Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Стилистические возможности глагольных категорий






Выше, в связи с анализом местоимений, мы получили представление о стилистическом эффекте транспозиций в об­ласти категории лица. Но глагол имеет более развитую систему словообразования и большее число грамматических категорий, чем какая-либо другая часть речи. Соответственно априори мож­но утверждать, что его стилистический потенциал должен быть значительным.

Можно, по-видимому, утверждать, что важным средством экспрессии здесь служит также транспозиция. Известно, напри­мер, что в живом, эмоциональном повествовании о событиях, происходивших в прошлом или ожидаемых в будущем, упот­ребляют так называемое настоящее историческое. К. Бругман и О. Есперсен употребляют термин «настоящее драматическое». Настоящее драматическое создает своего рода художественную иллюзию — о прошлом рассказывается так, как будто оно раз­ворачивается перед глазами читателя или слушателя.

Аналогичным образом продолженные формы настоящего, прошедшего и будущего нередко употребляются в случаях, когда по характеру действия следовало бы употребить неопределенную форму.

Й Продолженные формы более эмоциональны. Они могут вы­ражать мимолетное раздражение собеседников. В уже упоминав­шемся разговоре Руфи и Джорджа Диллона эмоциональность этой сцены выявляется многими лингвистическими чертами, в том числе употреблением видо-временных форм глагола:

Ruth: You're burning yourself out. And for what?...

George: You don't even begin to understand — you're no different from the rest. Burning myself out! You bet I'm burning myself out! I've been doing that for so many years now — and who in hell cares?

Продолженная форма употребляется здесь для действий, рас­крывающих характер персонажа и далеко не безразличных для говорящего.

Настоящее продолженное употребляется в разговоре также для выражения удивления, недоверия, возмущения словами собеседника, причем может использоваться повтор: Burning myself out! You bet I'm burning myself out! Сравните также: Everybody's being so damned considerate (I. Shaw. The Young Lions).

Джимми Портер негодует на то, что ему приходится торго­вать в ларьке:

Jimmy: One day when I'm no longer spending my days running a sweet-stall, I may write a book about us all.

(J. Osborne. Look Back in Anger)

Экспрессивность возникает здесь одновременно и на лек­сическом и на грамматическом уровнях. Экспрессивно уже само сочетание to spend one's days; экспрессивно и употребление продолженной формы, которая по ситуации необязательна.

Если ирония и недовольство выражаются переспросом, вопросительная форма сочетается со специальной интонацией: You're not really suggesting that... are you? You're not trying to convince me that...?

Негодование выражается имитацией недоверия. Слушатель делает вид, что не может поверить своим ушам.

Коннотативность видо-временных форм зависит от контекста.

Иногда продолженная форма благодаря своей эмоциональ­ности оказывается более мягкой и вежливой, чем простое на­стоящее. Добрая миссис Элиот мягко говорит: I'd better show you the way. He's not feeling so good today.

Все рассмотренные случаи транспозиции имели эмоциональ­ную выразительность, но транспозиция может также иметь и функционально-стилистический характер. В речевой характери­стике героев может встретиться характерное для просторечия употребление формы I, he, we ain't или I says, и это при рас­сказах об уже минувших событиях; или форма единственного числа has, is, was при подлежащем во множественном числе: Times has changed. Транспозиция может быть двойной, т.е. ка­саться форм и времени и числа, или одинарной — только вре­мени, только лица.

Например (в той же пьесе):

Josie: Well, I'm doing it, aren't I? или:

Percy:...But what about me? I'm going to look a proper bloody fool, aren't I?

В последнем примере интересно отметить, что Перси спер­ва в соответствии с литературной нормой употребляет обычную форму первого лица единственного числа, а в альтернативной части вопроса — форму множественного числа are.

Для перфектной формы глагола в просторечии характерен пропуск вспомогательного глагола: You done me a hill turn: you done me hout of a contrac (B. Shaw). В глаголах, где форма второ­го причастия совпадает с формой прошедшего времени, это ведет к омонимии и даже слиянию перфекта и имперфекта.

Различные функции могут иметь в художественном тексте архаичные глагольные формы. Они могут создавать колорит от­даленной эпохи или придавать торжественно-возвышенную ок­раску, или, напротив, соответствовать просторечию, посколь­ку эти старые формы сохранились в диалектах.

Для глагола в этом плане важны ставшие архаичными уже в XVII в. формы 2-го лица единственного числа настоящего вре­мени на -st: dost, knowest, livest, hast; -th — для 3-го лица един­ственного числа: doth, knoweth, liveth; и в прошедшем време­ни: hadst, didst.

Грамматические формы сами по себе не отличаются образно­стью, но могут получить ее при повторе. Подобно тому как слово не равно самому себе в эмоционально-экспрессивном отноше­нии, если оно повторено несколько раз, так и грамматические формы получают стилистическую значимость при повторении и вообще при необычном распределении. В рассматриваемой нами сфере глагола особенно интересно в связи с этим обра-

тить внимание на глаголы и глагольные формы с модальным значением. Понятно, что модальные значения особенно важны для стилистики уже потому, что передают отношение говоря­щего к сообщаемому: усиленное утверждение, вопрос, сомне­ние, отрицание, желательность, долженствование и т.д. Как модальные глаголы can, may, must, ought, shall, will, так и мо­дальные частицы just, only и модальные слова заслуживают при толковании текста самого пристального внимания.

Для того чтобы уяснить себе это, рассмотрим только один частный, но достаточно характерный случай, а именно упот­ребление shall в настойчивом утверждении. Заглавие стихотво­рения Д. Томаса And Death Shall Have No Dominion выразитель­но формулирует его основную тему. Это спор поэта со смертью. Стихотворение состоит из трех строф, по девять строк каждая. Предложение And death shall have no dominion повторяется и в начале, и в конце каждой строфы. Такой кольцевой повтор вы­деляет основную мысль стихотворения и подчиняет ей архитек­тонику целого, так что все остальное становится развитием этой мысли. Мы рассмотрим только первую строфу. В ней говорится, что после смерти человек сливается с природой. Как бы ни было трагично положение человека в момент смерти, эта трагедия будет преодолена: безумным будет возвращен разум, а утонув­шие поднимутся из глубин. Смерть не властна над ними — они будут жить в новой форме бытия. Трактовка смерти здесь не мистическая, а философская. Поскольку человек рассматрива­ется как часть природы, он не исчезает бесследно. Рождение и смерть человека суть формы слияния его с природой. Сложно переплетающиеся образы первой части строфы раскрывают единство рождения и смерти.

AND DEATH SHALL HAVE NO DOMINION

And Death shall have no dominion.

Dead men naked they shall be one

With the man in the wind and the west moon;

When their bones are picked clean and the clean bones gone,

They shall have stars at elbow and foot;

Though they go mad they shall be sane,

Though they sink through the sea they shall rise again;

Though lovers be lost love shall not:

And death shall have no dominion.

Глагол shall, как известно, не чисто модальный. Древне­английский глагол sceal означал долженствование. В современ­ном английском shall употребляется в качестве вспомогатель­ного глагола будущего времени и, как правило, сохраняет мо­дальность, будучи употреблен в будущем времени не для пер­вого лица. Однако это правило соблюдается не очень строго. В приведенной строфе shall повторено восемь раз и тем самым дано крупным планом, получает большую экспрессивность и актуализирует все заложенные в нем модальные возможнос­ти. Строфа похожа на пророчество и торжественное обещание. Особое распределение в контексте наделяет shall высокой эк­спрессивностью, и выражаемое им долженствование и настой­чивое утверждение доминируют в этом стихотворении с боль­шой силой.

Экспрессивность этого shall поддержана богатой конвер­генцией. Помимо повторов, назовем анафорические парал­лельные конструкции в шестой, седьмой и восьмой строках и антитезу светлого и мрачного (сравните антонимы: mad:: sane, sink:: rise).


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.008 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал