В чем реальная причина сокращения биоразнообразия?

Активные методы обучения

Электронный журнал BioDat

Теория и практика сохранения биоразнообразия
(к методологии охраны живой природы в России)

А.А. Тишков, проф., д.г.н.
Институт географии РАН

В чем реальная причина сокращения биоразнообразия?

Как мы уже отмечали выше реальное сокращение глобального биоразнообразия пока не имеет угрожаемых масштабов. Другое дело угроза исчезновения редких видов в отдельных регионах планеты, уничтожение их местообитаний, сокращение площадей девственных лесов, истощение биоресурсов морских и пресноводных водоемов, инвазии чужеродных видов и пр. Поэтому все разговоры о «снижении разнообразия» надо отводить, и принимать во внимание только конкретные региональные проблемы, информацию о тенденциях изменения численности и состояния популяций видов, перешагнувших порог репродукционной способности и не способных без поддержки со стороны человека восстановиться. И это при балансе и даже некотором опережении темпов видообразования над вымиранием видов на современном отрезке времени. Для таксонов, состояние популяций которых угрожаемое (нарушены механизмы природной репродукции) еще в 1949 г. прошлого века Международный Союз Охраны Природы создал Комиссию по редким видам и начал действия по их спасению.
Перечислим основные факторы возможного сокращения биоразнообразия:
Огонь и биоразнообразие. Данная проблема по древности своего проявления имеет приоритет среди других. Например, большинство лесных пожаров в наше время возникает по вине человека - от 40 до 90%. Но огонь играл значительную роль в динамике девственных лесов и до активного их освоения первобытными людьми. Так, структура, ритмика функционирования, сукцессионная динамика многих типов лесов возникли под воздействием «дикого» огня. К ним относятся, например, большинство типов сосняков (Pinus sp. sp.), лиственничников (Larix sp. sp.). дубрав (Quercus sp. sp.). Следы лесных пожаров обнаружены в отложениях каменноугольного периода.
Огонь повлиял на процесс видообразования и выработку у растений различных приспособлений для выживания при пожарах и быстрой реабилитации после действия огня. Такие растения составляют особую экологическую группу - пирофитов и встречаются в природных экосистемах всех термических поясов Земли - от тундр до тропиков. Можно выделить следующие свойства, характерные для этих видов:

• способность распространять семена только после воздействия огня (яркий пример - Pinus contorta во Флориде, США);
• наличие толстого слоя коры у древесных растений, препятствующего обжигу при низовых пожарах (характерно для многих видов Pinus, Quercus и др.; у большинства деревьев сухих саванн также отмечается толстый слой коры - у баобабов, акаций и др.);
• высокое расположение кроны, не позволяющее низовому огню достать мелкие ветви и листву (типично для акаций Acacia, эвкалиптов Eucaliptus, сосен Pinus и др.);
• твердая оболочка семени; свойство семян прорастать лишь при воздействие огня (например, у австралийских видов протейных);
• лучшее приживание всходов на гарях в отсутствии конкуренции взрослых растений (многие травянистые растения, захватывающие гари в первые годы после пожара, в первую очередь растения с легко переносимыми ветром семенами).

Помимо лесов, чисто пирогенными (эволюционирующими под контролем огня) является и большинство травяных экосистем, прежде всего саванны и степей. Эволюция большей части грасландов, травяно-кустарниковых сообществ средиземноморского типа и экосистем открытых лесов субтропических и тропических областей (лесной саванны) происходила под контролем огня. При этом адаптация растений к постоянному воздействию природных пожаров, в отличие от лесов, шла здесь сопряженно с их адаптацией к воздействию диких животных-фитофагов - насекомых, грызунов и копытных. Роль последних заключалась не только в поддержании биологического круговорота и потоков энергии в экосистеме, но и в сокращении надземной массы растительного опада - потенциального горючего материала. Это снижает риск возникновения пожара, его интенсивность и последствия для биоты. В подтверждение можно отметить, что до аграрного освоения в степях Евразии выпасались крупные стада копытных, в т.ч. дикой лошади. В саванная Африки и в настоящее время пасутся более 70 видов антилоп и других копытных млекопитающих. Их нагрузка на растительный покров достигает 100 - 300 кг на гектар, что соответствует выпасу 1-2 голов крупного рогатого скота на 1 га пастбища.
Пирогенные травяные экосистемы представлены: в Северной Америке - прериями, в Южной Америке - пампой (pampas, lianos, cerrado and campos), в Евразии (от Венгрии через Украину и Россию до Монголии и Китая) - степями, в Новой Зеландии - даунлендами (dawnland), в субтропической и тропической Африке - разными типами саванны (savanna). Кроме того, структурно и динамически близкими к ним можно считать вторичные злаковники на месте сухих тропических лесов Азии и Африки, сухие травяно-кустарниковые заросли побережья Калифорнии (chapparal) и грасланды Средиземноморского типа (garide, garrigue, maquis), возникшие в результате постоянного действия огня на месте широколиственных лесов. Особую группу составляют горные степи и сухие субальпийские луга: физиономически и по составу растений-доминантов они сходны со своими аналогами на равнинах. Сравнительно крупные площади горных травянистых сообществ представлены в Андах, Кордильерах, на Апеннинах, Кавказе, Алтае, Тянь-Шане, Тибете, Гималаях. Самые северные местонахождения отмечены на Северо-Востоке Сибири - в Якутии и на Чукотке, где холодные степи формируются на южных сухих склонах гор и граничат с тундрами.
На ранних этапах становления пирогенных экосистем огонь способствовал росту биоразнообразия отдельных регионов, стимулировал видообразование, повышал емкость местообитаний для животных. В настоящее время, широкомасштабное воздействие огня, стихийные «дикие» палы, нерегламентированное использование палов для мелиорации пастбищ приводит к унификации биоразнообразия травяных экосистем на значительных по площади территориях, на которых выживают адаптированные к частому «обороту» огня растения, насекомые, птицы, млекопитающие и рептилии. В итоге обеднение разнообразия биоты может происходить необратимо, т.к. на обширных пространствах формируются устойчивые, воспроизводимые после других форм антропогенных нарушений субклимаксные экосистемы с обедненным составом.
Уничтожение и фрагментация местообитаний. Масштабы этого явления огромны – полностью преобразованы равнинные местообитания Западной Европы, в Восточной Европе в последнее тысячелетие исчезло 2 природных биома – степей и широколиственных лесов, Аральское море с его эндемичным составом биоты исчезло в течение нескольких последних десятилетий, обезлесены тропические районы Восточной Азии и Южной Америки. Наиболее часто первым шагом к утрате природного биоразнообразия становится фрагментация местообитаний. Очень образно ее значение в исчезновении крупных копытных и хищников на равнинах Восточной Европы описал С.В. Кириков (1959, 1966), который показал, что при трансформации лесов на их южном пределе первыми исчезали крупные животные - лось, медведь, рысь и другие виды, для которых фрагментированные местообитания теряли функции кормовой базе, сезонных миграций и убежища.
Наиболее наглядным пространственным выражением фрагментации становится включение в экосистемный покров сельскохозяйственных земель, линейных сооружений, объектов строительства, промышленности и транспорта. Фрагментация растительного (а следовательно и экосистемного) покрова - принципиально новый фактор естественной динамики. Несомненно, в природе имеется размерный (минимальная площадь проявления) и геометрический (форма природного массива) лимиты, которые определяют " порог" антропогенной трансформации. Так, нами для определения площади проявления динамических свойств зональных сообществ предложено (Тишков, 1992, 1994) понятие " характерное пространство" - минимум-ареал, достаточный для развития сукцессионного процесса. Понятно, что древние формы очагового и переложного сельскохозяйственного освоения природных экосистем " вписывались" своими размерами в природную мозаику (Тишков, 1995). С появлением крупноочагового, ленточного и, тем более, фронтального хозяйственного освоения земель для крупных регионов возникла угроза необратимого разрушения естественного растительного покрова: в поймах крупных и средних рек юга - пойменные леса, в степной зоне - водораздельные степи на пологих участках, в среднегорьях - относительно пологие участки горных долин и т.