Валерий Лебедев Впервые опубликовано в бостонском альманахе www.lebed.com Публикуется с любезного разрешения автора

Когда в середине ХIХ века в Китае появилось довольно много иностранцев, то китайцы были весьма удивлены поведением " заморских дьяволов" (так их называли): прямо на улице, например, мужчина, встретив свою добрую знакомую, мог ее обнять, а то и поцеловать. То же заморские дьяволы производили и с особями своего пола. Распутство этих диких варваров не знало пределов! Поцелуев китайцы не практиковали и не понимали. Для них это было чем-то наглым и попирающим общественные приличия. Объятия еще понять можно, если бы они сразу же вели к искомому плотскому соитию. Конечно, странно, прямо тут же на улице, без притираний и благоуханий, без самых разных приспособлений, начиная с рассматривания книжек – пособий по избранным позам (" Тридцать поз Неба и Земли" Дун Сюаня) или хотя бы обмахивания эротическим веером с набором пользительных картинок. Но ведь нет – иностранные варвары, улыбнувшись и помахав друг другу рукой, а не учебным веером, расходились по своим делам. К чему были тогда объятия и эти... поцелуи?

Любовь по-китайски – вещь (по европейским понятиям) в высшей степени утилитарная. Она сводилась почти исключительно к телесным усладам. А сами услады – к половым сношениям. Но зато последние имели массу разновидностей, способов и ухищрений.

Например, состоятельные люди вокруг дома в саду делали рифленую дорожку, нечто вроде крупной стиральной доски, жена (наложница, " девушка" и пр.) ложилась на дно тележки, муж сверху, вол, отвлекаясь от своих прямых сельскохозяйственных обязанностей, тянул поклажу, и механическая тряска добавляла жару к природным страстям. Или еще лучше: строился обширный кольцевой бассейн, слуги лопастями гнали и гнали волну, а по воле волн плыл челн с теми же неутомимыми китайскими любовниками, раскачиваясь, как при приличном шторме.

Какой-нибудь утонченный господин Ян, великий Ночной Ученый, тем более император только и делали, что ездили по кругу по много часов подряд. От этого происходило головокружение от успехов. Успехом же считалось выиграть " битву полов", схватку Ян и Инь, глубоко вспахать " Цветочное поле", освоить " Драгоценное поместье", взять приступом " Нефритовые ворота", понежиться в " Павильоне удовольствий", оросить " Ночным туманом и Дождем" " Чудесный цветок" (терминология китайских любовных книг тоже с поэтическими названиями вроде " Сборник Весеннего Дворца", " Книга Дракона" или " Радость золотистых лотосов").

Да что там " по кругу". Неутомимый в " Цветочных битвах" император Янди отгрохал себе " Лабиринт". В „Записках о дворце „Лабиринт" (" Милоуцзи") неизвестный автор эпохи Тан называет его эротическим сном, от которого не стоит пробуждаться. Дворец представлял собой лабиринт коридоров и покоев, причем каждая стена была покрыта зеркалами из полированной бронзы.

Отражения в этих зеркалах были настолько обманчивыми, что для передвижения по дворцу требовалось скорее осязание, нежели зрение. Обстановка была, можно сказать, без излишеств: бесконечные циновки и кушетки, на которых возлежали прелестницы из императорского гарема, да расположенные через равные промежутки фонтаны с вином вместо воды. Слух услаждала музыка в исполнении групп обнаженных дворцовых девушек, которые при нужде пополняли армию уж возлежащих.

Янди считал посещение дворца „Лабиринт" отменным испытанием потенции дракона-императора. Во дворце его встречали особо доверенные евнухи, которые немедленно освобождали его от одежды и надевали на него шкуру леопарда. Подкрепляясь из чаши, император под оглушительный аккомпанемент гонгов, колоколов, барабанов, пение наложниц и дворцовых девушек, речитативом желавших ему „ваньсуй" („тысячу лет" или „да здравствует! ") начинал обход " Лабиринта".

