Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Правовая идеология.
В целом в правовой теории 1920-х гг. под революционной законностью стали считать установленный и определенный государством правопорядок, группу правил, что связывалось с требованием разработать систему соответствующих норм. Расчет на скорое отмирание права обусловил новое отношение к правовой норме: «Закон отмечает те вехи, по которым определяются границы данного правопорядка, данной системы правовых отношений... Теоретически закон должен дать основной принцип данной системы, а остальное — уже дело пролетарского суда» (П. И. Стучка). Ориентация на «революционное правосознание» как на важнейший источник права содержалась в концепциях сторонников психологической теории права, в которых собственно право отождествлялось с революционным правосознанием. Аргументам психологистов противопоставлялась социологическая интерпретация права. С этой точки зрения законодательство являлось не чем иным, как плановой политикой. «Мы не говоримо верховенстве законов, но говорим, что части подчинены целому и что в социальном строительстве отдельные его акты увязываются объединяющим их общим планом». Советские правоведы 1920-х гг. столкнулись со многими противоречиями, заложенными в самой правовой системе переходного периода, между «рабочим судом» и «империалистическим правом».[8] Преемственность юридических форм («империалистическое» — советское право) выражалась, в частности, в том, что праву переходного периода наряду с принципом целесообразности был присущ и принцип «справедливости». Хотя последняя ни разу прямо не упоминалась в ГК РСФСР 1923 г., но определенно присутствовала в содержании его статей, в ряде случаев даже определяя границы применения закона.
Судебная и правоприменительная практика представлялись советским законодателям в основном эффективным средством противодействия «буржуазным» началам, все еще существующим в праве послеоктябрьского периода.[9] «Творческая активность судебной практики, точно ограниченная исключительно интересами государства и трудящихся, но вовсе не ограниченная неподвижными рамками закона» — в этом виделось начало коррективов правотворческой деятельности в условиях переходного периода. Разрешение такого вопроса как «империалистическое право-рабочий суд» осуществлялось так: судья обязан был прежде всего попытаться найти прямой ответ в действующем законодательстве. Если это не получалось, то он обращался к анализу «общих начал», которые можно вывести из советского законодательства. Не найдя достаточно нужного ответа и там, судьи вправе был искать решение в последней инстанции — в «классовых принципах общей политики». Безусловно, такой порядок обусловливал потребность тщательно осуществлять процедуру судебного разбирательства, поэтому советский правовед значительное внимание уделял разработке норм процессуального права. Например, ст. 4 ГПК РСФСР непосредственно не наделяла судью правом решать дело вопреки законодательству, но в целях восполнения пробелов давала обширные возможности для судебного толкования применительно к «особенностям экономической ситуации».
|