д. Индикация масштабных антропогенных нарушений ландшафта - исчезновение из него крупных почвоночных животных (например, в Западной Европе при уничтожении лесов - бурого медведя, волка, рыси и пр.). Применительно к Московской области связь состояния биоразнообразия и процессов фрагментации природного покрова показал Н.А. Соболев (1997), выделив возможности староосвоенного ландшафта для охраны живой природы и определив фрагментацию территории как ведущий фактор при планировании в регионе сети охраняемых природных территорий.
Наиболее активным фактором фрагментации ландшафта после сельского хозяйства становится развитие коммуникаций - формирование транспортной инфраструктуры. Но сами по себе дороги, особенно старые автомобильные, не способны привести к изоляции фрагментов ландшафта, а многие виды растений и животных даже адаптируются к наличию таких новообразований. Так, для ряда групп растений обочины дорог становятся полосами распространения и непреднамеренной интродукции (заносные виды), а в староосвоенных степных областях они служат рефугиумами степной флоры. Многие насекомые, птицы и млекопитающие в разных природных зонах приспособились к поиску пищи вдоль дорог. Этот биогеографический феномен еще недостаточно осмыслен, но в нем заложены механизмы формирования новых пространственных структур биоты.
Экотонизация. Фрагментация влечет за собой развитие другого мощного процесса антропогенной трансформации - экотонизации границ природных и антропогенных экосистем, формирования сравнительно широких переходных полос от природных экосистем к их антропогеным модификациям. Именно эти процессы по периферии ареалов трансформированных земель создают часто условия изоляции для биоты в границах ландшафта. Антропогенные экотоны становятся буферами для природных экосистем, но в то же время они расширяют сферу действия антропогенных факторов - физического, химического и биологического загрязнения, изъятия отдельных элементов биоразнообразия и пр. В староосвоенных регионах экотоны сохранившихся природных массивов часто сопоставимы по ширине с последними и не могут быть отнесены к природным экосистемам. В абсолютных величинах они составляют сотни метров и километры и часто приобретают элементы структуры и функционирования антропогенного субклимакса (например, пирогенного).
«Островизация» природных экосистем. Но наиболее опасным для природы, для биоразнообразия становится процесс формирования " островов девственной природы" в антропогенном ландшафте. Нами было предложено это явление определять с позиции неореликтовости биоты и экосистем (Исаков, Тишков, 1986), т.е. их соврменное существование в отличных от прежних условиях. Подобная ситуация характерна для лесных экосистемам Средиземноморья, пустынь Передней Азии, Кавказа, большей части широколиственных лесов Западной Европы, степей и дубрав Русской равнины. Биогеографический эффект от " островизации" ландшафта связан с изменение закономерностей распространения, структуры и динамики зональной биоты. Ее анализ теперь может вестись с позиций островной биогеографии: оценка удаленности от ближайших участков дикой природы, размеров " сухопутных островов", возраста изоляции и пр. В итоге, на первый план выходят такие параметры, как открытость экосистем для внедрения новых видов, скорости вымирания старых и появления новых видов растений и животных, интенсивность, интенсивность и характер антропогенной конвергенции и дивергенции биоты и пр. Именно островные условия приводят к тому, что равнозначными для биоты становятся географические, экологические и эволюционные факторы, активизация влияния которых определяется степенью антропогенной изоляцией и вмешательства человека.
Унификация биоты, внедрение чужеродных видов, «перемешивание» флор и фаун. Вслед (а часто и параллельно) за трансформацией, фрагментацией и экотонизацией природных экосистем и биот происходит выравнивание географической среды и ослабление действия естественных регламентирующих расселение видов растений и животных факторов. В итоге организмы с широкой нормой реакции, диапазоном адаптаций к физическим и химическим условиям среды получают возможность для инвазий и натурализации в новых условиях. В " новой биогеографии" для объяснения феномена разрушения физико-географических барьеров для трансмеридианальных и трансширотных перемещений видов растений и животных пока можно сформулировать несколько положений:

1. Расширение экономических связях материков, приводит в движение каналы " сообщающихся сосудов" между биогеографическими областями. Они формируют совместно с природными потоками биоты " биотический дождь" - пул для преднамеренной и непреднамеренной интродукции.
2. Хозяйственная деятельность расширяет спектр местообитаний и вызывает дефицит организмов для новых из них, особенно для тех, которые имеют иные, по сравнению с зональными, параметры абиотической среды. По правилу " растекания жизни" В.Н. Вернадского участки, свободные от конкурентного давления местных флоры и фауны оказываются ареной натурализации видов-экзотов. Первыми (во времени) пришельцами становятся виды интразональных местообитаний (например, пойм, где хронические нарушения привели к формированию комплекса видов-пионеров, и каменистых осыпей в горах), а только затем - пришельцы с других регионов и континентов.
3. Формирование " вторичных (антропогенных) ареалов" - свойственно, в первую очередь видам со сходной нормой реакции, с близкими параметрами экологической ниши и викарирующим видам. Можно строить " биогеографический прогноз" (Тишков, 1993) в отношении инвазий тех или иных видов и групп растений и животных для конкретных территорий старого и нового хозяйственного освоения, но общее правило - предрасположенность к интродукции у вида выше при наличии " симметричных биомов" или участков со сходными климатическими условиями на других материках.
4. На основе анализа особенностей современного процесса преднамеренной и непреднамеренной интродукции насекомых показал, что уже сложились " пары" в процессе симметризации биот при их глобальном обмене, а именно - " североамериканско-европейская", " азиатско-американская", " американо-австролийская", " африкано-австралийская" и т.д.. В основном, доминируют долготные обмены, но уже намечаются перспективы формирования симметричных структур южного и северного полушарий (пример с " европейской" биотой в южной Австралии и в Новой Зеландии.
5. Антропогенная трансформация экосистем особенно опасна для биоразнообразия тогда, когда происходит коренное изменение сукцессионной системы, обеспечивающей становление и восстановление природных экосистем; собственно открытыми для инвазий оказываются группировки и простые сообщества ранних стадий сукцессий и экосистемы на заключительных стадиях дигрессии. В иных состояниях экосистемы исключительно " консервативны" и практически закрыты для инвазий. Человек может направленно уничтожать экологические ниши (саму возможность жизни вида растения или животного), содействовать внедрению новой экологической ниши и даже ее замещению. «Перемешивание биот" и биотические инвазий - новая задача, формулируемая как необходимость карантина для видов-экзотов и мониторинга инвазий чужеродных видов с оценкой биогеографических последствий преднамеренной и непреднамеренной интродукции. К сожалению, единой системы мониторинга состояния биоразнообразия, которая оперативно контролировала процессы появления, инвазии и интродукции новых видов растений и животных в России, да и в большинстве других стран, нет. Прекратился мониторинг и детальный анализ завоза карантинных видов в Россию (Тишков и др., 1995; Первый Национальный доклад..., 1997; Концепция…, 2004), а биогеографическая фоменология " биологического загрязнения" вообще выпала из аппарата обоснования практических действий типа " борьбы" с заносными видами.

Избирательное использование ресурсов биоразнообразия. Конвенция о биологическом разнообразии четко формулирует стратегию охраны биоты – сохранение в процессе устойчивого использования. Для снятия конфликтов, возникающих при коммерческом использовании биоразнообразия и традиционном природопользовании, предложены Экосистемный подход (Малавские принципы) и Оперативные указания по устойчивому использованию биоразнообразия (Аддис-Абебские принципы). Речь идет о социальных, культурных и экономических выгодах при устойчивом использовании биоразнообразия и стимулах его сохранения. Яркий пример такого подхода дает организация спортивной охоты и рыболовства в США и в развитых странах Европы, традиционное использование биоресурсов коренными малочисленными народами Севера, вовлечение местного населения в сохранение редких видов животных на юге Африки.
В историческом аспекте можно привести массу примеров, когда избирательное использование биоресурсов приводило к их полному исчезновению в отдельных регионах и на Планете в целом. Тур, тарпан, зубр в Восточной Европе стали жертвами целенаправленного преследования в сочетании с сокращением площади и трансформацией природных местообитаний. Аналогичным образом, относительная доступность добычи стала причиной исчезновения на значительных участках естественного ареала моржа, дельфинов, китов, леопарда, тигра и др.
Растительный мир также богат примерами, когда избирательное использование становилось причиной исчезновения вида. Это относится ко многим лекарственным, пищевым, техническим и декоративным растениям. Например, липняки (из Tilia cordata) стали естественно редкими в окрестностях Москвы и других крупных городов Восточно-европейской равнины еще в 12-13 вв., что связано с хищническим использованием этого дерева на разные хозяйственные нужды.
Другой пример – состояние популяций растений, ранее используемых для получения природных красителей. Так, широко распространенная по всему ареалу расселения угро-финских и восточно-славянских народов княженика (поляника, мамура; Rubus arcticus), корни которой применялись для крашения полотна в красный (алый) цвет практически исчезла в староосвоенных регионах северо-запада, центра и севера Европейской России еще в XVIII - XIX вв., а восстановление ее идет крайне медленно.
Для многих лекарственных растений, популяции которых испытывают в последние годы масштабное влияние заготовок (особенно на юге Сибири и на Дальнем Востоке), сохраняется угроза исчезновения: существенными темпами растет нелегальный промысел лекарственного сырья для внутреннего потребления и экспорта. Как это было поазано выше, массовый характер экспорт лекарственного сырья из дикорастущих растений принял на Дальнем Востоке, из регионов которого ежегодно вывозится более 100 тонн лекарственных растений (Конвенция о международной торговле…, 2001; Природно-ресурсный комплекс…, 2001).
Загрязнение - изменение химизма среды. Загрязнение среды – фактор, действующий на биоразнообразие, чаще всего опосредованно через накопление в пище, в почвах и воде загрязняющих веществ. Прямое действие носит токсикологический характер, приводит к гибели животных и растений, повреждению их репродуктивных органов и пр. Отмечаются и негативные генетические последствия, а также усиление отбора (как в случае с насекомыми – вредителями сельскохозяйственных культур).
Ярким примером влияния изменения химизма среды на биоразнообразие может служить ситуация с эвтрофированием водоемов, когда загрязнение водоемов сельскохозяйственными стоками (органикой и минеральными удобрениями) приводит к исчезновению целого комплекса гидробионтов и их замещению другими видами. Так в центральных и южных районах Европейской России постепенно произошла унификация пресноводной флоры и фауны и переход ранее обычных видов гидробионтов, характерных для олиготрофных и мезотрофных водоемов, в разряд редких и исчезающих.
Значительная трансформация биоты отмечается вокруг металлургических и химических предприятий, тепловых станций, цементных производств, т.е. локальные источники загрязнения атмосферы, почв и воды. Но по масштабам воздействия на первые места все-таки выходят трансграничный тропосферный перенос загрязняющих веществ, который имеет отдаленных последствия для районов «разгрузки» (например, большая часть Российской Арктики) и химизация современного аграрного производства (например, ситуация на юге Европейской России, в Китае, странах Центральной Азии).
Изменение физических параметров среды – климата. Модные в последние годы разговоры и исследовательские проекты в отношении «потепления климата» грешат двумя методологическими погрешностями: несопоставимостью характерных времен прогнозируемых климатических изменений и изменений биоразнообразия и экосистем (как часто результаты палеоэкологических реконструкций плейстоцена и голоцена экстраполируются на современную внутривековую ситуацию), игнорированием анализа реальных явлений в изменении биоты, происходящих при биотически значимых изменениях климата.
Большинство представителей биоразнообразия России имеют сравнительно широкую норму реакции в отношении изменений абиотической среды. Некоторые исследователи в своих прогнозах последствий глобальных изменений климата для биоразнообразия при увеличении среднегодовых температур воздуха на 1-2 градуса начинают «двигать границы» и запугивать нас разными природными катаклизмами. Разве значимы такие изменения климата для древесной породы, «температурный градиент» или «климаареал» которой настолько широк, что охватывает несколько природных зон? Так, современное распространение ели европейской от северной тайги до подзоны хвойно-широколиственных лесов формирует ее ареал в Европейской России с разбросом средних температур: годовых – -5, 9 - +6, 60С, самого холодного месяца – –4, 1 - -18, 20С, самого теплого месяца - +11, 3- +19, 30С (Базилевич и др., 1986). Кстати, абсолютный минимум для всех лесных подзон с участием ели европейской от лесотундры до хвойно-широколиственных лесов одинаков - -54, 0 - -55, 00С. Для этой породы более значимыми являются другие климатические параметры. Например, летние возвраты холодов, когда поздние заморозки побивают молодые побеги и деревья, генетически неспособные к регенерации, погибают.

Достаточно вспомнить инверсионно безлесные горные долины средне- и низкогорий Кавказа и Урала. Другой лимитирующий, «биотически значимый» фактор - весенне-летние засухи, иссушающие подстилку и верхний слой почвы, где и располагается поверхностная корневая система ели. Третий лимитирующий фактор – сильные ветра, которые губительны для породы, отличающейся повышенной ветровальностью из-за поверхностной корневой системы. Поэтому ель европейская не растет на морских побережьях.
В то же время, конечно, последствия климатических изменений для биоразнообразия России могут быть катастрофическими. Во-первых, «островное» положение биоты некоторых степных заповедников, может стать причиной ее обеднения. Во-вторых, находящиеся в угнетенном положении популяции, например «гляциальных реликтов» в условиях потепления могут исчезнуть. В-третьих, под угрозой оказываются некоторые типы экосистем с преобладанием видов стенотопной биоты, т.е. с узкой «нормой реакции».
Генно-модифицированные организмы (ГМО) и сохранение биоразнообразия. Вопросы безопасности ГМО в полной мере относятся к человеку и природному разнообразию. По прогнозам объем мировых продаж ГМ-продукции составит в 2005 г. уже более 8 млрд. долларов США без Китая, который формирует самостоятельный рынок ГМ-продукции.
Нельзя сказать, что Россия «пассивный участник» этого процесса распространения ГМО и их включение в аграрную, продовольственную и экономическую стратегию развития. Непосредственно в нашей стране уже выдано: 5 регистрационных свидетельств на ГМ-культуры (1 сорт сои, 2 – картофеля и 2 – кукурузы). В России новые ГМ-культуры в качестве посевного материала без разрешения Государственной экологической экспертизы запрещено использовать, то есть выращивать в открытом грунте, хотя исключить, что это уже не происходит нельзя. Недаром Зерновой союз России пытается узаконить это для ряда сортов картофеля, свеклы, пшеницы. Минздрав России выдал уже около 100 регистрационных удостоверений на продовольственное сырье, пищевые продукты и компоненты их производства, изготовленные на основе генетически модифицированных источников: 17 наименований концентратов соевого белка, 16 наименований изолятов соевого белка, 9 наименований соевой муки, 6 наименований соевых белковых продуктов, 2 заменителя молока на основе изолятов соевого белка, 3 наименования соевого мороженого, фитосыр соевый, два сорта картофеля, более десяти биологически активных добавок и др. Также отметим, что ввоз в страну трансгенной сои по данным Государственного Таможенного Комитета Российской Федерации за последние 3 года увеличился почти в 100 раз. Почти в 1/3 мясных полуфабрикатов и переработанных молочных продуктах (пока еще не имеющих обязательной с 2002 г. маркировки), в т.ч. детском питании, отмечены трансгенные белки (Тишков, 2004).
В то же время, в России сформирован национальный механизм правового регулирования самой генно-инженерной деятельности и ее информационного сопровождения – регламентация безопасности при получении, передаче ГМО, содержащих рекомбинантную ДНК и пр., а также регламентации внедрения на рынок ГМ-культур, ГМ-продуктов и ГМ-кормов, имеется Федеральный Закон «О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности» (1996; с доп. и изм. 2000).
В практике по лицензированию, сертификации и мониторингу ГМ-источников активно участвуют, помимо Межведомственной комиссии по проблемам генно-инженерной деятельности, институты Минздрава России, Миннауки России, Российская Академия Наук, Российская Академия Медицинских Наук, Российская Академия Сельскохозяйственных Наук и др. Особо следует выделит деятельность Министерства по антимонопольной политике Российской Федерации, которое обеспечивает соблюдение прав потребителей в отношении достоверной информации о ГМ-продуктах и их маркировку, а также Экспертно-методический совет по ГМ-продуктам, Центр генной инженерии Академии наук и Институт питания РАМН. Именно при их активном участии обязательная маркировка продуктов, содержащих генетически модифицированное сырье, введенная Минздравом России еще в 2002 г., стала важным элементом в подготовке России к вступлению в ВТО и реальным учетом интересов покупателей к информации о продуктах питания. Известно, что подобная маркировка внедрена в более 130 странах. Она не имеет ничего общего с информированием о возможных последствиях для здоровья (как в случаях с табачной или алкогольной продукцией) или со знаком «экологически чистая продукция».
С вступлением России в ВТО наша страна окажется в сфере глобального распространения ГМО, ГМ-растений и ГМ-продуктов. Аргументы здесь следующие:

• опыт более 15 стран (Аргентина, Австралия, ЮАР, США, Канада и др.), где суммарно площади посевов ГМ-растений уже превысили 175 млн. га);
• выращивание ГМ-культур требует меньше топлива, оно более экономично и устойчиво по годам вне зависимости от погодных аномалий;
• они требуют меньше традиционных пестицидов, что снижает угрозу здоровья населения и состоянию окружающей среды;
• возрастает безопасность продуктов питания и кормов (пример с Bt-кукурузой, содержащей меньше микотоксинов);
• суммарно все преимущества дают и более высокую урожайность, что в целом способно стабилизировать аграрный сектор в развитых и развивающихся странах.

Среди аргументов, часто используемых противниками ГМО, которые надо учитывать при планировании мероприятий по снижению риска для человека и биоразнообразия, выделяются следующие:

• нет гарантий, что ГМ-культуры с заданными полезными свойствами не теряют других, не менее ценных качеств, которые, правда, имеют отношение к другому сектору экономики (например, устойчивый к насекомым-вредителям ГМ-картофель фирмы «Мансанто» плохо хранится);
• устойчивость к вредителям, приобретенная ГМ-культурами, будет стимулировать появление новых модификаций вредителей и так до бесконечности (этот путь пройден в отношении ядохимикатов, когда хватало 7-8 поколений, чтобы получить новую форму, способную разбить «защитный механизм» (в России уже известны генерации колорадского жука, способного поедать завозной ГМ-картофель);
• известно, что у большинства сельскохозяйственных культур имеется облигатный набор сорняков, часто близкородственных форм; отсюда угроза передачи им чужеродного гена и повышения их резистентности к мерам борьбы с ними;
• в регионах, где велик риск соприкосновения ГМ-растений с популяциями диких родичей (например, сои на Дальнем Востоке и на Северном Кавказе, пшеницы на Алтае и Северном Кавказе и т.д. возможно «переопыление» диких форм и появление у них чужеродных генов, отсутствующих в природе. Причем, этот процесс необратимый и чреват последствиями, которые способны дать «генетические химеры» (Дорохов, 2002);
• формирование более патогенных форм микроорганизмов, в т.ч. вирусов и бактерий за счет рекомбинации РНК клетки ГМ-растений и РНК природных изолятов микроорганизмов (например, вирусов); вопрос об их потенциальной опасности для человека и окружающей среды остается открытым;
• потенциальная возможность неконтролируемых мутаций в трансгенных организмах и восстановление или усиление за счет мутагенеза патогенности вирусного генома; эти случаи описаны в литературе (Атабеков, Морозов, 2002);
• потенциальный риск приобретения новых свойств патогенных микроорганизмов у трансгенных растений (пока это показано для штаммов вирусов, вызывающих заболевания некоторых культурных растений) менять переносчиков (насекомых, нематод и др.) или изменять тип переноса; отсюда шаг к внедрению в природные очаги болезней растений и животных и даже возможности формирования новых форм природно-очаговых заболеваний (с новыми носителями, переносчиками);
• потенциальная угроза получить в результате внедрения ГМ-культур активизацию диких форм патогенных микроорганизмов и расширения ими круга хозяев (защищаясь от одной болезни или вредителя ГМО стимулирует появление новых);
• синергизм, вызванный воздействием совместно развивающихся микроорганизмов в трансгенных растениях с заданным свойством устойчивости, например, к вирусам и бактериям; это приводит к усилению патогенности инфекций;
• обсуждаемые пока в СМИ (а не в научной литературе) последствия использования ГМ-кормов и ГМ-БАД (биологически активных добавок) в птицеводстве и животноводстве, приводящие к развитию ожирения в следующих поколениях потребителей мясной продукции (мяса бройлеров, свинины и говядины) в США;
• наличие аллергенов у ГМ сои и продуктов, приготовленных на ее основе, в т.ч. молочных, используемых в качестве добавки к детскому питанию и т.д.

В «Отчете по исследованию безопасности генетически модифицированных организмов», подготовленному по заказу ЕС (81 независимый эксперимент, проведенный 400 научными группами в течение 15 лет) не подтверждено наличие какой-либо опасности ГМО по сравнению с традиционными культурами. Даже показано, что технологии, контроль и испытания ГМО, делают их более безопасными по сравнению с другой аграрной продукцией (https://europa.eu.int/comm/research/quality-of-life/gmo/).
Как же быть с аргументами противников распространения ГМО? По нашему мнению, имеются несколько серьезных направлений деятельности, которые могли бы снизить эффект негативных последствий в отношении ГМО.

1. Для предотвращения нерегламентированного продвижения ГМ-культур, ГМ-продуктов и ГМ-БАД на российские рынки нужна быстрая и эффективная ревизия нормативно-правовой базы по охране интеллектуальной собственности, контроля за распространением, испытанием и использованием.
2. Для снижения риска потребления ГМ-продуктов для здоровья населения (наличие аллергенов в ГМ-продуктах, развитие астмы, нарушение обмена веществ, возможные отдаленные генетические последствия, функциональные отклонения, и пр.) требуется расширить национальную испытательную, исследовательскую и аналитическую базу в изучении ГМО.
3. Для формирования адекватной реакции на возможное широкомасштабное распространение ГМ-продукции необходимо внедрение элементарных знаний о природе ГМО, применении биотехнологий в сельском хозяйстве, производстве пищевой продукции и пр. в рамках среднего, специального, высшего и непрерывного образования, а также достоверной информации о ГМО для СМИ.
4. Для предотвращения негативных последствий для сельскохозяйственного биоразнообразия необходимо совершенствование корпоративного контроля за исследованиями в области сельскохозяйственных ГМО и их фрагментов, содержащих рекомбинантные ДНК, ГМ-культур и пр., биобезопасностью выпуска трансгенных сортов, размещением опытных испытательных полей (Спиридонов, 2002). Важно прекратить лоббирование выращивания ГМО в открытом грунте, что делают в наше время Торгово-Промышленная палата u Зерновой Союз и России без заключения Государственной экологической экспертизы.
5. С предотвращением возможных негативных последствий для природного биоразнообразия сложнее, т.к. исследования и превентивные меры здесь пока недостаточны, хотя риск при расширении использования ГМ-культур для природной флоры, а, возможно, и фауны, очевиден (распространение чужеродных генов в природных популяциях диких сородичей ГМ-растений и др.).
6. Несмотря на феноменальные успехи биотехнологии и ее перспективы в отношении развития аграрного, продовольственного, а, возможно, и фармацевтического секторов, внедрение ГМО, особенно в сельское хозяйство России, все же на данном этапе (до решений экспертизы, до результатов научного тестирования и оценки последействия) правильнее проводить там, где невозможны альтернативные пути его развития – экологически чистое производство, экологизация сельского хозяйства, внедрение «биологических» технологий, традиционных форм и пр.

В итоге отметим, что последствия распространения ГМО для природного биоразнообразия экологами и генетиками, к сожалению, не «просчитаны» и не оценены.