ВСЕ КЛАССЫ 148 страница

ТРАГИЧЕСКИЕ ПАРАДОКСЫ

ИСТОРИИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ

О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ СТАЛИНИЗМА

Настоящие писатели — совесть человечества.

Л. Фейербах

В русской литературе особенно сильны традиции гуманизма. Наши писатели всегда призывали «милость к падшим». Наверное, не случайно Достоевский и Толстой, Чехов и Короленко с таким глубоким человеческим чувством писали о заключенных и ссыльных. В советской литературе эти традиции были забыты. Безвинные гибли в сталинских лагерях. Оплакать их, заклеймить позором палачей, разбудить души людей, чтобы такие преступления никогда не повторились, — такую благородную задачу взяли на себя писатели 60—80-х годов. Некоторые произведения, написанные после XX съезда, были опубликованы только сегодня.

В романе «Новое назначение» А. Бек пишет о «трагических парадоксах» времени, по-

рожденных сталинизмом. Один из них — возведение строек коммунизма руками заключенных. О стройках полагалось трубить повсеместно, об армиях зеков на них — молчать. И что самое страшное — оправдание этих преступлений. Так, герой романа председатель госкомитета Онисимов, у которого погиб в лагерях брат, твердо убежден в государственной целесообразности системы лагерей как организованной армии строителей нового мира. И для каждого из зеков лишняя порция овса, сваренного на воде, — предел желаний.

За годы, прошедшие после XX съезда, а особенно в последние несколько лет вышло множество книг, правдиво рассказывающих о Сталине. По-разному изображают его Рыбаков, Домбровский, другие писатели. Но мы ясно видим властолюбца, одержимого идеей безмерного могущества. Люди для него — только материал для достижения чудовищных целей.

В «Детях Арбата» А.Рыбаков пытается раскрыть психологию сталинизма. Мы ясно видим те объяснения и оправдания, которые позволяли с легкой душой обрекать на страдания и смерть миллионы людей. Сталин — герой романа — считает, что только страдания вызывают величайшую энергию. А значит, можно заставить народ голодать, трудиться. Народ надо заставить пойти на жертвы. Для этого необходима сильная власть, способная внушить страх. А страх нужно поддерживать любыми средствами. Особенно хороша для этого теория незатухающей классовой борьбы. Так рассуждает в романе «величайший вождь всех народов». Но мы видим, что эта людоедская идея лишь прикрывает главное — жела- ■ ние беспредельной власти.

У М. Горького в «Моих университетах» есть эпизод, когда агент охранки объясняет Алеше устройство государства. Вот император. Из него как бы идет невидимая паутина к министрам, от них — к чиновникам, и так «паутина» оплетает всю страну. В сталинской же системе из сердца Сталина выходит невидимая колючая проволока, которая идет к его ближайшим подручным: Ежову, Берии, Кагановичу, Жданову и другим, спускается к руководителям областей, республик и ведомств, генералам и офицерам НКВД

и так далее, опутывая всех. В романе Рыбакова мы видим и ближайших помощников палача Сталина: Ягоду, Ежова, с которыми тот обсуждает свои планы. Особое внимание образам ближайших советников-палачей' Сталина писатель уделил в романе «Тридцать пятый и другие годы».

В стране возникает целая пирамида насилия. Главной же фигурой становится следователь. В «Детях Арбата» показан следователь Дьяков, который «верил не в действительную виновность, а в общую версию виновности». Он запутывает Сашу Панкратова, играет на его честности, то запугивает, то сулит освобождение. Ведь «хорош» тот следователь, который уговорами, пытками, угрозами расправы над близкими, чем угодно заставит подписать признание в несуществующих преступлениях. У Рыбакова на примере одноклассника Саши Юрия Шарова видим, как люди становятся такими палачами.

Очень четко выписаны образы следователей у В. Гроссмана в романе «Жизнь и судьба» и у Ю. Домбровского в «Факультете ненужных вещей». Играя на преданности партии, прикрываясь высокими интересами, они используют признания, обращая их против невинных. А затем жертвами становятся и свидетели. Нередко и бывшие палачи превращаются в жертв. Это описано у В. Гроссмана. Внутренний мир этих извергов чернее ночи. Ни. разу не возникает у них мысль о том, что люди, которых они терзают, лучше их, имеют право быть свободными и счастливыми. Напротив, чем хуже жертвам, тем быстрее палачи продвинутся по службе. Один из таких мучителей, описанных Домб-ровским, со злобной тоской думает о том, что из-за голодовки арестованного и его упорства полмесяца будет «в простое» и получит выговор.

Вершителями судеб были и неправедные судьи, и прокуроры. В романе В. Дудинцева «Не хлебом единым» показан процесс над изобретателем Лопаткиным, обвиненным в разглашении государственной тайны. Судьи заранее не хотели верить ни одному слову обвиняемого. Да и как верить, если на вынесение приговора отводилось 20—30 минут!

Особый тип палачей — это люди, облеченные властью, которые расправляются со

своими соперниками. В названном романе В. Дудинцева это профессор Авдиев и его помощники, которым изобретение Лопатки-на — кость в горле. В другом романе В. Ду-. динцева «Белые одежды» эта тема развита и углублена. Мы видим академика Рядно, лжеученого, который все силы направляет на то, чтобы физически истребить биологов-генетиков. Интересы науки или государства карьеристов ничуть не волнуют.

А как изображены жертвы? Их много, и они очень разные. Всех их, однако, объединяет то, что их не считают за людей, стремятся превратить в «лагерную пыль». Их невиновность никого не интересует, она, быть может, и есть их главная вина. Саша Панкратов тоже не был преступником, напротив, он искренне предан интересам революции. Но его погубило, как и тысячи других честных людей, что он был самостоятельным человеком, высказывал смелые суждения, имел собственное мнение.

В лагерях и тюрьмах, описанных писателями, сидят меньшевики и троцкисты, «вредители» и верующие, «уклонисты» и беспартийные — все те, кому не удалось укрыться от страшной системы НКВД. По-разному ведут себя люди. Одни сломались сразу, другие готовы погубить других, дать любые показания. Третьи сами стремятся стать на место палачей, подсказывая изощренные способы эксплуатации заключенных. Но есть и такие, которых не сломишь, Мы восхищаемся арестованным Зыбиным из романа Домбровского, перед которым, казалось, спасовала система насилия. Арестант пошел на «смертельную голодовку», и, как пишет автор, здесь власть всей системы кончилась, «потому что ничего более страшного для этого зека выдумать она не в состоянии».

Среди жертв есть люди, как герои романа «Белые одежды», которые сознательно идут против течения. Но большинство ведь и не думало спорить с властью. И это особенно страшно! Страшно читать о том, как заключенные гибли тысячами от непосильной работы и ужасных условий. О том, как родственники репрессированных месяцами ждали сообщения о том, 'где их близкие, живы ли они.

Но если бы жертвы были только в лагерях! Нет! И в колхозах, и в штрафных ротах, и в детских домах — везде. В повести А. Пристав-кина «Ночевала тучка золотая» дети-жертвы проходят все круги ада. Там же говорится и о судьбе целого народа-жертвы, о чеченцах, высланных с родины по приказу Сталина. А в повести «Заулки» В. Смирнова герой вспоминает о жертвах-крестьянах, которые настолько были задавлены налогами, что губили фруктовые деревья.

Неисчислимы преступления сталинизма. Эта эпоха еще долго будет занимать умы, потому что она острее, чем какая-либо другая, выявила проблему жестокости и гуманизма, добра и зла, палачей и жертв.

ПРОБЛЕМЫ НРАВСТВЕННОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Важнейшее из человеческих усилий — стремление к нравственности. От него зависит наша внутренняяустойчивостъ и само наше существование. Только нравственность в наших поступках придает красоту и достоинство нашей жизни. Сделать ее живой силой и помочь ясно осознать ее значение — главная задача образования.

Альберт Эйнштейн

«Человек рождается не просто для того, чтобы есть и пить. Для этого было бы гораздо удобнее родиться дождевым червем», — так писал Владимир Дудинцев в романе «Не хлебом единым». Поиски смысла жизни — это удел каждого мыслящего и совестливого человека. Поэтому-то лучшие наши писатели всегда напряженно искали художественное решение этого вечного вопроса. И советская литература не обошла его. А сегодня, когда прежние идеалы потускнели, а новые только утверждаются, эти проблемы стали едва ли не самыми важными.

Вопрос о моральных проблемах, конечно, шире вопроса о смысле жизни, но этот, по-

следний, составляет ядро нравственности. Когда нет веры, нет смысла жизни, нет и нравственности. Виль Липатов в повести «Серая мышь» изобразил бывшего начальника, до того спившегося, что ему нечего есть, а в доме даже не водятся мыши. Так, бессмысленность жизни приводит к деградации человека, превращает его в животное или преступника.

В другом своем произведении «И это все о нем...» Липатов рассматривает конфликт между добром и злом. Комсорг Евгений Столетов стремится жить по правде, глубоко верит в добро, справедливость, честность. И конечно, он неизбежно сталкивается с человеком, давно продавшим совесть, живущим ради выгоды, обманывающим людей и государство. Это мастер Петр Гасилов. Роман писался в годы, когда процветали обман и лицемерие, поэтому смерть Женьки была неизбежным финалом.

Нравственные проблемы находим и в произведениях Валентина Распутина. В повести «Живи и помни» автором поставлен вопрос: справедливо ли считать преступником человека, честно провоевавшего три года, которому после ранения смертельно захотелось домой? Рассуждать можно по-разному, но по-человечески жалко Андрея Гуськова, попавшего под репрессивную машину.

Чингиз Айтматов в своих книгах всегда стремился показать человека, ищущего свое место в жизни. С особой силой это проявилось в его романе «Плаха». Писатель признается, что в этом произведении хотел бы «отразить всю сложность мира, чтобы читатель вместе со мной прошел через духовные пространства и поднялся на более высокую ступень». Роман Айтматова разноплановый. Мы видим людей, стремящихся к наживе любой ценой: будь то истребление животных, или продажа наркотиков, или прямое убийство. Мы видим и обращение писателя к вечной теме распятого Христа. Угадываем здесь сходство с романом М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Глубоко символична судьба волчьей пары. Но особо хотелось бы сказать о нетипичном для советской литературы герое. Это Авдий Каллистратов, который искал смысл жизни в Боге. Но в духовной семинарии он не нашел себя, не удовлетворяла его застыв-

шая мысль, он хотел сам найти своего Бога. Юноша уходит в мир. Подобно пушкинскому пророку «глаголом жечь сердца людей», подобно лермонтовскому — провозглашать «любви и правды чистые ученья». Он надеется с помощью слова очистить и возродить души падших людей. Но правда жизни сурова. Трудно достучаться до душ преступников. Его избивают, Авдий чудом остается жив. В больнице встречает свою любовь и в любви, кажется, находит себя. Но такому человеку трудно жить в мире зла, лицемерия, наживы. Его статью о наркомании не печатают: она слишком правдива. В столкновении с истребителями сайгаков Авдий погибает. Погибает, как мученик, как Христос.

Далекий от философии чабан Бостон тоже ищет смысл жизни. Видя ненормальные отношения, сложившиеся в его хозяйстве, он мучительно размышляет: «Если я не хозяин своему делу, кто-то в конце концов должен же быть хозяином?» Чабан видит смысл жизни в честной работе, в любви к животным, к земле, в приумножении богатства общества, в порядочности в отношениях с людьми. Однако его честность и преданность работе так же, как у Столетова и у Каллистратова, входят в противоречие со сложившейся системой общепринятого обмана, духом наживы.

Судьба преследует Бостона. Фигура его становится по-шекспировски трагической. Во время перехода на новое пастбище погибает его друг. Затем умирает его жена. Вокруг новой жены, вдовы друга, начинаются сплетни. Наконец, природа мстит людям, избрав его несправедливой жертвой. Обиженные другим человеком, волки уносят ребенка Бостона. Доведенный до отчаяния, чабан совершает убийство.

Так безвременье, отсутствии веры в обществе продолжает трагический конфликт между честным и бесчестным. Плахой кончается жизнь Авдия и плахой же — жизнь Бостона.

Восходит на свою плаху и Онисимов, герой произведения Александра Бека «Новое назначение». Это высокого ранга аппаратчик, председатель государственного комитета, приближенный Сталина. Объективно это человек, обладающий чувством долга и удиви-

тельной работоспособностью. Личная его преданность Сталину беспредельна, несмотря на то что его брат погиб в лагерях. В этой преданности он и находит свой смысл жизни, требуя такой же преданности и полной отдачи в работе от своих подчиненных. Но писатель подчеркивает, что ложное понимание долга ломает и искажает природу человека. Возникает «странная болезнь» — результат «ошибки двух противоположных импульсов — приказов, идущих от коры головного мозга, и внутренних побуждений». В конце концов человек начинает творить зло, оправдываясь долгом. Именно поэтому на Онисимова так подействовало разоблачение культа личности — потеряны смысл жизни и уверенность в правоте. Он так и не смог «вылезти душой из тех времен», как советовал ему Челышев, И недаром автор «награждает» героя неизлечимой болезнью, ведь он уходит вместе со своим временем. Да, роман говорит о том, что свой смысл жизни каждый человек обязан найти сам, никто не может дать его в готовом виде.

Таким образом, современные писатели, рассматривая проблемы нравственности, наследуют традиции русской классической литературы — высокогуманной и вместе с тем высокотребовательной к человеку.

НРАВСТВЕННАЯ СВОБОДА

И ЕЕ ОТРАЖЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ ПРОЗЕ

Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой!

И. В. Гёте

Не так уж часто встречаются книги, чтение которых составляет впечатление беседы с мудрыми и понимающими тебя людьми. Еще реже попадаются книги-«друзья», которые делают нас лучше и умнее. Для меня это «Война и мир», «Тихий Дон», некоторые повести А.Куприна. Из современной литературы — «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Белые' одежды» В. Дудинцева, «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана.

Наверное, я не ошибусь, если скажу, что во всех этих произведениях есть нечто общее. Герои их трудно обретают нравственную свободу и нелегко делают нравственный выбор. Долгие годы ищут сзой путь в жизни Пьер Безухов и Андрей Болконский. Мечется Григорий Мелехов, проливая свою и чужую кровь. Мучительно приходит к осознанию научной истины и своего долга Федор Дежкин из романа В. Дудинцева. Эти и другие герои обретают внутреннюю свободу только тогда, когда делают свой жизненный выстраданный выбор. Таковы и герри романов Ю. Домбровского и В. Гроссмана.

В романе «Факультет ненужных вещей» много действующих лиц. Но главными героями можно считать Георгия Николаевича Зыбина. Уже то, что он мыслит, анализирует действительность, есть протест против сталинского режима. И он попадает в заключение. В тюрьме, кажется, человеку труднее всего размышлять. Но для некоторых, оказывается, наоборот. Лишившись внешней свободы, они обретают огромную внутреннюю, потому что жизнь видится по-иному. Сменяются следователи, идут утомительные допросы, сыплются угрозы. Но Зыбин ломает хитроумные ловушки палачей, опровергает их догмы, доказывает, что, попирая права человека на мысль, совесть, достоинство, система превращается в «факультет ненужных вещей». Арестант Зыбин бросает вызов всему полицейскому аппарату. Выстоять ему помогает тот выбор, который он сделал: лучше умереть, чем изменить своим нравственным принципам. И еще он думает о суде потомков над его временем и над ним лично. Что же, мы, нынешние «судьи», выносим свой приговор: «Подсудимый Зыбин полностью оправдан. Он немногий из тех, кто достоин носить высокое звание Человека!»

Еще более широко и обобщенно тему свободы и необходимости исследует Василий Гроссман. Роман «Жизнь и судьба», огромный и по объему, и по количеству действующих лиц, читается удивительно легко и быстро. Автор рассматривает события будто с высоты птичьего полета, но отмечает каждое движение души героев. Критики отмечают, что писатель продолжает традиции Л. Н. Толстого. Из советских романов, пожа-

луй, лишь «Тихий Дон» превосходит масштабностью произведение Гроссмана.

Следует также иметь в виду, что оно осталось незавершенным. Лев Толстой писал о своей эпопее: «Это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника, это то, что хотел выразить автор в той форме, в которой оно выразилось». Думается, и Шолохов, и Гроссман наследовали этот подход.

Осью повествования романа «Жизнь и судьба» являются события под Сталинградом. Но сюжетные линии романа многочисленны: писатель проникает и в Москву, и в другие города, и в фашистский концлагерь, и в застенки бериевских палачей, совершает путешествия во времени. Может быть, главное в романе — это раздумья автора {и читателя) о свободе и ее роли для народа в целом и для каждого человека в отдельности. Степень нравственной свободы не зависит от положения человека в обществе. Заключенный может быть более свободным, чем палач, лишенный нравственности. Люди, ослепленные идеей, ради которой совершаются преступления, так же не свободны, как и палачи.

Как ни странно, но самый свободный человек в романе — «управдом» Греков, окруженный со своим небольшим гарнизоном в доме «шесть дробь один». Когда отряд посетил с «проверкой» политрук Сошкин, возмущению его не было предела. Особенно непростительным казалось то, что солдаты говорили командиру «ты» и звали «Ваней». Сошкин делает вывод: «Не воинское подразделение, а какая-то Парижская коммуна». Даже Парижская коммуна ему, коммунисту, кажется опасной! Настолько руководители привыкли считать, что людьми можно распоряжаться как угодно. Донесение политрука пошло по инстанциям, вызывая гнев все более высокого начальства. Люди — винтики, вот философия таких, как Сошкин. Сам он тоже винтик, только покрупнее. Разве можно назвать такого свободным? Греков же считает, что «нельзя человеком руководить, как овцой». Его авторитет основан не только на звании, но прежде всего на опыте, уме, храбрости.

Сталин и командование в период отступления летом 1942 года издавали жестокие приказы, оправдывая собственные ошибки. Но не расстрелами и заградотрядами была

выиграна война. «Управдом» Греков своим примером доказывает, что можно воевать по-другому. Его бойцы видят свою цель в том, чтобы бить и бить фашистов, хотя и знают, что из дома им не выбраться. Сам командир не желает отвлекаться на пустые дела, отказывается делать ежедневные пространные отчеты. Да, в гарнизоне Грекова появились освобожденные люди, они чувствуют ответственность друг за друга, готовы принять удар атак на себя.

Как цветок иногда вырастает среди камней, так среди боев расцветает молодая любовь Сережи Шапошникова и радистки Кати Венгровой. Греков сам «положил глаз» на Катю, но, заметив их отношения, совершает благороднейший поступок — отсылает влюбленных из обреченного дома. И мы верим словам Грекова, что он хочет свободы и воюет за нее.

Сегодня много говорят о свободе. Нельзя только забывать, что свобода без правды невозможна. И прав Гроссман, сказав, что трудно жить без правды либо с обрубленной, подстриженной правдой. Часть правды — это уже ложь. Писатели, открытые, честные, бескомпромиссные, показали нам, что такое истинная свобода.

«МНЕ ШЕСТНАДЦАТЬ, Я МИР ОБНИМАЮ ЛЮБЯ...»

...Радуйся, юноша, молодости своей, и в дни юности твоей да будет сердцу благо...

Ветхий Завет

Молодость счастлива тем, что у нее есть будущее. «Мне шестнадцать, я мир обнимаю любя...» — написал юный волгоградский поэт, трагически погибший в восемнадцать лет. Мне тоже скоро будет восемнадцать. Порой чувствую необъятность жизненных сил, беспричинную веселость и любовь ко всему свету. Чего, кажется, тревожиться, когда в жизни все складывается хорошо? Почему же иной раз жестокая тоска охватывает меня, ничто не радует, жизнь представляется бес-

смысленной? Наверное, потому, что слишком часто приходится сталкиваться с несправедливостью, жестокостью, бесчеловечностью.

Как проводят время большинство моих ровесников? Гоняют до одури на мотоциклах, слоняются по улицам, ищут, где выпить, или развлекаются на дискотеках. Мне не о чем порой даже поговорить со сверстниками. Но тяжелее всего видеть их жестокость. Ко всем: к родителям, к учителям, к слабым, к животным.

Часто размышляю о том, как человек становится жестоким и почему зло так часто торжествует.

И здесь мне хотелось бы сказать о двух явлениях нашего общества, которые рождают жестокость. Очень многие проходят через колонию, и почти все — через армию. О зоне и об армии — два произведения современной литературы.

Роман Леонида Габышева «Одлян, или Воздух свободы» — повествование о подростке, позже юноше, Коле, по кличке сначала Камбала, потом Глаз и Хитрый Глаз. Это рассказ о мире, где господствует унижение и насилие. «Глазу становилось невмоготу. Тиски так сдавили кисть, что она перегнулась пополам: мизинец касался указательного пальца. Казалось, рука переломится, но гибкие косточки выдерживали.

— Глаз, а ну улыбайся. И знай: медленно

буду сжимать, пока кости не хрустнут или

пока не сознаешься.

— Ладно, Глаз, пока хватит. Вечером

пойдем с тобой в кочегарку. Суну твою руку,

правую руку, в топку, и подождем, пока не

сознаешься».

Страшнее всего, что по требованию заправил зоны (в данном случае Камани) Коля сам сует руку в тиски или подставляет голову под удар. Иначе будет еще хуже. Читаешь роман и понимаешь: человек попадает в колонию, и общество перестает его защищать. Лагерное начальство делает вид, что ничего не замечает. Нет, хуже, сознательно использует часть заключенных (так называемых рогов и воров), которым предоставляются льготы и послабления, чтобы те держали всех остальных в порядке. А уж порядок зеки-заправилы наводить умеют...

Сцен, подтверждающих сказанное, в рома-

не много. Вот одна. Первые дни в зоне. Майор, по прозвищу Рябчик, проверяет дежурство. Он спрашивает парня:

«— Прописку сделали?

Коля молчал. Ребята заулыбались.

— Сделали, товарищ майор, — отвечал

цыган.

— Кырочки получил?

— Получил, — теперь ответил Коля.

— Какую кличку дали?

— Камбала, — ответил Миша».

То, чему улыбнулся майор с зеками, прописка и кырочки, заключались в жестоком избиении и унижении, но к этому люди, поставленные следить за исправлением заключенных, относятся как к должному. Значительная часть романа состоит из подобных эпизодов. Что же, может быть, благодаря писателю не только Хитрый Глаз, но и читатель постигает, что такое свобода.

В повести Сергея Каледина «Стройбат» показаны несколько дней из жизни военных строителей, которые выполняют «почетную обязанность советских граждан». Это сборная часть, своего рода свалка, куда собрали «скверну» из многих стройбатов. Поэтому нравы здесь не так уж отличаются от зоны, да и интересы те же. «Короче, ехали в ад, а попали в рай. Вот ворота, а справа, метров двести, — магазин. А в магазине — рассыпуха молдавская, семнадцать градусов, два двадцать литр. С десяти утра. Малинник!»

Закон здесь: сильный всегда прав! Сильные — это, «деды», слабые — «салабоны». Казалось бы, разница небольшая: на год раньше пришел на службу. Но это как цвет кожи. Деды могут не работать, пьянствовать, издеваться над первогодками. Те должны все терпеть. Человек не значит ничего, становится бес-, правным рабом: «Сперва Женька решил Егорку с Максимкой Косте подарить, да потом одумался — всего-то пахарей у него — эти двое. Егорка, кроме основной работы, Женьку с Мишей Поповым обслуживает: койку заправить, пайку принести из столовой, постирать по мелочи, а Максимка — Колю, Эдика и Старого». Порядок здесь старшие тоже наводят быстро: «Егорку Женька обработал сразу, тот почти не рыпался. Пару раз ему кровь пустил слегка, а чучмеки почему-то крови своей боятся. А... с Максимкой повозился подольше...»

Насилие здесь — обычное дело. Центральная сцена повести — грандиозная драка между ротами. Или эпизод с Костей Карамы-чевым. Последние восемь месяцев он работал грузчиком на хлебокомбинате и крал что мог. От пьянства «не просыхал». Когда же,.«вконец оборзев», попался, командир роты Дощи-нин «предложил Косте н.а выбор: или он дело заводит, или Костя срочно чистит... все четыре отрядных сортира». Тот выбрал последнее, взяв, разумеется, помощников из молодых. При «дембеле» же этот командир дал Косте следующую характеристику: «За время службы... рядовой Карамычев К. М. проявил себя как инициативный, выполняющий все уставные требования воин... морально устойчив... Характеристика дана для предъявления в Московский университет». Что ж, готов интеллигент.

Возможно, скоро и мне предстоит идти служить. Неужели придется два года терпеть унижения, забыть, что ты человек? Нет, физических лишений я не боюсь. Как говорится: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».

Прочитаны оба произведения. Они не слишком художественны, есть погрешности против стиля и законов литературы. Зато в них нет погрешностей против правды. Писателям веришь. И веришь еще в то, что если мы очень захотим, то жестокости станет меньше.

ПАТРИОТИЧЕСКАЯ ИДЕЯ

В ИСТОРИЧЕСКИХ РОМАНАХ

В.ПИКУЛЯ

История — сокровищница наших деяний, свидетельница прошлого, пример и поучение

для настоящего, предостережение для будущего.

Мигель де Сервантес Сааведра

Валентин Саввич Пикуль (родился в 1928 году) для широкой публики часто выступает первооткрывателем. Ведь некоторые его романы освещают те страницы истории, кото-

рые были известны в основном лишь узким специалистам. Историк академик Б. А. Рыбаков отмечал, что романы сыграли немалую роль в нынешнем усилении тяги к истории. Сам же писатель говорил: «Главное для меня — патриотическая идея».

В истории нашей страны много было славных и бесславных войн, немало и дипломатических интриг. Одним из напряженных периодов была Семилетняя война в 18 веке. Писатель обращается к этому времени в романе «Пером и шпагой». Сюжет основан на истории одного французского дипломата. Этот образ позволяет писателю показать сплетение интересов ведущих европейских стран. Мы видим корыстолюбие и глупость, а порой и трусость ряда русских сановников и наряду с этим подлинных патриотов. Один из них — генерал Салтыков.

Автор описывает его как тихого старичка, который «вперед никогда не лез и около престола не отирался». Но именно он оказался истинным победителем прусского короля Фридриха II, героем большой европейской войны. Он был талантливым полководцем, понимавшим солдата. Завистники не простили ему самостоятельности. К сожалению, война не принесла пользы России, хотя славы и уважения ей добавила.

На смену «дщери Петровой» Елизавете пришла немка Екатерина П. Ее царствование описано в романе «Фаворит». Это был «золотой век» русского дворянства. Главный художественный принцип Пикуля — показывать эпоху через конкретных исторических лиц. Их много в романе, Но центральные образы — Екатерина и Потемкин. Царица предстает перед нами волевой и умной женщиной, знакомой с видными европейскими философами. Она умеет расположить к себе" людей, знает интересы страны и служит ей. Но в то же время это хитрая, порой коварная и жестокая правительница, слишком любвеобильная, чтобы быть бесстрастной.

Противоречива и фигура «светлейшего» князя Потемкина. Он ловкий, хитрый человек и царедворец, часто беспринципный, иногда очень грубый. Но писатель выделяет одну очень важную черту, которая, наверно, и сделала князя заметной личностью в нашей истории. Она роднит его с Волынским в «Слове

и деле», Салтыковым, с Горчаковым в «Битве железных канцлеров», нашими полководцами и флотоводцами в «Фаворите». Это патриотизм.

Диапазон исторических эпох, описываемых романистом, велик. В 1987 году он завершил цикл романов о русско-японской войне 1904—1905 годов. Эти события уже нашли отражение в советской литературе: в «Порт-Артуре» А. Степанова и «Цусиме» А. Новикова-Прибоя. Но Пикуль рассказывает о войне по-своему. Писатель считает, что история не терпит шаблонов, с которыми у нас подходят к тем или иным событиям и личностям. Он напоминает о том, что хотя мы привыкли считать Цусимское сражение поражением царского флота, но забываем о высоком патриотизме моряков, когда матросы и офицеры знали, что погибнут, - но честь России для них была дороже жизни!

В последнем романе своей эпопеи «Каторга» Пикуль рассказывает о Сахалине. Раскрывается неизвестная страница истории. Когда на остров пришли японцы, ссыльные стали защищать свою страшную, жестокую тюрьму. Психологически точно определил писатель истоки патриотизма этих преступников. Несмотря на все пороки их характера и воспитания, они остаются русскими и сражаются, погибают за свою Родину.

Большое впечатление произвел роман «У последней черты» об авантюристе Гришке Распутине и последних годах царского дома Романовых. Писатель показал нравственное и духовное убожество власть имущих. Люди, у которых в руках была судьба страны, сами оказались игрушкой в руках темного мужика и мистика Распутина.

Романы Пикуля построены на контрастах, на противопоставлении патриотов и предателей; честных, преданных людей и карьеристов, хапуг; смелых и трусов. Перед нами целая галерея интересных и значительных, роковых и ничтожных фигур. Но в то же время не всегда оправданно копание писателя в интимных подробностях, выпячивание и смакование их. Возможно, это одна из причин того, что некоторые считают романы Пикуля бульварными.