласной фонемы, именно ее палатализованность).

Г 1 Не смешивать с омонимом фонограмма 'механическая запись каких-либо звуков, нанесенная на~1
[пленку, магнитную ленту и т. п.'____________________________________________________________ 1

§ 270. Идеограммами мы называем письменные знаки, передающие значащие единицы языка непосредственно (не через передачу звучания этих единиц).

Типичными примерами идеограмм являются цифры, знаки +, =, Ц `, % и т. п. Когда мы пишем цифру 5, мы передаем некоторую идею, не обращаясь к звучанию и к фонемному составу слова 'пять' в том или ином языке, будь то русск. пять, англ. five или узбек, беш. Поэтому русский, англичанин и узбек, читая цифру 5, «озвучат» (произнесут) ее по-разному, но поймут одинаково. В отличие от фонограмм идеограммы, как правило, не предполагают точного соответствия определенным формам языка. Так, знак = может быть прочитан и как 'равно' (а = 'а равно единице'), и как 'равняется', и в соответствующем контексте как форма того или иного косвенного падежа слова равный (например, в сочетании при а= 1 'при a, равном единице').

Важнейшим типом идеограмм являются логограммы (лексемограммы), соотносимые с целыми словами (примеры были только что приведены). Встречаются также морфемограммы, служащие обозначениями морфем: так, в немецком письме


точка после цифры соответствует суффиксу порядкового числительного (9 без точки читается neun 'девять', a der 9. как der neunte 'девятый'). Особое место занимают идеограммы-разделители (пробел между словами, знаки препинания) и идеограммы-классификаторы, выделяющие какой-либо класс значащих единиц, например прописная буква, когда она указывает, что перед нами имя собственное (город Орел в отличие от нарицательного орел) или, в немецком письме, что перед нами имя существительное (Kraft 'сила' в отличие от kraft 'в силу'). Наконец, есть знаки, соответствующие целым сообщениям, их можно назвать фразограммами: стрелки — указатели направления, знаки собственности, знаки запрета, торговые знаки (значения таких знаков: 'этот предмет или животное принадлежит такому-то роду или такому-то хозяину', 'этот предмет неприкасаем' и т. д.). Но фразограммы, строго говоря, стоят уже вне собственно письма, всегда предполагающего так или иначе расчлененную передачу языкового сообщения.

Идеограммы можно разделить на разновидности и по иному принципу. Некоторые из них содержат элементы наглядной изобразительности, т. е. своим начертанием как-то напоминают предмет, обозначаемый данным словом или словосочетанием. Таковы некоторые фразограммы, например «предметные» вывески (изображение очков как знак магазина оптики), и логограммы, например римские цифры I, II, III, также цифра V, схематически изображающая контур руки с растопыренными пальцами, цифра × — соединение двух цифр V. С другой стороны, есть чисто условные идеограммы, например арабские цифры, знаки арифметических действий и др.

2. ОСНОВНЫЕ ВЕХИ В ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ ПИСЬМА

§271. Рассмотренные выше типы письменных знаков не только сосуществуют в разных системах письма в той или иной пропорции, но и выстраиваются в определенную стадиально-историческую последовательность. Идеограммы как тип возникают в принципе раньше, чем фонограммы, а внутри каждого класса знаки, соотнесенные с высшими, более сложными единицами языка, возникают раньше, чем знаки, соотнесенные с единицами низшими и более простыми. Так, первые фразограммы предшествуют возникновению собственно письма, которое начинается с логограмм. Возникающие позже силлабограммы старше фонемограмм, а фонемограммы старше, чем знаки для отдельных ДП. Связано это с тем, что люди лишь постепенно научились анализировать свою речь, причем смысловые единицы были осознаны раньше, чем звуковые, и осознание более сложных единиц, таких, как предложение, слово, а также слог, произошло раньше, чем осознание простейших, элементарных единиц— морфемы и фонемы, а тем более ДП фонемы.

Рис. 8. Индейский наскальный рисунок вблизи крутой горной тропы в штате Ныо-Мексико. Предупреждает, что по этой тропе вскарабкается горная коза, лошадь же здесь свалится в про­пасть

Кроме того, в историческом развитии идеограмм прослеживается движение от изобразительных знаков к знакам условным, но еще сохраняющим наглядную мотиви-


ровку, а затем уже к чисто условным знакам, утратившим всякий след наглядной изобразительности.

! " 1 Иероглифами (от др.-греч. hieros 'священный' и glyphe 'выдолбленное изображение') греки]
[называли знаки египетского письма (в своих основах логографического). Теперь это название]
|_применяют также_к_знакам других типологически_сходных систем. _____________________________ |

§ 272. Предшественниками письма были, с одной стороны, как сказано выше, мнемонические знаки (бирки, зарубки и т. д.), с другой так называемая пиктография (от лат. pictus 'нарисованный'), т. е. наскальные и иные рисунки, служившие, помимо магической и, возможно, уже зарождавшейся эстетической функции, средством напоминания о содержании информации безотносительно к языковой форме передачи этого содержания. Пример информативной пиктографической композиции воспроизводится на рис. 8. Другой пример (рис. 9) содержит кроме изображений предметов также знаки с чисто условным значением.

Первые системы письма в подлинном смысле слова, как можно думать, были по значению используемых знаков логографическими: они передавали речевое сообщение более или менее пословно, слово за словом, но еще сохраняли в начертании и во «внутренней форме» знаков связь с пиктографией предписьменного периода.

Однако древнейшие системы письма, известные науке, древнеегипетская иероглифическая (с конца IV тысячелетия до н. э.) 1 шумерская (с начала III тысячелетия до н. э.), древнекитайская (со II тысячелетия до н. э.) и ряд других в Старом Свете, а в Новом Свете система майя (I тысячелетие до н. э.) уже не представляют в чистом виде логографическую стадию, а носят в той или иной мере переходный характер. Как и типологически более примитивные (хотя относящиеся к недавнему прошлому) факты из практики некоторых народов Африки, аборигенов Америки и Австралии, они позволяют в общих чертах проследить основные этапы становления и ранней эволюции письма.

Рис. 9. Деловое письмо индейцев

Tjjh/" Северной Америки. Запись условий

%
 

обмена (косой крест) шкурок 30 бобров, убитых на охоте (изображение ружья), на бизона, выдру и еще какое-то животное.

Так, мы можем отметить внешнюю эволюцию знаков: их форма постепенно упрощалась, изображения становились все более схематичными и условными (табл. 3). Менялось также (и остается разным в разных существующих сейчас системах письма) направление строки: слева направо, справа налево (в арабском и еврейском письме), сверху вниз (у китайцев, корейцев) или попеременно направо и налево (так называемый бустрофедон). Но более существенна внутренняя эволюция систем письма, заключавшаяся прежде всего в формировании знаков для «непредметных» слов—глаголов, прилагательных и абстрактных существительных либо путем использования изобразительных знаков в «переносных» значениях, либо путем обра­зования новых, в частности сложных, знаков (табл. 4, 5).


Не является случайностью то, что логографический принцип не стал ни в одной системе письма единственным и всеобъемлющим. Последовательно проведенная логография потребовала бы колоссального количества знаков (отдельный знак для каждой лексемы!) и при этом — особенно для языков с синтетическим формообразованием — осталась бы все равно очень неточным средством передачи устной речи, так как не могла бы передавать всех тех грамматических отношений между словами, которые выражаются служебными морфемами — частями слов. В действительности люди не стали придумывать для каждой лексемы новую логограмму, а начали на основе самых разнообразных ассоциаций широко использовать уже имевшиеся знаки для обозначения с их помощью новых слов, как производных от того же корня или связанных с данным словом по смыслу, так и для тождественных или даже только близких по звучанию.


Таблица 3

Внешняя эволюция некоторых изобразительных логограмм а) В шумерском письме и в более поздней месопотамской клинописи1

! " 1 Специфическое изменение внешней формы клинописных знаков было связано с техникой этого"!
[письма: знаки наносились на мокрую глину посредством вдавливания. Вязкость глины и потребность в ]
!
ускорении процесса письма диктовали переход от нанесения непрерывных (и особенно неудобных!
! изогнутых) линий к передаче изображения с помощью нескольких разовых вдавливаний орудия письма, \
]
оставлявших короткие прямые следы, утолщенные на одном конце и сходящие на нет на другом. ]

Продолжение табл. 5

б) В древнеегипетском письме1


 

  Первоначальное значение Позднейшее развитие начертания
Иероглиф (класси­ческая форма) в иератическом письме в демотическом письме
if» лист тростника ( /
И нога к К,
Алалпл вода    
О пьедестал Ж ЛЛ—
  сова    

в) В китайском письме

Г 1 Иероглифы в их классических начертаниях, близких к первоначальным, продолжали] использоваться на протяжении всей истории Древнего Египта для монументальных надписей, как' высекавшихся на камне, так н исполнявшихся красками. Но в текстах, писавшихся кисточкой на мягком материале (папирусе) уже с III тысячелетия до и. э., как правило, используется скорописное, так называемое иератическое (букв. 'жреческое') письмо. Позже, с VHI—VII вв. до и. э., в Египте появляется еще более упрощенная скорописная разновидность письма, так называемое демотическое (букв. 'народное') письмо, постепенно получившее наибольшее распространение.

2 Здесь воспроизведена печатная форма соответствующих знаков. Скорописные формы являются еще более упрощенными.


Таблица 4. Использование изобразительных знаков в переносных значениях


Таблица 5 Некоторые составные логограммы в шумерском письме

 

^ = ^ +   'дикий бык' (=бык + гора)
& = # + V 'есть* (= рот -[-хлеб)
Т~7 + гтл 'госпожа' (= женщина-f платье)
^fo = /d* + о 'родить' (= птица-f яйцо)

§ 273. Переносы знака на целые ряды связанных смысловыми ассоциациями слов (например, 'нога' ® 'идти, стоять' или 'глаз' ® 'видеть, смотреть, внимание, зоркость' и т. д.), естественно, создавали и увеличивали полисемию знаков логографического письма. Там же, где логограмму начинали употреблять для обозначения слова, тож­дественного или близкого по звучанию, возникала принципиально новая ситуация: ведь такой перенос вел к фонетизации логограммы, к превращению ее из знака слова в знак определенного комплекса звуков, соответствующего двум или нескольким совершенно разным по значению словам. Фонетизованные логограммы широко представлены уже в древнейших, исторически известных системах письма. Например,

древние египтяне передавали глагол 'становиться' изображением навозного жука$$ ' так как корни соответствующих слов содержали одинаковые согласные, а

прилагательное 'большой' (на таком же основании)—изображением ласточки

Дальнейший шаг состоял в том, что знак, указывавший на слово как на " некий звуковой комплекс, начинал применяться уже не только для сходно звучащих слов, но и для сходно звучащих частей слова и в таком употреблении уже вообще переставал быть логограммой. Он мог теперь, указывая на определенное звучание, передавать ту или иную часть слова, значащую (суффикс, окончание и т. д.) или незначащую (звуковой отрезок той или иной протяженности, слог, наконец, и отдельный звук). Так у письменных знаков появляется функция настоящих фонограмм, совмещающаяся в одном знаке со старой, лого-графической функцией (табл. 6).


Таблица 6

Совмещение логографических и фонографических функций в знаках древнеегипетского письма


! " 1 В частном случае и нуль гласного.

1 2 «Двусогласные» знаки обозначали сочетание указанных в таблице согласных с любыми гласными

или с нулем гласных.


I


Выступая в фонографическом значении и комбинируясь с логограммами, такие знаки позволяют дифференцировать. на письме разные грамматические формы одного слова и разные производные одного корня. Это существенно повышает точность письма, полноту его соответствия языковой форме высказывания. У разных народов в той или иной мере развивается тенденция — корни слов записывать идеографически (логограммы превращаются при таком использовании в своего рода морфемограммы), а аффиксы — фонографически, соответственно их звучанию 1.

§ 274. Картина развития усложнялась там, где письмо заимствовалось народом, говорившим на другом языке. Классический пример— заимствование шумерского письма аккадцами, пришедшими в долину Тигра и Евфрата в середине III тысячелетия до н. э. У аккадцев заимствованные письменные знаки используются как «гетерограммы» (от др.-греч. heteros 'другой, чужой'), т.е. сохраняют традиционное шумерское звуковое чтение и вместе с тем начинают читаться по-аккадски. Так, знак, представлявший собой первоначально изображение звезды и имевший у шумеров значение 'небо' (шум. an) и 'бог' (шум. dingir), a наряду с этим значение слогового знака 'an', стали читать еще как samu и ili, соответственно звучанию аккадских слов, обозначавших 'небо' и 'бог' (а также и в качестве слогового знака 'il').

§ 275. Широко представлены в письме разных народов и другие формы сочетания логографии и фонографии. Так, добавляя фонограмму («фонетический комплемент») к многозначной логограмме, можно было указать, какой из возможных синонимов имеется в виду в данном случае (табл. 7). Можно было заменить логограмму одного слова сочетанием логограмм других (более коротких) слов по принципу ребуса: в этих случаях используемые логограммы выступали как фонограммы, обозначая (точно или приблизительно) отдельные звуковые сегменты передаваемого слова. Подобные «ребусные» написания особенно широко применялись там, где логографическая передача слова была затруднительной или даже -невозможной, в частности при пись­менной фиксации более абстрактных понятий и некоторых имен собственных. Примером может служить написание в ацтекской рукописи термина teocaltitlan 'храмовый персонал' комбинацией знаков ten-'губы', о- 'дорога', cal- 'дом' и tlan- 'зубы' (причем предпоследний слог ti- остается необозначенным, а конечный носовой слова 'губы' игнорируется). Китайцы, сохранившие архаическую систему лого- или морфемографического письма, и сейчас пользуются ребусным принципом при передаче иностранных имен, так что, например, русская фамилия Алексеев пишется по-китайски шестью знаками, которые читаются как «a-le-ke-se-e-fu» и в своем прямом логографическом значении дают следующий «смысл» (или, скорее, бессмыслицу): холм + ряд + одолеть + благодарить + дело + прозвание.


Таблица 7 Дифференциация синонимов с помощью «фонетических комплементов» в

древнеегипетском письме


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.046 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал