КУМУЛОФОРМЫ 6 страница

Квитрилис закрыл глаза. Он не знал, что ему еще делать. Корабль произвел некие звуки – Квитрилис даже не предполагал за ним такие способности. Он готовился к смерти. Конечно, перед вылетом Квитрилис продублировался, но ведь за полтысячи дней путешествия он разительно изменился, стал зрелым человеком – не то что самоуверенный молокосос, отплывший на своем ветреном сообщнике-корабле. Это будет подлинная смерть. Господи, какое отвратительное чувство в животе. Это будет самое настоящее, серьезное, бесповоротное уничтожение. По крайней мере, все случится быстро. Хоть что-то.

Может, у октов есть защита ближнего действия на этот случай. Может, Квитрилиса вместе с кораблем уничтожат до того, как они врежутся в примариан, или скинут с курса лазерным лучом, или сделают еще что-нибудь – столкнут полем, отбросят с курса чем-то изумительно, превосходно мастерским. Вот только корабли были для этого примитивны. Ого! Квитрилису пришло в голову, что он сейчас, возможно, поубивает кучу октов. Ощущение в животе стало совсем невыносимым: ощущение полной безысходности. Вот черт! Крупный дипломатический инцидент, мать его так. Культуре придется приносить извинения и... Он уже начал думать о том, что если знать о своей близкой смерти, то в одну или две секунды можно втиснуть херову тучу мыслей... и тут раздался совершенно спокойный голос корабля:

– Квитрилис?

Он открыл глаза. Жив.

А впереди – все то же небо в звездных точках. Пустое. И?..

Он оглянулся. Группа кораблей – двадцать с чем-то примарианов и один лишний рядом с ними – быстро уменьшалась в размерах, будто «А теперь...» прошел сквозь них на огромной скорости.

– Мы его обогнули? – спросил Квитрилис, сглатывая слюну.

– Нет, – сказал корабль. – Мы прошли прямо сквозь него, потому что это не настоящий корабль, а всего лишь род голограммы.

– Что? – сказал Квитрилис, тряся головой. – Как? Почему?

– Хороший вопрос, – сказал корабль. – Интересно, у них все звездолеты – такие же фантомы?

– Я жив, черт меня раздери, – выдохнул Квитрилис. Он вышел из виртуальной среды управления и сел в кресле ровно. Физические элементы управления оказались прямо перед ним, а круговой дисплей теперь показывал в чуть меньших подробностях то, что он, казалось, видел напрямую. – Мы живы, корабль, черт нас раздери! – завопил он.

– Да, живы. Даже странно. – Голос корабля звучал недоуменно. – Я посылаю сигнал с сообщением о случившемся на мой старый системник. Что-то тут не так.

Квитрилис распростер руки и задрал ноги.

– Но мы живы! – восторженно закричал он. – Мы живы!

– Я не возражаю, Квитрилис. Вот только... Постойте. Мы – в прицеле!..

Луч из примариана, прибывшего раньше всех, охватил их со всех сторон; маленький корабль и человек в нем превратились в плазму за сотые доли миллисекунды.

На этот раз у Квитрилиса Йюрке не было времени поразмыслить.

* * *

Джан Серий Анаплиан, агент знаменитых/пресловутых (зачеркнуть по вкусу) Особых Обстоятельств Культуры, увидела свой первый сон о Прасадале на борту «Семенной дрели», системника класса «Океан». Детали сна были не важны, но ее взволновал после пробуждения тот факт, что именно такие сны всегда связывались с домом. Прежде бывали сны о королевском дворце в Пурле, и об имении в Мойлиу, и о Восьмом уровне вообще, и даже (считая сны о Хьенг-жаре) о Сурсамене в целом. Это случалось несколько первых лет после прибытия в Культуру, когда Анаплиан неизменно пробуждалась в тоске по дому, нередко в слезах.

Эти сновидения медленно исчезли, вытесненные снами о других местах, в которых она жила, – например, о Клуссе на орбиталище Гадамф, где началось ее долгое введение, проникновение и вхождение в Культуру. Порой это были видения глубокие, своеобразно-трогательные, но никогда не отягощенные чувством утраты и тоски, как сны о доме.

Она моргнула, проснувшись в серой темноте новой каюты (абсолютно стандартный объем пространства в абсолютно стандартном корабле класса «Океан»), и вдруг осознала – не без ужаса, с долей мрачного юмора и капелькой иронии, – что стоило ей ощутить себя счастливой, свободной от Сурсамена и всего, что он для нее значил, как пришлось возвращаться туда.

* * *

Она почти что поймала шарик. Но не поймала, и тот ударил по правому виску с такой силой, что она вскрикнула от боли. Такой удар, несомненно, уложил бы любого гуманоида. С прежними усовершенствованиями от ОО она бы легко увернулась или поймала шарик одной рукой. Да что там – зубами! А вместо этого – бац!

Она увидела летящий шарик и поняла, что он стремительно приближается к ней, но не проявила должной расторопности. Шарик отскочил от нее. Анаплиан тряхнула головой, широко расставила ноги и чуть согнула их в коленях, на тот случай, если вдруг начнет заваливаться, – но не начала. Боль отступила, отмененная. Анаплиан потерла голову, подняла жесткий маленький шарик от крекбола – всего лишь деревяшка – и обвела помещение взглядом: кто же бросил его? У небольшого бара на внешнем балконе, по которому шла Анаплиан, стояла группа людей. Один из них приблизился к ней.

– Вы в порядке? – спросил он.

Анаплиан бросила в него шарик, плавно описавший высокую дугу.

– Да, – ответила она.

Мужчина – небольшой, круглый, сам похожий на мячик, – был черноволосым, с экстравагантной прической. Он поймал шарик и замер, взвешивая его в руке, потом улыбнулся.

– Просто тут сказали, что вы из ОО, вот и все. Я решил проверить – и бросил его в вас. Думал, вы его поймаете, нырнете или что-нибудь в этом роде.

– Может, лучше было просто спросить? – сказала Джан Серий.

Кое-кто из стоявших у бара смотрел на них.

– Извините, – сказал человек, кивком показывая на ее ушибленный висок.

– Принято. Всего доброго.

И Анаплиан повернулась, чтобы продолжить путь.

– Позвольте мне вас угостить?

– Не стоит. Но все равно спасибо.

– Нет, серьезно. Я хочу искупить свою вину.

– Считайте, что искупили. Спасибо.

– Я готовлю прекрасную «Месть За», как настоящий специалист.

– Не может быть. И что же такое «Месть За»?

– Это коктейль. Пожалуйста, останьтесь. Выпейте с нами.

– Ну хорошо.

Анаплиан выпила «Месть За» – коктейль оказался очень крепким. Она сняла антиалкогольную защиту. Круглый и его друзья принадлежали к Фракции мира – той части Культуры, которая отделилась несколько столетий назад, с началом Идиранской войны, не желая участвовать в конфликте.

Она осталась и выпила еще несколько таких же коктейлей. В конце концов круглый признался, что Анаплиан ему нравится и он находит ее весьма привлекательной, но вот ОО ему не нравятся совсем. Добрый корабль «Мы знаем, что для вас лучше» – так черноволосый обозвал их. Довольно издевательски, подумала Анаплиан.

– Это, как ни крути, насилие, – заявил он. – А мы должны быть выше этого.

– Да, иногда это насилие, – согласилась Анаплиан, неторопливо кивая.

Большинство друзей круглого разошлись. За балконом в открытом воздухе, окружавшем всесистемник, проходила регата летательных аппаратов на мускульной силе. Представление было очень шумным и красочным, со множеством фейерверков.

– Мы должны быть выше этого. Понимаете?

– Понимаю.

– Мы и без того сильны. Слишком сильны. Мы можем защитить себя одним лишь примером. Нет никакой нужды вмешиваться.

– Неотразимый довод этического свойства, – торжественно заявила Анаплиан.

– Теперь вы смеетесь надо мной.

– Нет, я соглашаюсь.

– Но ведь вы же в ОО. Вы вмешиваетесь в чужие дела, прибегаете к грязным трюкам. Разве нет?

– Да. Мы прибегаем, я прибегаю.

– Тогда не говорите мне, что я использую неотразимый довод этического свойства, не оскорбляйте меня.

Парень из Фракции мира вел себя довольно агрессивно. Это позабавило ее.

– У меня вовсе не было таких намерений, – сказала она ему. – Я только говорила... извините. – Анаплиан отхлебнула еще коктейля. – Я только говорила, что согласна с вашими словами, но не настолько, чтобы изменить свою манеру поведения. В ОО вас чуть ли не в первую очередь учат или... – Она деликатно рыгнула. – Простите. Или подводят вот к чему: ни в чем нельзя быть слишком уверенным, всегда будь готов признать, что на все наши действия найдутся контрдоводы.

– Но вы продолжаете их совершать.

– Но мы продолжаем их совершать.

– Это позор для всех нас.

– Вы имеете право на свою точку зрения.

– А вы – на свою. Но ваши действия пятнают меня, тогда как мои вас не пятнают.

– Вы правы. Но с другой стороны, вы принадлежите к Фракции мира, а это совсем другое дело.

– Но тем не менее мы остаемся в Культуре. Мы и есть настоящая Культура, а вы – раковый отросток, вы стали больше, чем тело, на котором паразитируете, и еще опаснее, чем в те времена, когда мы отделились. Но внешних отличий нет, а потому для постороннего глаза мы и вы – одно и то же. Они видят одну сущность, а не разные фракции. Вы ухудшаете нашу репутацию.

– Понимаю. Мы вас виноватим. Приношу вам свои извинения.

– «Виноватите»? Это что-то новенькое – раньше в ОО так не говорили.

– Нет, это на моем родном сарлском. Мой народ иногда использует сланные стровечки. Странные словечки. – Анаплиан прикрыла рот ладонью и хихикнула.

– Вам должно быть стыдно, – печально сказал круглый. – Нет, в самом деле, мы ничуть не лучше – вы ничуть не лучше – дикарей. Они, как и вы, всегда находят оправдания своим преступлениям. А их просто не нужно совершать.

– Я вас прекрасно понимаю. Правда.

– Тогда вам должно быть стыдно. Скажите, что вам стыдно.

– Нам стыдно, – заверила его Анаплиан. – Постоянно. Однако мы можем доказать, что наши действия приносят свои плоды. Наше вмешательство и грязные трюки. Они приносят плоды. Наше оправдание – в статистике.

– Я спрашивал себя, как мы дошли до этого. – Мужчина горько улыбнулся и закивал. – Непререкаемые заповеди Контакта, ОО. Вся эта чушь с бородой, глупость несусветная.

– Это не глупость... Как и не истина.

Круглый, покачивая головой, сполз с высокой табуретки. Его буйная темная грива совсем растрепалась, волосы стояли клочьями. Ужасно непривлекательно.

– Мы ничего не можем с этим поделать, – печально, а может, сердито сказал он. – Разве нет? Никак не можем вас изменить. Вы продолжите заваливать мир дерьмом, и оно будет громоздиться вокруг вас, вокруг нас, пока всем не откроется настоящая истина, а не ваша сраная статистика. А до того времени мы ничего не сможем поделать.

– В драке с нами у вас нет шансов, – рассмеялась Анаплиан.

– Очень смешно.

– Извините. Дешевый прием. Прошу прощения. Мне стыдно.

Человек снова покачал головой.

– Как бы вам ни было стыдно, этого все равно недостаточно. Всего доброго.

Он пошел прочь. Анаплиан смотрела ему вслед.

Ей хотелось сказать круглому, что все в порядке, что на самом деле беспокоиться не о чем, что Вселенная – ужасное, совершенно равнодушное место, куда пришли люди и добавили еще больше страданий и несправедливости, и все стало гораздо хуже, чем он может себе представить, но она знает этот мир, потому что изучала его, жила в нем, пусть и недолго. Его можно улучшить, но лишь запачкав руки, и надо сначала сделать попытку (попытка – твой долг, твоя обязанность), чтобы убедиться в верности своего пути. Иногда это подразумевает использование ОО, и вот мы опять там, откуда начали. Анаплиан поскребла голову.

Конечно же, они постоянно беспокоились насчет собственной правоты. Все ее знакомые по ОО время от времени предавались таким мыслям. И конечно же, утешали себя тем, что правы. А иначе разве они оказались бы в ОО и делали то, что делают?

Может, круглому все это было известно. Какой-то голос говорил ей, что этот тип – сам агент ОО или что-то в этом роде. Может, он из другого подразделения Контакта. А может, его подослал корабль. Или один из Разумов, наблюдающих за ситуацией с мортанвельдами – так, на всякий случай. Чуть не разбил ей голову деревянным шариком – хорошенький способ проверить, разоружили человека должным образом или нет.

Последнюю «Месть За» Анаплиан оставила нетронутой на стойке бара. «Мы тут все Фракция мира, сучий ты потрох», – пробормотала она и, пошатываясь, побрела прочь.

* * *

Перед тем как сойти с «Семенной дрели», Анаплиан попыталась выяснить, что известно о последних событиях на Восьмом уровне Сурсамена. Частично она делала это сама, частично – с помощью агентов (несложных и недолговечных личностных конструктов), которых отправляла в галактабазу данных на поиски информации.

Она искала не только подробности, но и любой намек на то, что за сарлами ведется пристальное наблюдение. Слишком много продвинутых цивилизаций, казалось, верили, что сама примитивность малоразвитых культур и присущий им высокий уровень насилия автоматически дают право шпионить за ними. Даже обществам, намного отставшим от Культуры в технологическом плане, производство машин для производства машин, которые производят другие машины, в материальном отношении совершенно ничего не стоило. Полученная туча инструментов – каждый, если нужно, не больше пылинки – могла при поддержке крупных космических аппаратов вести сплошное наблюдение за всей планетой и передавать в мельчайших подробностях происходящее практически в любом месте.

Такие действия ограничивались договорами и соглашениями, но их обычно заключали лишь самые развитые и устойчивые сообщества, а также те, кого они прямо контролировали или плотно опекали. Для тех, кто лишь недавно вошел в число избранных – эволютов галактической метацивилизации, – эта технология оказывалась новой игрушкой и поначалу приносила массу удовольствия.

Общества, лишь недавно отказавшиеся от постоянного использования силы и ведения военных действий (нередко против своей воли отказавшиеся), обычно больше всего горели желанием наблюдать за теми, кто продолжал использовать эти методы. Чуть ли не последним средством борьбы с такого рода вуайеризмом было обращение наблюдательных устройств против их создателей. Аппараты собирались, перепрограммировались и насылались в тот мир, откуда происходили, причем упор делался на резиденции и излюбленные места отдыха власть имущих. Обычно это решало проблему.

Народы Сурсамена, в особенности такие, как сарлы, не подозревавшие о тайном наблюдении и беззащитные против него, предположительно ограждались от его отрицательных последствий. Но если сведения не распространялись широко, это не значило, что они вообще не собирались. Культура обладала одним из самых открытых и обширных разделов в галактабазе данных, но даже Культура не видела и не знала всего. Немало частных, скрытых вещей ускользало от ее внимания. Как правило, все тайное становилось явным, но к тому времени зло уже торжествовало.

С Восьмого пока не поступало известий: либо никто не вел там наблюдения, либо кто-то вел, но держал сведения при себе. Технически мортанвельды вполне могли осуществить это, но они были слишком гордыми, законопослушными и вообще надменными (мало чем отличаясь в этом от Культуры). Нарисцины, вероятно, тоже считали это ниже своего достоинства, а окты... октов, казалось, мало что интересовало, кроме претензий на то, чтобы считаться истинными наследниками Вуали.

Даже рутинный заход в принадлежащую октам часть галактабазы предварялся пространной лекцией по истории галактики в октской версии, по сути сводившейся к всевозможному выявлению сходных черт между Вуалью и октами, а также подчеркиванию обоснованности их претензий на наследство Мантии. Для октов это наследство явно включало как сами пустотелы, так и сопутствующее уважение – уважение, в котором, как они небеспричинно считали, им отказывалось. Интерфейс программы, которой пользовалась Культура, обычно отфильтровывал эту дребедень (претензии октов казались обоснованными только им самим; подавляющее большинство авторитетных ученых приводили неоспоримые факты в пользу того, что окты – относительно новый вид, никоим образом не связанный с Вуалью...), однако она никуда не девалась.

Окты и в самом деле вели наблюдение за сарлами, но лишь местами и несистематически, да к тому же – по взаимному соглашению – приборами сантиметрового масштаба, вполне различимыми человеческим взглядом. Обычно приборами оснащались машины, управляемые октами: лифты, самолеты, наземные транспортные средства и октские скафандры.

Материалов в открытом пользовании за последние несколько сотен дней было не очень много, но кое-что было. Джан Серий просмотрела записи великого сражения близ Ксилискинской башни, решившего судьбу делдейнов. Октские комментарии и прочая информация предполагали, что аултридии захватили соответствующие уровни башни и доставили делдейнские войска на позицию, откуда те могли неожиданно вторгнуться в исконно сарлские области. Помеченный значком «ОО» комментарий заключал, что аултридиев оклеветали и ответственность за все несут окты.

Все записи относились к заключительной части сражения и были сделаны с неподвижной точки высоко над местом действия, возможно с самой башни. Вдруг, думала Анаплиан, удастся найти эпизод ранения отца и кадры, свидетельствующие о судьбе Фербина? Она пыталась брать крупные планы, велела агенту выискивать все похожее на них, но запись оказалась слишком нечеткой, и на поле боя нельзя было распознать отдельных людей.

Она видела (и опять как будто с высоты – правда, на этот раз снимали с летательного аппарата), как сарлская армия, теперь под предводительством Мертиса тила Лоэспа, пересекла канал в пустыне около Хьенг-жара, высокий туман от которого был виден в подернутой дымкой дали. Она видела короткую осаду и еще более скоротечный штурм Расселя, столицы делдейнов.

И больше, похоже, ничего. Нормальный новостной ролик должен был показывать победные торжества в Пурле, тила Лоэспа, принимающего капитуляцию у делдейнского главнокомандующего, груды мертвых тел в ямах, сжигаемые знамена, плач по близким, но окты не подумали о чем-нибудь художественном или оценочном.

Обычная, страшно примитивная, варварская, но лихая война, о каких любят послушать люди среди домашнего уюта, подумала Анаплиан. Все-таки жаль, что никто не запечатлел эту кампанию во всех ее кровавых подробностях.

К октской записи было приложено быстро расширяющееся, но довольно скучное облако комментариев, обзоров, размышлений и прогнозов. Это было сделано через новостные и мониторинговые агентства, интересующиеся подобными событиями. Многие специалисты по пустотелам и Сурсамену (кое-кто даже специализировался по Восьмому, то есть по сарлам) жаловались на нехватку информации, что вынуждало их заниматься спекуляциями. Другим же эта нехватка подробностей казалась подарком судьбы. Выскакивали предложения поиграть в военные игры, основанные на недавних событиях. Готовились и другие развлечения, связанные с этой войной, а некоторые уже были готовы.

Джан Серий пробрала дрожь. Она лежала на кушетке у благоухающего пруда (брызги, смех, теплые лучи на коже), закрыв глаза, видя, переживая все эти события. Внезапно она почувствовала себя так же, как в самом начале вхождения в Культуру, в те путаные первые дни, когда вокруг мерещился сплошной сумасшедший дом. Воспоминания о родине были еще так свежи, и все вокруг казалось таким бесконечно, ужасающе, агрессивно чуждым по сравнению с ней, что смириться с этим было невозможно.

Анаплиан оставила своих агентов пастись в галактабазе – вдруг объявится хорошо запрятанная прямая трансляция. Добро пожаловать в будущее, думала она, наблюдая все эти словеса и шумиху. Все наши трагедии и триумфы, наши жизни и смерти, наш позор и наши радости – это всего лишь наполнитель твоей пустоты.

Пожалуй, ее настрой был слишком уж мелодраматичным. Убедившись, что смотреть больше нечего, она отключилась, встала и присоединилась к шумной игре в водные пятнашки.

* * *

Один корабль, другой. С «Семенной дрели» она пересела на экспедиционный корабль Контакта «Ах вы, чудища-шалуны». Еще раз, как в эстафете, ее передали на «Ксеноглоссист», корабль ограниченной дальности. В последнюю ее ночь на борту состоялась всеобщая вечеринка с танцами, и Анаплиан безудержно предалась бешеной музыке и совсем уж бешеным телодвижениям.

Последний корабль Культуры, перед входом в мортанвельдские области, назывался «Убери все перед уходом» – очень скоростной дозорник класса «Гангстер», бывший корабль быстрого реагирования.

Она по-прежнему терпеть не могла эти дурацкие названия.