Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Близнецы – всадники






 

(Лель и Полель, Перун и Даждъбог, Даждьбог и Ярила, Борис и Глеб, Флор и Лавр.)

По всему миру распро­странены мифы о двух братьях-близнецах. Ин­доевропейцы, первыми в мире при­ручившие коня, представляли их в виде двух молодых всадни­ков. Это — индийские Ашви-ны, греческие Диоскуры, гер­манские Хенгест и Хорса, балт-ские Сыновья Бога, иранские Хаурватат и Амеретат. Сестрой (часто и супругой) их была солнечная дева — индийская Сурья (или Заря-Ушас), греческая Елена, германская Ровена, балтская Дочь Солнца, иранская Анахита. Братья и сестра обычно свя­заны со светом — солнцем, звездами, зарей. Подобно Солнцу, они передвигаются то на конях, то в лодке, свя­заны с лебедями и другими птицами.

Братья близки и добры к людям, всегда готовы помочь в беде. Они — герои и воины, но также целители и боже­ства плодородия.

Между близнецами есть и различия. Один более связан с днем, другой — с ночью и смертью. (Например, Поли­девк (Поллукс) бессмертен, Кастор — смертен.) Один — преимущественно воин, второй — мирный труженик.

У славян (поляков) эти боги звались Лель и Полель. Впервые их упоминает Мартин Кромер и отождествляет с Кастором и Поллуксом. Меховский добавляет, что их мать — Лада, и усматривает в ней Леду, мать Диоскуров. Это же повторяют Вельский и Стрыйковский. Меховский говорит также о трех разбитых каменных идолах, лежав­ших в церкви Троицы в Кракове, но, к сожалению, не на­зывает их имен.

Между тем польские проповедники XV в. говорят о бо­жествах Ладе и Леле, Длугош же отождествляет Ладу (Ладо) с Марсом, а Дзидзилелю (Лелю) — с Венерой. В лысогорской легенде фигурируют божества Ладо, Вода и Лели (Леля?). Ни о каком Полеле речи нет. Однако всем этим авторам источником служили обрядовые троиц­кие и майские песни. Кромер же и Стрыйковский говорят, что Леля с Полелем поминали в застольных песнях. Веро­ятно, на весенних праздниках поляки славили Ладу (Ве­ликую Богиню), а на пирах — Леля и Полеля.

А. Брюкнер иронически замечает, что Лель с Поле­лем пришли на славянский Олимп прямо из корчмы. Что ж, выпить и погулять языческие боги и их почитатели дей­ствительно любили. В песнях (не только пьяных) у поля­ков известен припев «лелюм-полелюм», «лели-полели», у русских — «люли-полюли», у сербов —- «полялом-ля-лом». У польских писателей XVII в. выражение «лели-полели» означает беззаботное отношение к жизни. Его упо­требляют, например, говоря о шляхтиче, пропивающем имение; или о тех, кто надеется без труда получить царст­во небесное. В словацкой песне беспутного брата порицают словом «лало», а подобную ему сестру — «лойда». (Об этом уже говорилось в связи с Ладой.)

Не без влияния церкви образ веселых богов стал демо-низироваться. В книге «Порядок права чертовского» (1570) черт Кофель («Кубок»), напившись, зовет чертей Леля и Полеля. У галичан черт зовется «дщько», «Лелек». По-чешски lelkovac — «оглядываться», lelka — «слепая пти­ца», dedkovac — «оглядываться», «беситься». Возможно, Лель, подобно Дионису, мог насылать хмельное безумие.

Все же, как будет показано в главе о богине Леле, имена ее и Леля, родственны главным образом словам, связанным с семейными отношениями и материнской лаской. «Полель» же означает просто «после Леля», то есть младший брат Леля.

Оригинальные сведения о братьях-богах есть у Про-коша-Диаментовского. Он сообщает, что белокаменные идолы Леля и Полеля стояли в Кародуне (Кракове), и им приносили в жертву поросят. При этом Леля почитала толь­ко знать как защитника свободы, посланного богами Тржи и Живе, а Полеля — весь народ как хранителя Родины. Действительно, связь богов-близнецов со знатными воина­ми и простым народом — общеиндоевропейская черта. Так, в испанской легенде крестьянка рожает одного близ­неца от рыцаря, другого — от своего мужа. Первый ста­новится героем Сидом, второй — простым землепашцем.

Прокош говорит также, что Лель, подобно своему пред­ку Скифу, имел герб в виде полумесяца рогами кверху. В Польше существовал герб Лелива: золотая звезда над полумесяцем рогами вверх, в нашлемнике — то же на фоне павлиньего хвоста. Эта эмблема — древний символ солнца и луны, восходящий к ахеменидскому Ирану. А хвост пав­лина — древнегреческий символ звездного неба («глаза Аргуса»). Лель, таким образом, подобно Радигосту, Дан-Богдану, Яриле, Митре, бог света и всех небесных светил.

На знаменитом скифском гребне из Солохи два воина, конный и пеший, бьются с третьим. Он уже потерял коня и с трудом отбивается, прикрываясь щитом в виде полуме­сяца рогами кверху. Как обоснованно считает Д. С. Раев­ский, это — Колаксай-Скиф, гибнущий в бою с братьями.

Российские авторы XVIII в., рассматривая Ладу (вслед за «Синопсисом») как богиню брака и любви, видели в ней Венеру, а в ее сыне Леле — Амура (Эрота). Отсюда и Лель — легкомысленный и любвеобильный пастушок в драме А. Н. Островского «Снегурочка».

Впрочем, подобный юный бог любви у славян, похоже, был. У Древлянского описан Любмел — персонаж бело­русской свадьбы. Это мальчик в белой рубашке, красном венке и красных сапожках. Он танцует с молодыми, дает им еду и деньги. Литовцы почитали богиню любви Мильду и ее сына Кауниса — крылатого человечка. По сути, это тот же юный и веселый бог, сын Великой Матери, подоб­ный Яриле.

Восточным славянам Лель и Полель неизвестны. Но близнецов-всадников почитали и здесь. Об этом говорят, во-первых, народные вышивки, во-вторых, очень популяр­ные на Руси культы святых всадников — Бориса и Глеба, Флора и Лавра.

На вышивках богиня стоит между двух приветствую­щих ее всадников. В скифском, боспорском и дако-сарматском[33] искусстве такая сцена (чаще с одним всадником) означала получение царем власти от богини. Царь при этом уподоблялся богу (Колаксаю-Скифу). Сам обряд инвес­титуры состоял в питье из рога в честь богини и как бы совместно с ней.

Славяне, однако, переработали по-своему древний сю­жет. Б. А. Рыбаков выделяет два типа вышивок. На од­них вышивках богиня в высоком головном уборе замужней женщины, с воздетыми руками. Всадники — женщины, кони их иногда запряжены в сохи или бороны. На дру­гих — богиня без головного убора, с опущенными руками. Всадники — мужчины, у обоих кони отмечены солярны­ми знаками. Первая композиция связана со встречей вес­ны («Приехала Весна на сошечке, на боронечке»), в то-рая — с солярным праздником Купалы. Первая, видимо, представляет Ладу-Весну и двух ее дочерей. Вторая близка к общеиндоевропейской: солнечные братья-всадники и их сестра-супруга.

В обоих случаях всадники совершенно одинаковы. Дру­гое дело — иконы с парными святыми-всадниками. Если Борис и Глеб — святые чисто русские, то Флор и Лавр в Византии на конях никогда не изображались, и такие их иконы в России даже осуждались церковью.

Святые-всадники на иконах либо едут рядом, либо (Флор и Лавр) стоят по бокам архангела Михаила, напоми­ная этим богиню с «прибогами» на вышивках. Левый всад­ник (Борис, Флор), как правило, бородат. Правый (Глеб, Лавр) — безбород. Кони у святых почти всегда разной ма­сти, а одежда (плащи) разного цвета. У левого плащ чаще красный, конь зеленый или темный (черный, синий, сине-черный, темно-гнедой), изредка белый. У правого плащ чаще темный или зеленый, конь — красный или белый.

Иногда всадники различаются как воин и священник. На иконе XV в. из Третьяковской галереи Флор держит копье, Лавр — крест. На другой иконе рядом с Флором стоит святой воин (Георгий), рядом с Лавром — св. муче­ник Кирилл с Евангелием в руках. Иконописный «подлин­ник» XVII в. предписывал изображать Бориса вооружен­ным, а Глеба — безоружным.

Какие же языческие боги скрываются за братьями-свя­тыми? Не Белбог и Чернобог, хотя им и были посвящены белый и черный кони. Этим владыкам мира соответствуют не святые, а Бог и Сатана. Значит, кто-то из младших богов (Сварожичей)? Перун бородат и немолод, Даждьбог (Зо-ревик, Божич) и Ярила чаще представляются молодыми. Конь Ильи Муромца — темной (бурой) масти, конь Ильи-пророка (в духовных стихах) — белый. Конь же левого всадника преимущественно цвета грозовых туч, редко — белый. Кони Солнца в славянском фольклоре — красные или белые, кони Ярилы и Георгия — белые. Ладожская фигурка Перуна — из красного дерева. Юрий (то есть. Ярила) у хорватов — «зеленый», на зеленом коне.

Можно, следовательно, предположить, что левый всад­ник — Перун, а правый — Даждьбог или Ярила. Что такая пара богов на Руси действительно существовала — тому есть прямые подтверждения. На Збручском идоле справа от Великой Богини стоит бог-всадник с мечом (Перун), слева — богиня зари и безоружный солнечный бог. Уже говорилось о псковских идолах «Корса» (громовника-змееборца с мечом) и «Услада» (безоружного с крестом). Крест у русских язычников был связан с солнцем (судя по крестам-амулетам с солярными знаками)[34].

Однако на иконах старший всадник (предполагаемый Перун) стоит слева от Михаила, а младший (предполага­емый Даждьбог) — справа. Но ведь Михаил, по народным представлениям, — громовник. Не случайно он одет, подоб­но старшему всаднику, в красный плащ. Вероятно, здесь он заменяет не богиню, даже не Перуна, а старшего гро­мовержца — Рода (красный цвет — «родрый», «ръдя-ный»). Слева, то есть по правую руку, «одесную» централь­ного персонажа, оказывается бог, более близкий ему по духу; по левую же руку, «ошую», — менее близкий. Есте­ственно, владыке грома ближе воинственный Перун, Ве­ликой Матери — более мирный Даждьбог.

На ряде икон Борис и Глеб стоят пешие по бокам своего отца Владимира либо св. Николая. В «Чтении о Борисе и Глебе» Нестора-летописца сохранена легенда, в которой Борис, Глеб и Николай являются в виде трех всадников, причем братья называют святого своим отцом. Николай, «наследник» Бога, как показано выше, заменил язычес­кого Сварога.

Итак, божественные братья-всадники — это Перун и Даждьбог (или Ярила)[35], в языческом «чине» сопровож­дающие Ладу, Рода или Сварога. На вышивках же вы­ступают две дочери Лады в «весенней» композиции или два солнечных бога (видимо, Даждьбог и Ярила) — в «лет­ней».

Был ли прав В. А. Городцов, усматривавший в славян­ском «чине» иранское (скифо-сарматское) влияние? Или же дело здесь в общем индоевропейском наследии (Ашвины и Сурья, Диоскуры и Елена и т. д.)?

На скифских изображениях (от Крыма до Алтая) всад­ник, обычно вооруженный, стоит «ошую» богини — точно так же, как на Збручском идоле. На пластине от головного убора скифской жрицы из кургана Карагодеуашх «ошую» богини сидит воин с луком у пояса и рогом в руке, «одес­ную» — женоподобный жрец с ритуальным сосудом. Бо­гиня вручала власть царю-воину, но ближе ей все-таки был мирный жрец.

На диадеме из Сахновки на Роси, в земле скифов-паха­рей, справа от богини — бородатый воин с секирой и ро­гом и слуги, готовящие еду и питье, слева — безбородый и безоружный персонаж с факелом (жрец?), два побрати­ма (пьющие вино из одного сосуда) и жрец (приносящий в жертву барана и человека). Здесь представлено все скифское общество — жрецы, воины, простые труженики. При этом жрецы стоят «одесную» богини, воин и слу­ги — «ошую». И на украинских иконах XVII в. справа от Богоматери стоят цари, гетманы, казаки, слева — духо­венство.

На Збручском идоле рог в руках богини украшен изо­бражением ромба. Именно такая накладка в виде «ромба с крючками» — древнейшего символа плодоносящей земли и ее богини — есть на священном роге из Черной Могилы. Вспомним обряд с рогом в Арконе. Вероятно, черниговский князь-жрец тоже «пил на брудершафт» с Великой Богиней (как арконский жрец — со Святовитом), но вкладывал в этот обряд смысл получения власти от богини.

У осетин старший всегда едет справа от младшего — так же, как на иконах со всадниками.

На изображениях в митраистских храмах Митру со­провождают два юноши — Каут (с поднятым факелом) и Каутопат (с опущенным). На фресках Митра в красном плаще, «одесную» его — Каут в красной одежде, «ошую» — Каутопат в зеленой. (Все — как на иконах с Михаилом, Флором и Лавром.) На древнерусской миниатюре из Хлудовской псалтыри слева стоит вечерняя Заря (в зеленом), справа — утренняя (в красном с поднятым факелом); меж­ду ними — солнце. Каут — это солнце, огонь, бесплод­ный (сухой и холодный) сезон, дух; Каутопат — луна, вода, земля, вегетативный сезон, материя. Первый более воинствен: он и Солнце смотрят прямо на Митру, убивающего быка, а Каутопат и Луна отворачиваются.

В Авесте Митру сопровождают его братья: Рашну — справедливый судья и Сраоша — воин-жрец, крушащий палицей драконов и дэвов наподобие громовника. Рашну идет «одесную» Митры. У могучего змееборца Кересаспы тоже есть брат — мудрец и законодатель Урвахшая.

Вся эта система восходит к общеиндоиранским време­нам. Во II тыс. до н. э. царями и воинами-колесничими в царстве Митанни на севере Месопотамии были индоарии. На печати миттанийского царя Шаушшатара (XV в. до н. э.) изображена богиня со зверями. Слева от нее — бог, уби­вающий быка (Митра), справа — бог, с рук которого сте­кает река (Варуна). Ниже богов — два героя, борющиеся со львами (видимо, соответствующие Кауту и Каутопату). Рядом с левым героем — звезда. Митра и Варуна — братья, сыновья Адити. Первый связан с солнцем, днем, жреческим сословием. Второй — с луной, ночью, водой, сословием воинов. Варуну сближали и даже отождествля­ли с громовником Индрой. Митра добрый и дружествен­ный к людям, Варуна — мрачный, гневный, карающий. У славян этой паре соответствуют Даждьбог и Перун (хотя Варуна во многом близок к Велесу).

Славяне, таким образом, охотно перенимали у своих иранских соседей то, что освящало царскую власть и сослов­ный строй. Но перенятое у скифов, сарматов или дунайских митраистов накладывалось на общеиндоевропейские представления о близнецах-всадниках и трех сословиях.

Вернемся теперь к Лелю и Полелю. Иранских черт у этой пары почти нет (только Аель напоминает Скифа-Колаксая), она больше сохранила древний индоевропей­ский облик. Это скорее не Даждьбог и Перун, а Даждь-бог и Ярила — два солнечных бога, княжеский и просто­народный. Правда, из того, что мы уже знаем о трех Сва-рожичах, вытекает, что самый младший из них — Даждь­бог, а самый старший — Перун, средний — Ярила. По-лель же (Ярила?) — младший брат Леля (близкого Даждьбогу). Но у славян, так же как у греков или индий­цев, вполне могли бытовать разные варианты генеалогии богов. Даже в Библии соседствуют разные родословные Иисуса.

Когда Перун и Даждьбог выступают в паре, то первый из них воин, второй — жрец. В сюжетах же с тремя бра­тьями Даждьбог (Зоревик, Сучич) — воин, Перун (Ве­черник, Царевич) — царь-жрец, Ярила (Полуночник, Кухарчич) — труженик. Такие расхождения (связанные с борьбой сословий за власть) нетерпимы для рациональ­ного, научного мышления. Но не для мифологического, ос­нованного на вере, традиции и эмоциях, а не на строгой и холодной логике.

Обратимся, наконец, к восточнославянской сказке «Два брата», явно сохранившей древний миф о богах-близнецах. В ней один из братьев, в духе Персея или Георгия, спасает царевну от змея и женится на ней. Ведьма (мать змея) превращает в камни змееборца и его помощников-зверей. Второй брат, узнав об этом, побеждает ведьму и оживляет брата. Тот, однако, вместо благодарности убива­ет своего спасителя, приревновав его к своей жене (при­нявшей за мужа его близнеца). Ошибка выясняется, и те­перь уже змееборец воскрешает брата.

Два близнеца и их, фактически, общая жена — триада общеиндоевропейская (Ашвины и Сурья, Сыновья Бога и Дочь Солнца). Возможно, змееборец и спаситель царе­вны — Ярила, а его брат — Даждьбог. Замечательна спо­собность братьев воскрешать друг друга. Ведьма же, околдовавшая змееборца и его зверей, очевидно, зима-Яга.

Особенно интересен вариант, сохраненный А. Н. Афа­насьевым (№ 155 в его собрании русских сказок) под на­званием «Два Ивана — солдатских сына». Один брат по­бедил трех змеев и женился на спасенной от них царевне. Второй женился на царевне Настасье Прекрасной и звался с тех пор Иваном Царевичем. Охотясь на оленя и уток, он столкнулся с ведьмой (сестрой тех змеев). Она, оборотив­шись львицей, проглотила его. Брат-змееборец одолел ведьму и воскресил Ивана Царевича. Позже ведьма, оборотившись вом, растерзала братьев: одного в поле, другого в саду.

На скифской чаше из кургана Солоха изображен бой ух молодых конных скифов со львом и с чудовищной рогатой львицей. А Лукиан сохранил скифское сказание о побратимах Белите и Баете, одолевших льва, но павших в бою с ним. У скифов лев — символ не только солнца, но также смерти и нижнего мира. Очевидно, этот мотив борьбы со львами заимствован славянами от скифов.

Иван Царевич, муж Настасьи, как будет показано ниже (в главе о Моране), — тот же Даждьбог. А его брат-змее­борец, видимо, Ярила. Гибель братьев напоминает растерза­ние и разбрасывание по полю чучела божества плодородия. Боги-близнецы должны были своей смертью обеспечить плодородие земли. Флор и Лавр, согласно их житию, были погребены в колодце. В мусульманских же легендах в колод­це погребены были ангелы Харут, Марут— зороастрийские Хаурватат и Амеретат, божества здоровья и бессмертия, сменившие древних богов-близнецов. Очевидно, захороне­ние их в колодце тоже должно было принести земле плодо­родие.

Что мир устроен диалектически, первобытные люди зна­ли задолго до Гераклита и Гегеля, но воспринимали его ди­алектику по-своему, по-первобытному. Всякое племя де­лилось на два рода или фратрии, предками которых обыч­но и считались божественные близнецы. Вот доисториче­ские философы и распределяли все явления природы и об­щества по двум «родам», связанным с двумя богами. В развитой мифологии таких пар богов могло быть и не­сколько.

У славян на первом плане — роды Белбога и Черно-бога. Здесь сказалось влияние иранцев и урало-алтайиев. Но сохранилась и общеиндоевропейская пара младших бс гов, близнецов-всадников, близких людям. Они не стой однозначно добры или злы, как два владыки мира (хотя те тоже близнецы-всадники). Но именно эти младцше боги защищают в земном мире добро и правду, не дают Черно богу действительно стать владыкой Вселенной (завладеть землей и небом). Они порой далеки от морального совер­шенства. Однако именно от них, а не от всеправедного, но далекого Бога в первую очередь ждал народ помощи или наказания.

Близнецы-всадники (иначе говоря, три Сварожича) были тесно связаны с системой трех сословий. Надо заме­тить, что эта система изначально не освящала социального паразитизма. Она выросла из системы возрастных классов, согласно которой общество делилось на юношей-воинов, зрелых мужей-тружеников и стариков-мудрецов. Позд­нее эти занятия стали пожизненными и наследственными для определенных родов. Но все равно предполагалось каждый должен исполнять определенные обязанное! ред обществом; права же на безделье и тунеядство не никто — как не имеют его и сами боги.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.008 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал