ПРИМЕЧАНИЯ 1 страница

„35

сот до двух с половиной тысяч судей, в зависимости от важности и количества дел. Афиняне с такой страстью от­давались судебной деятельности, что Аристофан с блеском прошелся по этой мании во многих пьесах: скажем, в «Осах» хор состоит из судей, а главным персонажем высту­пает помешанный на судопроизводстве старик, который «глубоко скорбит, / Когда не попадет на первую скамью». Каждый год шесть тысяч граждан выбирались по жре­бию из добровольцев: на протяжении года они были потен­циальными судьями. Но в дни судебных процессов никто из них не знал заранее, будет ли он заседать, а если будет, то в каком суде: все должны были явиться к месту проведе­ния процесса, где в Vb. до н.э. допускали к участию пришед­ших первыми, после чего закрывали двери. В IV в. до н.э. утвердилась сложная система жеребьевки, до мельчайших подробностей описанная Аристотелем: подобная проце­дура была призвана обеспечить определенную ротацию судей, но прежде всего исключить любую возможность подкупа в каком бы то ни было типе судопроизводства.

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

СЛУЧАИ АФИН

В судьи народ валил толпой, приходя из самых отдален­ных демов, иногда отмахивая при этом по двадцать кило­метров пешком. Каждый судья получал бронзовую бляху, служившую одновременно для удостоверения его личности и для жеребьевки; обнаружено несколько сотен блях с име­нами присяжных и названиями их демов. Большинство имен было затерто, и на их месте выгравированы новые. Иногда эта процедура повторялась по нескольку раз, при каждой смене владельца 3: сразу видно, что недостатка в потенциальных судьях не ощущалось... Надо также сказать, что с V в. до н.э. судьям платили сначала по два, затем по три обола за день процесса — сумма небольшая, но позволявшая наиболее обездоленным сводить концы с концами.

Поскольку одновременно заседало по нескольку судов, афиняне разработали остроумную систему, позволявшую сотням заседавших чуть ли не ежедневно судей легко нахо­дить постоянно менявшиеся места заседаний. Архитрав каждого суда был выкрашен в особый цвет: финикиуна — в красный, батрахиуна — в зеленый и т.п. После проведения ежедневной жеребьевки судьи одного суда получали каж­дый по трости цвета архитрава того суда, куда они направ­лялись, что, бесспорно, позволяло избежать изрядной пу­таницы... При входе в суд каждый судья получал еще и нечто вроде свинцового жетона, в обмен на который он мог по окончании заседания получить дневное жалованье (misthos heliastihos).

Заседания были открытыми, но судьи сидели на осо­бом огороженном месте, без чего воцарилось бы всеобщее смятение: крупные политические процессы привлекали массу народа, часто из отдаленных уголков Греции. В осо­бых случаях на суд являлось публики не меньше, чем на театральные представления. За загородкой на скамьях си­дели судьи. Что же касается тяжущихся, они занимали по-

мосты, или трибуны, расположенные таким образом, что все судьи, при всей своей многочисленности, без труда могли их видеть и слышать.

Каждая сторона обязана была выступать в суде само­стоятельно. Нетрудно догадаться, что человеку из народа оказывалось непросто подготовить для тех пятисот или двух тысяч пятисот человек, что слушали его дело, аргумен­тированную речь... Вот почему процветала, особенно в IV в. до н.э., деятельность логографов — людей, писавших судебные речи, которые тяжущиеся учили наизусть, хотя и в этом случае испытание им предстояло нелегкое. Труд ло­гографа, хотя и неуважаемый, был доходным и позволял ус­тановить полезные связи: им занимались Демосфен и Ли­сий, причем первый благодаря такого рода деятельности сумел вернуть себе состояние, растраченное опекунами.

Хотя адвокатов и не существовало, тяжущийся мог призвать себе на помощь — но только после того, как вы­ступил сам, — одного или нескольких синегоров, «говоря­щих вместе», по своему выбору. Обвинитель в деле «Про­тив Неэры», Теомнест, быстро передает слово своему зятю Аполлодору:

Все же, граждане судьи, я обращаюсь к вам с просьбой, вполне естественной в устах молодого человека, не владеющего искусен вом красноречия, — а именно, о том, чтобы вы разрешили мне пригласить Аполлодора выступить синегором в этом судебном процессе. Ведь он старше возрастом и более опытен в обраще­нии с законами... да и во всем этом деле он осведомлен доско-

44 нально...

Время выступления сторон было строго регламенти­ровано. Разнившееся в зависимости от дела, оно измеря­лось клепсидрой, водяными часами, чью работу описыва­ет Аристотель:

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

Там стоят клепсидры, снабженные трубками и сточными отвер­стиями. В эти клепсидры наливают воду, по которой должно раз­мерять длительность произносимых на суде речей. Клепсидра

45 дается вместимостью в десять хоев для процессов на сумму свы­ше пяти тысяч драхм и в три хоя для второй речи; в семь хоев и в два хоя для процессов на сумму не свыше пяти тысяч драхм; в пять хоев и в два хоя — для процессов на сумму не свыше тысячи драхм; в шесть хоев для споров о правоспособности, при которых второй речи уже не полагается вовсе. Лицо, приставленное по

жребию к воде, закрывает трубку, когда секретарю предстоит ч»-

46 тать закон, или свидетельское показание, или контракт.

Чтение документов, собранных для процесса, в отсчет времени не включалось, зато продолжительность речи синегора вычиталась из времени, предоставлявшегося со­ответствующей стороне. Из текста Аристотеля видно так­же, что свидетельские показания сначала записывались, а затем зачитывались перед судьями: так обстояло дело с 380 г. до н.э. Следовательно, начиная с этого времени сви­детелей уже не заслушивали, однако они могли присутство­вать на процессе без права голоса, чтобы своим присут­ствием подкреплять правдивость показаний.

Свидетельские показания, как мы только что видели, записывались так же, как и ряд других необходимых в су­дебном процессе документов, в частности поданная жало­ба. Но то были записи устных заявлений, если хотите, уст­ная речь, занесенная «на бумагу». Настоящие письменные

доказательства - договоры, завещания, другие акты част-

„ „ 47

ного права — большой доказательной силы не имели.

После заслушивания обеих сторон члены суда голосо­вали сразу же, без обсуждения. Голосование, в отличие от проводившегося в Собрании, было тайным и осуществля­лось посредством жетонов, которые бросали в урны, так что видеть, кто за кого голосует, было невозможно. По

СЛУЧАИ АФИН

мнению античных авторов, это было одной из гарантий беспристрастности судей.

С самого начала процедуры обвинение вывешивалось на всеобщее обозрение. Например, Евктемон, обвинив Демосфена в дезертирстве,

...публично выставил обвинение перед статуями эпонимов, чтобы все его прочитали: «Евктемон лусиец выдвинул обвинение в дезертирстве против Демосфена пэанийца». Как мне представ­ляется, он охотно приписал бы - если бы это было возможно, -

что обвинение выдвинуто по воле Мидия, нанявшего человека

49 для этой цели.

Тем самым обвинение, иногда несправедливое, стано­вилось достоянием гласности. Зная, что каждый гражданин мог возбудить дело всякий раз, когда, по его мнению, созда­валась угроза обществу, можно представить себе значение судов в политической жизни, особенно по части укреп­ления или подрыва репутации оратора или стратега, преж­де всего непосредственно, путем обвинения его во всех грехах, но зачастую и косвенно. Возьмем пример graphe рагопотоп, процедуры, состоявшей в обвинении какого-либо законодательного предложения в противозаконности перед судом. Определенная часть постановлений, предла­гавшихся или голосовавшихся в Собрании, имела целью почтить того или иного политического деятеля. Именно в такой ситуации Эсхин выступил против Ктесифонта, пред­ложившего наградить Демосфена венком. Обвиняя в про­тивозаконности предложение увенчать оратора или стратега, метили не только в его автора, но и в самого за­интересованного политического деятеля: осуждение судом проекта постановления было равнозначно выражению недоверия, и репутация государственного деятеля от это­го сильнейшим образом страдала. Благоприятное же голо-

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

сование в суде, напротив, было равнозначно решительно­му одобрению его политики — во всяком случае, той, кото­рую он вел на момент процесса. В упомянутом деле Эсхи-ну, не собравшему пятой части голосов, пришлось уплатить штраф в тысячу драхм, но в первую очередь приговор был вынесен его политике, и он добровольно удалился в изгна­ние, притом навсегда.

Политические деятели

Какова роль политических деятелей в этой системе и прежде всего что представляет собой афинский политиче­ский деятель? Это либо лицо, имеющее возможность своими предложениями влиять на решения Собрания, как это делал Демосфен, либо должностное лицо при исполне­нии обязанностей, как Перикл, несколько раз бывший стратегом. Должностей было много — около семисот, и на них или назначали по жребию, или выбирали: выбирали на те должности, которые, по мнению афинян, требовали спе­циальных знаний; высшими среди них являлись должнос­ти стратегов, командовавших армиями. Таким образом, имелась возможность брать на себя политическую ответ­ственность на разных уровнях без ведения предвыборной кампании, поскольку многие должности замещались по жребию. Реальной властью, однако же, обладали только стратеги.

Власть стратегов или тех, кто умеет навязать Собра­нию свое предложение, в теории безгранична: она «выше власти президента республики или главы правительства, сфера полномочий которых определена конституцией». Но власть эта всегда косвенна, поскольку состоит не в том, чтобы принимать решения, а в том, чтобы убеждать Собра­ние их принять, т.е. общаться с ним.

СЛУЧАИ АФИН

Сразу видно, что политическому деятелю было необ­ходимо уметь выступать перед аудиторией, поскольку речь шла прежде всего о том, чтобы убедить Собрание или Со­вет: именно поэтому общественных деятелей часто назы­вали «ораторами» (rhetores). Легко ли было уговорить тол­пу? Древние тексты часто говорят о «демагогах». Слово это когда-то означало «вождь народа», но в V в. до н.э. приоб­рело современный уничижительный смысл. Бедствия, не­сомые этими льстецами народу, разоблачали Еврипид, Фукидид, Аристофан. Так, Фукидид противопоставляет твердость Перикла уловкам его преемников:

...Перикл, как человек, пользовавшийся величайшим уважением сограждан за свой проницательный ум и несомненную неподкуп­ность, управлял гражданами, не ограничивая их свободы, и не столько поддавался настроениям народной массы, сколько сам руководил народом. Не стремясь к власти неподобающими сред­ствами, он не потворствовал гражданам, а мог, опираясь на свой авторитет, и резко возразить им. Когда он видел, что афиняне несвоевременно затевают слишком дерзкие планы, то умел сво­ими речами внушить осторожность, а если они неразумно впа­дали в уныние, поднять их бодрость. По названию это было правление народа, а наделе власть первого гражданина. Из пре­емников Перикла ни один не выдавался как государственный деятель среди других, но каждый стремился к первенству и по­этому был готов, потакая народу, пожертвовать даже государ-

51 ственными интересами.

Из приведенного текста видно, что задача демагога заключалась не столько в том, чтобы вести толпу, сколько в том, чтобы поддаться ей, угождать ее желаниям. Историк в дальнейшем повествовании осуждает в основном Клеона, Алкивиада и кое-кого из своих врагов. Клеон толкает афи­нян на то, чтобы осудить на смерть мятежных жителей

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

СЛУЧАЙ АФИН

Митилены, о чем они впоследствии пожалеют, и подстре­кает их продолжать осаду лакедемонян в Пилосе. Алкиви-ад же яростно поддерживает план экспедиции на Сици­лию, опять-таки угождая афинянам, которым не терпится начать кампанию53. Деятельность демагогов, впрочем, ограничивалась в основном концом V в. до н.э., временем Пелопоннесской войны: не считая нескольких эпизодов, Собрание никаких решений не принимало.

Кроме того, имелись реальные ограничения власти политических деятелей, что неудивительно, поскольку греческие полисы в целом весьма враждебно относились к личной власти. В первую очередь следует отметить зако­нодательные ограничения для должностных лиц. Долж­ность стратега вверялась на один год, и лишь немногие, как Перикл, занимали ее подолгу. Власть имущие строго конт­ролировались Народным собранием и Советом. Перед вступлением в должности все они проходили докимасию, испытание не на профессиональную пригодность, но на гражданские добродетели, нравственное поведение, без­упречность личной жизни. Во время их пребывания в долж­ности один раз в каждую пританию поднятием рук про­водилось голосование о доверии. Наконец, при уходе с должности они должны были представить счета: десять аудиторов, десять защитников и десять проверяющих во всех подробностях исследовали их расходы и новые дохо­ды, что ограничивало, хотя и не исключало полностью, воз­можность обогатиться на государственной службе и растра­тить казенные деньги. Кроме того, власть политического деятеля кончалась, если народ отказывал ему в доверии.

Как можно было добиться такой известности, чтобы тебя слушали? Вначале политическим влиянием обладали только знатные роды. Если в V в. до н.э. положение вещей и изменилось, сделать карьеру в одиночку все равно было очень сложно. Как мы видели, никому не известный чело-

век мог взять слово в Собрании и выразить свое мнение, но расстояние от выступления до внесения проекта указа и тем более до того, чтобы обеспечить его принятие, оста­валось труднопреодолимым. Желающий пробиться в поли­тике должен был вращаться в окружении какого-нибудь влиятельного лица, что в Афинах не представляло особого труда, принимая во внимание малое количество граждан. Можно было заговаривать с ораторами после заседания Собрания или на агоре. Если тот, чьего покровительства искали, считал новоприбывшего достаточно одаренным, он мог, чтобы помочь тому на первых порах, попросить его поддержать в Собрании какой-либо указ, который не счи­тал нужным поддерживать сам.

Эти объединения вокруг видного деятеля не были партиями в современном понимании, и индивидуум зна­чил много больше, чем группа. Группы влияния, собствен­но говоря, формировались для защиты той или иной поли­тики, но эти клики появлялись и распадались, не становясь политическими ячейками, организованными вокруг неко­торого количества популярных идей.

Оказавшись на виду, общественный деятель должен был поддерживать определенный образ. Ввиду того, что было сказано о недоверии как афинян, так и греков в це­лом к единоличной власти, необходимо прежде всего избе­гать внешних признаков роскоши и блеска: не может быть и речи о том, чтобы ездить на красивой повозке или про­водить время в пиршествах. Перикл, добившись известно­сти, вел себя, согласно Плутарху, так:

Сейчас же после этого Перикл переменил и весь свой образ жизни. В городе его видели идущим лишь по одной дороге — на площадь и в Совет. Он отказался от приглашений на обеды и от всех такого рода дружеских, коротких отношений, так что во время своей долгой политической деятельности он не ходил ни

5. Заказ № 503.

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

СЛУЧАЙ АФИН

к кому из друзей на обед; только когда женился его родственник

Евриптолем, он пробыл на пире до возлияния и тотчас потом

54 встал из-за стола.

Как пишет тот же автор, сходным образом вел себя и Никий:

Итак, опасаясь доносчиков, Никий избегал и общих трапез и бесед с согражданами, да и вообще был далек от подобного вре­мяпрепровождения. Когда он бывал занят делами управления, то просиживал до поздней ночи в стратегии и уходил последним из Совета, придя туда первым, а когда общественных дел не было, он становился необщителен, неразговорчив и сидел у себя вза­перти. Друзья Никия встречали посетителей в дверях и проси­ли извинить его, так как, по их словам, он и дома занят какими-то необходимыми для государства делами55.

Кроме того, у Никия был собственный представитель и «консультант по связям с общественностью» в лице не­коего Гиерона:

Чаще всего участвовал в этой игре и окружал громкой славой имя Никия его воспитанник Гиерон... Этот Гиерон устраивал Никию тайные свидания с гадателями и распускал в народе слухи о не­померных трудах Никия, живущего исключительно интересами своего города. «Ив бане, и за обедом, — говорил Гиерон, — его постоянно беспокоит какое-нибудь государственное дело; забро­сив в заботах об общественном благе свои собственные дела, он едва успевает лечь, когда другие уже крепко спят... А другие и дру­зей приобретают, и себя обогащают, благоденствуют на обще-

ственныи счет и плюют на интересы государства».

Разумеется, не все ради сохранения собственной репу­тации вели суровую жизнь, которую Плутарх приписыва-

ет Периклу или Никию. Однако карьера власть имущих была довольно хрупкой, и многие кончили изгнанием или разорением.

Заметно, что афинский политический деятель не вел для достижения известности предвыборной кампании в современном смысле слова. Ему следовало предпринимать шаги в двух направлениях: зарекомендовать себя перед влиятельным лицом и выступать в Собрании непосред­ственно перед согражданами. Он представлял не програм­му, а меры, которые можно было принять немедленно. Поскольку убеждение было сердцем системы, он использо­вал новую технику коммуникации, разработанную софис­тами, — риторику.

СОФИСТИКА И РИТОРИКА В АФИНАХ

В афинском полисе с его системой функционирования умение красноречиво изъясняться было основополагаю­щим. Без него индивидуум не мог проявить себя, внести предложение в Собрании, сделать политическую карьеру. И софисты, которым пришла в голову мысль, что этому можно научить, восполнили тем самым зияющий пробел: ведь ни в Афинах, ни в прочих полисах не существовало ничего подобного высшему образованию. Окончив школу, где он зубрил наизусть отрывки из Гомера, занимался чте­нием, музыкой и гимнастикой, юный афинянин не имел возможности учиться дальше. Этим и объясняется появле­ние и успех софистов, предоставивших современникам отсутствовавшую ступень обучения.

Увлечение софистами быстро вызвало в Афинах вол­ну критики, направленной сначала на них самих, а затем и на риторику, как таковую. Их упрекали за то, что они учат за деньги. Софисты и впрямь брали за уроки дорого, а

5*

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

СЛУЧАЙ АФИН

Протагор или Горгий были весьма и весьма богаты. Им ставили в вину чересчур амбициозную программу, сулив­шую в кратчайший срок превратить любого в прекрасно­го оратора. Именно поэтому Исократ и Платон считали, что софисты уделяли недостаточно внимания личным спо­собностям, с одной стороны, и упражнениям и труду — с другой. Их упрекали в том, что они дают лишь рецепты, приемы, лишенные всякого содержания. Самая ожесто­ченная критика звучала из уст Платона, который отвергал риторику, как таковую, считая, что она не занимается правильным и истинным, но является пустой формой, опасной потому, что позволяет придать ложному силу истинного. Послушаем одну из многочисленных инвектив философа:

...им [софистам] привиделось, будто вместо истины надо боль­ше почитать вероятность; силою своего слова они заставляют малое казаться большим, а большое — малым, новое умеют по­дать по-древнему, а противоположное — по-новому, они изобре­ли сжатость речей и беспредельную их пространность - по лю­бому предмету58.

И все же маховик был запущен. Бок о бок со знамени­тыми софистами существовали риторы второго порядка, бравшие за уроки куда дешевле. Открывались школы рито­рики; параллельно обучению и устным выступлениям мно­жились тексты об ораторском искусстве. То были образцы отдельных частей публичной речи — введения, заключе­ния, — речи целиком, технические трактаты, даже теоре­тические работы.

Возникло обыкновение публиковать уже произнесен­ные и переработанные, или даже фиктивные, речи. Исок­рат, к примеру, произнес в своей жизни одну-единственную судебную речь и проиграл дело, но получил широкую изве-

стность благодаря писанию вымышленных речей, то бишь примеров выступлений в суде, не имевших ни малейшего касательства к реальным делам, или политических речей, которые никогда не произносились. Все эти тексты сохра­нились; напротив, имеются лишь косвенные свидетельства о существовании небольших технических трактатов, по всей видимости, лекционных курсов преподавателей рито­рики или записей их учеников. Если верить Платону, та­ких книг было очень много:

Ф е д р. Об этом очень много говорится, Сократ, в книгах, написанных об искусстве речи.

Сократ. Хорошо, что ты напомнил. По-моему, сперва, в

начале речи должно быть вступление. Это ты считаешь, не прав-

, 60 дали, изощренностью искусства.'

Эти труды, отражающие последние нововведения в

соответствующей области, быстро устаревали и заменялись

более современными, что, возможно, является одной из

61 причин, по которым они до нас не дошли.

С Аристотелем родилась наконец настоящая теория речи. Возражая всем критиковавшим риторику, он оправ­дывает ее изучение и использует аргументы, часть которых и сегодня можно было бы противопоставить хулителям искусства красноречия. Во-первых, говорит Аристотель, истинное более убедительно, чем ложное, поэтому если тяжущиеся, на чьей стороне правда, проигрывают, то толь­ко по причине собственной технической безграмотности:

их неправые противники оказываются более искушенны-

«62

ми или более ловкими. Ьсли отправную точку и можно

оспорить — поскольку истина, если таковая имеется, не несет в себе заряда доказательности, — последующее умо­заключение весьма убедительно. Во-вторых, по мнению философа,

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

...если бы мы располагали даже самой точной научной истиной, вовсе не легко убеждать людей, составляя речь на ее основании, потому что речь на основе знания требует обучения всех слуша­телей, а это невозможно, и поэтому нужно создавать убедитель­ность речи общепонятными средствами, как мы говорили это и в «Топике» относительно обращения ко множеству людей 63.

Иными словами, Аристотель признает, что речь необ­ходимо приноравливать к аудитории: специалист должен уметь — и мочь — выражаться языком, понятным неспеци­алистам.

В-третьих, опять-таки согласно Аристотелю, следует предвидеть аргументацию противника, чтобы быть в силах ее опровергнуть. Наконец,

...если позорно быть не в состоянии помочь себе своим телом, тем более позорно бессилие помочь себе словом, ибо пользова­ние словом более присуще человеку, чем пользование телом 6.

Аристотель полагает, что риторика не столько искус­ство убеждать, сколько искусство «в каждом данном случае находить существующие способы убеждения». После та­кой преамбулы философ приступает к настоящей теории риторики, разбирать которую здесь не место: определению доказательств, средств убеждения, общих мест, различных видов речей.

Во всем этом виден явственный интерес к языку. Но афиняне, по крайней мере в сохранившихся текстах, пожа­луй, куда меньше, чем римляне, уделяли внимание стилю речи и жестикуляции. Аристотель о них говорит всего не­сколько слов. Эсхин в речи против Тимарха ставит новым ораторам в упрек то, что они во всех смыслах возбуждают­ся, что противоречит сдержанности древних:

СЛУЧАИ АФИН

Обратите же внимание, граждане афиняне, насколько Солон и те мужи, о которых я упомянул немного ранее, отличались от Тимарха. Ведь они стыдились даже руку держать снаружи при выступлении, а этот не когда-то там раньше, а буквально на днях, сбросив плащ, голый, словно борец, бесновался в Народном со­брании 66.

Однако из нескольких источников известно, что мане­ра говорить была важна. Если Исократ не принимал учас­тие в судебных процессах, то единственно по причине чрез­мерной робости и слабого голоса. Что до Демосфена, то

...первое его выступление народ встретил недовольными выкри­ками и насмешками над нелепым построением речи: ее перио­ды казались запутанными, а доказательства — неестественными и натянутыми. К этому добавлялись некоторая слабость голоса,

неясное произношение и прерывистое дыхание, создававшее

, 7 паузы между периодами и затемнявшее смысл произносимого 6.

Встретив актера Сатира, который продекламировал ему отрывок то ли из Еврипида, то ли из Софокла,

убедившись, сколько красоты и изящества придает речи такая игра, он понял, что упражнения мало что дают или даже вовсе бесполезны тому, кто пренебрегает произношением и мастер­ством исполнения 68.

После этого Демосфен устроил себе под землей особое помещение, где ежедневно упражнялся в речи. Иногда он проводил там по два-три месяца подряд, наполовину обрив голову, чтобы не было соблазна показаться на люди. Кро­ме того,

70 невнятный, шепелявый выговор он пытался исправить тем,

что, набравши в рот камешков, старался ясно и отчетливо читать

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

отрывки из поэтов; голос укреплял тем, что разговаривал на бегу или, поднимаясь в гору, произносил, не переводя дыхания, сти­хи или какие-нибудь длинные фразы. Дома у него было большое

зеркало, стоя перед которым он упражнялся в декламации.

Можно также предположить, что логографы, отдавая речь тяжущемуся, учили его произносить подготовленный текст: как видно на примере Демосфена, это было необхо­димо для того, чтобы заставить себя слушать. Одним сло­вом, существовало множество частных рекомендаций, но, насколько можно судить, ничто в данной области еще не было кодифицировано — возможно, потому, что не счита­лось достойным такой чести.

ДИФФАМАЦИЯ, АГИТАЦИЯ И ВЫРАЖЕНИЕ НЕДОВЕРИЯ

Как мы видели в главе о судах, в Афинах осуществлять прокурорский надзор мог любой гражданин. Кое-кто себе в этом не отказывал, и именно так образовался целый класс профессиональных обвинителей, сикофантов, которые в погоне за наживой зачастую прибегали к шантажу.

Происхождение их наименования, образованного от слова «смоква» (sykori) и корня со значением «показывать, обличать», было непонятно уже в древности. Согласно Плутарху, во времена Солона этим словом обозначали тех, кто доносил на вывозящих запрещенные к продаже за гра-

ницу смоквы. Больше ни в одном тексте, однако, о таком запрете не говорится. Современные комментаторы пред­почитают думать, что сикофантами первоначально назы-

вали тех, кто указывал на смоквы в одеждах воришек — короче говоря, обличителей хищений, и притом мелких, поскольку смоквы выращивались в изобилии и особой цен-

ности не представляли.

СЛУЧАИ АФИН

В V в. до н.э. сикофанты кишмя кишели в Афинах. Вслушаемся в то, как в «Плутосе» Аристофана описывает сам себя сикофант, отвечая на вопросы, которые задает ему «честный человек»:

Ты - гражданин примерный?

- Ответь тогда мне на вопросы. Ты земледелец?

- Тогда купец?

- Что ж? Ремеслу учился ты?

— Клянусь, что нет.

— Так чем живешь ты, ничего не делая?

— О всех делах — и частных и общественных — Забочусь я.

— Ты? А зачем?

— Так хочется.

— Так в чем твоя примерность? Ненавидимый, Суешься ты, грабитель, не в свои дела!

— Ах ты, глупыш! Не должен ли заботиться По мере сил я о своем отечестве?

— Соваться всюду — значит ли заботиться?

— Да! Помогать законам установленным И преграждать пути их нарушителям!

— Не для того ли судьи в нашем городе
Нарочно избраны?

— А обвинитель кто?

— Кто пожелает.

— Ну, так я — желающий! Настолько благо города мне дорого.

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

СЛУЧАЙ АФИН

Но сикофанты не довольствовались обличением лихо­имства и прочих противозаконных деяний. Они искали, иногда лихорадочно, кого бы им обвинить. На этот раз уже Демосфен рисует завораживающий портрет обвинителя Аристогитона:

Он проходит через рыночную площадь подобно змее или скор­пиону, подняв жало, озираясь по сторонам и выбирая, кого бы

оклеветать, кому бы причинить горе или какое-либо другое зло,

76 кого ввергнуть в страх, у кого выманить деньги.

Как видно из текста, агора была одним из излюблен­ных мест сикофантов, а одним из применявшихся ими средств был роспуск слухов, правдивых или ложных, сре­ди группок, заходящих на площадь или в близлежащие лав­ки: в этом случае они многократно повторяли свои обви­нения перед ограниченным числом людей. Но были у них и другие способы действия. Они могли выступить в пол­ный голос перед всеми в Собрании, либо формулируя об­винения, либо изрыгая ругательства против кого-либо. Могли они и возбуждать дела в суде.