Он прежде всего возбуждал в себе „драконовский дух", а возбудив, отсылал евнухов прочь и переходил к " водным процедурам". Создавая и укрепляя миф о своей несокрушимой драконовской силе, император Янди проводил во дворце по полторы недели, одолевал несметное количество " Последних пределов" (дословный перевод с китайского слова " оргазм"), и только потом, мутно поводя очами, появлялся для свершения великих государственных дел, из которых самым великим и было как раз посещение " Лабиринта".

Надо ли говорить, что все чиновники, начиная с визиря и ниже следовали увлекающему примеру отца и матери народа? Да, потенция китайцев удивительна. Она превышает даже таковую у негров. Я об этом уже упоминал, но столь важное свойство заслуживает повторного упоминания.

Ибо этим только и можно объяснить фантастическую населенность Китая, которую не могли на продолжительное время сбить периодические династические перевороты, фактически – гражданские войны, уменьшавшие население за 3-4 года иной раз в 8-10 раз! Если в начале нашей эры китайцы по численности составляли одну десятую всего населения, то сейчас уже – одну пятую! А тут еще сексуальные меньшинства всего мира (кроме Китая) лезут со своими правами. Императоры и чиновники Китая тоже не гнушались мальчиками, но так, между делом.

И второе соображение: если император и чиновники всех рангов – каждый в меру своих способностей – хотя бы выполняли предписание Конфуция (" Вплоть до достижения им пятидесяти лет муж должен входить в Павильон Удовольствия своих жен раз в три дня, своих наложниц – раз в пять дней, а прочих девушек, живущих у него в доме, – по своему усмотрению" – " Записки о церемониях"), то когда же заниматься управлением? И где силы взять? Вот и приходилось для стройности и надежности управленческой системы вводить жестокие наказания, дабы одно наказание по действенности равнялось сотне корректирующих приказов.

Написал Конфуций: " …жен, наложниц и прочих девушек, живущих у него в доме." А сколько этих жен, наложниц и прочих? Сие зависело от благосостояния чиновника. Отсюда еще одна особенность: совершенно узаконенная система поборов и взяток. Но здесь нужно было знать меру, ибо каждый нижестоящий чиновник отстегивал вышестоящему, и если он слишком много брал себе, начальнику оставалось меньше. В то время как начальник по чину должен был иметь больше " жен и прочих".

Больше всех имел, разумеется, император. Три главных жены (Центрального, Западного и Восточного дворца – то есть, у каждой из них был свой дворец) сотни наложниц и немерянное число " дворцовых девушек". Порядок во всем этом женском хозяйстве был установлен поразительный. Подбором девушек и управлением огромным гаремом занималась " Палата Особо Важных Дел" – именно так дословно переводится это ответственнейшее китайское учреждение (только в императорском дворце служило 3000 евнухов). В СССР таковым был КГБ, а вот в Китае – Палата особо важных дел. И, судя по названию и функциям, – действительно важнейшее в Поднебесной. Ибо сексуальные удовольствия столь ценились, что стали знаком социального положения. Чем больше наложниц и " девушек, живущих в доме", тем выше ранг владельца и престижнее его положение. Это, в каком-то смысле, имеет место и во всех иных местах.. В России, например, ныне всякий " новый русский" содержит целые сонмища любовниц. И чем он " новее", тем больше.

Связь между количеством гаремных прелестниц и социальным статусом идет, кстати, от наших славных предков – от приматов. Скажем, у горилл и даже бабуинов вожак (альфа-животное) имеет и самый большой гарем. Чем ниже по лестнице доминирования, тем меньше самок. У " омега-животных" и вовсе их нет, и они вынуждены заниматься " однополой любовью" или самоудовлетворением. Так что не совсем прав был Сократ, полагая, что гомосексуализм есть чуть ли не высшая форма любви, ибо присуща только людям.

Но вернемся в Китай. Наложницы делились на пять разрядов. Первый, самый важный – хуан гуй фей (императорская драгоценная любовница), затем, по убывающей, гуй фей (драгоценная любовница), фей (любовница), бинь (конкубина, что можно перевести как " сожительница"), гуй жень (драгоценный человек). Драгоценный человек была низшим рангом наложниц. Далее шли " дворцовые девушки", которые были, как видно, " уважаемыми людьми" (подробности в кн. В.И. Семанов. Из жизни императрицы Цыси. М.1976).

Наложниц приносил в кошме к императору евнух и обнаженными запускал в постель. Сам же евнух сидел под дверью. По прошествию достаточного времени он трижды стучал в дверь и громко вопрошал: " Свершилось ли великое деяние? " Получив утвердительный ответ, он забирал наложницу (или нескольких) и спрашивал, оставить ли " Семя дракона"? Если да, то в специальную книгу учета заносилась запись, что такого -то числа Сын Неба осчастливил такую-то и, если зачатие произошло, оно фиксировалось с точностью до часа. Китайцы ведут отсчет своего дня рождения с момента зачатия, так что все китайцы как бы на 9 месяцев старше европейцев.

Наложниц подбирали по всей стране специальные евнухи из Палаты особо важных дел на чуть ли не общественных смотринах. Главные признаки подбора - хорошо утянутая ступня (искалеченные специальным бинтованием ноги, имеющие вид копытца) и строение вульвы и вагины, регламентированные подробнейшими инструкциями. Детали опускаю, как имеющие отношение скорее к гинекологии. Не надо думать, что император, при всем нашем уважении к его половой силе, мог осчастливить всех. Большинство наложниц так и оставались старыми девами. Но – пусть будут: запас карман не тянет.

Утилитаризм любовных отношений привел к тому, что органы любви считались наиважнейшими. " Мужской пик", он же " Нефритовый стебель", Нефритовый корень", " Нефритовый ствол", " Боевая палица", " Небесное орудие" – вот только некоторые наименования. Для женской прелести, кроме названных, было значительно больше поэтических образов. Там и " Золотая долина", и " Багряная долина", и " Нефритовые ворота", и " Золотистая лощина", и " Цветочный рай"...

Китайцы пребывали в приятном заблуждении, будто вся мужская сила, достоинство и способности заключаются только в размерах " Боевой палицы". Чего они только не придумывали! Невероятные и экзотические снадобья для приема внутрь и притираний; в высшей степени сомнительная " сексуальная гимнастика", заключающаяся в разного рода вытягиваниях и размятиях; наконец, хирургическое вмешательство. В последнем был такой изыск, как отсечение у здорового кобеля (во время случки) его достижения, разрезание его на четыре доли и вживление в рассеченный " нефритовый стебель" соискателя знатного мужского достоинства.

То, что погибали при этом собаки, – ладно, но вот как выживал страстотерпец? Это тайна китайца, которую он уносил в могилу. Простым китайцам все эти изыски был не по карману, и они просто во время жары (дабы не усохло) носили в штанах специальные сосуды и вымачивали в них свой " Нефритовый корень" – китайский простонародный " праздник, который всегда с тобой". Ныне российские солдаты-дембели, ничего не зная о китайских первопроходцах, делают надрезы в крайней плоти и закатывают туда пластмассовые шарики иногда чуть ли не от пинг-понга.

Так они думают поразить своих избранниц, но поражают только пустым карманом.

При этом так сказать, что общефизической подготовке внимание не уделялось совершенно. Одутловатые, мешкообразные тела с атрофированными мышцами. И если крестьяне за счет каждодневного труда еще были в тонусе, то начальники были совсем анемичны и мужскую доблесть проявляли только в альковных битвах. Не здесь ли причина невероятных поражений в войнах, когда отряд в несколько тысяч (особенно европейцев, как то было в " опиумной войне" или при подавлении " Восстания боксеров") наголову разбивал войско в двести тысяч китайцев?

У женщин местом, заслуживающим пристального внимания, был " один-единственный квадратный дюйм". И еще – ступни ног. Женская красота, например, не включала грудь. Ее обычно утягивали так, чтобы она выглядела плоской. Именно поэтому женское тело не вдохновляло китайских художников. Обнаженное тело почти никогда не становилось сюжетом произведений искусства, если не считать альковных книг, в которых изображались постельные сцены с единственной целью – наглядно продемонстрировать

(для учебных целей) половой акт.

Вот что пишет по этому поводу Линь Юйтан в своей книге „Моя страна и мой народ" (1936): " Китайцы не умеют ценить женское тело как таковое. Мы очень мало видим его в произведениях искусства. Китайцам катастрофически не удается изображение человеческого тела, и даже под кистью такого художника, как Цю Шичжоу (эпоха Мин), известного своими картинами с изображением сцен из жизни женщин, верхняя часть обнаженного женского тела оказывается весьма похожей на картофелину. Из числа китайцев, не знакомых с западным искусством, мало кто способен разглядеть красоту женской шеи или спины".

Излюбленная одежда китайских женщин делала их еще менее обольстительными. Грудь китаянки была туго стянута лифом, фигуру ее от шеи до ступней ног скрывал бесформенный халат, а из-за широких рукавов и просторного покроя одежды она просто тонула в массе материала. Видны были только ее лицо, голова и руки, и именно на них были сосредоточены ее усилия в стремлении выглядеть чарующе. В результате лицо ее, напудренное и нарумяненное, походило на маску, а великолепная лакированная прическа была украшена цветами и драгоценностями, гребнями и лентами.

Еще во времена монгольской династии Юань (1280-1368) к главным свойствам женской красоты добавилась ступня. Наряду с повальным увлечением " одним-единственным квадратным дюймом" произошло внезапное открытие сексуальной привлекательности стянутых тугой повязкой ступней ног. Девочкам в пятилетнем возрасте бинтовали ноги так, что ступня не могла расти. Пальцы загибались внутрь, кости плюсны выгибались дугой, и ступня превращалась в " копытце". Годами девочки по ночам плакали от боли, но таков был неукоснительный обычай. Его избегали только грубые крестьянские дети. Копытоподобные ступни получили романтическое название " Золотистых Лилий" или " Золотистых Лотосов", причем идеальными по размеру они считались в том случае, когда длина основания ступни не превышала трех дюймов. Помимо болезненных физических ощущений утягивание ступней сковывало движения, и даже обычная ходьба становилась делом весьма затруднительным. В особых случая китайская красавица совсем не могла ходить, что только лишний раз подчеркивало ее знатность: стало быть, ее следует носить в паланкине. Красочный же даосский словарь терминов из области секса дополнило еще одно наименование полового сношения – „Прогулка между Золотистыми Лилиями".

Согласно народному преданию, обычай калечить ноги возник в ранний период царствования южной династии Тан. Правитель из этой династии был отчаянно влюблен в танцовщицу по имени Лонян. Желая создать для нее сцену, соответствующую ее утонченному дарованию, он соорудил для нее золотой цветок лотоса высотой шесть футов. Чтобы танцевать на его лепестках, Лонян забинтовала себе ступни шелковой лентой и, подобно современным балеринам, стала танцевать на носках.

Укорененность этого диковатого обычая объясняется тем, что, по даосским представлениям, любовь есть битва между ян (мужским началом) и инь (женским). В этой битве должен одолеть ян. Фактическая неподвижность женщины в спальне делала ее совершенно беспомощной. Из-за утянутых ступней женщины оказались еще более привязанными к дому.

В „Дневнике лорда Маккартни", где автор описывает свое пребывание в Пекине в конце XVIII века, он приводит рассказ прикомандированного к британскому посольству китайского мандарина: " Вполне возможно, что причиной появления обычая утягивать ступни была восточная ревность, которая всегда была богата на выдумки, помогавшие привязать женщин к их владетелям; конечно же, прекрасный способ удержать их дома состоит в том, чтобы сделать их передвижение неудобным и болезненным. Должен заметить, однако (не преминул уколоть иностранцев мандарин – В.Л.), что уродование какой-либо части человеческого тела представляется нам, китайцам, менее странным, чем такие иноземные обычаи, как удаление его кусков, например, при обрезании".

Туго утянутые ступни закрывали декоративными гамашами, которые обычно завязывались вокруг щиколоток. Требования скромности в отношении „Золотистых Лилий" были таковы, что во время полового сношения женщина могла позволить снять с себя все, кроме гамаш.

На эротических гравюрах и картинах, какими обычно иллюстрировали альковные книги, женщины изображены во всевозможных позах, иногда по две-три с одним мужчиной, и единственным предметом одежды, неизменно присутствующим на всех этих гравюрах и картинках, являются гамаши.

Кроме института наложниц в гамашах, Китаю более, чем какой-либо другой стране Востока, был присущ институт евнухов. Ван У и Чарльз Хьюмана в академической работе " Тайны китайского секса" (М.1996) пишут, что нет полной ясности о том, как евнухи появились на службе у Сына Неба. Первые письменные упоминания о них связаны с Чжоу Гуном, братом первого монарха из династии Чжоу (1050 г. до н.э.), которому было поручено разработать свод законов для Китая.

В то время существовало пять видов любимого китайского наказания – " чего-нибудь отрезать". Одним из них была кастрация. Кастрацию обычно именовали гунсин, или дворцовое наказание, а евнухов - лиогунянь (жертва императорского дворца). Общество того времени было источником достаточного числа преступников, а армия захватывала достаточно вражеских солдат для того, чтобы подвергнуть их гунсин, однако их, тем не менее, не хватало для обеспечения слугами дворцов императорской семьи и аристократии, так что отцам семейств из низших слоев поневоле приходилось расставаться с сыновьями. Эта жертва хорошо вознаграждалась, а начиная примерно с 250 года до н. э., когда евнухов начали широко привлекать для службы в гаремах, спрос на таких мальчиков еще более возрос. Для людей низкого происхождения это был один из немногих путей к вершинам власти. Евнух (старший) был все время при особе императора, знал его интимнейшие желания и особенности. Он был доверенным лицом, потому нет ничего удивительного, что многие евнухи занимали ключевые позиции в государстве. Иногда они становились, фактически, вторыми лицами в Срединной империи.

Чтобы лучше оценить, какова был степень " императорской жертвы", лучше всего привести описание, составленное Картером Стентом, авторитетным специалистом по жизни китайского императорского двора, опубликованное в „Журнале Королевского Азиатского общества" в 1877 году: " Операцию эту выполняют следующим образом. Нижнюю часть живота и верхнюю часть бедер туго перебинтовывают, чтобы предупредить излишне обильное кровотечение. Затем те части тела, которые предстоит оперировать, трижды промывают горячей перечной водой; будущий евнух при этом полулежит. После того, как эти части тела достаточно хорошо промоют, их отрезают под самое основание небольшим кривым ножом, по форме напоминающим серп. По завершении кастратции рану накрывают бумагой, намоченной в холодной воде, и тщательно забинтовывают. Перевязав рану, пациента, поддерживаемого двумя „операторами", заставляют ходить по комнате два-три часа, после чего ему позволяют лечь.

Пациенту не разрешается ничего пить в течение трех суток, и все это время он нередко испытывает страшные мучения, причем не только из-за жажды, но и из-за сильной боли и невозможности облегчиться на протяжении всего периода. По прошествии трех суток повязку снимают, и страдалец может, наконец, облегчиться. Если у него это получается, это означает, что пациент вне опасности, с чем его и поздравляют. Если же, однако, бедняга не в состоянии помочиться, он обречен на мучительную смерть, ибо нужные проходы распухли и ничто уже не может спасти его".

Существовало три вида кастрации: полная утрата половых органов, удаление только пениса и удаление яичек. В случае полной утраты после заживления раны в оставшееся отверстие вставлялась металлическая, бамбуковая или соломенная трубка для облегчения мочеиспускания. Такая трубка была необходима и во втором случае, когда у евнухов сохранялись яички, поскольку же они нередко испытывали сексуальное желание, через трубку происходил и отток семенной жидкости. В позднейшие времена, когда появились каучуковые сексуальные приспособления, семенная жидкость выводилась через искусственный пенис – приспособление, которое помогало евнухам, вступившим в брак, вести подобие интимной жизни.

В третий разряд кастратов-мужчин, у которых удаляли только яички, (отрезанием, прижиганием или перетягиванием), входили те, кому эту операцию делали в качестве наказания, а также военнопленные.

Как ни покажется странным, но евнухи имели свои семьи – усыновляли, брали себе жен и наложниц. С помощью искусственных органов они вполне ловко имитировали любовь. Назывался этот искусственный заменитель, своего рода " хреновина с морковину", " дилдо". Некоторые евнухи (при императрицах) шли значительно дальше. Скажем, любимый евнух императрицы Цыси (1835-1908) Ли Ляньин привязывал к своему телу безымянного героя-новобранца и услаждал ненасытную Цыси. При этом считалось, что обладателем невероятных достоинств является сам евнух Ли. Да так и было, ибо за дверью стоял в очереди еще десяток живых неразличимых дилдо, которых Ли менял подобно лошадям на ямных станциях.

Любовь в Китае может проиллюстрировать сцена, взятая мною из отличного исторического романа Алана Саваджа " Последний знаменный" (М., 1995) – о судьбе семьи Баррингтонов, основавших еще в ХYIII веке в Китае торговый дом. Роман поражает тонким знанием китайских реалий. Все имена в нем подлинные (написан по дневникам нескольких поколений Баррингтонов).

Дело происходит в конце ХIХ века. В Китай прибывает из Англии младший Баррингтон, 16-летний Роберт. Императрица Цыси дает ему аудиенцию. Евнухи его полностью раздевают и вводят в опочивальню императрицы. Цыси принимает юного Роберта совершенно обнаженной, сидя на огромной кровати.

Опускаю предшествующие разговоры.

" Она выпрямилась, вытянула ноги и прилегла на подушку. Так она и лежала: половина тела на подушке, ноги скрещены, подбородок на ладони.

– Вдова ищет утешения. Но как его найти в мире, где все мужчины думают только о похвальбе своими успехами у женщин.

Роберт коснулся коленями кровати и медленно опустился на нее. Теперь он стоял на коленях, возвышаясь над императрицей. Ее близость, тонкий аромат духов, природная красота наконец начали оказывать на него должное воздействие.

– Только дети похваляются, ваше величество.

– А вы и есть самый молодой мужчина, когда-либо входивший в эту комнату, не считая моего сына.

Роберт глубоко вдохнул воздух:

– Я здесь по вашему вызову, ваше величество. Вам остается только верить мне или снести голову, – говоря это, он протянул руку и погладил ее плечо. Затем отодвинул волосы и, скользнув рукой по груди, коснулся соска, который сразу напрягся. Прикосновение к телу Цыси вызвало у Роберта полную эрекцию, и он готов был овладеть императрицей.

– Мужчина добивается успеха, сочетая смелость с осторожностью, агрессивность со смирением, когда оно от него требуется. Но главное – это осознание своей цели, – так советовал Чжан Цзинь. И Роберт мог только молить Бога, чтобы евнух оказался прав.

– Вы знаете китайскую Книгу любви? – спросила Цыси.

– Да, ваше величество.

Императрица подняла руку и нежно взяла его за плоть.

– Ваш отец так и не узнал вершины любовных чувств со мной. Мы оба хотели этого, но случай так и не представился. Но однажды он коснулся меня так, как никогда до этого никто не касался. Такого прикосновения нет в Книге любви, – Цыси взглянула на него. Ее губы были приоткрыты, и Роберт понял, чего она хочет. Он наклонился и поцеловал ее с такой пылкой страстью, какой сам от себя не ожидал. Эта женщина годилась ему и матери. По китайским меркам, когда тринадцать лет считается подходящим возрастом для замужества, она могла быть даже его бабушкой! Тем не менее он никогда не чувствовал такого сильного влечения.

Цыси была поражена его страстью. Она откинулась назад, а он опустился на нее. Императрица позволила целовать себя несколько секунд и затем похлопала его по плечу. Роберт тут же скатился с нее, встал на колени, пытаясь понять, не обидел ли чем императрицу.

Она улыбнулась:

– Я вспомнила, как еще совсем девочкой меня вызвали в постель к моему господину императору Сянь Фэну. Я была точно такой же нетерпеливой, как и ты, и точно так же боялась обидеть неопытностью. Ты знаешь, Роберт, я поцеловала императора. Он был удивлен. Но ему понравилось. А через девять месяцев я родила императора Тунчжи, и моя судьба решилась.

Ее пальцы вновь искали его плоть.

– Да, я распутная девочка, и мне хочется поиграть на флейте (китайское название орального секса - В.Л.). Роберт лег на спину, хотя ему слабо верилось, что императрица Китая кого-то захочет ласкать именно так, тем более шестнадцатилетнего юношу. Ее ласки были изысканными, прикосновения губ Цыси приводили юношу в трепет.

– Не разочаровывай меня, Роберт, – мягко сказала она, поняв, что он не сможет больше сдерживаться. Она встала на колени и уселась на него верхом. Держа в руках ее груди, Роберт любовался, как Цыси с тихим стоном наслаждения поднимается и спускается телом на его плоть, а ее волосы колышутся в такт движениям. Наконец она опустилась ему на грудь.

– Ты будешь любить меня всегда, молодой Баррингтон? – услышал Роберт шепот у своего уха. Юноша чувствовал себя опустошенным после трех часов любовных игр, во время которых он дважды испытывал оргазм, а императрица – по меньшей мере четырежды.

– Слушайся капитана Ланга, помогай ему обучать моих моряков. Со временем ты будешь командовать ими. Запомни это. Предашь меня – я отрублю твою голову".

Насчет отрублю – точно. Никто, выходя из покоев Цыси, не знал, что его ждет – награда или усекновение какой-нибудь части тела, включая не нужную для любовных. дел голову.

Что же касается любовных утех, то их молодой Роберт познал еще немало. И, в частности, он был приятно удивлен такой гостеприимностью хозяев, когда ему, как почетному гостю, в чан для омовения запускали юных (13-14 лет) прелестниц, купание с которыми совмещалось с большим восторгом (описано мастерски). В соседних чанах на лужайках развились пригласивший его полководец Жунлу и его другие гости…"

Роман " Последний знаменный", конечно, не об этом. Он охватывает важнейший период Китая – войну с Японией, затем восстание ихэтуаней, отношение Китая и Англии. А китайские девочки – это так, на десерт. Таковы были обычаи.

Не будем изумляться. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.

P.S. 20 декабря 1996 года в Пекине в возрасте 94 лет покинул нас последний императорский евнух Сунь Яотин (при последнем императоре Пу И). Коммунисты использовали его знание придворного этикета для работы в администрации храмов, принимающих туристов. Перед кончиной он очень сожалел о крахе императорской системы и говорил что нет жизни счастливее, чем жизнь придворного евнуха. Мир паху его. (Здесь нет опечатки).

2