Главная страница
Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Науки и философия об обыденном мире
Повседневный мир исследуется ц описывается в исто- рии, этнографии, культурологии, социологии и философии. Особый пласт специфического изучения повседневности представляют собой бытопнсательская литература и изобра- зительное искусство, выбирающее в качестве объекта изо- бражения, бытовые сценки обыденной жизни.
Историческая наука, восстанавливающая хронологический событийный ряд предшествующих периодов жизни общества, неизбежно обращается к характеристикам повседневности, к описанию конкретной эмпирии, той «плота! и крови», из ко- торой складываются любые события, в том числе исторически значимые и судьбоносные. Правда, та самая «смыслообразую- щая> > активность широких масс, в конечном счете и созидаю- щая данную культуру в ее истории, далеко не всегда попада- ла в сферу внимания историков. В этом отношении новое сло- во принадлежало исторической школе, сложившейся вокруг журнала «Анналы», организованного в 1929 г. Марком Бло- ком и Люсьеном Февром. Особенность данного направления состоит в том, что его сторонники изучали сознание не только выдающихся личностей, оставивших след в истории, но и массовое, присущее так называемому «безмолвствующему большинству» общества. При этом «...подобное исследование не является самоцелью и почти целиком подчинено выясне- нию важной роли этого сознания в функционировании обще- ственной системы в целом»*. Активная роль человека в созда- нии повседневности и истории стала главной темой у авторов «Анналов».
Исследователь, объединивший в себе историка, этнографа и культуролога, прямо обращается к вопросам, как создается в повседневности данная культура? чем живут и дышут сози- дающие ее люди? каковы их нравы, обычаи, воззрения, чая- ния и привычки, страхи и идеалы? При этом акцент может делаться либо на материальной стороне обыденности, на «мире вещей», составляющих социальное пространство, пита- ющих человека, образующих тот интерьер, на фоне которого развертывается жизнь, либо на менталыюсти, системе взгля- дов и переживаний. Ярким примером анализа предметного мира являются работы Фернана Броделя «Материальная ци- вилизация, экономика и капитализм XV — XVII вв.», первая из которых называется «Структуры повседневности: возмож-
* Бессмертный Ю. Л. «Анналы». Переломный этап? //Однсссй. 1091. С. 8.
ное н невозможное» (Ф. Бродель — сподвижник М. Блока, в 40-х гг.— один из директоров журнала «Анналы»). Главы «Структур повседневности» называются: «Хлеб насущный», «Излишнее и обычное: пища и напитки», «Излишнее и обыч- ное: жилище, одежда и мода», «Деньга», «Города» и др. В ином ракурсе освещается повседневность средневековья в книгах А. Я. Гуревича. Так, его работа «Категории средневе- ковой культуры» включает описание и анализ пространствен- ных и темпоральных представлений человека средневековья, его взглядов на богатство и труд, освещает особенности мора- ли и правосознания.
Ставя себе вполне конкретную и ограниченную исследова- тельскую задачу, настоящий культуролог самой логикой из- бранного предмета подвигается к тому, чтобы охватить в сво- ем анализе повседневную жизнь как целое, со всеми ее слож^- нымн хитросплетениями. Ученому приходится вникать в те детали, установки и негласные латентные договоренности, ко- торые существуют между членами данного общества и восп- ринимаются ими как нечто само собой разумеющееся. Обы- денный мир - мир привычек, стереотипов, житейских ак- сиом, в нем велика сфера твыгввореиного (того, что^ вообще не нуждается в выговаривашпг, в оформлении словом).
Важно уяснить скрытые мотивы предпочтений и пережи- ваний, не понятные человеку иной культуры. Об этом пишет известный этнограф и этнолог Маргарет Мид в книге, посвя- щенной исследованию психологии девушек-подростков при- митивных народов·: «Я углубилась в изучение девушек в этом обществе. Я проводила большую часть времени с ними. Я еа< - мым тщательным образом изучила дог> гашнюю обстановку, в которой жили эти девушки-подростки. Я тратила больше вре- мени па игры детей, чем на советы старейшин. Говоря на их языке, питаясь их нищей, сидя на полу, покрытом галькой, босая к скрести» нога, я делала все, чтобы сгладить разницу между нами, сблизиться и понять всех девушек из трех ма- леньких деревень, расположенных на берегу маленького- ост- рова Тау в архипелаге Мануа*. ·
И историк, в большинстве случаев не обладающий воз- можностью прямого контакта с людьми изучаемой эпохи, и культуролог-этнограф, вступающий в прямое общение со своими «подопечными», ставят своей задачей описать по- вседневный мир своей или чужой культуры максимально объективно, хотя сознание самого исследователя неизбежно вмешивается в реконструкцию процесса. Влияние этого со-
* Мид М. Культура и мир детства. М., 1988. С. 93.
знания следует мягко нивелировать. Культуролог и историк имеют право на свою позицию при интерпретации картины обыденности, но само создание такой картины предполагает некую методологию, помогающую свести к минимуму влия- ние индивидуальности исследователя.
Проблемами соотнесения сознания исследователя и со- знания обычных людей, генерирующего ежеминутно смыс- ловые структуры повседневности, занята феноменологиче- ская социология: Ее интересует, совпадает ли понятийный аппарат обычной социологии, изучающей реалии повседнев- ности, с теми представлениями, которые характерны для массового сознания. К примеру, какой смысл вкладывает в слово «элита» или «лидер» обыденное сознание, и какое — социология? Не создает ли наука свой отдельный мир, ни- чем не напоминающий ту самую повседневность, которую она берется изучать?
Обычная социология, как эмпирическая, так и теорети- ческая, вместе с историей и культурологией стремится дать максимально объективную картину повседневности, пред- ставить жизнь в четких определениях, поддающихся коли- чественной обработке, пригодных для практического опери- рования с данными, так, как если бы найденные наукой ха- рактеристики повседневного мира были материальными, твердыми предметами. Феноменологическая социология, напротив, стремится развенчать представление о повседнев- ности как сфере «четких определений». Она показывает, что все реалии обыденной жизни непрерывно создаются и пересоздаются. Очевидно, можно проследить и то, как именно это происходит, как становится, возникает то или иное представление, характерное для массового сознания и составляющее одну из реалий повседневности. Сложность положения социолога заключается в том, что сам он как бы старается выйти за пределы процесса создания смысловых образований, найти позицию вне их, сыграть роль сторонне- го наблюдателя. В ряде случаев такой подход возможен, но в отношении фундаментальных социально-нравственных или политических представлений совершить это оказывает- ся крайне затруднительным.
Особое место в изучении повседневной реальности занима- ет философия. В отличие от социальных наук и культуроло- гии она не претендует на максимальную объективность, не стремится полностью вырваться за рамки установок повсед- невного сознания, а создает свою версию, или, вернее, свои разнообразные версии, модели того человеческого мира, в ко- тором мы живем. Эти модели сосуществуют друг с другом,
дополняют друг друга, вступают в противоречия, образуют синтез. Современные авторы, толкующие проблемы смысла и цели жизни, значения смерти, важности дружбы и т. д. могут свободно вести полемику или приходить к согласию не толь- ко со своими современниками, но и с философами далекого прошлого: с Платоном, Августином, Гегелем.
Высказывая суждения о повседневности и связанных с ней вопросам, философ ие обязан скрывать свое личност- ное кредо, напротив, он говорит лпчно от себя, даже если его представления претендуют на универсальность.
Философ не ограничен рассмотрением конкретного перио- да истории, локальной культурой или узкими пластом значе- ний, которые он взялся изучать. Поле его творческого поиска — вся история культуры. Здесь юэможны самые разнообраз- ные аналогии, Невероятные сопоставления, свободное переме- щение из глубин истории в сегодняшний день и обратно.
Наконец, размышляя о проблемах повседневности (т. е. о человеческой жизни!), даже самый категоричный философ как бы вкладывает в свой текст приглашение к диалогу. Фи- лософский текст принципиально открыт для полемики, в нем больше вопросов, чем ответов, больше загадок, чем разгадок.
Сфера интересов философов широка и многообразна. В ряде своих разделов философия далека от обыденной дей- ствительности, изучая те пласты реальности, которые, об- разно говоря, ' «приподняты» над повседневной жизнью. Так, онтология — теория бытия, взятого в широком смысле слова. Гносеология — теория познания — сосредоточивает свое внимание на тонких механизмах постижения мира и конструирования его образов. Методология призвана обслу- живать теоретическое познание и, соответственно, занята исключительно познавательными процедурами. Логика как часть философского знания выясняет специфику законов мышления. Социальная философия и философия истории анализируют устройство общественного организма и фунда- ментальные законы исторического процесса (или же его принципиальную «беззаконность»).-Что же именно привле- кает философию в эмпирическом повседневном мире?
Думается, это прежде всего проблемы, которые принято называть экзистенциальными, ибо они тесно связаны с пе- реживанием человеком собственного пребывания в мире, своего бытийствования: как жить? зачем жить? стоит ли во- обще жить? существует ли Другая жизнь, ждущая нас после смерти? что значит жить счастливо? Именно экзистенци- альные проблемы, повседневно, решаемые людьми на уров- не обыденного сознания и живого переживания, становятся
в философии предметом специальной рефлексии, професси- онального размышления. Рассмотрим подробнее, каков круг экзистенциальных вопросов, кто обращался к ним в истории философии, на каком языке обсуждается экзистен- циальная проблематика.
|