Историографическая мысль

В советской историографии подобным проблемам уделялась мало внимания. В контексте эволюции консервативной мысли её проанализировал в своей специальной статье[8] по историографии “консервативной революции” П. Ю. Рахшмир. Он говорит от размытости границ данной идеологии из-за отсутствия программного и организационного единства. Также он говорит о сходстве появления, идейной и социально-политической составляющей между КР и национал-социализмом. П. Ю. Рахшмир отмечал, что данный вопрос в марксистской историографии слабо изучен и что, надеяться на дальнейшее осмысление КР.

Подход к изучению данной проблемы начинает меняться только уже в 90-ые гг. Освобождение от марксистской парадигмы позволило нашим отечественным ученым изучать данный вопрос с разных углов.

Прорывом в современной отечественной историографии в изучение “консервативной революции” явилась работа[9] О. Ю. Пленкова. По его мнению, нацизм явился спонтанным явлением и поэтому в КР нельзя усмотреть предшественника нацистской идеологии. Также он дал основные биографические очерки представителей КР, уделяя основное внимание на таких “консервативных революционеров”, как Э. Ю. Юнг и Э. Юнгер.

Интересную классификацию по КР выдвигает А. М. Руткевич в своей работе[10], которая рассматривает учения ведущих европейских консерваторов XX столетия. Прежде всего, исследователь критикует леволиберальную историографию за то, что они видят в участниках КР то “пособников нацистов”, то предшественников своих нынешних врагов – разного сорта “новых правых”. По его мнению, национал-либерализм конца XIX в. – начала XX в. можно куда больше считать источником нацизма.

Если описывать типичного представителя КР, то автор обращает внимание на “коллективную ментальность” бывших участников войны. Основными чертами данной ментальности оказывается элитарность и бунтарство. Автор описывает их не как кабинетных ученых или партийным доктринером, а “человеком действия”, который был достаточно образованным, чтобы между теми или иными схватками написать несколько книг, статей, а затем снова взяться за оружие. Таких людей явно нельзя отнести к “контрреволюционерам” желавших реванша. Хоть часть из них и примкнула к национал-социалистам или коммунистам, всё же большинство состояли в маленьких организациях, которые были противниками как первого, так и второго.

Руткевич отвергает классификацию А. Молера: Volkisch, Bundisch, Jungkonservative, National-Revolutionare, Landvolkbewegung, которая, как он считает, является совершенно искусственной и не безосновательно. Также он отмечает, что среди представителей КР были как “левые люди справа”, так и “правые люди слева”. “Консервативных революционеров” описывает как “людей действия”, которые, в перерыве между боями, успевали выпустить пару статей и книг. Взамен классификации А. Молера, он предлагает свою собственную состоящую из трёх течений: “гибеллины”, “гвельфы” и “национал-большевизм”.

Для первого течения используется средневековый термин “гибеллины” так как центральной идеей этого проекта была империя. Сторонники этого течения КР считают, что Германия изначально была империей, а не нацией. Поэтому даже сам термин “нация” подвергается критике, считая это порождение либеральной эпохи. Главным идеологом этого направления он выделяет Э. Ю. Юнга.

Второе течение – “гвельфы”, названное по аналогии с первым. Основные идеи данного направления были сформулированы еще в начале 20-х гг. в “Третьем Рейхе” и “Праве молодых народов” Меллером ван ден Бруком. Он говорит, что в каждой стране есть свой собственный социализм, который отличается один от другого. Так большевизм, по его мнению, есть русский социализм. Он считает, что Германии нужно ориентироваться на восток и сотрудничать с Россией, так это способ борьбы против “старых народов”, которые победили в войне. Но при этом он говорит, что большевизм Германии не походит. Немецкий социализм должен принять корпоративную форму.

Третье направление не имеет средневекового термина, А. М. Руткевич определяет его как “национал-большивизм”, данное наименование он позаимствовал у Э. Никиша. Представители данного направления выступали за социалистическую революцию, которая в тоже время была национальной. Также Юнгер и Никиш говорят о рабочем, как новом типе человека, в котором доминирует не индивидуальность, а дисциплина и разделение труда. Рабочий должен за счет техники преобразовывать мир в “технический ландшафт”. Человеческая природа также меняется за счет достижений в технике и промышленности. При этом Юнгер в русском коммунизме не видит нового типа рабочего, а только раба подгоняемого плеткой деспота.

А. М. Руткевич говорит, что для всех трех проектов, помимо отрицания Версаля и Веймара, характерно объединение немецких националистов, которые стремятся к тому или иному наднациональному проекту: империя у “гибеллинов”, конфедерация у народов Центральной и Восточной Европы у “гвельфов” или универсализм царства рабочего в национал-большевизме. Он подчеркивает их отличие от проекта, который был осуществлен национал-социализмом, и подвергает критики взгляд А. Молера, который сравнивает КР с “троцкизмом” в рамках национал-социализма.

Он говорит, что все приведенные проекты КР принадлежат исторической ситуации, которые меняются после прихода к власти Гитлера, а после войны и противостояния блоков все они утратили свою актуальность. Также для стран Востока остается близка идеологема “молодых народов”, которые, по его мнению, перепишут историю по собственным схемам.

В конце стоит сказать пару слов о работе[11] С. В. Артомошина. Он говорит о КР, как “интеллектуальном течении”, которое отвергало веймарскую систему и искало ей альтернативу. Центральным признаком КР, по его мнению, является национализм, который воплощался в прусском социализме, но при этом стоит разграничивать нацизм и КР для которого был чужд расово-биологический взгляд на мир и общество. Идеи “консервативной революции” способствовали духовному разрушению веймарской системы.