Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






К истоку







 


Наш любимый Мастер...

Якусан начал свое буддийское образование в школе Винайя, так что он был хорошо подготов­лен в вопросах аскетизма и изучения текстов, прежде чем познакомился с дзэн. У него появилось чувство, что все эти вещи не являются главной целью духовной жизни. Он тосковал по настоя­щей свободе и чистоте, не ограниченным форму­лами дхармы. В поисках наставника он пришел к Сэкито. Якусан сказал мастеру:

— Мне известно лишь в общих чертах о трех колесницах и двенадцати ветвях духовного уче­ния. Но я слышал, что на юге существует учение «о прямом обращении к уму человека и обретении просветления через постижение собственной природы». Но это — выше моего понимания, и я обращаюсь к тебе с нижайшей просьбой просве­тить меня на этот счет.

Сэкито ответил:

— Это должно быть найдено не в утверж­дении, не в отрицании, но и не в одновременном утверждении и отрицании. Что же ты можешь сделать?

Якусана озадачили эти слова.

Тогда Сэкито сказал ему откровенно:

— Причина и возможность обретения тобой просветления находится не здесь. Лучше отправ­ляйся к великому учителю, Ма-цзы.

Следуя совету, Якусан предстал перед Ма-цзы и обратился к нему с тем же вопросом, что и к Сжито.

Ма-цзы ответил:

— Иногда я заставляю его поднимать брови и вращать глазами; иной раз я не позволяю ему под­нимать брови и вращать глазами. Иногда это он — тот, кто поднимает брови и вращает глаза­ми; иной раз это не он, тот, кто поднимает брови и вращает глазами. Как ты понимаешь это?

На этот раз, находясь лицом к лицу с Ма-цзы, Якусан обрел просветление. Он почтительно по­клонился учителю, и тот спросил:

— Какую истину ты постиг, что исполняешь эти церемонии?

Якусан ответил:

— Когда я разговаривал с Сэкито, я был подо­бен комару, ползущему по бронзовому быку.

Ма-цзы, поняв, что просветление подлинное, попросил его отнестись с большим вниманием к своему озарению. Якусан посещал Ма-цзы в тече­ние трех лет. Однажды Ма-цзы спросил его:

— Что ты видишь в последнее время?

— Кожа полностью сошла. Осталось лишь одно — подлинная действительность, — отве­тил Якусан.

Ма-цзы сказал:

— То, что ты обрел, прекрасно гармонирует с внутренним ядром твоего ума. Оттуда это рас­пространилось во все четыре твои конечности. Так что пришло время опоясаться тремя бамбу­ковыми полосами и отправиться в путь, чтобы построить себе жилище на любой горе, которая придется тебе по душе.

— Да кто я такой, чтобы строить жилье на любой горе? — спросил Якусан.

Ма-цзы сказал:

— Неверно! Человек не может вечно путеше­ствовать, не обитая в жилище, и не может веч­но обитать в жилище, не путешествуя. Чтобы продвинуться вперед оттуда, откуда ты уже больше не можешь продвигаться, и чтобы сде­лать то, чего сделать уже не удается, ты должен превратить себя в паром для перевозки других. Оставаться здесь навечно — не для тебя.

 

Маниша, прежде чем начать обсуждать эти сутры, я хочу сказать кое-что.

Подлинный учитель вовсе не должен стремиться ис­кать как можно больше последователей — его величие не определяется их количеством. Подлинный учитель инте­ресуется прежде всего учеником, его потенциальными возможностями. И если он видит, что здесь не то место, где потенциал ученика может расцвести, он отсылает его к иному учителю. Это было распространенным явлением в прошлом. Между учителями не существовало соперни­чества — ведь все они служили одной и той же истине.

Но не таковы псевдоучителя, а сейчас настало их вре­мя. Псевдоучитель принуждает ученика подчиниться ему. Он связывает его обязательствами, и, если ученик уходит к другому учителю, он чувствует себя виновным, словно совершил предательство. Псевдоучитель никогда не пошлет своего ученика к другому учителю, даже если будет видеть, что для его роста нужна иная атмосфера.

Я хочу, чтобы вы ясно увидели различие. Псевдоучитель желает потешить свое собственное эго количе­ством своих учеников. Его не интересует судьба учени­ков. Его интерес — чисто политический.

Индусы обеспокоены тем, что, согласно конститу­ции Индии, мужчина-мусульманин имеет право иметь четыре жены. Их тревожит то, что раньше или позже мусульманское население Индии возрастет. У инду­са — только одна жена, даже если она будет рожать по одному ребенку в год, индус не сможет соперничать с мусульманином. Проблема заключается в населении, так как политик, стремящийся к власти, должен опи­раться на население.

Какую власть имеет Папа Римский над истиной? Какой опыт просветления? Но у него есть шестьсот миллионов католиков, рассеянных по всему миру. Без­условно, он — величайший религиозный лидер. Его величие основано не на опыте, оно основано на коли­честве последователей. На протяжении многих столе­тий все религии истребляли людей или обращали их в свою веру. «Либо ты примешь мою веру, либо тебе не жить!» — такова была политика мусульман, такова была политика и христиан. Никого из них не интересо­вал человек. Все они боролись за власть.

Дзэн переносит вас в совершенно иной климат. Ино­гда учителя посылали своих учеников к иным учите­лям — своим противникам. Сейчас это кажется очень странным — посылать своего последователя к собствен­ному оппоненту. Но мы должны смотреть в корень — если климат, созданный мастером-противником, под­ходит лучше для роста того или иного человека, его следует послать к нему.

Происходил постоянный обмен учениками. Случа­лось и такое: когда один учитель был слишком строг, а другой был мягок, ученик сам переходил в другой мо­настырь.

Я помню такой случай...

Один ученик убежал из своего монастыря, потому что его учитель был слишком строг и постоянно его бил. Он пришел в другой монастырь, где был учитель, славившийся своей добротой и мягкосердечием. Когда он предстал перед другим учителем, тот спросил:

— Почему ты убежал от своего старого учителя?

— Он был очень строг, — ответил ему ученик, — по­стоянно бил меня и давал затрещины. Я слышал, что ты добр и ласков. Вот почему я пришел сюда.

Услышав такие слова, мастер влепил ему оплеуху и сказал:

— Ты — идиот! Ты просто не понимаешь сострада­ния твоего учителя. Немедленно возвращайся! Ты что, пришел искать сюда приятной компании? Интересует ли тебя лишь истина? Твой учитель — великий чело­век. Мы расходимся с ним в принципах, но речь не об этом. По состраданию и любви он стоит куда выше меня. Я могу быть лишь милым с тобой.

Ты слеп. Когда он бьет тебя, ты не можешь увидеть, с какой любовью, с какой заботой он это делает! А он стал стар, и, лупя тебя, он доставляет себе большую боль, чем тебе, но все его усилия направлены на то, чтобы направить тебя на Путь. Ему осталось жить не­много. Как человек — он стоит выше меня. Никто не может сравниться с ним в сострадании. Возвращайся назад, он — именно тот человек, который тебе нужен.

Ученик не мог понять, что происходит. Он слышал, что этот человек — противник его учителя, а тот про­должал:

— Я не согласен с твоим учителем во многих вопро­сах, но это вовсе не означает, что его сострадание не таково, каким должно быть, или что с его просветлени­ем что-то не так. Я — не столь сострадателен. Я не бью тебя, потому что не вижу в этом острой необходимо­сти. Может быть, тебе удастся обрести просветление в следующей жизни. Я забочусь о тебе не столь сильно, как он. Твой учитель хочет, чтобы ты обрел просветле­ние в этой жизни — немедля. Я же — немного беззабо­тен. Меня мало заботит, обретешь ли ты просветление сейчас или позже — это не мое дело. А тебе кажется, что рядом со мной приятно находиться. Но это не так. Я просто равнодушен к тому, когда ты обретешь про­светление. Какое мне до этого дело? Раньше или позже, ты, должно быть, обретешь его!

И он вернулся к своему старому учителю. Выслушав его, учитель сказал:

— Да, мы с ним — традиционные противники. И хотя мы принадлежим к различным школам, наши взгляды (на второстепенные вещи) разнятся, я всегда знал, что это — великий человек. Он куда более велик, чем это принято думать. Он отослал тебя назад, и в этом его величие. Он проявил любовь к тебе, дав тебе оплеуху. Раздавать оплеухи — не его стиль, но он пре­красно знает, что ученик, проведший со мной многие годы, вряд ли поймет что-либо, кроме шлепка. А сей­час отправляйся к себе в комнату и начни медитиро­вать над звуком хлопка одной ладони.

Ученик медитировал над этим коаном три года. Ежедневно он получал удары и оплеухи и продолжал медитировать над этим звуком. Он медитировал дни и ночи. Каждую ночь он слышал сверчков. Кругом было тихо — только сверчки. И он начал думать, что это и есть тот самый звук. Как-то он бросился к учителю, по­стучал в его дверь, но не успел он и рта открыть, как получил оплеуху.

— Но позволь мне хоть сказать тебе... — начал он, но учитель перебил:

— В ту минуту, когда ты открываешь рот, ты мо­жешь сказать только глупость. Потому не тревожь меня попусту — как только ты поймешь это, я узнаю все и без твоих слов.

Прошло несколько дней, а ученик все не приходил докладывать о своих успехах — обычно он являлся с докладом к учителю ежедневно. Иногда он слышал шум ветра в верхушках сосен, иногда звук бегущей воды или еще какой-то звук и тут же думал: «Наверное, это и есть тот звук, о котором спрашивал учитель».

Но помня, что учитель бил его, не выслушав ни сло­ва... Что же это за учитель?! Как-то раз учитель даже закрыл дверь, завидев своего ученика, а когда тот подо­шел к дому, сказал ему через закрытую дверь:

— Отправляйся назад и медитируй. Я старею и не могу больше бить тебя каждый день без крайней необходимо­сти. Я видел твое лицо — это вовсе не тот звук. Иди же!

Но вот ученик не появлялся несколько дней.

— Что случилось? — поинтересовался учитель.

— Твой ученик просто сидит и медитирует. Он со­вершенно безмолвен и выглядит таким умиротворен­ным — как будда, — отвечали ему.

Учитель отправился в комнату своего ученика и, прикоснувшись к его стопе, сказал:

— Ты услышал его. Приходи в монастырь обедать. Пора!

Ученик не мог поверить, что учитель коснулся его стопы, а тот продолжал:

— Ты понял это. И ты просидел несколько дней без пищи. А я все время ждал тебя — ты не являлся. Мне так понравилось лупить тебя... что мне стало чего-то недоставать и я полюбопытствовал: что же случилось с моим великим учеником? Но ты все понял. Я удо­влетворен. Сейчас подают обед в монастыре, так что отправляйся за мной.

Тогда был совершенно иной климат — между учи­телями не существовало соперничества, у них была одна цель. Их методы отличались, у них были разные приемы, но в одном они сходились: существовала лишь одна главная цель — поиск истины, и ученик должен был попасть в нужное место к нужному учителю. Если учитель отправлял ученика в иное место, это вовсе не означало, что он плох. Просто его методы работы, его приемы не годились именно для этого человека. Такой ученик мог быть направлен даже к противнику.

Я говорю об этом с глубоким волнением, потому что сам климат незамедлительного поиска истины куда-то исчез. Вместо этого появились тысячи псевдоучителей, заботящихся лишь о том, чтобы насобирать как мож­но больше последователей. Все религии одинаковы в этом. Слышали ли вы когда-нибудь, чтобы индийский шанкарачарья говорил своему ученику: «Иди-ка ты к мистикам-мусульманам — суфиям», или наоборот? Слышали ли вы, чтобы Папа Римский отправлял сво­их последователей изучать медитацию у дзэнских учи­телей?

Все организованные религии политизированы. Дзэн — неполитическая нерелигия. Нельзя назвать дзэн «религией». Дзэн слишком индивидуалистичен и слишком сфокусирован на раскрытии потенциала сво­их учеников, чтобы быть «религией». Дзэн ничего не требует от индивида, он просто хочет, чтобы тот был самим собой.

Во времена Ма-цзы в Китае жил еще один вели­кий дзэнский мастер, его звали Сэкито. Вы хорошо с ним знакомы — он возродился здесь. Сэкито означает «твердолобый». Сейчас он рожден как Свами Нискрия, и я зову его «Сэкито — твердолобый». Я послал его в Германию на пару недель. Ведь только твердолобый сможет пробить твердолобость немцев — туда больше некого посылать. Там он будет стучать своим лбом в другие твердые лбы, а когда устанет просвещать лю­дей — возвратится. Сейчас он в Германии.

Сэкито получил свое прозвище от учителя, так как был действительно твердолобым. Ничто не могло про­никнуть в его голову. Ты мог делать все что угодно — тому было все нипочем. Он просто ничего не слышал. Учитель бил его изо всех сил, а тот только смеялся:

— Бей меня сколько угодно. Только сам устанешь! Ты хочешь, чтобы я обрел просветление, я же не желаю этого! Это вопрос чести.

Из-за своего упрямства (а ведь это было лишь упрямство, в нем не было злости, не было ненависти, и он говорил это с любовью: «Ты упрям, но не думай, что в этом мире только ты упрям. Я — еще упрямее. Бей меня, сколько хочешь, но я не собираюсь обретать просветление), так вот, из-за своего упрямства он и по­лучил имя «Сэкито». Но и бедняга Сэкито все же обрел просветление — невозможно выбраться из сети учите­ля, если уж угодил в нее.

Ма-цзы и Сэкито были столь великими учителями, что люди говорили: «Они разделили между собой весь мир». Их методы работы и приемы глубоко разнились. Но они были начисто лишены чувства соперничества. Даже в такой ситуации, когда в мире было лишь два про­светленных мастера и они делили весь мир, между ними не было соперничества. Говорили, что они сотруднича­ли между собой, чтобы помочь своим ученикам обрести просветление. Примером тому может служить Якусан. От всей этой атмосферы, от этого золотого века поиска истины остались лишь воспоминания — словно эхо в горах. Но эта красота должна быть возвращена вновь.

Вся жизнь человека должна быть посвящена в пер­вую очередь поиску истоков бытия. Но современная ситуация мешает этому. В индуизме существует пре­красное деление существования мира на четыре перио­да. Первый век назван «Веком правды»; правда — един­ственное, чем интересовались люди этого века. Отсюда и произошло название сатья-юга.

Второй период они назвали трета — треножник. В первом было четыре ноги — это был стол. Одна нога утрачена — получился треножник. Но и в нем суще­ствовал поиск правды. Только было меньше настойчи­вости, меньше желания, меньше равновесия. С четырь­мя ногами равновесие совершенно. На трех ногах оно все еще существует, хотя не столь надежно, и потому поиск правды еще возможен.

Третий век назывался двапара или «двуногим». В этом веке равновесие утрачено. Нельзя сделать стол о двух ногах. Но поиск правды еще продолжается — вполсилы.

Последний век — тот, в котором мы сейчас жи­вем, — согласно расчетам индийцев зовется кали-юга — век тьмы, век слепоты, век, в котором не ищут истину. Людей интересуют лишь обыденные вещи — те вещи, которые в конце концов оказываются мусором.

Вся жизнь людей этого века могла бы стать великим экспериментом по поиску просветления, по поиску корней жизни. Они могли бы танцевать, могли бы ра­доваться жизни, любуясь красотой Вселенной. Но из-за своей слепоты они продолжают играть в пустые игры.

В этом метафорическом делении заключена опреде­ленная доля истины. В наши дни очень трудно найти людей (я отыскал вас в результате непрерывных трид­цатипятилетних поисков), так вот, я повторяю, сейчас очень трудно найти людей, готовых совершить прыжок во Вселенную, чего бы это ни стоило. И это — редкие счастливцы.

Маниша принесла нам сутру:

 

Якусан начал свою буддийскую подготовку в шко­ле Винайя.

 

Винайя — буддийский текст. Его полное название: Винайя-питака. Будда беспрерывно говорил на про­тяжении сорока двух лет — утром и вечером, — так что не удивительно, что его ученики, записывающие за ним, собрали многотомную библиотеку. Он никогда ничего не писал. Писали лишь его ученики. «Винайя» означает смирение, полное отсутствие эго.

Ученики, написавшие Винайя-питаку, считали, что учение Будды Гаутамы проповедует смирение, отсут­ствие эгоизма, гармонию со Вселенной и естествен­ность. Это — одна из самых прекрасных книг, извест­ных человечеству. Все сутры учат безмолвию, миру и состраданию.

 

Якусан начал свое буддийское образование в шко­ле Винайя, так что он был хорошо подготовлен в вопросах аскетизма и изучения текстов, пре­жде чем познакомился с дзэн. У него появилось чувство, что все эти вещи не являются главной целью духовной жизни.

 

Он учился в одной из школ, чье учение основыва­лось на тексте Винайя-питака. Очевидно, сам учитель, учивший его смирению, состраданию, любви, простоте и скромности, познакомил его с дзэн.

 

У него появилось чувство, что все эти вещи не являются главной целью духовной жизни.

 

И тогда он познакомился с дзэн и понял, что все это хорошо, но не является главной целью духовной жизни. Напротив, это своего рода программирование, культивация определенных привычек, черт характера, стиля жизни: «делай то, но не делай это». Все это слиш­ком поверхностно.

Не далее как сегодня Амрито рассказал мне, как одного великого ученого спросили: «Верите ли вы в Бога?» Само собой разумеется, что журналист, задав­ший этот вопрос, был атеистом. Ученый ответил, что верит в Бога. Шокированный журналист повторил во­прос: «Неужели вы, великий ученый, верите в Бога?» «Я так запрограммирован, — ответил ученый, — это не есть вопрос веры или отсутствия веры. Это — вопрос программирования. С самого раннего детства меня программировали так усердно (родители, школа, цер­ковь), что я не просто верил, я почти знал, что Бог есть. Это всего лишь выработанный рефлекс».

Все религии держались на программировании, даже не зная точно, что это такое. «Программирование» — новое слово в мире психологии, но вся религиозная деятельность, которую веками вели различные церк­ви, может быть охарактеризована одним этим словом. Слово появилось в нашей речи вместе с приходом компьютеров. Для того чтобы компьютер работал, вы должны запрограммировать его — ввести определен­ную информацию в его память. А это — огромная па­мять!

Все существующие в мире книги, все библиотеки могут поместиться в память компьютера. Не нужно занимать такие большие площади под библиотеки. Все может уместиться в одном маленьком компьютере, и вы можете задать ему любой вопрос — любой абсурд­ный вопрос, — если компьютер запрограммирован. Программа должна быть занесена в память. Если вы спросите: «Когда женился Сократ?» (конечно же, это был очень несчастливый для Сократа день), и все же, если вы зададите этот вопрос, компьютер вам немед­ленно выдаст правильный ответ, если эта дата хранит­ся в его памяти. Благодаря появлению компьютеров слово «программирование» приобрело колоссальный вес и значение.

То, что мы делаем с компьютерами, религии всег­да делали с людьми. Кто-то индус, кто-то — христиа­нин; какая между ними разница? Разница лишь в про­граммировании. Если вы поселите ребенка христиан в доме индусов, неужели вы думаете, что ему когда-нибудь придет в голову мысль о Святом Писании или об Иисусе? Будет ли он задавать те вопросы, которые обычно задают христианские дети? Он будет индусом, потому что его программирование было индуистским. Он никогда и не подумает терять время на Иисуса. Это же можно сказать о любой религии. Все религии об­ращаются с детьми так, как мы обращаемся с компью­терами. Это — величайшее оскорбление человечества и величайшее преступление против каждого человече­ского существа.

Каждый ребенок является в этот мир чистым ли­стом. Затем на нем начинают делать записи: из святой Библии, из святого Корана, из святой Гиты или святого «Капитала». Бедный ребенок — целиком в ваших ру­ках, он даже подумать не смеет, что его родители, так горячо любящие его, задают ему неправильную про­грамму. К тому времени, когда он узнает значение сло­ва «программирование», программа уже вошла в него, пропитала до мозга костей. Он уже не способен мыс­лить иначе.

В Европе и Америке, где многие молодые люди отошли от ортодоксальной церкви, появилась новая профессия — «распрограммирование».

Ребенка больше не интересует Библия, он не ходит в церковь, он становится хиппи. Он протестует против каждого из положений христианской церкви. «Чистота стоит рядом с Богом» — и хиппи говорит: «Нет Бога, нет и чистоты». Может быть, она и рядом с Богом, но в действительности нет ни того, ни другого. Лишь пото­му, что общество было привержено чистоте, молодой человек, хиппи, идущий против старых норм, проте­стует и против нее.

Сейчас, когда подобные реакции становятся все бо­лее частым явлением, святым отцам и священникам есть из-за чего беспокоиться. Они обращаются с прось­бой к психоаналитикам, чтобы те создали систему распрограммирования таких людей. Это должен быть продолжительный сеанс гипноза, во время которого человеку внушали бы: «Ты заблудился, сын мой. Бог существует, Иисус — его сын. Он — единый Сын Бо­жий, а наша религия — лучшая и величайшая в мире!»

Они вводят человека в гипнотический сон и говорят ему все это. Человека очень просто ввести в состояние гипнотического сна — стоит попросить его смотреть на предмет, излучающий свет. Это может быть свеча — просто сконцентрируйтесь на огоньке свечи и не засы­пайте. Глядите, не мигая.

Безусловно, глазам захочется мигать. Не поддавай­тесь этому природному рефлексу — глядите, не мигая, на пламя свечи или любой иной яркий предмет, спо­собный приковать к себе ваш взор. Через три-пять ми­нут вы должны будете заснуть. Ведь человек не может глядеть в одну точку, не мигая, более трех минут. Три минуты — максимальное время.

Затем ваши глаза автоматически закроются — они устали и им наскучило. Глядеть на пламя — это не развлечение, это очень интересный опыт. Здесь нет никакого разнообразия — вам наскучило, ваши глаза устали, а вы продолжаете держать их открытыми. Гип­нотизер, сидящий рядом, говорит: «Вы не услышите никакого иного голоса — лишь мой». И человек засы­пает. Он не слышит ничего, кроме голоса гипнотизера. А гипнотизер начинает распрограммировать его. Если человек стал «Харе Кришна, Харе Рама», гипнотизер говорит ему: «Все это чушь собачья. Ты отошел от сво­ей великой веры. Ты ушел от Иисуса». И он возвращает человека Иисусу.

Таким образом, идет двойной процесс: с одной стороны, гипнотизер распрограммирует его от Харе Кришны, Харе Рамы, с другой стороны, он перепро­граммирует его, возвращая старую программу его дет­ства. Христианство все еще существует в его подсозна­нии, а вывести бессознательное на поверхность очень просто. Через несколько сеансов Харе Кришна, Харе Рама полностью забыты — человек знает, что все это глупости, и начинает регулярно ходить в церковь. Но все, что с ним произошло, — не более чем изменения в программе. Любой другой гипнотизер может возвра­тить ему Харе Кришну, Харе Раму.

Все мои усилия направлены на то, чтобы распрограммировать вас, но не перепрограммировать. Оста­вить вас теми чистыми листками, каковыми вы пришли в этот мир, — оставить вас с вашей изначальной верой, вашей изначальной природой. Все те люди, которые занимаются программированием, распрограммированием, перепрограммированием, все они — профес­сионалы. И родители платят им за то, чтобы их дети были возвращены в лоно организованной религии, к которой они традиционно принадлежат.

Я же считаю, что рождение не имеет ничего обще­го с религией. Ваши родители могут быть индусами или христианами, но это вовсе не означает, что ребе­нок обязательно должен исповедовать индуизм или христианство. Ребенок — не ваша собственность. Он приходит в этот мир с вашей помощью, но, если вы об­ладаете гуманизмом, способны испытывать уважение к ребенку, вы предоставите ему самому сделать выбор, дадите ему возможность самому вести поиск истины, даже если этот поиск уведет его далеко за пределы ва­шей программы. Если вы любите своего ребенка, по­звольте ему следовать его собственной природе, куда бы та его ни повела.

Но никакие родители, никакие попы не хотят дать людям освобождение, и каждый человек должен осво­бодиться от попов. Они не любят меня по одной про­стой причине: я не поп и не сторонник программиро­вания людей.

Я всеми силами стремлюсь распрограммировать вас на глубинном уровне, чтобы все программирование, через которое вы прошли еще в детстве, было стерто из вашей памяти и вы вновь стали невинными, словно младенцы. Ваше путешествие и духовный рост должны начаться из этой исходной точки — невинности.

Когда Якусан начал понимать дзэн, он тут же по­чувствовал разницу. Изучая Винайю, он считал, что это единственно правильная религия, но, оказавшись в мире дзэн, он понял, что все, чему его учили, — несуществен­но. Это не было окончательной целью жизни. Это было всего лишь программирование, внушавшее: «Откажись от собственного я, будь сострадателен, люби людей, люби все живое». В дзэн все это происходит с вами, но не благодаря программированию, а благодаря вашему собственному просветлению, вашему собственному осо­знанию, вашему собственному ясновидению. Сострада­ние придет, но оно не будет культивировано. Придет и любовь, но это не будет обезьяньим подражанием.

Оказавшись в мире дзэн, он понял, что все, чему он учился до сих пор, было пустой потерей времени. У него появилось чувство, что все эти вещи не явля­ются главной целью духовной жизни. Он тосковал по настоящей свободе и чистоте, не ограниченной фор­мулами дхармы. Именно это и является распрограммированием.

 

Он тосковал по настоящей свободе и чисто­те, не ограниченной формулами дхармы. В по­исках наставника он пришел к Сэкито. Якусан сказал мастеру:

— Мне известно лишь в общих чертах о трех колесницах и двенадцати ветвях духовного уче­ния. Но я слышал, что на юге существует учение «о прямом обращении куму человека и обретении просветления через постижение собственной природы». Но это — выше моего понимания, и я обращаюсь к тебе с нижайшей просьбой просве­тить меня на этот счет.

Сэкито ответил:

— Это должно быть найдено не в утверж­дении, не в отрицании, но и не в одновременном утверждении и отрицании. Что же ты можешь сделать?

Якусана озадачили эти слова.

 

Я должен рассказать вам кое-что, чтобы вас не оза­дачили эти слова. На Западе Аристотель придал логи­ке диалектический характер; что-то должно быть либо положительным, либо отрицательным. Иными слова­ми: либо ты веришь в Бога, либо ты не веришь в Бога. Двоичная логика представлялась ему совершенной, ка­кой же смысл делать ее троичной?

И он не был одинок в своих изысканиях. Его совре­менник, Махавира, оперировал семеричной логикой. Дальше этого невозможно идти — в ней заключены все возможности, все точки зрения. «Да» и «нет» — два противоположных полюса, вы же можете находиться где-то посредине. И это был путь Будды, известный как срединный путь.

Будда учил: впадать в одну крайность не следует, тогда вы выбираете лишь одну часть; впадая в другую крайность, вы совершаете все ту же ошибку. Настоящее лежит посредине. Находясь посредине, вы не можете сказать ни «да», ни «нет». Вы должны либо признать и то, и другое, либо отвергнуть и то, и другое. Именно об этом и говорил Сэкито. Снова выслушайте его слова, и они вас больше не озадачат.

«Это должно быть найдено» — правда должна быть найдена, «не в утверждении», — не в том, чтобы гово­рить да, «не в отрицании», не в том, чтобы говорить нет, «но и не в одновременном утверждении и отрица­нии», — но и не в том, чтобы говорить да и нет одно­временно. Правда не может быть найдена в пределах этих трех категорий. Она находится вне этих катего­рий. Она — кроется в четвертой. Она — вне логики, гак как не может быть выражена при помощи никакой логической формулы.

Бедный Якусан совсем растерялся. Даже Сэкито спросил его: «Что же ты можешь сделать?»

Якусана озадачили эти слова. Кажется, он оказался в конце дороги. Тогда Сэкито сказал ему откровенно: В этом и заключается прелесть атмосферы тех времен, которая полностью исчезла в нашем веке. «Причина и возмож­ность обретения тобой просветления находится не здесь. Лучше отправляйся-ка к великому учителю, Ма-цзы».

Ма-цзы и Сэкито — два просветленных мастера, два противника. Сэкито велел Якусану отправляться к Ма-цзы, хотя тот и был его противником. «Сама твоя личность, твоя манера мыслить... приемы и средства, используемые здесь, не будут способствовать твоему росту и становлению. Тебе лучше отправиться к Ма-цзы. Там ты найдешь нужную тебе атмосферу.

Вы видите суть? Отослать ученика к противнику означает, что учитель интересуется лишь ростом уче­ника, а не тем, чтобы увеличить число собственных последователей. Он смотрит на человека, ощущает его пульс, его сердцебиение и ясно видит: «Здесь ему бу­дет тяжело расти. Атмосфера Ма-цзы больше подходит этому человеку».

 

Следуя совету, Якусан предстал перед Ма-цзы и обратился к нему с тем же вопросом, что и к Сэкито.

Ма-цзы ответил:

— Иногда я заставляю его поднимать брови и вращать глазами; иной раз я не позволяю ему под­нимать брови и вращать глазами. Иногда это он, тот, кто поднимает брови и вращает глазами; иной раз это не он, тот, кто поднимает брови и вращает глазами. Как ты понимаешь это?

 

Якусану должно было показаться, что он сходит с ума; вначале Сэкито озадачил его своей логикой, а сей­час этот человек говорит еще более странные вещи. О ком это он говорит?

На этот раз, находясь лицом к лицу с Ма-цзы, — видя Ма-цзы и слушая его слова, он ясно осознал, что есть что-то такое, чего не выразить словами. Сэкито уже указал ему на это, а сейчас, слушая почти безумную речь этого человека, Якусан отчетливо осознал: истина не мо­жет быть выражена словами. Итак, здесь роль сыграли не слова: находясь лицом к лицу с Ма-цзы, Якусан обрел просветление. Он почтительно поклонился учителю.

Простое прочтение этих слов вам ничего не даст — произошло нечто такое, о чем не написано и чего нель­зя описать. Что-то перешло от одного к другому, когда мастер и ученик взглянули друг другу в глаза. В этот миг безмолвия какая-то энергия перешла от одного к дру­гому... Вот что он увидел в глазах мастера: «В эти глаза я могу смотреть абсолютно спокойно. Через эти глаза я могу увидеть все». Это приходит как мгновенное, спон­танное осознание... и не сказано ни слова. Вот что бес­покоит людей, когда они читают дзэнские тексты.

Находясь лицом к лицу с Ма-цзы, Якусан обрел про­светление. Простое прочтение этих слов не даст вам ничего, пока вы не заглянете в глаза учителю, пока вы не ощутите глубокой близости с ним, пока не прочув­ствуете энергетического поля учителя. Это — совер­шенно иная Вселенная, совершенно иное измерение в общении, в единении.

Он тут же влюбился. Эти два глаза стали для него всем: «Это тот человек, которого я искал многие жиз­ни. Вот я и дома». Осознание было таким сильным и полным, что он обрел просветление.

В дзэн это называется «передача светильника». Это подобно тому, как сближают две свечи — одну неза­жженную и другую — горящую. Приблизьте их еще, и в какой-то момент пламя с одной свечи перепрыгнет на другую. То же самое происходит и между учителем и учеником, когда они смотрят друг другу в глаза. Якусан обрел просветление. Так и должно было случиться.

Здесь же я пытаюсь приблизить ваши сердца к свое­му сердцу, так как это единственный способ прибли­зить ваши сердца к сердцу Вселенной. Я — лишь дверь, сквозь которую вы должны пройти, мост, через кото­рый вы должны перебраться.

Подлинный учитель ни в коем случае не должен привязывать к себе ученика. Он — только путь, от­крытый и ничего не требующий взамен; вы ступаете на него и по нему вы приходите во Вселенную.

 

Он почтительно поклонился учителю, и тот спросил:

— Какую истину ты постиг, что исполняешь эти церемонии?

Якусан ответил:

— Когда я разговаривал с Сэкито, я был подо­бен комару, ползущему по бронзовому быку.

 

Сэкито был твердолобым — крепким орешком. Яку­сан хотел сказать: «Я чувствовал себя словно малень­кий комарик, ползущий по бронзовому быку. Я ничего не мог сделать. Сэкито был слишком тверд».

 

Ма-цзы, поняв, что просветление подлинное, попросил его отнестись с большим вниманием к своему озарению. Якусан посещал Ма-цзы в тече­ние трех лет. Однажды Ма-цзы спросил его:

— Что ты видишь в последнее время?

— Кожа полностью сошла. Осталось лишь одно — подлинная действительность, — отве­тил Якусан.

Ма-цзы сказал:

— То, что ты обрел, прекрасно гармонирует с внутренним ядром твоего ума. Оттуда это рас­пространилось во все четыре твои конечности. Так что пришло время опоясаться тремя бамбу­ковыми полосами и отправиться в путь, чтобы построить себе жилище на любой горе, которая придется тебе по душе.

— Да кто я такой, чтобы строить жилье на любой горе? — спросил Якусан.

Ма-цзы сказал:

— Неверно! Человек не может вечно путеше­ствовать, не обитая в жилище, и не может веч­но обитать в жилище, не путешествуя. Чтобы продвинуться. вперед оттуда, откуда ты уже больше не можешь продвигаться, и чтобы сде­лать то, чего сделать уже не удается, ты должен превратить себя в паром для перевозки других. Оставаться здесь навечно — не для тебя.

 

Ма-цзы был убежден в подлинном просветлении Якусана. Он следил за ним на протяжении трех лет. Все его жесты, слова и реакции свидетельствовали о том, что он стал буддой. И тогда Ма-цзы сказал ему: «Вы­бери себе гору и построй там жилище».

Этим он хотел сказать: «Теперь ты и сам — мастер. Ты больше не должен здесь находиться. Ты должен стать лодкой, паромом для других, для тех, кто хочет добраться до другого берега. Потому построй храм, монастырь на одной из гор, и жаждущие придут к тебе. Ты не должен удовлетворяться лишь собствен­ным просветлением — это такая малость! Ты должен разжечь огонь для тех, кто бредет во тьме. Ты должен стать учителем тех, кто еще слеп. Ты должен дать им глаза».

Ма-цзы ведет себя так, как и должен вести себя будда, увидевший, что его ученик тоже стал буддой. Нельзя удерживать его подле себя. Он должен про­должать свой путь самостоятельно и быть совершенно свободным. Ему не следует оставаться в тени учителя. Это подобно работе садовника, который пересажива­ет маленькое растение, растущее под кроной большого дерева. В тени большого дерева маленькому растению трудно расти. Ему нужно солнце, незатененное небо. И когда садовник увидит потенциал растения — пой­мет, что это роза, а не какой-то сорняк, — он пересадит его под открытое небо, где много солнца, свежего воз­духа и воды.

Каждый учитель делает все от него зависящее, что­бы дать своему ученику независимость, целостность и напутствие: все, что ты обрел, не держи при себе. Поделись с другими. Чем больше ты отдаешь другим, тем больше у тебя остается, чем меньше отдашь — тем меньше останется.

Я слышал рассказ об одном человеке, выигравшем в лотерею миллион долларов. Проходя мимо нищего, стоящего у обочины, он вручил тому стодолларовую купюру — так счастлив он был, выиграв миллион. Ни­щий сказал ему:

—Скоро ты будешь стоять рядом со мной.

—Что ты имеешь в виду? — удивился человек.

—Именно так я и дошел до такой жизни. Я раздавал деньги направо и налево. Сейчас у меня нет ничего за душой. Вот я и стою у обочины с протянутой рукой. Судя по тому, как раздаешь деньги ты, много времени не потребуется. Тогда приходи ко мне. Я научу тебя. Я стал опытным нищим.

Там, во внешнем мире — свои законы экономики. Там вы должны держаться за то, что имеете. Там нужно держаться не только за свое, если вам удастся — дер­житесь и за чужое...

Однажды Бернарда Шоу спросили: «Может ли че­ловек прожить жизнь, держа руки в карманах?» «Ко­нечно, — ответил Бернард Шоу, — но это должны быть карманы кого-то другого».

Держа руки в собственных карманах, вы не сможете прожить всю жизнь. Во внешнем мире вы если с кем-то делитесь, то теряете. Но во внутреннем мире действует противоположный принцип. Чем больше ты отдаешь другим, тем больше у тебя остается, чем меньше от­дашь — тем меньше останется. Если вы не делитесь во­обще, маленький огонек может погаснуть, но если вы делитесь — огонек разгорится в большое пламя. Оно полностью поглотит вас. Вот стих Сёкё:

 

Вдохни, выдохни,

вперед, назад,

живя, умирая:

стрелы, летите друг к другу,

встречайтесь на середине пути и скользите

по пустоте в бесцельном полете —

и все же я возвращаюсь к истоку.

 

Продолжайте разбрасывать вокруг себя свой опыт. Бросайте его в жизнь и в смерть. Сёкё писал: и все же я возвращаюсь к истоку. Чем больше я даю, тем глубже я возвращаюсь в исток. Это подобно тому, как роешь колодец. Если не черпать воду из колодца, вода станет мертвой. Чем больше черпаешь воды, тем больше клю­чей открывается, тем свежее становится вода.

 

Маниша спрашивает:

Наш любимый Мастер!

Если озарение подлинно — не просто интеллек­туальное понимание, — оно пускает корни и само определяет дальнейший путь человека: ничего не требуется для того, чтобы сохранить его.

Действительно ли это так? Изменяется ли ситуация после того, как человек обретает про­светление?

 

Маниша, все это действительно так. Если вещи про­исходят сами по себе, если ты нашел источник своего существования — это и есть источник спонтанности. Тогда не нужно охранять его, сохранять его — с ним ничего не нужно делать. Все продолжает происходить само по себе.

То, что ты делишься с другими, — происходит само по себе. То, что переполняет тебя, хочет захлестнуть и других. Как и дождевая туча, ты должен пролиться дождем. Дождь такой тяжелый — ему нужно избавить­ся от собственной тяжести. Так что в сохранении нет нужды. Обнаружив источник жизни экзистенциально, а не интеллектуально, ты не должен сохранять его.

Ты спрашиваешь: «Изменяется ли ситуация после того, как человек обретает просветление?»

После просветления тебя уже нет. Ты становишься флейтой в руках бытия. Теперь за все в ответе бытие: за песню и за безмолвие. После просветления тебя уже нет — есть лишь бытие. Поскольку тебя нет, не суще­ствует и других. Нет никого. Вот почему я говорю: ког­да человек обретает просветление, с ним просветление обретает и все бытие. Сам вопрос о том, чтобы делать что-то — даже делиться с другими, — отпадает. Ведь это тоже делание.

Оно делится само по себе.

Оно проливается дождем само по себе.

Все происходит само по себе.

И вот пришло время Сардара Гурудаяла Сингха:

 

Пес Блэки заходит в ресторан «Трескающиеся Сосиски» и заказывает гамбургер.

— Как вам его приготовить? — спрашивает его официант, Сардар Гурудаял Сингх.

— Я хочу, — отвечает пес, — чтобы он был хорошо пропечен и украшен давлеными вишнями. Затем поджарьте пару луковиц и положите их рядом, все это следует густо намазать арахисо­вым маслом и полить кока-колой.

Сардар Гурудаял Сингх приносит клиенту блюдо.

— Понравился ли вам обед? — спрашивает Сардар Гурудаял Сингх голодного пса, только что покончившего с блюдом.

— Очень, — отвечает тот, облизывая лапы. — Вот только не находите ли вы его не­сколько необычным?

— Нисколько, — с улыбкой отвечает Сардар Гурудаял Сингх, — себе я готовлю гамбургеры точно так же.

 

Один человек приходит в маленькую контору, желая устроиться там уборщиком. Начальник просит его назвать свое полное имя.

— Как, — удивляется человек, — неужели вам нужно мое полное имя, чтобы оформить меня уборщиком?

— Да, — отвечает начальник, — такова по­литика компании.

— Ну ладно, — говорит тот, — мое полное имя: Джон Мать Твою Гребаный Смит.

Начальник, пытаясь сохранить серьезное вы­ражение лица, спрашивает, как ему удалось по­лучить такое имя.

— Очень просто, — отвечает Джон, — когда священник крестил меня, какой-то идиот уро­нил ему на ногу Библию.

Фудски работает на сорок девятом этаже строящегося небоскреба. Однажды ему приспи­чило во время работы.

— Послушай, — спрашивает он бригадира, — где тут туалет?

— Знаешь, — отвечает ему Луиджи, брига­дир, — мы платим тебе здесь столько, что не мо­жем позволить себе ждать, пока ты спустишься на сорок девять этажей вниз, пописаешь, а за­тем снова поднимешься наверх. Делай лучше как все — перебрось доску через край кладки, я стану на один конец, а ты пройдешь на другой и сде­лаешь по-маленькому. Пока моча будет лететь вниз, она полностью испарится.

— Отличная мысль! — обрадовался Фудски.

Они ставят доску на кладку, Луиджи стано­вится на один конец, а Фудски идет на другой, чтобы там помочиться.

В эту минуту звонит телефон, и Луиджи бе­жит к телефону. Бедный Фудски с криком летит на землю с невероятной высоты.

Луиджи тут же бросается вниз по лестнице, чтобы узнать, чем все это закончилось. Но на де­сятом этаже его останавливает Забрицки.

— Послушай, — кричит Забрицки, — что за извращенцы появились на стройке?

— О ком это ты? — спрашивает в свою оче­редь Луиджи.

— Да вот, только что мимо пролетал какой-то парень, держась за член и крича: «Куда же по­девалась эта жопа?»

 

Ниведано...

Ниведано...

Погрузись в тишину. Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взор внутрь себя

с безоглядностью,

прямо в центр своего существа.

Это — лишь один шаг,

а центр твоего существа принадлежит

не только тебе,

это — центр всего бытия.

В центре мы — одно целое,

на периферии — мы различные сущности.

Глубже и глубже,

вонзайся, как стрела,

нащупай сам исток своей жизни.

Это — исток всего бытия.

Оставайся в центре,

стань наблюдателем своего тела, своего ума.

Лишь это наблюдение —

единственное в мире явление,

оно — вечно.

Все умирает.

Лишь это наблюдение стоит вне жизни и смерти.

 

Ниведано...

Расслабься. Наблюдай.

Ты просто наблюдатель.

Наблюдение делает тебя пустым зеркалом.

Быть пустым зеркалом, не отражающим ничего —

величайшее переживание всей жизни.

В эту минуту

ты окажешься в том же пространстве, что и будда.

Дюйм за дюймом ты проникаешь все глубже.

Вскоре будда станет твоим переживанием

на протяжении двадцати четырех часов в сутки.

Он будет проявляться во всех твоих действиях,

во всех твоих словах, жестах,

в твоих песнях, в твоем молчании,

в твоих танцах.

Он будет находиться в самом центре,

просто наблюдая,

но благодаря этому наблюдению

каждый твой шаг, каждое твое действие

наполнится невероятной красотой.

Возникнет непосредственность.

Вселенная, столь знакомая тебе,

наполнится невероятной красотой.

Это наблюдение раскроет все двери,

ведущие к красоте и роскоши.

Это прекрасный вечер, и благодаря десяти

тысячам будд

он стал еще прекраснее,

еще благословеннее, еще безмолвнее.

Незримые цветы сыплются на тебя.

Собирай их, собери их столько, сколько сможешь

собрать.

Вскоре тебе придется возвращаться,

но возвращайся иным.

Возвращайся преображенным —

С новым светом в глазах,

с новой радостью в сердце,

с новым ощущением жизни.

 

Ниведано...

Возвращайся, но возвращайся безмолвно.

Покажи свою природу будды.

Оставайся сидеть несколько секунд,

просто припоминая.

Ты — будда.

Будда лишь в центре твоего существа

и больше нигде.

 

— Хорошо, Маниша?

—Да, любимый Мастер.

— Можем ли мы отпраздновать праздник десяти тысяч будд?

—Да, любимый Мастер.

 



Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.058 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал