Открытка, полученная Уэйном Вестербергом в Картэйдже, Южная Дакота

Джим Голлиен отъехал от Фербэнкса уже на шесть с лишним километров, когда он заметил в снегу у дороги дрожащего в сером рассвете Аляски автостопщика с высоко поднятым большим пальцем. Он не выглядел особенно взрослым — восемнадцать, максимум девятнадцать лет. Из рюкзака юноши выглядывало ружье, но вид его был вполне дружелюбным. Стопщик с полуавтоматическим Ремингтоном едва ли может удивить водителей сорок девятого штата. Голлиен остановил грузовик на обочине и сказал пацану, чтобы тот забирался внутрь.

Автостопщик перекинул свой мешок в кузов Форда и представился Алексом.

«Алекс?» — подкинул приманку Голлиен, пытаясь выудить фамилию.

«Просто Алекс», — ответил юноша, намеренно игнорируя наживку. Ростом метр семьдесят или метр семьдесят два сантиметра, жилистый. Он сказал, что ему двадцать четыре года и он из Южной Дакоты. Объяснил, что хочет доехать до границы Национального Парка Денали, где собирается уйти глубоко в дикую местность и «пожить несколько месяцев вдалеке от большой земли».

Голлиен, принадлежавший к союзу электриков[3], держал путь в Анкоридж, что в 386 километрах от Денали по шоссе Джорджа Паркса. Он сказал Алексу, что может высадить его, где тот пожелает. Рюкзак Алекса весил на вид килограмм десять-двенадцать, что удивило Голлиена. Будучи опытным охотником и лесорубом, он знал, что это — невероятно легкая экипировка для того, чтобы находиться в столь отдаленном районе, в особенности ранней весной. «У него даже и близко не было запасов еды и амуниции, которых можно ожидать у парня, отправляющегося в подобное путешествие», — вспоминает Голлиен.

Выглянуло солнце. Пока они спускались с лесистых хребтов над рекой Танана, Алекс не отрывал глаз от продуваемых всеми ветрами болот, протянувшихся к югу. У Голлиена шевельнулась мысль, не подобрал ли он очередного придурка из нижних сорока восьми[4], которые едут на север, чтобы пожить необдуманными фантазиями Джека Лондона. Аляска с давних пор притягивала мечтателей и неудачников, которые воображали, будто девственные просторы Последнего Фронтира[5] залатают дыры в их собственных жизнях. Однако тайга — неумолимое место, ее не заботят их надежды и желания.

«Люди с Большой земли, — Голлиен говорит медленно и звучно, растягивая слова. — Они хватают журнал „Аляска“, тычут в него пальцем и думают — эй, я отправлюсь туда, и вдалеке от людей урву себе кусочек хорошей жизни. Но когда они приезжают и действительно оказываются в глуши — ну, это явно не похоже на картинку в журнале. Реки быстры и широки. Комары жрут вас заживо. В большинстве мест толком не найдешь приличной дичи. Жизнь в дикой местности — это вам не пикник».

Дорога от Фербэнкса до границы Парка Денали заняла около двух часов. Чем больше они беседовали, тем меньше Алекс казался Голлиену чокнутым. Он был приятен в общении и явно хорошо образован, засыпал Голлиена продуманными вопросами о разновидностях мелкой дичи, съедобных ягод — «и обо всем таком».

И все же Голлиен был озабочен. Алекс признался, что из еды у него лишь 4, 5 килограммовый мешок риса. Его экипировка выглядела слишком скромной для жестких условий сердца Аляски, где земля до апреля еще не избавилась от снежного покрова. Дешевые походные ботинки не были ни непромокаемыми, ни хорошо утепленными. Его винтовка калибра.22[6] была слишком слабой, чтобы на нее можно было положиться при охоте на крупных животных вроде лося или карибу[7], которыми он должен был питаться, если рассчитывал оставаться в глуши долгое время. У него не было ни топора, ни накомарника, ни снегоступов, ни компаса. Единственным средством ориентирования служила потрепанная карта дорог штата, которую он прихватил на автозаправке.

В ста шестидесяти километрах от Фербэнкса шоссе начало подниматься к подножиям Аляскинского хребта. Когда автомобиль, раскачиваясь, пересекал мост через реку Ненана, Алекс посмотрел вниз на быстрый поток и признался, что боится воды. «Год назад в Мексике, — сказал он Голлиену. — Я оказался в открытом океане на каноэ и едва не утонул, когда начался шторм».

Немного позже Алекс вытащил свою примитивную карту и указал на красную пунктирную линию, пересекавшую трассу неподалеку от шахтерского городка Хили. Она обозначала дорогу, именуемую Тропа Стэмпид. Этот полузабытый тракт даже не отмечен на большинстве дорожных карт Аляски. На схеме Алекса, тем не менее, кривая линия змеилась на запад от шоссе Паркса примерно на 64 километра перед тем, как раствориться в самом сердце дикого бездорожья к северу от горы МакКинли. Именно туда, объяснил Алекс, он хотел отправиться.

Голлиен решил, что план автостопщика безрассуден, и не единожды предпринимал попытки отговорить его: «Я сказал, что там, куда он направляется, охотиться непросто, и он может искать дичь целыми днями, но так и не добыть ее. Когда это не сработало, я пытался напугать его историями о медведях. Что его двадцати двушка не причинит гризли никакого вреда, а только приведет его в бешенство. Алекс не выглядел слишком озабоченным. Он лишь сказал — „я вскарабкаюсь на дерево“. Тогда я объяснил, что в этой части штата деревья все низкорослые, и медведь способен шутя сломать любую из этих худосочных маленьких елей. Но он уперся. У него был готов ответ на все, что я ему говорил».

Голлиен предложил Алексу довести его до Анкориджа, купить ему кое-какую приличную экипировку и отвезти назад, куда он пожелает.

— Нет, но все равно спасибо, — ответил Алекс. — Я буду в порядке и с тем, что у меня уже есть.

Голлиен спросил, есть ли у него охотничья лицензия.

— Нет, черти б ее драли! — фыркнул Алекс. — Пусть государство не сует нос в то, как я добываю себе пропитание. Имел я их дурацкие правила.

Когда Голлиен поинтересовался, знают ли родители или друзья о его планах, и сможет ли кто-нибудь поднять тревогу, если он попадет в беду и не вернется в срок, Алекс спокойно отвечал, что нет, и он, честно говоря, вообще более двух лет не общался со своей семьей. «Я совершенно убежден, что со всеми проблемами сумею разобраться самостоятельно», — заверил он Голлиена.

«Не было никакой возможности переубедить пацана, — вспоминает Голлиен. — Он уже принял решение. Настоящий фанатик. На ум приходит словечко — экзальтированный. Он не мог дождаться момента, когда уже можно, наконец, отправиться туда и начать приключение».

Три часа спустя после выезда из Фербэнкса, Голлиен свернул с шоссе и повел свой потрепанный внедорожник по заснеженной грунтовке. Первые несколько километров тропа Стэмпид была относительно ровной, и вела мимо хижин, разбросанных среди зарослей елей и осин. За последней бревенчатой лачугой, однако, дорога резко испортилась. Размытая и заросшая ольшаником, она перешла в ухабистые, неухоженные колеи.

Летом эта дорога была бы непростой, но проходимой, теперь же ее укрывали 45 сантиметров пористого весеннего снега. В 16 километрах от шоссе, опасаясь, что он увязнет, если поедет дальше, Голлиен остановил свой Форд на гребне небольшого холма. Ледяные вершины высочайшего горного хребта Северной Америки мерцали у горизонта на юго-западе.

Алекс настоял, чтобы Голлиен взял себе его часы, расческу и то, что, по словам Алекса, было остатками его денег — восемьдесят пять центов.

— Мне не нужны твои деньги, — запротестовал Голлиен. — И у меня уже есть часы.

— Если вы не возьмете, я их выброшу, — весело парировал Алекс. — Я не хочу знать, который час, какой сегодня день или где я. И вообще ничего подобного.

Перед тем, как Алекс покинул пикап, Голлиен вытащил из-за сиденья пару старых резиновых сапог и убедил парня взять их.

— Они были ему велики, — вспоминает Голлиен. — Но я сказал: «Надень две пары носков, и твои ноги останутся мало-мальски сухими и теплыми».

— Сколько я вам должен?

— Брось, — ответил Голлиен. Затем он дал парнишке клочок бумаги со своим телефонным номером, который Алекс аккуратно засунул в нейлоновый футляр.

— Если выберешься оттуда живым, позвони мне, и я скажу, как ты сможешь вернуть сапоги.

Жена Голлиена дала ему с собой пакет кукурузных чипсов и два сандвича с жареным сыром и тунцом на обед. Он убедил юного автостопщика взять эту снедь. Алекс вытащил из рюкзака фотоаппарат и попросил Голлиена снять его в начале тропы с ружьем на плече. Затем, широко улыбаясь, он скрылся за поворотом. Это произошло 28 апреля 1992 года.

Голлиен развернул пикап, вернулся к шоссе и продолжил свой путь до Анкориджа. Через несколько километров он проехал крохотный поселок Хили, где располагался пост полиции. У Голлиена мелькнула мысль остановиться и сообщить властям об Алексе, но он не сделал этого. «Я решил, что с ним будет все в порядке, — объясняет Голлиен. — Подумал, что Алекс, скорее всего, быстро проголодается и просто выйдет к шоссе. Так поступил бы любой нормальный человек».