Виргиния Бич

Физическое пространство природы отражается и во мне самом. Тропы, пройденные мной извне, по горам и болотам, также ведут и вглубь меня. Изучение того, что под ногами, чтение и мысли превращаются в род исследования — и земли, и себя. Со временем эти два понятия слились в моем мозгу. С объединяющей силой необходимого элемента, самозарождающегося из того, что было раньше, я увидел в себе страстное и упорное стремление — отринуть навеки разум и все проблемы, которые он приносит, оставив лишь самые близкие желания, непосредственные и ищущие. Следовать пути и не оглядываться. Пешком ли, на снегоступах или нартах, вглубь летних холмов и позднее, среди их замерзших теней — яркий огонь, следы полозьев в снегу покажут, куда я ушел. Пусть остальное человечество отыщет меня, если сможет.

Джон Хейнс «Звезды, снег, огонь: двадцать пять лет на севере»

На каминной доске дома Карины МакКэндлесс в Виргиния Бич стоят в рамках два снимка: на одном — Крис в школе, на другом — семилетний Крис в крохотном костюмчике и пижонском галстуке, стоящий рядом с Кариной, на которой платьице с оборками и новая соломенная шляпка. «Меня всегда удивляло, — говорит Карина, вглядываясь в фотографии брата, — что хотя между этими снимками прошло десять лет, выражение его лица совершенно не изменилось».

Она права. Но обоих фото Крис смотрит на объектив искоса, меланхоличным непокорным взглядом, будто его прервали посреди важных размышлений, и он раздражен тем, что вынужден терять время перед камерой. Особенно выражение его лица бросается в глаза на втором снимке, поскольку резко контрастирует с широкой улыбкой Карины. «В этом весь Крис, — говорит она, гладя кончиками пальцев поверхность снимка. — Он часто так смотрел».

У ее ног лежит Бакли — пес, к которому Крис был так привязан. Ему тринадцать лет, морда поседела, и он с трудом ковыляет, страдая от артрита. Однако если Макс, восьмимесячный ротвейлер Карины, покушается на его подстилку, больной маленький Бакли, не раздумывая, встречает гораздо более крупного зверя громким лаем и множеством метких укусов, обращая 59-ти килограммового громилу в бегство.

«Крис был без ума от Бака, — говорит Карина. — Летом, собираясь исчезнуть, он хотел взять его с собой. После окончания Эмори он попросил папу с мамой отдать Бака ему, но они сказали нет, поскольку Бакли только что сбила машина и он медленно выздоравливал. Теперь, конечно, они жалеют о своем решении, хотя Бак был очень серьезно ранен, ветеринар даже сказал, что он больше не сможет ходить. Родители не могут удержаться от предположений — да и я, признаться, тоже — что было бы, если б Крис взял Бака с собой. Крис недолго раздумывал прежде, чем поставить на кон собственную жизнь, но он бы никогда не подверг Бакли опасности. Он бы никогда так не рисковал, если бы Бак был рядом».

Будучи ростом метр семьдесят два сантиметра, Карина МакКэндлесс от силы на пару сантиметров выше собственного брата, и выглядит настолько похожей на него, что их часто спрашивали, не близнецы ли они. Оживленно беседуя, она резким движением отряхивает с лица длинные, по пояс, волосы, и подчеркивает важные моменты взмахом маленьких, выразительных рук. Она босая. На шее — золотое распятие. На аккуратно выглаженных джинсах спереди складки.

Как и Крис, Карина энергична и самоуверенна. Она привыкла добиваться многого и не лезет за словом в карман. Подобно Крису, подростком она яростно ссорилась с Уолтом и Билли. Но различий между ними больше, чем сходства.

Вскоре после исчезновения Криса Карина помирилась с родителями и теперь, в двадцать два года, она называет отношения с ними «просто замечательными». Она гораздо более общительна, и ее невозможно представить уходящей в дикие края — да и вообще куда бы то ни было — в одиночку. И хотя она разделяет нетерпимость Криса к расовому угнетению, Карина никоим образом не осуждает богатство. Она недавно купила дорогой новый дом, и постоянно проводит по четырнадцать часов в день в «К.А.Р. Сервисес, Инкорпорейтед» — авторемонтном предприятии, которым владеет вместе с мужем, Крисом Фишем, надеясь успеть в молодости заработать первый миллион.

«Я вечно осуждала маму с папой за то, что они все время работали и не были рядом, — говорит она с усмешкой. — А теперь поглядите на меня. Я стала такой же». Крис, признается она, любил подкалывать ее капиталистическое рвение, называя ее герцогиней Йоркской, Иваной Трамп[46] МакКэндлесс и «восходящей преемницей Леоны Хелмсли[47]». Но это не шло дальше дружеских тычков — Крис и Карина были необыкновенно близки. В письме, описывающем его ссоры с Уолтом и Билли, Крис однажды написал ей: «В любом случае, мне нравится беседовать с тобой об этом, поскольку ты — единственный человек в мире, способный меня понять».

Через десять месяцев после гибели Криса, Карина все еще горько скорбит о своем брате. «Не проходит ни дня, чтобы я не всплакнула, — говорит она с оттенком удивления. — Почему-то хуже всего, когда я в одиночку еду на автомобиле. Ни разу у меня не получилось спокойно проехать двадцать минут от дома до магазина — всегда подумаю о Крисе и не выдерживаю. Я справляюсь, но иногда бывает тяжко».

Вечером 17 сентября 1992 года Карина купала своего ротвейлера, когда на подъездной дорожке показался Крис Фиш. Она была удивлена, что он вернулся домой так рано, обычно он задерживался на работе до глубокой ночи.

«Он вел себя странно, — вспоминает Карина. — На нем не было лица. Он вошел в дом, снова вышел и начал помогать мыть Макса. Я поняла — что-то случилось, поскольку он никогда раньше этого не делал».

«Нам нужно поговорить», — сказал Фиш. Карина последовала за ним в дом, вымыла в раковине ошейники Макса, и вошла в гостиную. «Фиш сидел в темноте на диване. Его голова была опущена. Он выглядел совершенно измученным. Стараясь развеселить его, я сказала: „Что с тобой стряслось? “ Подумала, что его довели приятели на работе, возможно, наболтав, что видели меня с другим или что-то в этом роде. Я засмеялась и спросила: „Что, с этими парнями нелегко приходится? “ Но он не улыбнулся в ответ. Когда он взглянул на меня, я увидела, что глаза у него покраснели».

— Это твой брат, — сказал Фиш. — Они нашли его. Он мертв.

Сэм, старший сын Уолта, позвонил ему на работу и сообщил новость.

В глазах Карины все поплыло, весь мир сошелся в точку. Невольно она начала трясти головой — взад-вперед, взад-вперед. «Нет, — возразила она. — Крис не умер». Затем она закричала. Ее причитания были такими громкими и долгими, что Фиш обеспокоился, как бы соседи не вызвали полицию.

Карина скорчилась на кушетке в позе зародыша и беспрерывно выла. Когда Фиш попытался ее утешить, она его оттолкнула и завопила, чтобы он оставил ее одну. Истерика продолжалась еще пять часов, но к одиннадцати она достаточно успокоилась, чтобы кинуть в сумку немного одежды, сесть в автомобиль и попросить Фиша отвезти ее к дому Уолта и Билли в Чезапик Бич — в четырех часах езды на север.

По дороге они остановились у приходской церкви. «Я зашла внутрь и целый час сидела у алтаря, пока Фиш ждал в машине, — вспоминает она. — Я хотела от Бога каких-нибудь ответов. Но не получила ни единого».

Ранее тем же вечером Сэм подтвердил, что на присланной факсом из Аляски фотографии неизвестного путешественника действительно изображен Крис, но патологоанатом из Фербэнкса затребовал документы от его стоматолога, чтобы окончательно идентифицировать тело. Сравнение рентгеновских снимков заняло больше дня, и Билли отказывалась взглянуть на фото до тех пор, пока еще оставалась надежда, что умерший от голода юноша из автобуса не был ее сыном.

На следующий день Карина и Сэм прилетели в Фербэнкс, чтобы привезти домой останки Криса. В морге им вручили горстку личных вещей, найденных с телом — ружье, бинокль, удочку Рона Франца и один из швейцарских ножей Джен Буррс, книгу с описанием растений, в которой был записан его дневник, фотоаппарат «Минолта» и пять кассет с фотопленкой. Патологоанатом протянул через стол какие-то документы, Сэм их подписал и вернул обратно.

Менее чем через двадцать четыре часа после приземления в Фербэнксе, Карина и Сэм полетели в Анкоридж, где тело Криса кремировали после вскрытия. Из морга пепел доставили в их отель в пластиковой коробке. «Я удивилась — коробка оказалась такой большой… — говорит Карина. — Его имя было напечатано с ошибкой. Бирка гласила: „Кристофер Р. МакКэндлесс“. На самом деле его средний инициал — Дж. Меня страшно задело, что они даже это не смогли сделать правильно. А потом я подумала, что Крис отнесся бы к такой ситуации равнодушно. Его бы это скорее позабавило».

Следующим утром они сели в самолет до Мэриленда. Карина везла пепел брата в своем рюкзачке.

Во время полета Карина съела каждую крошку еды, которую стюардесса перед ней поставила, хотя, по ее словам, «в самолетах кормят просто ужасно. «Но мне была непереносима даже мысль о том, чтобы выбросить еду, тогда как Крис умер от голода». Однако в последующие недели ее аппетит пропал, и она потеряла четыре с половиной килограмма, заставив своих друзей подозревать симптомы анорексии.

В Чезапик Бич Билли тоже прекратила есть. Миниатюрная сорокавосьмилетняя женщина с девчоночьими чертами лица, она потеряла три с половиной килограмма перед тем, как аппетит, наконец, вернулся. Уолт реагировал по-другому, начал есть без разбора, и набрал те же три с половиной килограмма.

Прошел месяц. Билли сидит у обеденного стола, просматривая фотографии Криса в его последние дни. Все, что она может делать — это заставлять себя глядеть на нечеткие снимки. Время от времени она не выдерживает и начинает всхлипывать так, как способна только мать, пережившая ребенка, с чувством столь громадной и необратимой потери, что ум отказывается ее вместить. Такая скорбь, наблюдаемая вблизи, заставляет даже самую убедительную апологию экстремальных приключений звучать глупо и лживо.

«Я просто не понимаю, почему он должен был так рисковать, — протестует Билли сквозь слезы. — Я этого совсем не понимаю».