Картина 2. Я оказался на странноватом рынке

Я оказался на странноватом рынке. Вид сверху: три треугольника, слипшиеся ветшинами. Первый взаимноперпендикулярен двум вторым взаимнопараллельным. Рынок огражден влажно колышущимися стенками неопределенного цвета и такой же крышей. Входы отсутствовали, но с легкостью бесплотного наблюдателя я попеременно ощутил свое присутствие в каждом из треугольников.

Первый взаимопараллельный треугольник.

Шестью равноудаленными рядами теснятся деревянные лотки. За ними одинаковые на первый взгляд, жирные, потные красномордые продавщицы в колпаках, в цветастых передниках на голое тело. На первый взгляд, потому что при внимательном рассмотрении у каждой из них обнаруживалась своя неприятная особенность. Трупная угреватость лица, повышенная ноздреватось кожи, наполовину вытекший глаз или же крошечные поросячьи ушки, гноящийся нарыв на лбу и тому подобное.

В первом ряду они торговали студенистыми щупальцами. Поштучно целиковыми, на развес кусочками, в брикетах, консервированными, малосольными. Отдельно, как особенный деликатес, у краевого лотка в огромной оцинкованной ванне содержались живые щупальца. Они застенчиво копошились в липкой жиже. Цена на щупальца определялась в различных поцелуях. Короткий английский за штуку, длинный французский за брикет, 9 английских за килограмм сырых, 6 французских за кило малосольных – откровенно значилось на картонках, прилепленных к бочкам и коробкам. Живые же щупальца отдавали за поцелуй в то самое место.

Во втором ряду продавали желтушное желе на разлив и в баночках. За желе приходилось расплачиваться поглаживаниями в различных местах за определенные промежутки времени. Дальше следовали лотки с багровыми прожилками, за них платили собственной кровью, отчуждаемой продавщицей с помощью острых клыков; икра из чернильных зрачков, оцениваемая количеством кинутых палок; слизь разливная и в пластиковых бутылках, которая обменивалась на сеансы определенных оральных услуг; и, наконец, синеватые огоньки, тускло мерцавшие в разнокалиберных прозрачных сосудах. Чтобы получить огоньки, покупатель должен был выдержать несколько ударов плеткой от продавщицы.

Меж рядов неторопливо прохаживались одинаковые смазливые, румяные, ладно скроенные юнцы в белых бикини-плавках. Плавки юнцов значительно бугрились, просвечивали. Они подходил к лоткам, приценивались, оживленно торговались. Плотоядно улыбались продавщицы, строили похотливые глазки.

Я видел как один из юнцов торопливо пихал, запихивал в рот мелко трепещущее, упирающееся щупальце, другой же целовал продавщицу в гнусные губы; как вислозадая торговка щедро черпала, зачерпывала совком из бочки с прожилками, сыпала в газетный кулек, тут же набрякший темно-алым; как другая хлестала, хлестала несчастного парня по лодыжкам, по животу, по значительному бугорку плавок; как он корчил несуразные гримасы, корчился, пускал слезу, явно переигрывая; как лопнула банка с синеватыми огоньками; как они взвились безудержным фейерверком, закружились, унеслись в сторону живо пульсирующей, моховой, ворсистой перегородки. Прожгли аккуратную дырочку, просочились сквозь, туда, в другой. И я вместе с ними. Тоже. Туда.

Другой взаимнопараллельный треугольник.

Так похоже. То же, тоже. Черное отражается в белом. Всадник убивает свое отражение. Ряды, лотки. Плюгавые мужички в засаленных тужурках, в кепках плоскоблинных за лотками. Лица попорчены грязной небритостью, узкие лбы морщинятся, зернистые глазки бегают взапуски. Торгуют хваткой витиеватостью, желейной аморфностью, бугристой напряженностью, пугающей бездонностью, липучей вязкостью и трупной смрадностью. Черпают невидимый товар из пустых бочек, взвешивают невидимое, продают. Очаровательные покупательницы – молоденькие девушки с упругими грудками, нежным румянцем; томные, в открытых купальниках делают вид, что товар, красочно разрекламированный крикливыми вывесками, действительно существует; бережно принимают его, аккуратно раскладывают в пакетики; улыбаются вымученно, позволяют бомжовским ручищам мять свои прелести, целуют слюнявые бомжовские губы. Щерятся рты гнилозубые, зеленоватыми струйками вырывается перегар; вьется, клубится. Плавают лица.

Перпендикулярный треугольник.

Зримая чернота, сотрясаемая незримой чувственной дрожью. Похотливость, суетливость, алчность триедиными импульсами прохватили меня, переполнили, разодрали; разложили на молекулы, атомы, протоны, электроны, мезоны, глюоны, флюоны. Синеватые огоньки померкли.