Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Marian 17.12.2010 20:01 » Глава 44 Глава 44






- И что ты будешь делать дальше? – спросил Матвей Сергеевич.
- Просто жить, - ответил задумчиво его внук и повторил. - Теперь уж просто жить. В действующую армию мне перевода не дают. Из армии в отставку не хотят отпускать. Пока в бессрочном отпуске. По-прежнему.
- Может, поедем в Загорское? – предложил Матвей Сергеевич. – Или в Европу. Хочешь в Европу? Подадим прошение, выправим бумаги. Не смотри на меня так косо, я еще вполне здоров для путешествия.
- Я не сомневаюсь в том, mon cher grand-pè re, - поймал его морщинистую руку Сергей и прижал к своей щеке. – Но я не желаю уезжать из Петербурга. Не желаю уезжать от нее. Пока не могу.
- Ты… неужто, ты сможешь вот так? Как раньше? С Натали? – заволновался его дед. Уголок рта Сергея медленно пополз вверх.
- Видно, на роду мне написано любить несвободных женщин, - горько пошутил он. – Не беспокойтесь, grand-pè re, теперь я понимаю, что любовь к женщине не должна приводить к многочисленным толкам вкруг нее. Ни тени подозрения не коснется ее. Я не буду ее преследовать, уважая ее решение. Но обещать вам, что я никогда не взгляну в ее сторону, не коснусь ее руки, если увижу ее призыв, я не могу.

- Она – супруга другого, Сережа, - напомнил ему Матвей Сергеевич, обходя его кресло и присаживаясь напротив, опираясь ладонями о трость. – Теперь уже не твоя. Я понимаю, что скажу сейчас тебе то, что ты не хочешь слышать, но это необходимо. Марина Александровна должна для тебя сейчас стать лишь женой твоего приятеля, не более того. Ты должен помнить об том. Помнить об уважении, которое когда-то питал к Анатолю Михайловичу. Он ведь был твоим близким другом.
- С такими друзьями и врагов не надо, - проговорил Сергей, прикуривая от огня в камине сигару. Он задумался на мгновение, а потом усмехнулся. – Хотя могу то же самое сказать и о себе с его стороны. Мы словно играли в игру – кто сумеет завоевать сердце дамы. Боролись друг с другом далеко не приятными способами. Только вот победителей в этой игре нет. Одни побежденные. Я схожу с ума, grand-pè re, как только подумаю о том, что он теперь имеет на нее все права, а я даже взглянуть на нее не смею так, как хочу! – он наклонился вперед и опустил лицо в ладони. – Я не смогу, grand-pè re, не смогу! Думал, что сумею, но нет, не выходит. Она была нынче такая потерянная, такая испуганная, словно дитя. Мне так хотелось утешить ее, обнять, сказать, что все будет хорошо, все непременно должно быть хорошо. Но я не могу, не имею права! – он почти простонал последние слова, и сердце Матвея Сергеевича сжалось, видя, как мучается его внук. Как никто другой он знал, как могут одолевать демоны душу Сергея, в то время как внешне тот будет спокоен и безмятежен.

- Тебе надо пробовать жить далее, - проговорил старый князь. – Я понимаю, что ты не готов это слышать сейчас, но тебе надо пытаться построить свою новую судьбу. Я думаю, надо присмотреться в сезоне к кому-нибудь из девиц на выданье. Да-да, не смотри на меня так. Тебе уже почти тридцать четыре года. В твоем возрасте и я, и твой отец уже выполнили свои обязательства перед родом и титулом. Да и думаю, долг по отношению к своей супруге убережет тебя от многих ошибок.
- Вы говорите, прямо как государь нынче на приеме. Тот пожелал моего скорейшего брака или на худой конец, обручения, - усмехнулся Сергей.
- И мы по-своему правы, Сережа, - с грустью сказал Матвей Сергеевич. – Жаль, но это так.

*****

Марина стояла в церкви, явно недоумевая, как попала сюда и зачем. Для нее сейчас все происходящее было словно в тумане. Она едва слышала шепотки гостей рядом с ней, едва различала слова отче, что сейчас вел венчальную службу. За парой голов стоявших перед ней Марина не так явно видела пару, стоявшую перед священником, соединившую руки под епитрахилью. Но она ясно различала поверх чужих затылков тот самый – русый, с более длинными, чем следовало по моде, волосами, которые сейчас падали на ворот мундира. Рядом, чуть выше плеча мужчины виднелась сквозь просвет между гостями белоснежная фата и цветы флердоранжа в темных волосах.
«Нет», - кричала безмолвно душа Марины. «Нет, этого не может быть никак! Он мой! Он всегда был моим!» Но она осознавала, что сама отказалась от него, сама упустила его руки из своих ладоней.

Ее ладонь сжала сильная мужская рука. До боли, до хруста в пальцах. Но Марина не повернула головы к стоящему рядом с ней мужчине. Ее интересовал лишь один, тот, что стоял сейчас у аналоя. С другой.

Сердце больно сжималось с каждым ударом, было трудно дышать, и угар церковных свечей был здесь не причем. Марине вдруг захотелось увидеть его лицо, понять, что он чувствует в этот момент. Вспоминает ли тот день, когда они соединили свои руки в той небольшой деревянной церквушке? Думает ли он о ней в этот миг, как Марина думала о нем, когда ее венчали с другим, чужим ее сердцу человеком?

- Обернись, мой любимый, - беззвучно прошептали ее губы. – Я здесь, среди гостей. Я позади тебя. Обернись, мой любимый...

И вдруг, словно услышав ее немой призыв, стоявший у аналоя, стал медленно поворачивать голову. Ее зеленые глаза встретились с его серебряными поверх голов, и время будто остановилось для них. Марина без особого труда прочитала в них легкую грусть и нежность к ней. А еще прощание… Он прощался с ней, стоя здесь у аналоя с другой женщиной. Той, которая отныне будет носить его имя и будет рожать ему детей. Той, с которой он отныне проведет всю жизнь – и дни, и ночи.

Он улыбнулся ей грустно одними глазами и отвернулся. А Маринино сердце так болезненно сжалось в груди, что ей казалось, сейчас оно не выдержит и разорвется на части.
- Господи, за что так жесток со мной…?!

Марина резко села в постели и с облегчением поняла, что это всего лишь сон. Неприятный, болезненный, но только сон.
Она огляделась и поняла, что видимо, заснула сразу же, как ее перенесли сюда, в ее постель, после той неожиданной истерики. За окном уже было темно, только звезды виднелись в темном небе. Она перевела взгляд на часы и обнаружила, что проспала около семи часов, а заснула она почти сразу, как на соседней улице в церкви пробили обедню.

Марина поднялась с кровати и с досадой обнаружила, что многочисленные юбки ее платья безнадежно измялись. И почему никто не проследил, чтобы с нее сняли платье, подумалось ей с досадой. Она зажгла свечу, стоявшую на столике рядом с кроватью, и прошла в гардеробную, чтобы разбудить Дуняшу, но на ее удивление горничной там не было. Значит, та опять ушла с комердином Анатоля, пользуясь сном барыни. Ох, ну и получит же она у Марины!

В дверь неожиданно тихо поскреблись, заставив Марину вздрогнуть от неожиданности. Она поставила свечу и прошла к двери, тихо приоткрыла ее, стараясь не шуметь особо в ночной тишине дома. За дверью стоял Анатоль. Уставший, с покрасневшими глазами, вороты его мундира и рубахи были расстегнуты почти полностью.
Марина не стала ничего говорить, лишь слегка посторонилась, пропуская его в комнату, потому как желания вести с супругом разговор, стоя в дверях, у нее не было.
- Ты еще не ложилась? – спросил хрипло Анатоль, вертя в руках безделушку, что взял с каминной полки. – Уже поздно, а день был тяжелый.
- Как ты узнал, что я не сплю? – задала Марина вопрос и по его лицу прочитала ответ – он видимо снова сидел под дверьми. Как тогда, когда она не пустила его в свои половины. – Не стоило. Иди спать, Анатоль, уже поздно, а завтра тебе опять на службу.
- Ты даже не поинтересуешься, когда я вернулся? – спросил он с горечью в голосе. – И как прошел мой день? Раньше ты непременно интересовалась.

Марина слегка поморщилась. У нее совершенно не было сил вести сейчас этот разговор – она и так еще не отошла от своего сна, который так взволновал ее, что у нее до сих пор тряслись руки мелкой дрожью.
- Быть может, мы обсудим все завтра поутру? – предложила она. – Не зря же говорят…
- Я смотрю, ты уже пришла в себя, - оборвал ее Анатоль. – Я сидел тут, под дверьми, боялся увидеть твои слезы, твои страдания. Я спешил к тебе, чтобы утешить тебя.
- Твое утешение мне нужно было ранее. Сейчас я уже покойна.
- И смиренна, как я погляжу, - едко заметил Анатоль. – Что с тобой происходит? Слуги говорят, ты теперь в ссоре с матерью, дерзка со мной. Что с тобой?

Марина предпочла проигнорировать его реплику, не желая в этот поздний час затевать какие-либо серьезные разговоры. Ей хотелось, чтобы он ушел сейчас, чтобы она осталась одна, наедине со своими мыслями. Поэтому она вздохнула в надежде успокоить свое неровное дыхание и привести в порядок нервы. Потом повернулась к супругу и проговорила:
- И я, и ты порядком утомились за этот длительный и тяжелый день. Быть может, нам все же стоит отложить все разговоры на завтра? Именно тогда я буду готова ответить на все твои вопросы.
Он кивнул, соглашаясь, а потом показал рукой на ее платье.
- Ты позволишь мне послужить тебе? - и, видя, как она моментально напряглась, добавил. – Просто помогу, ничего более. Я вижу, как ты утомлена.

Марина с опаской, но все же повернулась к супругу спиной, позволяя тому подойти ближе и помочь ей с платьем. Он быстро и ловко справился с многочисленными петлями и стянул платье с ее плеч, обнажая кожу, замер, глядя ей в спину. Марина тоже замерла в напряжении. Сейчас, когда Сергей вернулся, она так и не смогла допустить к себе мужа, ей почему-то казалось это прелюбодейством, изменой по отношению к тому, кого она любила всем сердцем.

Вдруг Анатоль наклонился и прижался губами к ее обнаженному плечу, выдавая все то желание, что скопилось в нем за эти месяцы, всю ту страсть, что забурлила сейчас в нем при виде ее тела. Марина вздрогнула, но нашла в себе силы повернуться и упереться ладонью в его грудь, останавливая его в его порыве. Другой рукой она пыталась удержать на себе платье.
- Прошу вас, не сейчас, я слишком утомилась за этот день, - покачала она головой и сделала шаг назад. Лишь потом сообразила, что этот шаг приблизил ее к спальне, к постели, что виднелась сквозь распахнутые двери.

Анатоль ничего не ответил. Только ступил вперед, приближаясь к ней. Блеск его глаз подсказал ей, что видимо, неизбежно придется принять его. О Боже, только не сейчас!
- Я прошу вас, дайте мне время!
- У тебя было уже достаточно времени, - вдруг отрезал он и метнулся к ней. Она чудом сумела ускользнуть от его рук, путаясь в расстегнутом платье. – Ты моя супруга, и ты обязана подчиниться мне.

Марина покачала головой. Она чувствовала себя загнанной в ловушку, беспомощной.
- Я не могу принять вас, как вы не понимаете? Я все еще в двойственном положении. Пока нет бумаги о расторжении моего брака, я не считаю себя вашей супругой. А это прелюбодейство в моих глазах! – почти выкрикнула она, и Анатоль вдруг замер на месте, не стал догонять ее. Ободренная этим, она утратила бдительность, и он, словно тигр, одним большим прыжком вдруг настиг ее, схватил за талию, прижимая к себе. Его губы коснулись ее шеи в поцелуе, и Марина осознала, что ей не вырваться. Она извернулась и посмотрела ему в глаза.
- Я клянусь тебе, что не смирюсь сейчас! Тебе придется связать меня, я буду кусаться, буду драться с тобой до последнего. Подниму своими криками весь дом! – потом она смягчила тон голоса, сделав его нежным и просящим. - Умоляю, отпусти меня. Как только мы получим бумаги, клянусь, я сама приду к тебе, и никогда двери моей спальни не закроются пред тобой! Так что ты выбираешь – взять меня силой сейчас или получить по доброй воле, как ранее?

Анатоль замер, глядя ей в глаза. Это мгновение для нее было целой вечностью. Но вот его руки разжались, и он отступил в сторону, отпуская ее из своих объятий.
- Ты сама сказала это. По доброй воле, - проговорил он. Потом подошел к ней снова, стараясь не обращать внимания на то, как она испуганно отшатнулась от него, притянул к себе на несколько мгновений и крепко поцеловал в губы, слегка прикусив нижнюю губу. – По доброй воле, - напомнил он ей снова и вышел прочь, оставляя одну в комнате.

Наутро супруги делали вид, что той неприглядной сцены в половине Марины не было вовсе. Анатоль стал снова тем мужчиной, что изо дня в день делил с ней утреннюю трапезу – он балагурил, рассказывал истории с прошлого дня на службе, смеялся, интересовался ее распорядком дня, целовал ей руки. Лишь дважды столь лелеемое ими обоими равновесие в их отношениях чуть было не порушилось.

- Ты напишешь своей матери о сегодняшнем вечере? – спросил Анатоль супругу, и та мгновенно ощетинилась. – Так не должно, дорогая. Мы обязаны дать нынче ужин для нее и нескольких гостей. Это элементарная дань вежливости.
- Я не хочу, - отрезала Марина, а Анатоль нахмурился.
- Дело вовсе не в твоих желаниях, а в правилах хорошего тона, дорогая. Мы дадим нынче ужин и пригласим на него твоих родных – мать, твою сестру с супругом. Это же твоя мать! Как ты можешь?
- Мать – это та, которая любит своих детей и заботится о них. А та, кто этого не делает – кукушка, - ответила Марина. – Она выкинула меня из своего гнезда давным-давно, и я не вижу причин принимать ее согласно тому, кем она приходится мне по родству, кроме той, что она когда-то дала мне жизнь. Я не желаю ее пока видеть. Ты волен дать этот ужин и позвать кого угодно, воля твоя. Но я на нем присутствовать не буду – поверь, я найду причину.
Анатоль ничего не ответил ей. Лишь желваки заиграли по его лицу, показывая, как тяжело ему сейчас сдержаться после этой реплики.
- Воля твоя, - решил он в итоге и оставил эту тему.

Второй раз они чуть не повздорили, когда в конце трапезы в малую столовую вошел лакей и принес на подносе срочное письмо из дворца. Анатоль вскрыл его, быстро пробежался глазами по строчкам, а потом перевел взгляд на супругу.
- Надеюсь, ты довольна своим поступком, - раздраженно проговорил он, бросив письмо на стол. – Государь гневается на тебя и не позволяет отныне присутствовать на дворцовых мероприятиях. И это сейчас! Когда спустя два месяца великая княжна пойдет под венец!
- Ну, не стоит так горячиться, - заметила Марина, отпивая чай. Она была так спокойна при этом известии, что Анатоль даже подумал, в своем ли она уме. – Тебя же он не удалил из дворца, я правильно полагаю? Ты ничего не лишился.
- Тебя не волнует подобное охлаждение? Эта опала? - не поверил своим ушам Анатоль. Марина пожала плечами.
- Нет, - коротко ответила она. – Надеюсь, это касается только дворца, и я не нахожусь под домашним арестом.
- Ты вольна посещать те места, что пожелаешь, но переступить порог дворца тебе отныне заказано, - ответил Анатоль и прикрыл глаза. Боже, ну неужели она не понимает, что гнев императора трудно не заметить? Теперь пойдут толки, будут обсуждать и его, Анатоля, в том числе. А если император решит удалить и его? И как теперь быть с выездами в свет? По отдельности? Разумеется, в этом ничего не было страшного в обычной жизни. Но теперь, когда Загорский в Петербурге…
- Я попытаюсь уговорить государя сменить гнев на милость в отношении тебя, - проговорил решительно Анатоль. – Он всегда благоволил ко мне, надеюсь, послушает и в этот раз.
- О, я в этом не сомневаюсь, - ответила Марина, и он уловил в ее голосе какие-то странные нотки, что не слышал доныне, и они ему категорически не понравились.

Несколько вечеров Марина никуда не выезжала, не желая сейчас видеть кого-либо из многочисленных знакомых. Она словно собиралась с силами перед встречей в свете с Сергеем, а в том, что теперь она непременно состоится, Марина ни на минуту не сомневалась. Она пыталась представить, что почувствует, когда увидит его танцующим с другой, тем паче, юной, красивой, на выданье. Теперь она могла понять все отчаянье, что охватило в те дни Натали, когда любовь Марины и Загорского расцветала пышным цветом. Не заметить этого было просто невозможно, вот та и страдала, борясь за своего мужчину любыми методами, даже присылая анонимные письма своей сопернице.

Теперь эта роль была суждена Марине. Видеть любимого человека, слышать его голос и смех и знать, что никогда ей не суждено в открытую заявить о своей любви к нему. Лишь мучиться от ревности каждый раз, когда он взглянет на какое-нибудь красивое девичье личико, и тихо умирать от подозрений – не она ли это та, которая навсегда украдет его. Pauvrette Natalie•. Теперь Марина понимала ее муки как никогда ранее.

Спустя несколько дней в особняк Ворониных была доставлена бумага о расторжении брака Марины и Загорского.
- По доброй воле, - напомнил ей Анатоль и постучал пальцем по бумаге, лежавшей на столе у его руки.
И Марина, как обещала, пришла к нему на его половину тем же вечером.

Он ждал ее в кабинете, где сидел и пил бренди. Она подошла к нему поближе и, взяв из его рук бокал, не говоря ни слова, выпила остатки напитка до дна. Ее желудок обожгло горячим, закружилась немного голова, но она была рада своему состоянию, которое отвлекало ее от мыслей, что где-то там, в доме на набережной Фонтанки, ту же самую бумагу читает Сергей, что он догадывается, что именно сейчас будет происходить здесь, в этой спальне, и эти мысли рвут его душу на части.
Анатоль привел ее в спальню, снял капот и ночную рубашку. Провел руками по ее телу, мерцающему каким-то странным блеском в свете свечей, нежно касаясь губами и руками. А затем лег в постель, скинув с себя шлафрок.
- Теперь твоя очередь, - глухо проговорил он, и Марина сжалась, понимая, чего он ждет от нее. Но разве у нее был иной выбор? Она обещала подчиниться ему по доброй воле, и она сделала это.

Сначала было трудно, но затем вдруг разум сыграл с ней дурную шутку (или наоборот, облегчил ей ее участь?), обманул ее, заставив поверить, что у нее под руками тело Сергея. Она вдруг расслабилась, ее губы смело заскользили по его коже, заставляя тихо вздрагивать Анатоля от удовольствия при каждом прикосновении.
Марина вспомнила поцелуй Сергея, там, в салоне особняка Загорских. Такой глубокий, такой страстный… Ее тело словно ожило при этом воспоминании, и она полностью раскрылась этому мужчине, что сейчас принялся ласкать и целовать ее с удвоенной страстью, словно не веря ее отклику, которого он так долго ждал все эти годы.

Но потом, когда он положил ее на спину, заметил ее закрытые глаза и блаженную улыбку, осознание того, что, а вернее, кто сейчас мог быть в ее голове, резануло его острым ножом. Он вдруг схватил ее пальцами за подбородок и сжал его несильно, заставляя распахнуть глаза. И когда Марина открыла их, он тут же вошел в нее резко, с силой, словно закрепляя права на ее тело.
- Я! Это я в твоем теле! – прорычал он со злостью. Ему хотелось придушить ее, сделать ей больно, так же как она сейчас сделала ему. Но он не смог долее подогревать в себе эту злость, сейчас, когда под руками была ее нежная кожа, когда он чувствовал ее тепло, и вскоре злость сменилась нежностью.

После, когда они лежали в одной постели, но такие далекие друг от друга, Марина приподнялась на локте и легким извиняющимся жестом коснулась его плеча.
- Прости меня …
Анатоль ничего не ответил, даже не повернул к ней головы. Он был и зол, и расстроен одновременно. Ведь ему начинало казаться, что они смогут наладить отношения между собой, смогут опять выправить их пошатнувшийся брак. Ему казалось, что он сумеет восстановить и дружбу, в которой сейчас была большая трещина. Но если ему и удастся наладить дружеские отношения с Сержем, то как ему смочь вернуть то, чего не было – любовь его жены? И это причиняло ему сейчас такую боль, что хотелось плакать. «Я смогу», - все же упрямо решил он.

С той ночи Анатоль стал весьма пристально наблюдать за своей женой, отмечая каждый жест, каждый задумчивый взгляд, каждую мечтательную улыбку. Ему начинало казаться, что Марина всегда думает о том, другом, и это вгоняло его в бешенство. А когда они стали выезжать, его настроение катастрофически ухудшилось, опуская его в самую бездну отчаянья и злости.

В первый же вечер, когда чета Ворониных пересеклась с Сергеем, Анатоль готов был растерзать их обоих прямо тут же, в зале, на глазах у всех. Ему казалось, что все окружающие заметили какими взглядами, полными тоски и нежности, обменялись эти двое. Сначала Сергей держался от них подальше, не позволяя себе подойти к ним после холодного приветствия, которыми они обменялись при встрече, но позднее Анатоль, рассудив, что согласно поговорке лучше держаться поближе к нему, и сам подошел к нему, подзывая лакея, разносившего бокалы.

- Приятно удивлен увидеть тебя наконец в свете, - проговорил он, принимая с подноса два бокала, один из которых протянул своему визави. – Рад, что ты вернулся. Я не лукавлю, когда говорю тебе об этом.
- Полагаю, теперь уж нет, - ответил ему Сергей, глотнув шампанского. Анатоль нахмурился.
- Ты злишься на меня? Но за что? У нее снова был выбор, и она его сделала. В том нет ничьей вины, что все осталось так, как есть.

Сергей ничего не ответил, лишь взглянул в сторону бальной залы, где сквозь распахнутые двери были видны танцующие пары. Где-то там, в вихре мазурки танцевала Марина. Потом он перевел взгляд на Анатоля и усмехнулся.
- Ты прав, Анатоль. Такова судьба. Жребий брошен, Рубикон перейден.
Он хотел удалиться, но Анатоль поймал его за рукав мундира, удерживая рядом с собой.
- Сколько ты будешь злиться на меня? Мы ранее были так близки друг с другом, неужели все это кануло в прошлое? Неужели ты забыл наши клятвы и обещания всегда быть рядом в радости и беде? – спросил он Сергея, глядящего на него сквозь прищур глаз. – Неужели твоя злость может перечеркнуть эти годы дружбы?
- Ты нашел не самое удачное место и время для подобного разговора, - заметил ему Сергей. – Ежели ты желаешь обсудить все это, то давай как-нибудь проедемся в парке и обговорим все. А сейчас прошу простить меня – у меня эта кадриль ангажирована.

Сергей прошел в танцевальную залу, и Анатоль, допив остатки шампанского в бокале одним глотком, последовал за ним и затерялся среди беседующих групп, наблюдающих за танцующими парами. Он перемещался до тех пор, лавируя между многочисленными приглашенными, пока не нашел взглядом свою жену. Она шла в кадрили с каким-то кавалергардом, кажется, протеже графа Шереметьева. Анатоль внимательно вгляделся в ее лицо – она улыбалась уголками губ, вежливо и отстраненно. Движения ее тела были столь грациозны, что у него перехватило дух от гордости, что эта женщина принадлежит ему.

Но вот он с удивлением заметил, как дрогнула ее рука, как напряглось тело. Он перевел глаза и заметил, что партнером во второй паре, объединенной общими движениями с Мариной и кавалергардом, был Загорский. Они сошлись с Мариной - ладонь к ладони, глаза в глаза. Все согласно движениям танца, но Анатоль прикусил нервно губу, заметив, как они смотрят друг на друга. Словно и не было тех лет, словно она не жена другого.

Анатолю показалось, что все должны были обратить внимание на то, что происходит сейчас там, в кругу танцующих. Но вокруг него по-прежнему продолжались неспешные беседы, слышался легкий смех, играла музыка, шелестели юбки танцующих дам.

Их общее движение длилось лишь миг, но этот миг заставил сердце Анатоля кровоточить. Доколе они будут мучить его? Он вспомнил ту ночь, когда Марина отдавалась ему со всей страстью, на которую была способна, и чуть не застонал. Они снова были с тех пор только вдвоем с их супружеской постели, он доподлинно это знал, ведь той вспышки страсти более не повторялось. Она снова была закрыта для него, как бы нежен он не был с ней, как бы ни выражал свою страсть. И это приводило его в отчаянье.
Потому как Анатоль заметил то, что появилось в тот короткий миг, когда руки Марины и Сергея прикоснулись друг к другу, в глазах его жены. То, что он так и не сумел вызвать за эти годы.

Желание. Это было ничем неприкрытое желание, будь все проклято!

Как бы ему хотелось сейчас схватить ее за волосы и ударить ее! Выбить из ее головы раз и навсегда мысли о другом мужчине! Но Анатоль знал, что даже если он всю излупит ее, она никогда не сможет забыть Сержа, и это доставляло ему почти физическую боль. Он повернулся к проходившему мимо лакею с подносом в руках и буквально выхватил бокал, одним глотком опрокинул в себя го содержимое. Ну, что ж, он наберется терпения и подождет. Не могут же они любить друг друга столько времени, не имея возможности питать свои чувства!

Анатоль наблюдал за ними пристально весь вечер – и во время бала, и за ужином. Он подмечал каждый раз, как они находили друг друга глазами среди толпы всякий раз, когда полагали, что никто не видит направления их взглядов. Пару раз они все же встретились взорами, и Анатоль видел, насколько прочна меж ними их связь, словно они чувствовали друг друга на расстоянии, словно могли общаться одним выражением глаз, не произнося ни звука.

В ту ночь Анатоль снова посетил спальню жены по возвращении в особняк Ворониных. Он ласкал ее с удвоенной страстью, словно желая стереть из памяти Марины малейшее напоминание о ночах с Загорским. Он приказал жене не закрывать глаза, чтобы видеть в них свое отражение, чтобы знать, что в постели их не трое, а только он и она, чтобы она осознавала, кто целует ее плечи и грудь.

На следующее утро Анатоль был свободным от службы и решил последовать словам Сергея и поговорить с ним начистоту, обо всем, что стояло сейчас меж ними, что мешало им снова стать теми Сержем и Анатолем, что были ровно четыре года назад. До того, как любовь к одной женщине вошла в их жизни.

Вскоре к дому подъехал Загорский на своем верном вороном, который всегда вызывал восхищение у Анатоля. Они встретились прямо у крыльца особняка, пожав друг другу руки. Ранее они бы шутливо стукнули бы в плечо один другого да перекинулись бы шутками. Теперь же они держались, как хорошие знакомые, и это не могло не огорчать обоих.
Уже садясь в седло, подведенной ему конюхом лошади, Анатоль поймал взгляд Сергея, направленный на окна второго этажа, в одном из которых, не скрываясь за занавесями, стояла Марина. Он кивнул ей сдержанно, и она ответила ему таким же сдержанным коротким кивком, но Анатоль видел, как они смотрят друг на друга, и в нем всколыхнулась злость. Он вскинул руку и послал Марине воздушный поцелуй, счастливо улыбаясь, словно, ничего сейчас не заметил в происходящем во дворе, и послал лошадь легким аллюром со двора, не оборачиваясь назад.

Сначала они ехали молча, аккуратно объезжая многочисленные экипажи и встречных всадников, то и дело раскланиваясь со знакомыми, которые провожали их любопытствующими взглядами. Затем в парке, после минутного молчания, Анатоль все же решился нарушить начинавшую тяготить его тишину:
- Ты плохо почивал нынче ночью? Я тебя не узнаю – столько хорошеньких девиц тебе уже успели послать улыбки, а ты даже не удостоил их взглядом, как бывало ранее.
- То было ранее, - ответил ему Загорский. – Время прошло, все поменялось.
- О Боже, только не говори, что ты перестал волочиться за хорошенькими барышнями! – шутливо взглянул на него Анатоль и запнулся, встретив его тяжелый взгляд.
- Ни к чему продолжать этот разговор, Анатоль, - проговорил Сергей. – Что ты хочешь сказать? Говори, я за этим и приехал. Ты хочешь вернуть наши былые отношения? Не уверен, что они смогут стать прежними. Мы утратили главное, что в них было, - доверие, и его, увы, не вернуть обратно. Ты считаешь, что я предал тебя тогда, три года назад. Что ж, признаю, что это справедливо. Но вспомни наш разговор перед охотой в Киреевке. Я сказал тебе тогда, что не отступлюсь от нее, что все зависит от нее. От ее выбора. Ей следовало выбирать – ты или я, и она тогда сделала свой выбор, пойдя со мной под венец.
- Она не должна была поступать так. Не имела права! – возразил ему запальчиво Анатоль, и лошадь под ним заволновалась, услышав его вскрик. – Ее слово было дано мне.
- А рука и сердце – мне, - спокойно ответил Сергей, глядя ему прямо в глаза. Они остановились сейчас чуть поодаль от дороги, в том местечке в парке, где редко кто прогуливался пешком, а значит, и свидетелей их разговора быть не могло. – Марина Александровна выбрала меня, следуя своим чувствам. Смирись же с этим наконец и прости нам этот поступок. Убежден, что если бы не было твоего содействия моему переводу на Кавказ, все было сейчас совсем иначе, и ты понял бы, о чем я веду речь.

Анатоль побледнел, услышав эти слова, которые он боялся услышать с того самого дня, как узнал, к чему привела его просьба о ссылке для князя Загорского.
- Ты знаешь? Откуда?
- Правда всегда рано или поздно становится явной, как ее не утаивай, - ответил Загорский. Он отвел глаза от потрясенного лица Анатоля и посмотрел, прищурившись, на солнышко, пригревавшее нынче совсем по-летнему. Скоро, совсем скоро петербургский свет потянется на дачи! – Но я не держу на тебя зла сейчас. Я многое передумал за то время, что прошло после моего возвращения. Не скрою, я проклинал тебя последними словами, особенно когда узнал, как ты предал меня, как очернил в ее глазах. Ну, что ж, таково было твое решение. Ты боролся за нее, как мог. Всеми доступными тебе средствами. Все с самого начала пошло наперекосяк, тут нет ни правых, ни виноватых. К чему сейчас обсуждать это в сотый раз? Я смог понять мотивы твоих поступков, и, как бы высокопарно это не звучало – смог простить их. Ты хочешь моей руки? Я протяну ее тебе, когда ты попросишь о помощи, но другом тебя уже не смогу назвать, как бы ни хотел. Слишком многое стоит меж нами, слишком многое произошло.

- Значит, ты не отступишься от нее? – взволнованно спросил Анатоль и поразился, когда Сергей вдруг расхохотался в ответ на его реплику. Он смеялся так легко, запрокинув голову, приоткрыв рот, что Анатоль сам еле удержался от улыбки, словно тот вопрос, что он задал, был смешон донельзя.
- Так вот что тебя толкнуло на эту прогулку, - отсмеявшись, сказал Сергей. – А я-то думал, иное. Ты словно маленький мальчик со своей игрушкой. Ты так ревностно отгоняешь всех прочь от нее, словно боишься, что у тебя ее отымут. Но Марина не игрушка. У нее есть чувства и желания, и я их уважаю. Она решила оставить все, как есть, и я принял ее решение.
- Но не смирился? Ты ведь не смирился с ним? – допытывался Анатоль.
- Что ты от меня хочешь? – раздраженно спросил Сергей. – Чтобы я здесь и сейчас заверил, что забуду ее, что никогда не взгляну в ее сторону? Так вот я не буду этого делать. Пока мое сердце бьется ради нее, я не буду усмирять его порывы. Ты не можешь оградить ее от мира, чтобы никто и никогда не взглянул на нее. Я не буду ее преследовать, не буду открыто выражать своих чувств. Но если она примет решение вернуться ко мне, я приму ее. Я не хочу лгать тебе и прямо говорю об этом, - он помолчал с минуту, а потом продолжил. - Но Марина – твоя супруга, она выбрала жизнь с тобой. Наш с ней брак остался в прошлом. Это было ее решение, и я принял его. Что касается нас с тобой, то я тебе уже сказал - мы по-прежнему будем приятельствовать, но не более того. Большего я не могу тебе обещать. По крайней мере, не сейчас!

Сергей натянул поводья и пустил коня сначала аллюром, а потом перевел в галоп. Он словно слился с конем в единое целое в этой скачке, и это смотрелось так красиво, что им невольно залюбовались многие в парке, наблюдавшие за его скачкой издалека. Красивый, русоволосый, широкоплечий офицер с боевым орденом на груди да с наградной саблей на поясе. Даже шрам на лице, пересекающий его щеку, ничуть не портил его.

Сергей сделал круг и вернулся обратно, остановился рядом с Анатолем, придержав Быстрого одной рукой. Это легко удалось ему из-за того, что поводья держал он совсем не так, как было принято, переняв от горцев их особую манеру ездить верхом еще в свой первый визит на Кавказ.

- Что ты намерен делать нынче? Вернешься полк? – спросил его Анатоль. – Тебя там ждут с нетерпением, и сколько бы ты не добавил ранее седых волос генералу Микулину, он с радостью примет тебя обратно. Он был весьма рад, когда узнал, что ты выжил в том нападении. Твоих товарищей переводят в полк на те же звания, думаю, ты будешь доволен это услышать. Все как прежде.
- Все да не все, - откликнулся Сергей. – Но я вынужден поблагодарить тебя за Донцева и Кулагина, полагаю? Благодарю, что все же исправил свои оплошности.
- Мне очень стыдно, поверь, за многие мои поступки, и этот как раз из их числа, - признался Анатоль.
- Faute avoué e à demi pardonné e•, - проговорил задумчиво Сергей, вдруг переходя на французский. – Ну, не будем об этом более. Оставим прошлое в прошлом. С'est du passé •.
- Государь тебе велел найти супругу в течение года, - напомнил Анатоль, сам себя кляня за эти слова. Но слишком уж для него было важно, чтобы требование императора было удовлетворено. Настолько важно, что он сам был готов проследить за этим.

Сергей поморщился, словно съел что-то кислое, от этой реплики и бросил недовольный взгляд на Анатоля:
- Я прекрасно понимаю твою заинтересованность в этом вопросе, но позволь мне самому решить, что и когда я должен делать.
Анатоль понял, что совершил большой промах, когда Сергей вдруг снял перчатку и протянул ему руку для пожатия.
- Мне пора возвращаться, - сказал он. - Аdieu!

После этого разговора Воронин еще долго не мог прийти в себя. Он заперся в кабинете и весь день напряженно обдумывал каждую реплику из их недолгой беседы, анализируя возможную подоплеку слов. Он вспоминал, как легко Сергей говорил ему о своих чувствах к Марине, и ему становилось дурно при мысли о том, что когда-нибудь это все же случится, что когда-нибудь Марина решит уйти от него к Загорскому.

Умом он понимал, что опасаться ему в данный момент нечего – слишком высоки препятствия для их возможного соединения, ведь Марина никогда не решится оставить ребенка. Но каждый раз, когда Анатоль замечал на балу или ужине, как эти двое встречаются взглядами, ревность тут же отравляла его кровь и мутила разум. Несколько раз он замечал, как складывался веер Марины в простую и нехитрую комбинацию «Я помню». Потом очередной взмах, и снова знак – «Я тебя люблю», и Сергей улыбался ей одними глазами с другого конца залы поверх голов своих собеседниц и собеседников.

Или это ему уже казалось? Анатоль начинал думать, что сходит с ума.
Он запретил Марине вносить Загорского в бальную карточку, чтобы они лишний раз не коснулись друг друга, но эти кадрили… О, эти кадрили сводили его с ума! Он никак не мог понять, происходит ли это специально или подобная расстановка пар происходила случайно, по воле Господа. Но каждое касание ладоней, каждое касание ее стана рукой Загорского приводило его в ярость, заставляло кровь бешено бежать по венам. И он ничего не мог с этим поделать - ревность всегда была ему присуща, а ревновать именно к Загорскому сам Бог велел.

И все эти эмоции – ревность, злость, зависть к Сергею, вернее, к тем чувствам, что Марина питала к нему – копились в нем изо дня в день, из вечера в вечер. Если бы Марина пригляделась бы повнимательнее к тому, что творится с Анатолем в эти дни, то она бы поостереглась провоцировать его, как она это сделала на музыкальном вечере у Львовых. Ведь она как никто другой знала, что бывает, когда Анатоль выпускает свои чувства на волю. Особенно под парами алкоголя.
Как никто другой, ведь она помнила и свою первую брачную ночь, и те вечера, когда Анатоль, обуреваемый ревностью, скандалил после каждого бала. И ей бы насторожиться, ибо давно у них не было подобных сцен, словно Анатоль упокоился на ее счет. Но она была слишком счастлива, слишком рада этим мимолетным касаниям ладоней, этим мимолетным взглядам.
Слишком беспечна…

• Бедняжка Натали (фр.)
• Повинную голову меч не сечет (фр.)
• Все это дело прошлое (фр.)

Marian 23.12.2010 00: 04» Глава 45
Очередная глава, длиннааааяяя - много французского (), много грусти, много жестокости... Бомба взворвалась и забросала всех осколками, ранив всех...


Глава 45

В тот вечер княжеская чета Львовых давала музыкальный вечер, приглашения были разосланы за неделю до намечавшегося события. Было объявлено, что на нем будут представлены публике произведения Шопена, который с недавних пор стал весьма популярен в Европе.

Марине предстояло ехать на этот вечер одной, так как Анатоль был обязан присутствовать на небольшом приеме, что устраивался во дворце. Конечно, позднее он планировал присоединиться к супруге, но подобная разлука даже на несколько часов в то время, как Загорский непременно будет на этом вечере, ведь нынче Арсеньевы приезжали в Петербург и не могли не посетить вечера у матери Жюли, основательно действовала ему на нервы. Что может произойти меж ними там? На что они могут пойти, поддавшись чувствам? Вдруг ненароком откроют свету, что по-прежнему неравнодушны друг к другу? Перед отъездом во дворец на этот прием он заранее обговорил с Мариной линию ее поведения на вечере (рядом с Загорским не находится, приглашение от него проводить к ужину не принимать), что вызвало в ней лишь раздражение.

- Скоро ты запретишь мне дышать с ним одним воздухом, - резко заметила она супругу, натягивая узкие длинные перчатки цвета слоновой кости. – Прекрати же, Анатоль, твоя ревность становится дурным тоном. – Будь твоя воля, ты бы запер меня в высокой башне, как старая ведьма заперла Рапунцель, полагаю.
Он ничего не ответил ей, лишь прищурил глаза. Ну, почему никто не понимает, по каким причинам ведьма прятала золотоволосую красавицу от внешнего мира? Почему никто не видит, что она делала это лишь по благим причинам? Ведь та так любила Рапунцель, так хотела, чтобы она всегда была рядом. Разве это преступление?

- Я приеду, как только смогу, - напомнил Анатоль супруге, глядя на ее отражение в зеркале, перед которым та стояла, заканчивая свой туалет. Шелк ее палевого платья ярко блестел в свете свечей, ключицы белели в вырезе платья. Такая хрупкая, такая прекрасная. И она принадлежит только ему.
Марина поймала его взгляд в отражении и еле удержалась, чтобы не нахмуриться. Снова плотно сжаты губы, снова упрямо выпячен подбородок вперед. Она прекрасно знала это выражение лица супруга. Вот сейчас он подойдет к ней и коснется губами либо обнаженной в вырезе кожи, либо ее ладони, потом проведет рукой по спине. Марина прекрасно знала, что он будет думать в этот момент, и эта его любование своей собственностью доводило ее просто до бешенства, которое Марина с трудом скрывала от его глаз. Иногда она даже раздумывала, действительно ли он любит ее, как женщину, как именно Марину, а не приз, который он вырвал из рук соперника в нелегкой борьбе, не красивую оболочку, которая вызывала восхищение и зависть окружающих.

Перед отъездом они, как было заведено Мариной, зашли в детскую пожелать Леночке доброй ночи. Та тянула к ним руки, заинтересованно перебирала пальчиками то драгоценности матери, то ордена отца. Яркие, с блестящими камнями они всегда вызывали в ней любопытство.
- Хочу такую тяшку, - всегда говорила Леночка, восхищенно глядя пальчиками драгоценности, сокращая слово «блестяшка», что не могла еще выговорить полностью.
- Папа непременно купит тебе много тяшек, как ты станешь постарше, - отвечал ей Анатоль, ласково целуя ее в затылок. – Много-много тяшек.
Потом Марина и Анатоль целовали по очереди дочь в обе щечки и покидали детскую, чтобы отправиться на очередной вечер в свете. Так было и сейчас, только вот уезжали они из дома в разных экипажах в разные дома.

Анатоль помог супруге сесть в карету, накинул на ее ноги плед, потому как с Невы в этот майский вечер порядочно дул ветер, отобрав эту обязанность у лакея, что сейчас стоял рядом. Потом, прежде чем закрыть дверцу, он поймал вдруг рукой Маринин затылок и привлек ее голову к себе, заставляя посмотреть в свои глаза. Марина видела по его глазам, что он хочет что-то сказать ей, но он молчал, лишь поцеловал ее в губы долгим и слегка грубоватым поцелуем, затем отпустил и закрыл дверцу.

Всю дорогу до особняка Львовых она размышляла над странной любовью своего супруга к ней, его поведение в последнее время вызывало в ней только раздражение и чувство вины. Ведь он прав в своих подозрениях, она так и не смогла смириться с мыслью, что отныне у них с Сергеем разные пути. Каждый раз, встречаясь с ним в свете, Марина по крупицам собирала доказательства, что любовь Сергея к ней не остыла, что его сердце по-прежнему принадлежит ей – легкое касание руки в кадрили при смене партнеров, глаза, которые так и кричали ей о его чувствах в ответ на ее немые признания. Она понимала, насколько грешно поступает по отношению к своему супругу, а также по отношению к Сергею, не в силах отпустить его в новую жизнь, где ее, Марины, не будет более. Понимала, но ничего не могла с этим поделать. Ведь эти знаки помогали ей отвлечься от того, что окружало ее, заставляли забыть, что другой мужчина делит с ней жизнь. И поэтому собирала она их по крупицам, по капле, почти вымаливая их у Сергея.

Вот и сейчас, поприветствовав чету Львовых, встречавшую гостей в дверях, Марина не стала искать свою подругу, что приехала нынче из деревни, а сразу же направилась на поиски русоволосой головы, коря себя за подобную слабость. Она не могла заставить себя прекратить свои поиски, обходя два салона, где приглашенные на музыкальный вечер гости сидели в креслах, пили прохладительные напитки, вели неспешные светские беседы или просто прогуливались по комнатам, раскланиваясь со знакомыми. В комнатах его не было, и она прошла через распахнутые двери в сад, а затем вернулась в небольшую залу, где среди многочисленных растений в кадках были расставлены стулья, а приглашенные артисты настраивали инструменты.

- Он покамест не прибыл, - шепнула ей на ухо, подступившая неслышно со спины Жюли, и Марина вспыхнула, заливаясь краской от стыда, что подруга, видимо, шла за ней от самой передней. Она развернулась к подруге и обняла ее, пряча лицо у той на плече. Жюли так крепко привлекла ее к себе, что от этой ласки у Марины захотелось плакать, стало трудно дышать из-за комка слез, застрявшего где-то в горле.
- Ты осталась с Анатолем Михайловичем, - тихо сказала Жюли, и Марина кивнула. – Я думала, ты решишься на развод.
- Я тоже так думала, - ответила ей Марина, отстраняясь. – Но, как видишь, не сложилось.

Жюли хотело сказать что-то еще, но видимо, подали знак к началу концерта, и залу стали наполнять приглашенные гости, шурша юбками, стуча каблуками, громко переговариваясь между собой. Жюли взяла ее под руку и повела к стульям в первых рядах, но стоявших чуть поодаль от остальных. Они присели, расправив юбки, рядышком, плечо к плечу.
- Он душит меня, - вдруг тихо сказала Марина, но Жюли ее расслышала и вздрогнула от той горечи и боли, что разобрала в голосе подруги. – En sens figuré •, конечно. Он душит меня своей любовью, своей ревностью. Смотрит на меня на всех вечерах, будто на свою добычу хищник. Это мой первый свободный от него выход, право слово!

Жюли повернулась к ней и открыла рот для ответной реплики, но тут музыкант заиграл вступление к одному из ноктюрнов Шопена, и ей ничего не оставалось, как только с участием пожать руку подруги. Марина приняла пожатие, а потом раскрыла веер и, обмахиваясь им, украдкой взглянула на собравшихся в импровизированной концертной зале. Сергея не было средь них, и она, с трудом подавив разочарование, погрузилась в музыку.
Как прекрасны были мелодии! Как брали за душу! Многие из слушателей целиком сосредоточились на волшебных звуках, что выпархивали из-под рук музыканта и, немного покружив по зале среди цветов и листьев растений в кадках, среди мерцающих огоньков свечей в напольных жирандолях, улетали в звездное небо, видневшееся сквозь стекло многочисленных окон.

Марину же эти медленные, проникновенные мелодии погрузили вдруг неожиданно в прошлое. Она позволила себе расслабиться, лишенная контролирующего взора Анатоля, и забылась в воспоминаниях.

Их первая встреча с Сергеем в саду Смольного. Как же молод он тогда был! Как наивно влюблен в Натали, строя план побега из института! Какая выходка пробраться за ограду женского института. Только Загорский был способен на это безрассудство.

Потом та встреча на балконе, навсегда перечеркнувшая ее спокойную жизнь, когда она потеряла серьгу из тетушкиного гарнитура.
«… - Откуда вы взялись, прекрасная Диана•? Клянусь, я впервые вижу такую девушку, как вы…».
Сколько всего было потом: ее заблуждение по поводу его чувств, тот вальс, что она буквально выпросила у Сергея, презрев свое воспитание, их встреча рано поутру, ее горькое разочарование и отъезд в Ольховку на долгих три года.

Музыка все лилась и лилась, наполняя восторгом души слушателей, а Марина медленно двигалась по драгоценным для нее минутам, словно заново переживая ту жизнь, когда она любила и была любима, когда была свободна.

Его письма к ней, полные таких нежных слов, которые она до того читала только в романах, от которых так сладко замирало ее сердце. Марине вспомнилось, как он, открыто и никого не таясь, преследовал ее в свете, надеясь вновь заслужить ее расположение, их ссора в парке в Павловске и столкновение потом, на охоте, когда она ударила его хлыстом, а потом их первый поцелуй.

«…- Ты – моя любимая. Ты – моя любовь, моя душа, мое сердце. Ты – мой воздух, которым я дышу. В тебе – моя жизнь, и только от тебя зависит, какой она будет…»

А потом ее нелепый безрассудный поступок принять предложение Анатоля, от злости, от разочарования, в надежде сделать больно и горько князю Загорскому. Необдуманный поступок, разрушивший три жизни. Нет, не три, она ошиблась. Пять жизней. Ведь существовала еще Долли, милая и тихая Долли. Марина была убеждена, что та смогла бы помочь Анатолю излечиться от его боли, когда б он узнал, что Марина не любит его и не может стать его супругой.
И еще была ее маленькая дочь, ее Элен. Никогда ей не будет суждено узнать своего настоящего отца, а Сергею обнять свое дитя, так уж распорядился Господь. Плод их короткой любви, частичка Сергея, которая навсегда останется рядом с ней, как напоминание о том времени.

Те три волшебных дня, которые они провели в Киреевке. Их маленький le paradis terrestre•. Как забыть ей это время, как вычеркнуть из памяти те мгновения, ведь они были самыми счастливыми в ее жизни!
«…- Ты его супруга перед людьми, но перед Господом – ты моя, слышишь, моя!...»

Горячая капля упала на ладонь Марины, что сжимала рукоять веера, и она с удивлением поняла, что плачет. Она быстро подняла другую руку, чтобы аккуратно промокнуть слезы, пока их не заметили окружающие, и вдруг замерла на месте, поймав случайно взгляд Сергея. Он стоял на противоположной стороне от ряда, где они сидели с Жюли, сбоку от кресел, в тени веток пальм в кадке за его спиной. Рядом с ним, чуть позади виднелся Арсеньев, что, сжимая в руках бокал, внимательно слушал музыку, но Марина даже не сразу заметила его, пораженная тем, что заметила в глазах Сергея.

Ничем не прикрытая острая боль, режущая ее на куски ее сердце. Казалось, с него спала маска спокойствия и безразличия, что была на его лице до сих пор, и она впервые осознала, что он мучается так же, как она – изо дня в день. Ее слезы, случайно выпущенные на свободу, ее эмоции, что она испытала, воротившись в прошлое, которые он легко прочитал по ее лицу, выпустили на свободу его боль и горечь.

Заметив, что Марина заметила его, Сергей еле заметно качнул головой, словно говоря «Не плачь», и она попыталась взять себя в руки, но не ради себя, а ради него, понимая, как больно ему видеть ее слезы. Марина промокнула кончиком пальца глаза и выправилась, снова спокойная и безмятежная, какой только могла казаться в этот миг. Но как она не старалась отвести свой взгляд от его глаз, так и не смогла, снова и снова возвращаясь обратно к нему.

Концерт был окончен, музыкант убрал руки с клавиш, и тут же в наступившей тишине раздались громкие восторженные аплодисменты и выкрики:
- Bravo! Magnifique! Admirable! • - слышалось со всех сторон. Слушатели повставали со своих мест, продолжая свои аплодисменты. Лишь Сергей и Марина на мгновение задержались с этим, не в силах разорвать этот зрительный контакт меж собой.
Когда наконец восторги стихли, а maestro уже готов был откланяться, княгиня Львова вдруг предложила немного потанцевать перед ужином. Ее предложение было встречено бурными восторженными и одобрительными возгласами, лишь немногочисленные дамы в возрасте, кутаясь в шаль и наблюдая за всеобщим восторгом молодежи сквозь стекло моноклей, укоризненно качали головами этим бурным эмоциям, что вызвало предложение.

Maestro тем временем заиграл вальс Шопена. Марина заметила, что к ней направляются, и тут же, повинуясь неожиданному для нее порыву, посмотрела на Сергея и быстро развернула веер, помахала им. «Потанцуй со мной!». К ее удивлению, Сергей покачал головой, не соглашаясь с ее безумным предложением для их положения. Но Марина не желала сдаваться, он взяла под руку Жюли, которая в этот момент, что восхищенно говорила ей о maestro, и, делая вид, что не замечает направляющихся к ним офицеров, повела ту поближе к Арсеньеву и Сергею. По пути она снова подала ему знак веером, не отрывая глаз от него, которому сейчас что-то тихо говорил в ухо Павел.

…- Пожалуйста, пригласите меня…- донесся из далекого прошлого тихий шепот юной безнадежно влюбленной девушки к блестящему офицеру. Сергей замер, словно услышал его, и вдруг улыбнулся, шагнул ей навстречу, не взирая на протестующий жест Арсеньева.

- Марина Александровна, - проговорил он, склоняя голову. Марина тут же выпустила руку Жюли и присела в небольшом книксене.
- Сергей Кириллович, - ее глаза светились от радости и возбуждения от предстоящего танца.
Сергей подал ей руку, она приняла ее, и они прошли к кругу танцующих, которые уже вальсировали под звуки прекрасной мелодии.

Мгновение, и вот они уже кружатся среди этих пар. Ее сердце забилось где-то в горле от простого прикосновения их тел. Она не могла оторвать своих глаз от его взгляда, нежно ласкающего ее. О Боже, как же ей было сейчас отрадно в его руках! Только здесь место Марины – в его объятиях.
Темп музыки убыстрился, и Сергей закружил ее быстрее. Голова ее шла кругом то ли от скорости их кружения, то ли его взгляда. А может, от того чувства, что охватило все ее существо, стоило только Сергею коснуться ее. Как же она счастлива была сейчас! Марина перевела взгляд на Сергея и заметила, что он улыбается ей так счастливо, что ее сердце замерло от восторга этого момента.
Я люблю тебя. Ей вдруг так захотелось сказать ему об этом, но она не смела. Лишь взглянула на него со всей любовью, которую ощущала к нему в этот миг. Но Сергей понял ее и ответил ей таким же взором, прижав ее чуть сильнее, чем требовал танец.

Такими счастливыми, такими буквально светящимися от радости снова держать друг друга в объятиях и увидел их Анатоль, не успевший на концерт, но зато подоспевший к самому ужину, а также к этому импровизированному балу. Он со всей силы вцепился в косяк двери в залу, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не закричать во весь голос, не броситься к ним и не разъединить их раз и навсегда. Его сердце бешено колотилось в груди, разгоняя слепящую ярость по всем жилам, до самых кончиков пальцев.

- Que de gens! O, quelle dé licieuse personne, que cette votre petite comtesse! Charmante! Charmante soiré e! •- проговорил за его спиной один из офицеров французской миссии, что тоже был на приеме во дворце, а после поспешил сюда, к Львовым, окидывая взглядом залу, а потом вдруг спросил Анатоля. - Vous allez bien, comte? Vous ê tes pâ le comme la mort•.
- Merci, je vais bien•, - проговорил Анатоль. Они ступили в залу, по пути перехватив лакея разносившего напитки. Воронин взял бокал и в два глотка опустошил его, вызвав недоуменный взгляд своего французского собеседника, который, впрочем, тут же взял себя в руки.

Тем временем, вальс был окончен, и пары, кружившиеся по зале, распались. Анатоль заметил, с каким сожалением расстались руки его жены и князя Загорского, и он еле сдержал себя. Они оба заметили его и под руку, как того требовали приличия, направились к Анатолю. Почти одновременно подошли Арсеньевы, чтобы поприветствовать Воронина, но Анатоль заподозрил их в том, что это было сделано специально, словно уберечь эту сладкую парочку, улыбки которой еще не сошли с лиц после этого вальса, от его гнева. Все, абсолютно все против него!

- Ma é pouse bien-aimé e! - протянул Анатоль, принимая из руки Сергея ладонь Марины. Он притянул ее к себе, стараясь как можно сильнее сжать пальцами ее талию, нарочно причиняя ей боль. Она же даже глазом не моргнула, когда они буквально впились в ее стан, обтянутый шелком. - Vous ê tes si charmante aujourd'hui, ma cherie•.
- O, el comte est jaloux comme un tigre de sa femme. Il est tant de charme, - улыбаясь, промолвил француз. - Il est rare de voir cela en France. Mais qui ne é tait si jaloux d'une femme beau comme un astre•.
- Я, - вдруг резко ответил Сергей, и Анатоль даже вскинул голову, заслышав в его голосе сталь. – Я бы не ревновал. Ревность принижает любовь. К тому же Марина Александровна так красива и умна, что я бы только радовался, имея такую супругу. Ведь остальные могут лишь любоваться ее красой, либо провести ее в танце, но принадлежать полностью она будет только мне одному. А к самому себе ревновать глупо.

- Quoi? Qu'at-il dit? • – проговорил француз, оборачиваясь к окружающим, и княгиня Львова, подошедшая в этот момент к их маленькой группке, перевела ему слова князя. Она видела, как побледнел от гнева граф Воронин, как озабоченно нахмурился Арсеньев, ее зять, и хотела сделать знак дворецкому, чтобы звали за столы к ужину, но не успела.

- Вот и полюбуйся! – резко ответил Загорскому Анатоль чуть слышно, чтобы эти слова разобрал лишь он. Но их услышали и Марина, и Жюли, стоявшие близко к нему, что не могло не раздосадовать Воронина. Эти их взгляды, которыми подруги тут же обменялись…
Но останавливаться он не желал. Ревность и злость, этот бешеный клубок эмоций, толкали его сделать больно и горько своему сопернику за сердце женщины, что он так любил. И даже если Марина поймет его замысел, что ж, пусть тоже ощутит боль от обиды и ревности, которую сейчас будет чувствовать Загорский. Она ведь должна же быть наказана за ослушание его наказов нынче вечером.

- Avez-vous vu, comme divinement ma femme a dansé pas de chale? – спросил Анатоль француза, который был явно в недоумении от разворачивавшейся перед ним мизансцены. - Oh, c'est vrai art! Elle fut la premiè re dans un cours à l'institut. Il vaut vraiment le dé tour! – и после того, как тот заверил его, что «Je suis honoré de voir•», обратился к Марине. - Ma chè re, faites vous nous ce plaisir? Avec votre permission, ma cherie princesse, •• - уже к княгине Львовой, которая вопросительно посмотрела на Марину.

Та же взглянула на своего супруга, поджавшего губы в раздражении, потом перевела взгляд на князя Загорского. Он был бледен, как Анатоль, только шрам алел на его лице, и Марина поняла, что эти двое сейчас в бешенстве от поведения друг друга. Они напомнили ей сейчас двух петухов, что не поделили что-то в птичьем дворе.
Отказать супругу Марина не могла, тем паче, француз уже ждал ее ответа с нетерпением. Она улыбнулась княгине Львовой и проговорила слова, сказанные недавно Анатолем:
- Avec votre permission, - она передала веер и небольшой ридикюль Жюли. – Все в порядке, - шепнула ей, потому как Юленька смотрела на нее с явной тревогой в глазах. Затем зажала концы шали в ладонях и кивнула княгине Львовой. Та подала знак лакею, стоявшему подле в ожидании распоряжений, тот поспешил передать ее повеление музыкантам.

- Pas de chale•, - громко объявил maestro, и гости, ожидающие вступления к полонезу, что ознаменовал шествие к ужину, освободили небольшую площадку в центре залы. Марина в последний раз взглянула на их небольшую группку, улыбнулась и ступила в середину образовавшегося круга.

Пропуская вступительные аккорды, она вдруг поняла, почему так разозлился Сергей. Когда-то давно, когда они делились воспоминаниями из своего прошлого там, в Киреевке, в свой медовый месяц, узнавая друг друга, Марина похвасталась своим умением в этом танце, обязательном для знания и умения исполнить для каждой девушки их времени. В доказательство она подхватила шаль, небрежно брошенную на спинку стула тут же в спальне, и продемонстрировала pas de chale под неслышную музыку, кружась в одной сорочке. Разумеется, до конца она его не дотанцевала – ее грациозные движения пробудили в Сергее не только восхищение ее танцем, и она была подхвачена им на руки и после небольшого кружения по комнате оказалась с ним в постели, где он так нежно целовал ее, так исступленно ласкал.
Потому-то сейчас так больно будет Сергею наблюдать за pas de chale сейчас. Особенно после этих резких слов: «Вот и полюбуйся!», брошенных Анатолем ему в лицо. Ну, почему он не сдержался? Зачем сделал замечание Воронину, указав на нелепость его подозрений?

Марина вдруг подняла голову и взглянула в глаза Сергею, что стоял позади зрителей, прислонившись плечом к колонне. Она заметила горечь в его глазах, и вдруг решилась на то, что сама от себя не ожидала – приложила левую руку с зажатым концом шали к сердцу, а потом протянула ее по направлению к нему, словно говоря ему «Для тебя, любимый!». Затем легко начала двигаться под музыку, вытягивая то правый носок, то левый, поднимая поочередно руки, но неизменно возвращаясь глазами к Сергею. Она хотела танцевать лишь для него, как тогда, в Киреевке.
После нескольких па Сергей разгадал ее замысел и начал медленно, чтобы не вызвать подозрений у окружающих ни своему поведению, ни уже тем паче Марининому, передвигаться по зале за спинами многочисленных зрителей. Но глаза свои он не отрывал от той хрупкой фигуры, что сейчас грациозно двигалась в центре, посвящая свой танец только ему одному. Им казалось, что помимо них двоих в зале не осталось никого. Она легко побрасывала свою шаль, ловила ее, снова переступала с носка на носок, но находила его глазами, где бы он ни был.

Они смогли обмануть остальных гостей, не посвященных в их тайну, но утаить их незримую связь, установившуюся сейчас меж ними, от Анатоля они не сумели. Он ясно видел, как Марина смотрит на Загорского и какие ответные взгляды тот посылает в ответ, и тщательно лелеял в себе ту ярость, что разливалась по венам.
Подожди, дорогая, думалось ему, я вижу твой проступок, не слепой же я, в конце концов. Я просил тебя уважать меня и мои решения, а ты так пренебрегла ими нынче… Подожди же…

Танец окончился, раздались бурные аплодисменты, и Анатолю показалось, что слишком уж бурно хлопает француз, стоявший рядом с ним во время танца. Он не мог не поморщиться недовольно, сейчас даже выкрики «Adorable, divin, dé licieux! •», что раньше так льстили его самолюбию, вызывали в нем только раздражение.
- Permettez moi accompagner votre é pouse a diner? • – вдруг обратился к нему французский офицер, когда Марина подошла к ним. Анатоль кивнул ему рассеянно, давая свое согласие, и тот под звуки полонеза повел его супругу в парадную столовую особняка Львовых. Воронину ничего другого не осталось, как предложить руку Жюли. Весь путь она молчала, изредка кивая его вежливым репликам, и Анатоль не мог не разозлиться еще пуще, видя явное неодобрение своим поступкам в ее поведении. Почему они все на ее стороне? Разве не видно, кто в этой ситуации наиболее пострадавшая сторона?

За столом Анатоль не пропускал ни одного тоста. Более того, он старательно опорожнял свой бокал в промежутке между здравицами, что вызвало недоуменный взгляд Арсеньева, сидевшего через одну персону по правую руку от него. Анатоль заметил, как переглянулся тот укоряющим взглядом с Загорским, и чуть было не фыркнул во весь голос. Так смотрят, словно сами никогда и капли спиртного в рот не брали. И потом – это его дело, сколько и когда пить. Никто ему здесь не указ!

Он исподтишка наблюдал за своей женой, сидевшей напротив него чуть сбоку. Рядом с ней занял место тот французский офицер, сейчас соловьем певший многочисленные комплименты ее красоте, грации и изяществу. Марина казалась сейчас такой задумчивой, такой грустной, что у любого сжалось бы сердце. У любого, но не у него. Анатоль знал, какая коварная изменница и лгунья скрывается за этой маской вежливого внимания, как лжива ее сущность за красивым лицом. Подожди же, дорогая, думалось ему, и он снова и снова отпивал из бокала вина.

Марина даже не сразу поняла, насколько он пьян, когда они ждали, пока подадут их экипаж, попрощавшись с хозяевами в конце вечера. Он отлично держался на ногах, его речь была членораздельна, и она сначала решила, что ей показалось, что он много пил нынче за столом. Но вот подали карету к крыльцу, и Анатоль вцепился в ее локоть.
- Пойдем, дорогая, пора ехать домой, - он потащил ее к экипажу, а Марина немного замешкалась, и это привело к тому, что Анатоль оступился и едва не упал со ступенек. Тут же ему помогла выпрямиться сильная рука. Анатоль взглянул через плечо на удержавшего его от падения и нахмурился.
- Благодарю, я немного оступился, - бросил он Загорскому, стоявшему рядом с ними на ступеньках. Позади того стояла чета Арсеньевых, чья коляска стояла за экипажем Ворониных. Павел смотрел на Анатоля недовольно, Юленька же старательно отводила глаза в сторону, кутаясь в шаль от прохладного ветра.

Загорский всмотрелся в Анатоля, и его взгляд не пришелся по нраву Воронину. К чему смотреть на него так осуждающе ему, обманщику и предателю? Он разумно промолчал, зная, какова реакция последует на эти слова, выскажи он их в лицо Сергею, лишь дернул рукой, высвобождая свой локоть из пальцев Загорского.
- Мы поедем после в клуб с Paul’ем, - проговорил Загорский. – Не желаешь составить нам компанию?
- Благодарю, но нет, - мотнул головой Анатоль, и это движение вызвало в нем такой головокружение, что он был вынужден вцепиться в супругу, чтобы не упасть. – Я намерен нынче кое-что предпринять, и это требует… требует…

Он запнулся, запутавшись в словах, разозлился на себя, потом быстро кивнул на прощание друзьям и шагнул к карете, таща за собой жену за локоть. Анатоль толкнул Марину вперед, заставляя ее забраться вглубь кареты. Затем он обернулся к Загорскому и быстро сказал:
- Нынче не могу. Быть может, завтра. Напиши ко мне. Нынче у меня другие планы, - он вдруг зло усмехнулся и, опираясь на руку лакея, забрался в экипаж.
Он понял мои намерения. Анатоль прикрыл глаза. Ну, что ж, тем лучше, не будет более провоцировать меня. Теперь поостережется.

По дороге домой супруги молчали. Хранили молчание они и в передней, и по пути в свои половины. Марина кожей ощущала на себе тяжелый взгляд супруга и понимала, что сегодня ее ждет расплата за свой танец с Сергеем. Она должна была чувствовать себя виноватой перед ним, но как ни странно, чувства вины или сожаления за свой проступок она не могла вызвать в себе, как ни старалась. А ведь, судя по прошлым их скандалам, ей очень необходимо сейчас выглядеть раскаявшейся.
Но ей так не хотелось сейчас притворяться, а уж тем паче, лебезить перед ним. Она планировала сейчас извиниться перед супругом за этот вальс, но сам разговор перенести на следующий день. Ведь Анатоль едва выбрался из кареты и поднялся сейчас по лестнице, настолько он был пьян. Быть может, он сразу же пройдет к себе?

Но нет, не прошел. Марина хотела удалиться в свою половину, но ее супруг двинулся следом и быстро схватил за локоть.
- Ко мне в кабинет, моя дорогая, - со свистом прошептал он, и она предпочла подчиниться.
В кабинете Анатоль сразу же налил себе бренди и жадно отхлебнул из бокала, расплескивая напиток на мундир. Он отряхнулся с чертыханьем и повернулся к Марине. Она думала, что Анатоль ждет от нее извинений, и уж было открыла рот, чтобы их принести, но не успела. Сильный удар ожег ее левую щеку. Она не смогла удержаться на ногах и налетела на этажерку, стоявшую в углу кабинета. Та пошатнулась и с грохотом, столь отчетливым в ночной тишине, упала на пол.

- Voue m'avez promis, ma cherie•, - проговорил, чеканя слова, Анатоль. - Faute d'é cole, ma bonne, faute d'é cole•!
Он замахнулся снова, но Марина, пользуясь его состоянием, выскользнула из-под его руки, чем привела его в еще большую ярость. Он взревел и перевернул одной рукой столик с графинами со спиртными напитками и бокалами. Марина схватила канделябр с незажженной свечой, что стоял на бюро рядом с ней, выставила его перед собой, словно оружие.
- Не подходи ко мне! – прошипела она. – Клянусь, я убью тебя, если ты еще раз ударишь меня!

Анатоль наклонил голову вбок и стал пристально смотреть на нее, словно прикидывая, что ему делать с ней сейчас, с какого боку подойти. Потом шагнул к ней резко. Марина испугалась и замахнулась на него своим оружием, но он легко отбил одной рукой ее удар и выхватил из ее рук


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.028 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал