Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 4. Возвращение 6 страница






Пожалуй, только тогда я действительно понял, почему дваждырожденные, порицая любую привязанность, называют истинную любовь высшей ступенью свободы и постижения Атмана. Иногда смутное беспокойство закрадывалось в мою душу: — достаточно ли прочно сидит на деревенском парне облик дважды-рожденного. Думаю, что Лата проникла и в эти мысли, но тем безупречнее вела себя. Как и подобает добродетельной жене, она ублажала меня ласковыми речами и вкусными кушаньями, не переча ни в словах, ни в мыслях.

Чувствуя мои сомнения, она весело повторяла наставления Сокровенных сказаний: " Навеки смирив свои чувства, жена всецело посвящает себя служению мужу, ублажая ласками и речами, ловя каждое его желание". Слушая ее, я млел от удовольствия, хотя мы оба и понимали, что ни о каком " навеки" речи быть не может. Мы были захвачены потоком и ровным счетом ничего не могли изменить в своей жизни. Впрочем, этими мыслями мы не делились, наслаждаясь дарованным нам покоем.

Каждое утро я просыпался на ложе, застланном мягкой тканью, чувствуя рядом с собой гибкое, податливое тело супруги. Сад, окружающий наш дом, был полон птичьими трелями, шелестом листьев и изумрудными тенями. Лата просыпалась вместе со мной, словно от толчка. Ее открывающиеся глаза были неизменно полны радостным ожиданием счастья. Легко вскакивая с ложа, она протягивала обнаженные руки к солнцу, поднимаясь на носках, золотясь как струна, звучащая в унисон великой музыке Вселенной. Утренний ветер ерошил ее волосы, а потоки солнца окутывали все тело дивным сияющим ореолом. Восторг проснувшегося бытия наполнял нас кипучей искрящейся силой. И Лата изливала свое восхищение красотой окружающего мира в древнем гимне, посвященном богине зари. Серебряным звоном звучал ее голос в глиняных стенах нашего дома:

Алые кони в золотой колеснице!

О, Ушас, когда сегодня сиянием

Ты растворишь врата дня,

Прогони своим светом враждебность.

О, щедрая дочь неба,

Наградой достойная гимна,

Ты идешь, пробуждая землю,

По беспыльным небесным дорогам,

По великим дорогам дхармы.

После утреннего омовения и еды мы спускались в сад, казавшийся прудом, наполненным до краев щедрой сияющей зеленью. Невод солнца не мох ди-стать его сумрачного дна, цеплялся золотой сетью за длинные ветки манговых деревьев и ломкие листья пальм. А внизу, в глубине, недоступной солнечным лучам, в густых прозрачных тенях скользил ветер, невидимыми плавниками колебля алые, белые, фиолетовые цветы, ажурные листья кустов и тонкую трепещущую траву. Этот мир света и теней был полон мягким гулом бесчисленных насекомых, щебетом птиц, звоном ручьев. Иногда, повизгивая и треща от восторга, в зеленый омут сада ныряли длиннохвостые обезьяны. На верхних ветках степенно расхаживали большие попугаи с перьями самых невообразимых расцветок. Как ныряльщики за жемчугом, мы с головой погружались в зеленое колдовство сада, теряя представление о времени, и возвращались домой лишь тогда, когда закат, терпеливо разглаживая тени веток и листьев, вышивал прихотливый узор на глиняной стене веранды. Иногда эти тени казались мне символами и знаками, полными смысла. Но я тщетно пытался разобрать их колеблющуюся и ползущую вверх по стене загадочную вязь.

Лата следила с веранды за уходящим солнцем. А я любовался ею, впитывая глазами каждый изгиб ее тела, каждую черточку, каждую морщинку ее лица. Какие картины представали перед твоим мысленным взором, Лата? Видела ли ты наше будущее? Я так и не спросил тебя об этом ни разу. Но я часами рассматривал тебя: матовые тени под нежными скулами, светлый блик на округлой груди, гибкий стебель шеи. Как скряга, скрывающий в своих сундуках сияние драгоценных камней, я пытался спрятать в ларец своей памяти весь облик Латы. Я знал, что ветер времени когда-нибудь разлучит нас, сотрет остроту переживаний, размоет милый образ, придав ему обобщенность ликов небожителей на стенах храма. Но пока резец памяти шел без изъянов, и каждая черточка ее бесконечно дорогого лица сияла, как свежий надрез на мраморе.

Однажды у ворот раздался струнный перебор. Теплый густой воздух донес до нас слова песни чарана, воспевающего подвиги Арджуны в далекой горной стране, где могучее воинство богов под предводительством Шивы и Индры сторожат покой мира. Лата повернула ко мне сияющее лицо.

— Давай позовем чарана в дом. Пусть возро дит он в наших сердцах золотой свет воспомина ний о чудесном и недоступном мире…

Я встал и пошел выполнять ее просьбу. Певец был молод, но оказался искусен во владении струнами. Устроившись поудобнее на циновках веранды, он запел, закатив глаза к небу, словно действительно черпал вдохновение из Высоких полей.

— Стойкий в обетах Арджуна, повинуясь при казу Юдхиштхиры отправился искать потаенные тропы в сердце гор. У бурного потока могучеру– кий, стойкий в обетах герой совершил омовение и, вознеся молитвы, застыл в неподвижности с

сомкнутыми' у груди ладонями. Несколько дн& н он умерщвлял плоть и смирял мысли, врастая ногами в тело горы, а внутренний взор его проникал все глубже в сокровенную суть собственного существа, пока не оказался у края пропасти, где уже не было ни богов, ни брахмы, а колыхался непро-явленный первозданный мрак.

Однажды пред отрешившимся от своей плоти Арджуной вдруг возник Черный охотник, одетый в звериные шкуры. Герой принял его за дикого горца из племени киратов, обитающих в этих горах. Прервав созерцание, Арджуна схватился за оружие. Начался поединок. Кирата, смеясь, сбивал все стрелы в полете. Тогда оба противника сошлись в рукопашной, и непостижимая сила бросила Арджуну на землю. В изумлении он взглянул в лицо горцу, и гнев покинул его сердце. Тот, кого он принял за Кирату, стоял неподвижно, и ни капли пота не было на его челе, а в глазах сияли мудрость и сочувствие.

Арджуна ощутил великое блаженство и забыл о своих братьях, о прекрасной супруге, о потерянном царстве. Его душа рвалась к освобождению от ничтожных земных оков, и телесная оболочка уже не удерживала созревающее зерно духа. И тут в нем зазвучал голос, вопрошающий: " Ты обрел высшую участь. Тебя ждут иные миры, неиссякаемый источник наслаждения и счастья. Что проку тебе в оружии богов? Что проку в земной майе? " Огромным усилием воли Пандава стряхнул с себя наваждение и ответил Кирате: " О, владыка, не ищу я других миров, не жажду божественного состояния и уж подавно мирского счастья. Ведь, покинув своих братьев и не выполнив своей дхармы на земле, разве я буду достоин высшего предназначения?! " И ответил Кирата: " Ты сделал свой выбор. Пусть будет так".

Из бездонного неба над горными пиками к их ногам спустилась сияющая золотая колесница. Она была лишена коней, но оставляла за собой след бездымного пламени, как наши колесницы — шлейф пыли. Ее возничий по имени Матали по велению Кираты перенес Арджуну через вершины гор в дивный город Амара-вати. Там не слепит солнце, там краски не теряют своей яркости. Нет там ни жары, ни холода, ни старости, ни скорби. Убранная цветами земля усыпана драгоценными камнями, светящимися собственным внутренним светом. Там встретили его небожители.

Арджуна не знал, как на самом деле звучали их имена и каковы их истинные лики. Может, это были боги, может, праведники, взятые с земли на небо. Он всем им воздавал почести, а они приветствовали его ласковыми словами, не размыкая уст. Были среди них и прекрасные женщины. Они являлись среди небожителей почти без одежд, и никто не замечал их чарующей наготы. Одна из них, чье обнаженное тело было окутано серебристым туманом, сказала, что ее зовут Урваши…

Тут я невольно прервал певца и воскликнул, обращаясь к Лате:

Неужели это та апсара, о которой рассказывают легенды, посвященные прародителям рода Куру, прабабка Арджуны?

Жизнь небожителей не измеряется земным временем, — ответила Лата, — слушай лучше, что поет чаран.

— …Ее гибкий стан был оплетен подобием цветочной гирлянды. На голой груди блестело оже релье из золотых полос и самоцветов. Кисти ее рук и подошвы ног были окрашены в темно-крас ный цвет. Прекрасная прародительница поведала Арджуне, что и по сей день Хранители мира бро дят среди смертных, меняя свои обличья. Она от крыла ему, что во вселенной существует бесконечное множество миров и все они повинуются Дхарме, все озарены светом Атмана. " Не терзайся из-за того, что сокрыто от твоего прозревшего сердца. Придерживайся дхармы, почитай предков, ревностно защищай подданных. Будь смиренен. А покоришь всю землю — радуйся и ликуй".

Без печали и томления зажил великий лучник в той обители, обучаясь небесной музыке и танцам, познавая великие силы, подвластные небожителям. В их руках огонь, ветер, гроза могли превращаться в страшное оружие, но и они остерегались бездумно применять свою силу, чтобы не попасть под действие неотвратимого закона кармы.

Потом пред Арджуной вновь возник Кирата. Но теперь он был не в звериных шкурах, а в сиянии драгоценных одежд. На фоне белого зонта, несомого над его головой, сиял он, словно царь звезд. Пандава почтил его как властелина богов Шиву. " Я доволен твоими успехами, — сказал небожитель, — повинуясь воле Брахмы, ты, носитель великого мужества и отваги, явился среди смертных, чтобы уничтожить ракшасов, принявших облик Кауравов. Какой дар для себя ты желаешь? "

И Арджуна сказал: " Я желаю обрести дар " чудесного зрения", чтобы воочию видеть пути богов. И еще желаю я обрести твое грозное оружие, что зовется Пашупата или " Голова Брахмы". Оно наделено чудовищной силой и разрушает всю Вселенную". " Я дарую тебе великое оружие", — сказал небожитель. Услыхав это, Арджуна подвергся очищению, духовно сосредоточился и принял оружие с его заклятием, с секретами пользования, приведения в действие и возвращения назад.

Потом Царь богов, чей голос, как рев барабана, вручил Арджуне дивную раковину Девадатту, добытую из морской бездны и одел на голову сияющую диадему, сказав, что она даже в кромешной тьме Калиюги укажет богам его путь.

Получив дары и возрадовавшись сердцем, великий герой взошел на виману. Управляемая Матали, летела огненная повозка сквозь небеса, словно сквозь черную океанскую воду. Там всюду сияли звезды, словно морские раковины в сумраке глубин. Арджуна увидел огромный сверкающий город соперников богов — дайтьев. Они направляли куда хотели этот небесный, плывущий по воздуху, дивно сверкающий город. Он то уходил под землю, то вновь поднимался ввысь, то погружался в воду. Арджуна покрыл его сетью стрел из небесного оружия. Дивно сверкающий город, теперь призрачный и мрачный, как озеро с убитыми слонами, растаял в воздухе…

Чаран пел. Лата сидела напротив него, подогнув ноги, уперевшись локтями в круглые колени, а подбородком в ладони. Ее длинные, дремотно прищуренные глаза, смотрели не на певца, а вдаль за поля и холмы, где погребальным костром догорало солнце.

— …И Носящий диадему вернулся к братьям и Кришне Драупади.

Сказали они ему: " Покажи небесное оружие". Едва он совершил высочайший обряд очищения и привел в действие оружие богов, как земля подалась у них под ногами. Взволновались реки и раскололись скалы. Не дул больше ветер, погасло светило. И тут к Носящему диадему приблизился посланец богов и сказал: " О, Арджуна, оставь небесное оружие! Никогда не следует употреблять его без цели. Применять его без крайней надобности — великое зло…"

Я слушал чарана, увлеченный его песней, постепенно забывая, что было на самом деле. Теперь бесконечная цепь человеческих поколений понесет эти легенды, как Ганга — священный огонь в ореховой скорлупе. Да не погаснет эта искра в черном омуте Калиюги!

Чаран пел, а я пытался воплотиться в поток мыслей Латы, чтобы понять, какую еще тайну хранила она в своем сердце, скрыв ее образами летающих колесниц и всесжигающего огня.

— …С помощью небесного оружия Арджуна, возлюбленный богами, уничтожит врагов. Лучший из хранителей дхармы, Юдхиштхира восстановит людские добродетели. (Нет, не так говорилось в пророчестве. Силой дхармы и духа победит Кри– таюга. А надвигающаяся война не решит ничего. Поэтому и не получил Арджуна небесного ору жия. Наверное, это давно поняли Юдхиштхира и царь ядавов. Но они уже не в силах остановить бессмысленное смертоубийство.)

— …Не знающие гордыни, обуздавшие свои желания, они вернут дары брахманам, торговлю и землю — вайшьям. Кшатрии станут надежно ох ранять людей. И всякое зерно будет родиться в любое время года…

Стая обезьян затеяла шумную игру в кронах деревьев. Прямо на веранде голуби, устраиваясь на ночлег, вели сытое любовное воркование. Полуприкрыв глаза и перебирая струны, чаран пел о том, что никогда не сбудется.

* * *

Той ночью мы долго не могли заснуть. Я решился расспросить Лагу о том, что еще таила она в своем сердце после пребывания в горном храме.

Мой дорогой супруг, — сказала она, — я знаю, что у верной жены не должно быть тайн. Но вынуждена была скрывать до времени услышанное от небожителей, чтобы не открыть это даже Карне. Да и твое сознание я боялась обременять смутными образами, чтобы сомнения не лишили тебя силы. Теперь я передала послание тем, кому оно предназначалось.

Но и на совете ты рассказала не все. — мягко настаивал я. — Открыв мне свое сердце, ты не предашь Пандавов. А между нами не должно быть ничего, что мешало бы полному воплощению друг в друга.

Немного подумав, Лата решилась. Она села напротив горящего светильника, поджав под себя ноги и смиренно опустив голову. Ее глаза обрели твердость гранита, а в уголках губ вдруг обозначились черточки морщинок.

— Это не были голоса, — шептала она под покровом ночи, — просто в моем сознании появлялись чужие мысли и образы. То есть воспринимала-то я их как свои, без сопротивления, но знала, что рождены они не моим разумом. К тому же эти чужие мысли казались более яркими, жгучими. Они не путались, не уходили в дымку забвения, а разрывали мой привычный мир, обнажая в моем сознании такие истины, о существовании которых я даже не догадывалась.

В тот проклятый день штурма мне были дарованы не мысли, а видения. Ведь это я предупредила Накулу. Или предупредили меня… Вдруг среди ночи прямо в сердце проснулось сознание опасности… Словно кто-то прошептал в ночной мгле на ухо слова тревоги. И еще это было похоже на дыхание бури. Может быть, это страх помог достичь небывалой отрешенности, может смилостивились Хранители мира. Я вдруг приблизилась к смерти так явно, словно бог Яма смотрел мне в глаза, и в них отверзлась бездна, полная черного огня. Она притягивала, ужасая, заставляя сердце замирать от предвкушения бесконечного падения. Я была готова шагнуть по ту сторону рождения, принять все, что пошлют мне боги: мрак, небытие, бестелесность, а они вдруг послали мне ослепляющий мир видений. Многие думают, что я осталась в храме, чтобы продолжать взывать к Арджуне. Нет. Детали нашей жизни истаяли, как туман в лучах солнца. Тогда я не могла думать ни о чем, ибо превратилась в открытый сосуд, куда изливался яркий, обжигающий, кипящий, сладостный поток образов.

Прошлое перестало существовать, добро и зло потеряли смысл. Страх исчез. Жгучий поток чужой воли разрушил привычную картину мира, вымывая из-под спуда затвержденных истин новые прозрения. Я видела огромные армии в огне и крови и осознавала, что это дело рук наших царей— Пандавов и Кауравов. А потом пришла мысль, что они тоже не вольны творить ни добро, ни зло. Как игральные кости из камня вайдурья, они сами лишь служат чужой воле. Но чьей, я не знаю, ибо постигла, что на наших земных полях тоже действуют силы выше, чем воля небожителей. Я видела истинные облики Пандавов и Кауравов, скрытые от людских глаз. За внешностью Дурьодханы мне открылась черная богиня Кали, осиянная могуществом и славой. В царе ядавов Кришне я тоже почувствовала присутствие нечеловеческой силы, бесконечно далекой от наших земных целей. Огонь и кровь выходили из рук всех пятерых братьев Пандавов, сливаясь на алтарь богини Кали. Колесо Дхармы катилось по реке огня. А внутри колеса танцевал многорукий Шива — разрушитель мира. Он танцевал на огне и крови и смеялся. Не знаю, почему, но эти видения дарили мне силу и надежду. Я поняла, что все эти облики были проявлением единого Бога. Пандавы и Кауравы, стремясь к добру, творят зло, которое вновь обратится добром.

—Я не понимаю, — тихо сказал я.

Лата повернула ко мне осунувшееся, отчужденное лицо, на секунду задумалась. Потом она взяла кремень, лежавший на сухой траве около очага, и протянула мне.

Вызови из камня огонь.

Нужен и второй камень.

Огонь нужен для созидания нового мира. Где взять силу, творящую его? Столкновение двух сил порождает огонь. Пандавы и Кауравы нужны богам. Им нужна эта война.

Я тихо ахнул от такого святотатства и невольно оглянулся вокруг — не опускается ли перед нами в венке холодного пламени фигура с карающей молнией.

— Ты не так меня понял, — сказала Лата густым, напряженным голосом, от которого мурашки побежа ли по моему телу, — небожители не вызывали этой войны. Творцы ее — Пандавы и Кауравы. Сокровен ные сказания говорили, что придет огонь, пожираю щий землю в конце юги. Но мудрые не знали, откуда придет огненная сила. Кто-то твердил о небесном огне, о божьей каре, кто-то говорил о пламени в недрах зем ли. Но теперь я поняла смысл картин, увиденных в хра ме. Кауравы ударят по Пандавам, Пандавы — по Кау– равам. Две равномогучие силы сойдутся, чтобы высечь огонь конца мира. Колесо Дхармы не знает жалости. Разве жалеем мы о ветках и листьях, брошенных в ко стер? Время пришло. Небожители не станут насылать на нас огонь. Земля не разверзнется. Мы сами высечем из наших сердец алый огонь конца мира, золотой огонь доблести, черный огонь отчаяния. Погребальный костер уходящей эры станет алтарем, рождающим живой огонь молодого мира… Так приходит Калиюга, открывающая путь Сатьяюге. Я не стала говорить об этом на Совете. Я даже не знаю, можно ли считать эти видения ОТВЕТОМ…

Лата замолчала и некоторое время сидела не шевелясь, глядя в огонь застывшими глазами. Чуть вздрагивали ее опущенные плечи. На лбу выступили капельки пота. Потом из ее глаз ушло отрешенное выражение. Она повернулась ко мне. Горестные морщинки по углам рта разгладились. Она слабо улыбнулась и склонила голову мне на грудь, и обнял ее плечи и вдохнул запах волос.

-- Что я напророчествовала, Муни? — виновато спросила Лата.

-- Ты пообещала нам пламя вселенской войны. В ней погибнет одряхлевшая эпоха, дав начало в должный срок новой жизни. Но это будет нескоро, — легкомысленно добавил я, — ведь Калиюга только начинается.

-- Человек может быть счастлив в любую югу, — нежно сказала Лата, поудобнее устраиваясь в моих объятиях. Ее уверенное спокойствие переливалось в меня, даря странное ощущение равновесия, заменившее кипение чувств, юношеские мечты о всесилии и славе. Вскоре она погрузилась в поток сна. Воплощение покоя и живого ожидания: закинутая голова на белой шее, смеженные веки, приоткрытые губы — так в пустыне ловят капли животворного дождя. А я еще долго держал ее на руках, оставшись наедине с новыми добрыми друзьями — огнем и тьмой.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.011 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал