Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Жизнь и смерть 5 страница






— А может быть он лишь ждет Джейн, чтобы она вырвалась отсюда и поддержала ему компанию, — прибавила Валентина.

 

* * *

 

Миро дежурил возле Садовника. Поздно — после полуночи. Понятное дело, что он не мог сидеть и держать его за руку. В стерильном помещении ему приходилось одевать скафандр. Не для того, чтобы защититься от заражения, но чтобы десколада из его организма не перешла в Садовника.

Если бы я порвал скафандр, хотя бы чуточку, подумал Миро, я мог бы спасти ему жизнь.

В отсутствии десколады расстройство органических функций у Садовника происходило быстро и крайне драматично. Всем было известно, что десколада участвует в процессе воспроизводства pequeninos, даря им третью жизнь в виде деревьев. Только до сих пор было неясно, какое число жизненных функций зависело от ее присутствия. Тот, кто создал вирус, был хладнокровным чудищем для реальности. Без ежедневных, ежечасных, ежеминутных вмешательств клетки действовали лениво, практически полностью замерло производство ключевых, накапливающих энергию молекул и — чего опасались более всего — синапсы реагировали исключительно медленно. Садовник лежал, подключенный к трубкам и электродам, его сканировали сразу несколько полей; Эля и ее ассистенты pequeninos могли снаружи прослеживать за каждым аспектом его умирания. К тому же они каждый час брали пробы тканей. Садовник был настолько изможден, что, когда ему удавалось заснуть, эти взятия анализов его даже не будили. Тем не менее, не смотря ни на что: несмотря на боль, на псевдо-кровоизлияние, тормозящее мозговую деятельность, Садовник упрямо оставался в сознании. Как будто бы одно лишь силой воли он пытался доказать, что даже без десколады pequenino сохраняет разум. Только делал он то не ради науки. Ради своего достоинства.

У настоящих ученых не было времени дежурить возле Садовника, одевать скафандр и даже просто сидеть рядом, глядеть и разговаривать. Только лишь такие люди как Миро, Якт и дети Валентины: Сифте, Ларс, Ро и Варсам… и эта чрезвычайно молчаливая женщина, Пликт; люди, не имеющие других срочных занятий, обладали достаточным терпением, чтобы вынести это ожидание, и достаточно молоды, чтобы тщательно выполнять обязанности… на дежурства приходили только такие. Конечно, они бы могли включить в группу и кого-то из pequeninos, но все, уже освоившие людскую технику, уже входили в состав групп Эли или Оуанды, и работы у них было выше головы. Из всех же, кто часами просиживал в стерильном помещении, брал анализы, кормил и мыл Садовника, один лишь Миро мог с ним общаться. Он мог говорить с ним на Языке Братьев. Наверняка это приносило больному утешение, хотя, по правде, они были чужими друг другу. Садовник родился уже после отлета Миро в тридцатилетнее путешествие.

Садовник не спал. Веки его были приоткрыты, и он глядел в пустоту. Но по движению его губ Миро понял, что pequenino говорит. Он читает наизусть строфы эпических сказаний своего племени. Иногда он целыми часами пел себе под нос фрагменты генеалогии племени. Когда это случилось впервые, Эля ужасно перепугалась, считая, будто Садовник бредит. Pequenino успокоил ее, сказав, что таким образом проверяет собственную память; желает удостовериться, что, теряя десколаду, не утратил собственное племя — ведь это было бы тем же, что и утрата самого себя.

В этот момент, увеличив громкость в скафандре, Миро слыхал, как Садовник цитирует историю чудовищной войны с лесом Неболома, «дерева, которое призывало гром». На самой средине истории имелась вставка, относящаяся к имени Неболома. Эта часть казалась древним мифом, сказкой о брате, несущем малых матерей к месту, где небо треснуло, и звезды упали на землю. Миро, даже и погруженный в размышления касательно открытий сегодняшнего дня, появления Джейн, теории Грего и Ольхадо относительно путешествий силой только желания, по какой-то причине очень внимательно реагировал на слова Садовника. И когда история подошла к концу, ему пришлось вмешаться.

— Сколько лет этой истории? — спросил он.

— Она древняя, — шепнул Садовник. — Ты слушал?

— Последнюю часть. — Миро даже не приходилось сокращать высказывания. Садовник либо не проявлял нетерпения медленной речью парня… в конце концов, он ведь никуда не собирался… либо же процесс его восприятия замедлился до ритма Миро. Во всяком случае, он позволял Миро заканчивать предложения и отвечал, как будто бы внимательно слушал. — Правильно ли я понял, что Неболом нес собою малых матерей?

— Это правда.

— Но шел он не к отцовскому дереву.

— Нет, просто он нес малых матерей. Эту историю я узнал много лет назад. Еще до того, как познакомился с человеческой наукой.

— Знаешь, что я об этом думаю? Этот рассказ мог родиться еще в те времена, когда вы еще не переносили малых матерей к отцовским деревьям. Когда малые матери еще не слизывали сок с внутренней поверхности ствола. Они свисали на тяжах с живота самца, пока молодь дозревала, выходила наружу и занимала их место возле у соска.

— Потому-то я тебе про это и спел, — начал объяснять Садовник. — Я размышлял над тем, а могли ли мы обладать разумом еще до пришествия десколады. И в конце концов вспомнил эту часть истории Войны Неболома.

— Он отправился к месту, где небо треснуло.

— Ведь десколада каким-то образом должна была попасть сюда, правда?

— Сколько лет этой истории?

— Война Неболома разыгрывалась двадцать девять поколений назад. Наш лес не настолько стар. Но мы принесли с собой истории и песни родительского леса.

— Но ведь этот вот фрагмент про небо и звезды, ведь он может быть еще древнее…

— И намного. Отцовское дерево Неболом умерло очень-очень давно. Он мог быть очень и очень старым, когда эта война вспыхнула.

— А тебе не кажется, что это может быть воспоминанием pequenino, который первым открыл десколаду? Она сюда прибыла на космическом корабле, и он видел нечто вроде посадочного модуля?

— Потому-то я и спел.

— Если это правда, то вы наверняка были разумными еще до десколады.

— Теперь-то все уже пропало, — вздохнул Садовник.

— Что пропало? Не понимаю.

— Наши гены из тех времен. Невозможно и догадаться, что у нас отобрала и что отбросила десколада.

Это правда. Каждый вирус десколады может содержать полный генетический код любой лузитанской формы жизни, но это нынешний генетический код, код организма, которым десколада овладела. Первоначальную версию уже никак нельзя ни реконструировать, ни воспроизвести.

— И тем не менее, — буркнул Миро. — Ведь это интересно. Подумать только, что вы уже имели язык, песни и истории еще до того, как она здесь появилась. — А после этого прибавил, хотя и знал, что делать этого не следует:

— Но, таком случае, может теперь ты и не обязан доказывать независимость разума pequeninos.

— Еще одна попытка спасения свинкса, — шепнул Садовник.

В динамике прозвучал голос. Голос из за пределов стерильной камеры.

— Можешь уже выйти.

Это Эля. Только ведь она должна была спать во время дежурства Миро.

— Мое дежурство заканчивается через три часа, — ответил ей парень.

— Туда идет другой.

— Пускай идет, скафандров хватит на всех.

— Миро, ты мне нужен здесь. — Тон голоса Эли не допускал никаких противоречий. Что ни говори, ведь это она руководила экспериментом.

Когда через несколько минут он уже стоял шлюзе, то сразу же понял, что происходит. Там уже ожидала Квара с холодным выражением на лице и столь же взбешенная Эля. Они явно только что ссорились… ничего чрезвычайного. Необычным было только само присутствие Квары.

— Можешь возвращаться. — заявила Квара, как только увидала Миро.

— Даже не знаю, зачем же было выходить.

— Она хочет поговорить с ним наедине. — объяснила Эля.

— Всего лишь вызвала тебя. — прибавила Квара. — Но она не желает отключить систему прослушивания.

— Мы должны регистрировать все, что говорит Садовник. Контроль ясности мышления.

Миро вздохнул.

— Эля, ну когда же ты подрастешь?

— Я! — вспыхнула та. — Я, подрасту? Она приходит сюда, как будто считает себя Девой Марией на золотом троне…

— Эля, — перебил ее Миро. — Заткнись и послушай. Квара для Садовника это единственный шанс выжить. Можешь ли ты, положа руку на сердце, сказать, будто она помешает эксперименту, если…

— Согласна. — Эля поняла аргументацию и отступила. — Она враг любого разумного существа на этой планете, но я все же отключу систему прослушивания, поскольку она желает поговорить с глазу на глаз с братом, которого сама же и убивает.

Для Квары это было уже лишком.

— Ничего не надо ради меня отключать, — заявила она. — Вообще жалею, что пришла сюда. Это было ошибкой с моей стороны.

— Квара! — крикнул Миро.

Девушка остановилась у дверей лаборатории.

— Одевай скафандр и пойди поговорить с Садовником. Почему он должен страдать из за Эли?

Квара еще раз гневно глянула на сестру, но потом направилась к шлюзу, откуда только что вышел Миро.

Он испытал облегчение. Ему было известно, что не обладает здесь ни малейшей властью; обе женщины могли указать, куда он может сунуть свои указания. Но его послушались, так может и желали послушаться. Квара и вправду хотела поговорить с Садовником. А Эля и вправду хотела позволить ей это сделать. Может они уже действительно подросли настолько, чтобы их личная вражда не угрожала жизни других. Выходит, для этой семьи еще имеется какая-то тень надежды.

— Она включит, как только я зайду вовнутрь, — буркнула себе под нос Квара.

— Не включит, — заверил ее Миро.

— Но будет пытаться.

Эля окинула ее презрительным взглядом.

— Я умею держать собственное слово.

Больше они не обменялись ни словом. Квара вошла в шлюз, чтобы там переодеться. Через мгновение она уже находилась в стерильной камере, истекая смертельным для десколады раствором, которым был опрыскан весь скафандр.

Миро услыхал ее шаги.

— Выключи, — приказал он.

Эля вздохнула нажала на клавишу. Звук шагов умолк.

В ухе Миро отозвалась Джейн.

— Тебе передавать, что они там говорят?

— А ты их слышишь? — спросил Миро одними губами.

— Компьютер подключен к нескольким датчикам, реагирующим на вибрации. Я научилась декодировать человеческую речь даже по самым слабым колебаниям. А эти инструменты весьма чувствительны.

— Хорошо, передавай, — шепнул Миро.

— И никаких моральных угрызений?

— Никаких, — ответил он. Ставкой было спасение целого мира. Впрочем, свое слово он сдержал: комплекс звукозаписи был отключен. Эля ничего не слыхала.

Поначалу разговор шел совершенно банально. Как себя чувствуешь? Ужасно. Очень больно? Очень.

Но это именно Садовник прервал формальную вежливую болтовню и перешел к сути.

— Почему ты хочешь, чтобы мои братья были рабами?

Квара вздохнула, но следует признать, в этом вздохе не было ни капли раздраженности. Для опытного слуха Миро это прозвучало так, как будто бы ее и вправду мучили сомнения. Здесь не было ни капли от демонстрируемого по отношению к семье вызывающего поведения.

— Я вовсе не хочу, — ответила девушка.

— Возможно и не ты выковала кандалы, но это ты держишь у себя ключ и не разрешаешь им воспользоваться.

— Десколада — это не кандалы. Кандалы — это просто вещь. А десколада — живая. — Я тоже. И мой народ. Почему ее жизнь должна быть важнее наших?

— Десколада не убивает вас. Вашими врагами стали Эля и моя мать. Это они убили бы всех вас, чтобы спастись от десколады.

— Ну конечно, — согласился с ней Садовник. — Конечно, именно так бы они и поступили. Я бы тоже убил их, чтобы спасти собственных братьев.

— Потому-то ты должен спорит не со мной.

— Именно с тобой. Без твоих знаний люди и pequeninos в конце концов, тем или иным образом, начнут друг с другом резню. У них просто не будет выбора. Если им не удастся усмирить десколаду, то либо она уничтожит всех людей, либо людям придется ее уничтожить, а при случае — и нас.

— Ее никогда не уничтожат, — заявила Квара.

— Потому что ты не позволишь им.

— Точно так же, как не позволю уничтожить и вас. Разумная жизнь — это разумная жизнь.

— Нет, — запротестовал Садовник. — С раменами ты можешь жить сама и позволить жить другим. Но с варельсе договориться невозможно. Остается лишь война.

— Ничего подобного, — воспротивилась Квара. И повторила все те аргументы, которые излагала в беседе с Миро.

Когда она закончила, в камере на мгновение повисла тишина.

— Неужто они все еще разговаривают? — шепнула Эля сидящим у мониторов ассистентам. Ответа Миро не услыхал; видимо кто-то просто кивнул.

— Квара, — прошептал Садовник.

— Я здесь, — ответила та. Тон аргументации исчез из ее голоса. Она не находила радости в собственных жестоких моральных принципах.

— Ты не потому отказываешься помочь, — заявил Садовник.

— Потому.

— Нет, ты бы помогла сразу, если бы не пришлось поддаться семье.

— Неправда! — воскликнула девушка.

И все же… Садовник попал в больную точку.

— Ты настолько уверена в собственной правоте, потому что они столь уверены, будто ты ошибаешься.

— Я права!

— Ты встречала кого-нибудь, не имеющего ни малейших сомнений, но при этом правого?

— Сомнения у меня имеются, — призналась Квара шепотом.

— Так послушайся этих сомнений, — попросил Садовник. Спаси мой народ. И свой.

— Какое у меня право выбирать между нами и десколадой?

— А кто тебе давал право принимать подобные решения?

— А я и не принимаю, — стала отрицать Квара. — Я удерживаюсь от принятия.

— Тебе известно, на что способна десколада. Тебе известно, что она сделает. Удерживаться от принятия решения — это тоже решение.

— Это не решение. Не действие.

— Если ты не пытаешься помешать убийству, которое легко можешь предупредить, разве не становишься убийцей сама?

— Ты хотел встретиться со мной только лишь из за этого? Еще одна особа, диктующая, что мне следует делать?

— У меня имеется на это право.

— Потому что решил сделаться мучеником и умереть?

— Я еще не потерял ума, — заметил Садовник.

— Правильно, ты доказал, что хотел. А теперь пускай сюда запустят десколаду и спасут тебя.

— Нет.

— Но почему? Ты настолько уверен в своей правоте?

— О своей жизни могу решать я сам. Я не такой как вы: не приговариваю других к смерти.

— Если погибнут люди, я погибну тоже, — напомнила ему Квара.

— А ты знаешь, почему я хочу умереть? — спросил Садовник.

— Почему же?

— Чтобы никогда уже не видеть, как люди и pequeninos убивают друг друга. Квара склонила голову.

— Ты и Грего… совершенно одно и то же, — сказал Садовник.

— Это ложь. — Слезы капали на стекло шлема скафандра.

— Вы оба не желаете кого-либо выслушать. Все знаете лучше всех. Но когда что-то заканчиваете, множество невинных уже мертвы.

Квара поднялась с места, как будто собиралась выйти.

— В таком случае — умирай, — сказала она. — Раз уж я и так убийца, так зачем мне плакать еще и над тобой?

Но она не сдвинулась с места. Ей не хочется уходить, подумал Миро.

— Скажи им, — шепнул Садовник.

Квара так сильно завертела головой в жесте отрицания, что слезы сорвались с ресниц и залили маску. Если не успокоится, то через пару секунд ничего не сможет видеть.

— Если ты расскажешь о том, что знаешь, все станут умнее. Если оставишь в тайне, каждый останется глупцом.

— Если я скажу, десколада погибнет!

— Да пусть гибнет! — крикнул Садовник.

Это усилие полностью исчерпало его. Инструменты на мгновение взбесились. Эля ворчала себе под нос, поочередно проверяя их.

— Тебе бы хотелось, чтобы я чувствовала это и по отношению тебя? — спросила Квара.

— Именно это ты и испытываешь по отношению ко мне, — шепнул Садовник. — Так пусть же гибнет.

— Нет, — не сдавалась девушка.

— Десколада прибыла и поработила мой народ. Что с того, разумная она или нет? Она тиран! Убийца! Если бы человек вел себя так, как десколада, даже ты признала бы, что его следует остановить. Даже если бы единственным методом было убийство. Почему же к чужой расе ты относишься более милостиво, чем к представителю собственной?

— Поскольку десколада не знает, что делает, — ответила на это Квара. — Она не понимает того, что мы разумны.

— Ей плевать на это. Кто бы там не создал ее и выслал сюда, ему было безразлично, разумны или нет те расы, которые будут порабощены или уничтожены вирусом. И ты хочешь, чтобы за подобное существо умирали твои и мои братья? Или же в тебе столько ненависти к собственной семье, что становишься на стороне чудовища, которым и является десколада?

Квара не отвечала. Она сползла на стул, стоящий у кровати Садовника. Pequenino протянул руку и прикоснулся к ее плечу. Скафандр не был настолько жестким, чтобы девушка не почувствовала слабый нажим его пальцев. — Что касается меня, то смерть меня не пугает, — заговорил он. — Может это по причине третьей жизни мы, pequeninos, не боимся смерти как вы, люди, живущие столь коротко. Но, хотя сам я и не обрету третьей жизни, получу такое бессмертие, какое случается и у вас. Мое имя сохранится в историях. Пускай даже и не будет у меня дерева, зато имя переживет. И мой поступок. Вы, люди, можете повторять, что я сделался мучеником без всякого повода… но мои братья понимают. Сохраняя до конца разум и способность размышлять, я показал им, что они те, какими есть. Помог доказать, что это не наши повелители сделали нас такими, и они не могут приказать нам перестать быть такими. Десколада заставляет нас делать многое, но она не овладела нами до самого корня. Где-то внутри имеется такое место, где скрывается наше истинное " я". Потому-то я и не боюсь смерти. Я буду жить вечно в каждом свободном pequenino.

— Зачем ты говоришь мне это сейчас, когда только я могу тебя слышать?

— Потому что лишь у тебя имеется власть уничтожить меня абсолютно. Одна лишь ты можешь сделать так, что моя смерть будет напрасной, что после меня вымрет весь мой народ, и не останется никого, чтобы помнить. Так почему бы мне не доверить своего завещания именно тебе? Это тебе решать, имеет ли оно хоть какое-то значение.

— Ненавижу тебя за это, — вспыхнула Квара. — Так и знала, что ты так со мной сделаешь.

— Что сделаю?

— Пробудишь во мне столь огромное чувство вины, что я… что я поддамся!

— Если ты знала, тогда зачем же пришла?

— А не надо было приходить! И теперь жалею этого!

— Я тебе сказу, зачем. Ты пришла, чтобы я вынудил тебя капитулировать. Чтобы ты, когда уже будешь им говорить, делала это ради меня, а не ради своей семьи.

— Выходит, я твоя марионетка?

— Совсем наоборот. Ты сама решила посетить меня. Это ты воспользовалась мною, чтобы я заставил тебя сделать то, чего и сама желаешь. В глубине сердца ты все так же остаешься человеком, Квара. Тебе хочется, чтобы люди выжили. Если бы ты этого не хотела, то была бы чудовищем.

— То, что ты умираешь, еще не делает тебя мудрецом, — заявила девушка.

— Почему же, делает, — не согласился с ней Садовник.

— А вдруг я заявлю, что никогда не соглашусь сотрудничать в уничтожении десколады?

— Я тебе поверю.

— И возненавидишь.

— Да, — подтвердил тот.

— Не сможешь.

— Смогу. Я вовсе не добрый христианин. Я не смогу любить кого-то, убивающего меня и мой народ.

Квара молчала.

— А теперь уйди, — попросил Садовник. — Я сказал уже все, что хотел сказать. Теперь же хочу петь свои истории и сохранять разум, пока не наступит смерть.

Квара повернулась и исчезла в шлюзе.

Миро обратился к Эле:

— Пускай сейчас все выйдут из лаборатории, — сказал он.

— Зачем?

— Поскольку появился шанс на то, что сейчас она выйдет и расскажет тебе все, что знает.

— В подобном случае, уж лучше мне выйти, а все остальные пускай останутся.

— Нет. Ты единственная, которой, возможно, она расскажет.

— Если ты веришь в это, то ты абсолютный…

— Только лишь беседа с тобой уколет ее достаточно сильно, — перебил ее Миро. — Все выходят.

Эля задумалась.

— Ну ладно, — коротко бросила она. — Возвращайтесь в главную лабораторию и следите за компьютерами. Если она мне что-нибудь скажет, я подключусь к сети, и тогда вы сами увидите, что она введет. Если поймете, в чем дело, попытайтесь это исследовать. Даже если она чего и знает, то у нас все равно слишком мало времени для создания обрезанного вируса. И его нужно будет дать Садовнику еще до того, как он умрет. Идите.

Все вышли.

Когда Квара появилась в дверях шлюза, ее ожидали только Эля и Миро.

— И все равно я считаю, что мы не имеем права убивать десколаду, раз даже не попытались с ней контактировать, — заявила девушка.

— Возможно, — согласилась с ней Эля. — Лично я знаю лишь то, что собираюсь сделать это, если мне удастся.

— Вызывай свои файлы, — бросила ей Квара. — Я расскажу тебе все, что мне известно о разумности десколады. Если тебе удастся, и Садовник выживет, обязательно плюну ему в рожу.

— Наплюй хотя бы и тысячу раз, — вздохнула Эля. — Лишь бы он только выжил! На экране появились схемы. Квара указывала на определенные участки модели вируса. Через несколько минут она уже сама заняла место за терминалом, писала, показывала и говорила, а Эля задавала ей вопросы.

В ухе Миро снова отозвалась Джейн:

— Вот сучка, — шепнула она. — Она вовсе не держала файлы в другом компьютере. Все результаты таскала в голове.

 

* * *

 

На следующий день, уже к самому вечеру, Садовник находился на грани смерти, а Эля на грани истощения. Группа работала всю ночь. Квара помогала им, непрерывно, без малейшего следа усталости, читая все, что придумали люди Эли, критикуя, указывая на ошибки. К утру у них уже имелся план урезанного вируса. Они удалили способность к общению, равно как и аналитические способности — во всяком случае, так они считали. На месте остались все элементы, которые поддерживали жизнеспособность местных организмов. Насколько можно было утверждать, не располагая живучей формой нового вируса, этот проект был именно тем, в чем нуждались: десколада, гарантирующая функционирование лузитанских организмов, в том числе и pequeninos, но при сем абсолютно не способная к глобальной регуляции и адаптации. Вирус назвали реколадой. Название старого вируса происходило от основной его функции разрыва; нового же — от оставленной ему функции поддержания пар видов, которые и творили всю жизнь на Лузитании. Эндер выразил определенное сомнение: раз десколада вызывает у pequeninos воинственные черты характера, новый вирус может зафиксировать это состояние. Эля с Кварой объяснили ему, что в качестве модели сознательно воспользовались более старой версией, появившейся в тот период, когда pequeninos были спокойнее… когда они были в большей мере «собой». Участвующие в исследованиях ассистенты — pequeninos согласились с этим. Не было времени, чтобы спрашивать у других — но Корнерой и Человек, у которых спросили согласия, тоже пошли на это.

Зная все то, что о действии десколада выявила Квара, Эля назначила группу, которая теперь разрабатывала специальную, убийственную бактерию, которая быстро распространится по всей планете, отыщет нормальные вирусы десколады в любой жизненной форме, разложит ее на составные элементы и уничтожит. Давнюю форму десколады она распознает по присутствию элементов, которых не хватает новой форме. Выпуск на свободу одновременно и реколады, и бактерии должен был решить проблему. Оставалось лишь одно — создать такой вирус. С самого утра Эля лично занималась этим. Квара заснула, равно как и большинство pequeninos. Но Эля продолжала сражаться, с помощью всех доступных ей методов пытаясь разбить структуру вируса и выстроить его уже по новому плану.

После полудня появился Эндер. Он сказал, что пришел последний миг, чтобы новый вирус еще успел спасти жизнь Садовнику. Но Эля смогла лишь разрыдаться от разочарования и усталости.

— Я не могу, — призналась она.

— В таком случае, скажи ему, что достигла успеха, но тебе не удастся закончить работу вовремя, и…

— Нет, я хочу сказать, что этого сделать не удастся.

— Но ты же его спроектировала.

— Да, мы его распланировали, смоделировали… все правильно. Но вот создать его мы не можем. У десколады и впрямь дьявольская структура. Мы не можем строить от нуля, поскольку существует слишком много элементов, которые распадаются. А ведь составленные из них фрагменты должны перед тем работать, отстраивать целое. Не можем мы модифицировать и уже существующий вирус, если десколада хотя бы в минимальной степени не активна. Но в таком случае она отстраивает собственную структуру гораздо быстрее, чем нам удается заменять отдельные части. Ее спроектировали так, чтобы она все время противодействовала изменениям, но при этом оставалась столь нестабильной, что ее невозможно воспроизвести.

— Но ведь они же ее создали.

— Это так. Только мне не известно: как. В отличие от Грего, я не могу, под влиянием метафизической прихоти, выйти за границы собственной науки и одним только желанием создать новый штамм вируса. Я обязана придерживаться законов природы, которые действуют здесь и сейчас. А таких законов, которые бы позволили построить подобный вирус, просто нет.

— Иначе говоря: мы знаем, куда нам нужно прийти, но вот попасть туда не можем.

— До вчерашнего дня я даже понятия не имела, удастся ли нам спроектировать реколаду. Поэтому я не могла и думать о том, а сможем ли мы ее произвести. Я предполагала, что если спланируем, то и создадим. Я была готова действовать, как только Квара уступит. Теперь же мы достигли лишь окончательного, абсолютного знания о том, что это невозможно. Квара была права. Действительно, мы узнали от нее достаточно, чтобы убить все вирусы десколады на Лузитании. Вот только мы не сможем произвести реколаду, которая бы ее заменила и поддержала биологическую систему.

— Если мы воспользуемся вирицидом…

— Тогда в течение недели или двух все pequeninos очутятся в том же самом состоянии, в котором сейчас находится Садовник. А вместе с ними вся трава, птицы, лианы… абсолютно все. Сожженная земля. Ужас.

Эля снова разрыдалась.

— Просто ты устала.

Это Квара, уже на ногах. Выглядела она ужасно. Сон совершенно не прибавил ей сил.

Эля ничего не могла ответить сестре.

Казалось, что сейчас Квара провозгласит какую-нибудь язвительную фразу, нечто вроде: «Ну что, разве не говорила я вам?» Но она раздумала, и вместо этого подошла к Эле и взяла ее за руку.

— Ты устала, Эля. Тебе следует поспать.

— Так, — согласилась с ней сестра.

— Но сначала скажем Садовнику.

— Мы скажем ему: прощай. Ты это имела в виду?

— Да, именно это.

Они перешли в лабораторию, в которой размещалась стерильная камера Садовника. Ученые — pequeninos уже успели встать. Все присоединились к бдениям в последние часы жизни Садовника. Миро сидел внутри, и на сей раз его не просили выйти, хотя Эндеру было известно, что Эля с Кварой сами хотели бы занять его место у постели умирающего. Вместо этого через динамики они рассказали ему о последних открытиях. Этот половинный успех был — в каком-то смысле — хуже, чем абсолютное поражение. Если бы люди на Лузитании очутились в отчаянном положении, подобный результат мог бы привести к уничтожению всех pequeninos.

— Вы не воспользуетесь этим, — шепнул Садовник. Чувствительные микрофоны едва-едва уловили его слова.

— Мы — нет, — заявила Квара. — Но ведь здесь решаем не одни мы.

— Не воспользуетесь, — повторил умирающий. — Я буду единственным, кто попрощается с жизнью подобным образом.

Последние слова были совершенно не слышны. Впоследствии они просмотрели голографические записи, чтобы прочесть движения губ и удостовериться, что же, собственно, он сказал. Когда же сказал, когда выслушал слова прощания, он скончался.

Как только инструменты подтвердили кончину, pequeninos из исследовательской группы тут же вбежали в стерильное помещение. Теперь изоляция уже была излишней. Наоборот, они хотели внести с собой десколаду. Довольно-таки резко они отодвинули Миро и взялись за работу. Они вкалывали вирус во все части тела Садовника, сотни инъекций одновременно. Они явно готовились к этому заранее. Пока Садовник жил, они уважали его жертвенный поступок, но когда умер, когда завершил дело чести, у них не было никаких угрызений, пытаясь спасти его ради третьей жизни.

Садовника вынесли на открытую поляну, где стояли Корнерой и Человек, и уложили в заранее назначенном месте. Оно образовывало равносторонний треугольник с двумя отцовскими деревьями. Там тело расчленили и прибили к земле колышками. Буквально за несколько часов появился росток, так что на мгновение блеснула надежда, что это будет отцовское дерево. Но уже через несколько дней те братья, которые были способны распознать молодые отцовские деревья, объявили, что все усилия пошли понапрасну. Все так, появилось новое существо, хранящее гены Садовника; но вот воспоминания, воля, личность, которые и составляли суть Садовника — все они исчезли. Дерево было немым; новый разум не включился в вечный конклав отцовских деревьев. Садовник решил освободиться от вируса, даже если это должно было означать утрату третьей жизни — подарка десколады тем, кого она поработила. Но ему сопутствовал успех, и проиграв — он победил.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.025 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал