Черный сталкер

Юрий Бурнусов

Точка падения

Аннотация

Для сталкеров наступили трудные времена. После заключения целого ряда международных соглашений Периметр полностью закрыт, военные регулярно защищают прилегающую территорию, что фактически делает невозможным контакты с Зоной. Одного из прозябающих в безделье сталкеров, Упыря, нанимает приезжий профессор – изобретатель уникального и весьма полезного прибора, – имеющий заказ от высокопоставленных покровителей, способных нелегально открыть проход в Зону. Упырь с товарищами берутся за работу, но не подозревают, что волей случая окажутся там, где им оказываться вовсе не следовало, и станут объектом охоты, ради которой военные – миротворцы объединятся с Темными…

На миру по смерть велел Бог отбывать каждому свой оброк – любовью и добрыми делами.

Лев Толстой. Два старика

В этой стране никто ни в чем не виноват.

Бен Элтон. Попкорн

Глава первая

Черный сталкер

Мы сидели у Аспирина и пили. Без повода – по поводу только на похоронах пьют, остальное все выдумки. Начали вчера с вполне приличных жидкостей типа двенадцатилетнего шотландского виски и аутентичного мескаля с червяком-утопленником, а заканчивали – или продолжали? – банальнейшим спиртом, который стоял у Аспирина под кроватью в трехлитровой банке. Спирт почему-то пах черной смородиной, и я поначалу опасался, что это техническая гадость, от которой можно ослепнуть. Но нет, после трех по сто мы не ослепли, а потом Аспирин сообщил, что с водой ему «плохо заходит», и научил меня делать «чпоки».

Я съел червяка, вытряхнув его из мескальной бутылки, и принялся обучаться полезному.

«Чпок», чтоб вы знали, представляет собой уже упомянутый выше спирт, смешанный в стакане с уже упомянутым пивом в пропорции один к одному. Вроде бы ничего сложного, обычный ерш, но фишка в том, что это еще не все. Налив в спирт пиво (а не наоборот!), стакан нужно прикрыть ладошкой, быстро перевернуть и хлопнуть о коленку, после чего вернуть в начальное положение и незамедлительно выпить вспенившееся чудо. Входило это куда легче спирта с водой, но и вставляло совершенно не по-молодежному.

После того как очередной стакан в момент хлопка разорвался у Аспирина в руке, он решил, что надо притормозить. Я не спорил. Аспирин, залив порезанную ладонь коллоидной пленкой из пульверизатора, полез в радио слушать футбольные новости – он был дикий фанат и даже в повседневной практике иногда выражался фразами типа: «Ага, Семецкому опять красную карточку показали». Именно тут в дверь и постучали.

– Ты кого-нибудь ждешь, чува-ак? – спросил несколько протрезвевший Аспирин.

– Никого. К тому же это твоя хата. Может, ты кого-нибудь ждешь?

Аспирин подумал, в дверь снова постучали.

– Ни хрена, – не слишком уверенно сказал Аспирин. – Никого я не это… не жду…

– Тогда посмотри, кто там пришел, – предложил я.

Аспирин встал, покачался и достал из кухонного шкафчика здоровенный «глок».

– Давай я пристрелю его прям через дверь, чува-ак, а потом и посмотрим, кто там приходил, – предложил он и уже собрался исполнить свою идею, как я услышал снаружи громкое дробное икание. Так виртуозно умел икать лишь один человек – старший прапорщик Петлюра из военных сталкеров.

– Стоп! – заорал я. – Не стреляй!

Аспирин пожал плечами, бросил пистолет на койку и вернулся к своим новостям футбольных полей, а я открыл дверь.

Это действительно был Петлюра – он, видать, устал ждать, прислонился и буквально упал внутрь. Я предусмотрительно отодвинулся в сторону, и старший прапорщик обрушился на половичок. Он был пьян, как павиан, но достаточно резво встал на четвереньки и пополз в правильном направлении – к столу.

Я закрыл дверь и некоторое время наблюдал за эволюциями прапорщика, который пытался сесть на табурет, но не попадал задницей. На самом деле звали его не Петлюра, а как-то еще, но кличка привязалась еще до моего тут появления, и я даже не интересовался, откуда она взялась. Петлюра был дядька в годах, предувольнительного возраста, и трудился у военных сталкеров каптерщиком. Полезен он был многим – покупал кое-что, притащенное из Зоны, продавал кое-что, украденное с армейских складов, а главное – знал разнообразные новости из комендатуры. А раз пришел сюда незваным гостем, да еще в таком состоянии, – уж точно что-то разнюхал. Дай бог, чтобы хорошее.

Прапорщик тем временем утвердился на табуретке и потянулся к пиву. Последнее действовало на Петлюру оздоровительным образом; вот и теперь, выглотав полбутылки, он вздохнул и довольно внятно произнес:

– А я тебя, Упырь, ищу-ищу… А тебя-то нету.

– Вот же он, – заметил Аспирин и даже показал пальцем.

– А я тебя в «Штях» искал… – продолжал прапорщик, – а тебя-то в «Штях» и нету. Рыжий этот, морда, говорит, был позавчера, да ушел… Хорошо, Зюзя там сидел, он и говорит: «А иди ты, дядя Петлюра, к этому… к Анальгину…» Я и пошел…

Аспирин обиженно отобрал у прапорщика пиво, о котором тот, впрочем, сразу же и забыл.

– Чего искал-то? – спросил я.

– А искал вот чего. Тут приехал один мужичок. Пузатый такой, в костюме… ученый, сразу видать… В комендатуре зарегистрировался, все как положено: я у мужиков спросил, так у него бумаги подписаны… у-у, кем подписаны бумаги-то!

Петлюра сделал значительное выражение лица и показал пальцем вверх.

– Да их тут полно шастает, чува-ак, – сказал Аспирин. – Ученым больше, ученым меньше…

– Цього добра я много бачив. Ось кабы ты мени показав сало, ковбасу чи вареники со сметаною… – на неуклюжей мове процитировал я старый фильм.

– Полно шастает, – согласился прапорщик. – Но этот, сука, кого искал, ты думаешь?! А-а, черная морда!!! Вот то-то! Хемуля он искал, вот кого!

– Нашел? – поинтересовался я.

– Нашел. Да только Хемуль его… того… послал. Иди, говорит, мужик…

И Петлюра с чувством поведал, куда конкретно Хемуль послал приезжего пузатого ученого. Выходило так, что ученый вернется из путешествия крайне не скоро, причем за время отсутствия как минимум сменит сексуальную ориентацию и приобретет хорошие связи в среде проктологов, а уж что случится с его близкими и дальними родственниками, и подумать было страшно. Хемуль знает пожить и умеет сказать, что уж тут.

– Значит, мужик или дурак, или провокатор, – заключил я. – Раз Хемуль его послал… И к кому мужик пошел?

– Да никуда он не пошел! Сидит в гостинице… И что бы вы, ребятки, без меня делали!

Сказав это, прапорщик потянулся к банке, прикинув, что там вряд ли налита вода. Аспирин предвидел покушение и быстро банку отодвинул, а я поднялся и навис над Петлюрой.

– Ты, дядя Петлюра, на что намекаешь?! Ты что, на меня его навел?!

– Ну, не навел… Не навел. Но именно что намекнул! Тебе что, работа не нужна, Упырь? И этому… Панадолу… Сидите же без копья, спирт вон жрете…

Петлюра был прав: где-то наверху в очередной раз решили покрутить гайки, кого-то из начальства посадили за злоупотребления, все это спедалировало вниз по инстанциям, и в результате те, кто остался, плюс вновь назначенные устроили сущий террор. Там, где раньше ходили, едва ли не насвистывая, усиленные патрули положили за последнюю неделю человек пять. Менее известные тропки кое-как функционировали, но военные взяли за моду обстреливать «по принципу случайности» Периметр из систем залпового огня. Просто так – вдруг там кто-то куда-то полз. Мутантов не жалко, сталкеров – тоже, а военные экспедиции ходят по условленным маршрутам, туда для профилактики не пальнут… В результате почти вся братва сидела по домам и по кабакам, распотрошив заначки, но беда была в том, что и торговлишка заглохла. Великая Депрессия, короче говоря. Была вроде такая в Америке. Или это у нас, а в Америке – Перестройка Гласности? Один черт, главное, что хреново.

– А почему Хемуль в таком случае отказался?

– Бог его знает, Хемуля-то. Он в последнее время дерганый.

И тут не соврал старший прапорщик – Хемулю уж больно много приключений выпало в последнее время, неудивительно, что устал человек. Да и баба у него.

– А если этот мужик – провокатор? – спросил Аспирин, пытаясь пальцами достать из консервной банки кильку в томате. Банка ускользнула и покатилась на ребре по столу, разбрызгивая красный соус и рыбьи трупики.

– Да какой он провокатор. Провокаторов я не видал, что ли… – буркнул Петлюра. – Обыкновенный приезжий, чего-то ему понадобилось, аж пар из одного места, а тут такая невезуха. Короче, Упырь, ты вот что: поболтай с ним завтра в «Штях», что ли, а там хочешь – гони, хочешь – работай. Мне что главное, мне главное – процент.

– Мог бы не говорить… Знаю, что не просто так приполз.

– Бизнес. Мне на пенсию скоро.

– Как ты только дожил такой до пенсии, чува-ак… – ехидно сказал Аспирин и высморкался, испачкав нос томатным соусом. Потом он вытер пальцы о старый плакат футбольного клуба с непонятным и труднопроизносимым названием «ЦСКА» и печально вздохнул.

Прапорщик замечание Аспирина проигнорировал и встал, держась на удивление трезво. Видать, пиво его чуток взбодрило. Ничего, на улице снова накроет.

– Ладно, дядя Петлюра, – сказал я миролюбиво. – Поболтаю с твоим ученым, но если что – имей в виду, парни будут знать, что это ты меня спалил.

– Не маленький, – солидно ответил Петлюра и довольно сложным, но верным курсом заковылял к двери. Там он остановился и добавил: – Пока, Пирамидон! А ты в два, Упырь. Ага?

– Ага, – кивнул я.

Излишне говорить, что назавтра в два я сидел в самом темном уголке «Штей» и в силу некоторых особенностей организма был там совсем незаметен. Снаружи шел дождь, на столе стояла мясная острая жратва, в стакане – сто пятьдесят перцовой, в голове – пустота, изредка нарушаемая тупым постукиванием и побрякиванием где-то в самой ее глубине. Вот ведь, и не пил вчера больше… Хорошо, идти в Зону не надо – с похмелья туда волочься самое поганое дело, хотя некоторые ходят и даже возвращаются.

Народ где-то шастал, несмотря на непогоду: в баре собрались человек восемь сталкеров из числа мелюзги, парочка приезжих журналистов, которым ближе к вечеру кто-нибудь из прибывших стариканов непременно начистит рыльца, да дремал над миской с уже растаявшим в кашу холодцом мертвецки пьяный Руль. Руль пил пятый, нет, шестой день: потерял в Зоне приятеля Дулю, попал Дуля под очередную ковровую бомбардировку, а Руль спасся. А может, Руль Дулю сам зачем-то прикончил. Его дело. Никто Руля не успокаивал, никто ему не мешал – пьет себе человек и пусть пьет. К тому же если другим наливает за упокой. Такие вещи у нас приветствовались. И в любом случае оба идиоты, раз полезли под РСЗО. Сейчас сидели бы вдвоем, квасили бы за милую душу.

Я посмотрел на часы: два тринадцать. Тут входная дверь как раз отворилась, и в зал вошел пузатенький дядя в цивильном: дорогой коричневый плащ, в руке мокрая шляпа, кожаные туфли запачканы каким-то дерьмом; видать, кто-то из братвы на входе проблевался, а пузанчик не заметил и влез… А что ж, тут не Москва и не Киев, господин хороший.

Пузан тем временем благоразумно обошел по дуге восставшего из холодца Руля, с сомнением посмотрев на журналюг, миновал и их, а вот одного из мелюзги подергал за рукав. Мелюзга снизошел. Пузан чего-то спросил, мелюзга покачал головой. Пузан мягко настаивал. Мелюзга пожал плечами и показал на меня. Вот тварь, подумал я, его, кажется, Семафором звать… потом надо будет провести беседу и объяснить, что если кого-то кто-то ищет, то вот так пальцем тыкать – не дело. Он-то не знает: мало ли, кто и зачем меня ищет…

Пузанчик подошел и сел напротив, не спросив разрешения. С такими замашками он у нас долго целым не проходит. Бармен Рыжий понимающе посмотрел на меня из-за своей стойки, вопросительно поднял брови – мол, выставить дядю? Я легонько качнул головой. Выпереть всегда успеется, если надо, я и сам разомнусь.

– Здравствуйте, – сказал пузанчик дружелюбно.

От него пахло мокрой шерстью и сладковатым одеколоном. Я внимательно смотрел на гостя, постукивая вилкой о край тарелки. Он слегка смутился и пробормотал:

– Простите… э-э… ведь это вы Упырь?

– Допустим, – сказал я, потому что на самом деле был Упырем.

– Значит, мне правильно указали… – обрадовался пузанчик. – Я – Алексей Иванович Петраков-Доброголовин, доктор наук, профессор.

– Доктор каких именно наук? – лениво уточнил я, посыпая мясо молотым черным перцем.

– Биологических.

– И зачем вам понадобился Упырь, то есть я?

– Видите ли, у меня есть определенный… как бы получше выразиться… заказ. И мне порекомендовали вас как человека, который этот заказ может выполнить.

Здесь он оглушительно чихнул, и я поманил Рыжего, сделав незамысловатый знак. Тот принес еще сто пятьдесят перцовки.

– Выпейте, доктор биологических наук, – велел я. – Для профилактики простудных заболеваний. И я с вами, чтобы опохмелиться. Голова, знаете, болит.

Профессор чокнулся с моим стаканом, послушно выпил, крякнул и по-простецки занюхал сырой шляпой. За последнее действие я его немного зауважал.

– Видите ли, вначале мне порекомендовали обратиться не к вам, а к человеку, которого зовут Хемуль, – начал пузанчик, шевеля руками. – Я здесь не сам по себе, я представляю довольно серьезных людей, которые, к сожалению, не могут по ряду причин действовать через официальные структуры… Меня снабдили информацией, я приехал и сразу же нашел этого Хемуля.

– И как вам Хемуль?

– Весьма приятный молодой человек, – сказал профессор, отчего-то покраснев. Видимо, от перцовки. Вспомнив о ней, я пригубил из своего стакана, весь не осилил – не шло. Бр-р… Не сблевать бы, уроню же достоинство.

– Однако вы пришли ко мне, ибо Хемуль вас послал по матушке. Так? – спросил я, подавив рвотные позывы.

– В общем, так, – грустно согласился профессор. Вот от чего он покраснел, бедолага: вспомнил Хемулевы устные упражнения.

– Тогда быстренько рассказывайте, что вам нужно, а потом я вас тоже скорее всего пошлю, – честно сказал я. – Не так затейливо, но далеко.

– Мне нужно, господин… э-э… Упырь… Мне нужно двух бюреров.

Я удивился. Бить бюрера – заказ не слишком обычный, но и не сказать чтоб экстраординарный. Водили, били. Понятно, что Великая Депрессия и Перестройка Гласности, но…

– А что так экстренно? Подождите с месяц, тут все уладится, приедете спокойненько и постреляете своих бюреров.

– Что вы! Что вы! – всполошился Петраков-Доброголовин. – Вы меня не так поняли! Зачем же стрелять? Мне нужны живые бюреры, числом два. Мужского и женского, простите, пола.

Вот тут я действительно охренел и даже заржал. На меня стали оглядываться представители мелюзги, и даже Руль, снова опочивший в холодце, заинтересованно зашевелился. Профессор внимательно на меня смотрел и все более тревожился. Я отсмеялся, махом хлопнул оставшуюся перцовку, которая пошла как по маслу, и принялся жевать мясо. Профессор стучал короткими пальчиками по столу, но молчал. Наконец не выдержал:

– А что я сказал смешного, прошу прошения?

– Бюреров вам… А Стронглав вам, часом, не нужен?

– Кто такой господин Стронглав? – не понял Петраков-Доброголовин.

– У Хемуля надо было спросить, он с ним близко знаком… Практически приятели. Весьма приятный кровосос, если вкратце. – Я покачал головой. – Вы что, профессор, охренели? Не знаете, что мутанты вне Зоны не живут? И на кой тогда тащить сюда четыре пуда тухлятины?! К тому же я с трудом представляю, как можно изловить живых бюреров да еще волочь в клетке бог весть откуда, учитывая их возможности.

– То же самое сказал мне и господин Хемуль, только оперируя… э-э… иными терминами, – покивал профессор.

Я нахмурился – вид у пузана был довольный, явно в рукаве припрятан некий козырь. Петраков-Доброголовин продолжал:

– Однако, во-первых, бюрера из Зоны никто не выносил, а сами они – в отличие от многих других мутантов – оттуда не лезли. Насколько всем известно, бюреры представляют собой наиболее… мнэ-э… цивилизованную часть населения Зоны. Поэтому есть мнение, что они хотят своего рода независимости и самостоятельности, а вовсе не войны.

– Положим, с этим можно поспорить, – заметил я. Слыхали такие рассуждения, да. С контролером можно подружиться, зомби можно приручить, с бюрерами легко помириться… Обычно те, кто так рассуждал, долго не жил. Исключение – Болотный Доктор, да только он и сам-то не пойми кто такой. Скорее не наш, чем наш.

– Допустим, – согласился тем временем Петраков-Доброголовин. – Но что касается первого утверждения, то у меня есть даже научные обоснования, произведенные… не важно, кем произведенные. Но и в случае, если попытка закончится неудачей, вы все равно получите свои деньги. То есть если бюреры скончаются не по вашей вине.

– А как быть с телекинезом?

– Этот вопрос мы тоже решили. Существует прибор, подавляющий данную способность бюреров. Не до конца, но значительно. Он создан на базе… э-э… одного из так называемых артефактов, не важно, какого именно. Но прибор работает.

– Его проверяли на бюрерах?

– Разумеется, – расплылся в улыбке профессор.

– Не важно, кто именно?

Он расплылся еще шире.

Я крепко задумался. Прибор… Получив такую вещь в руки, грех ее не украсть. А профессора, скажем, прикончить – если он тоже собирается в Зону, что вряд ли, а если не собирается – прикончить прямо здесь. Не он первый, не он последний, к тому же – чужак. Люди гибнут, а ему, видите ли, цацки нужны для очередного открытия. Которое притом не всегда можно запатентовать, тем более на Нобелевку замахнуться – не каждый артефакт разрешен к выносу из зоны, не говоря уже о конкретном данном случае с бюрерами. С другой стороны, за живых бюреров реально отгрести хорошие деньги, а прибор еще поди пристрой куда-нибудь – карликов все же не каждый день из Зоны таскают. Начнут таскать – быстро переполнят рынок, не тушенку же из них делать…

Я поймал себя на мысли, что уже внутренне рассуждаю над предложением, хотя изначально планировал от него отказаться. А что делать? Сидеть вот так и ждать у моря погоды? Однако Хемуль-то не согласился… В чем подвох?

– А почему Хемуль в итоге не взялся, несмотря на ваш волшебный прибор?

– Он на отдыхе. Сказал, что деньги его в данный момент не интересуют.

– А сколько вы ему предложили? Точнее, сколько это все стоит? – спросил я мрачно.

Профессор огляделся по сторонам (надо же, опомнился наконец!), вынул блокнотик со спиралькой, дорогущую авторучку и быстро написал на листочке цифру. Показал мне.

– Смеетесь?! – криво улыбнулся я, хотя сумма была приличная. Да что там, сумма была неприличная даже по нынешним временам.

Профессор пожал плечами и дописал «x l, 5». Увеличил, стало быть, в полтора раза.

– На всех? – уточнил я.

– А сколько… Сколько вас будет? – тихонько осведомился Петраков-Доброголовин. Глазки его горели – понял, видать, скотина, что Упырь клюнул.

– Четверо минимум. Два носильщика, два охранника. В идеале – еще пара отмычек.

– Кого? – не понял профессор. Я объяснил. Профессор про себя ужаснулся, но ничего больше не сказал. Заказчики, видимо, заблаговременно объяснили, что тут у нас не парк культуры и отдыха и не детская игровая площадка.

– Хорошо, увеличу вдвое, – вздохнув, сказал Петраков-Доброголовин.

– Вы идете с нами?

– А это необходимо?! – вытаращил он глаза.

– Вы умеете обращаться с прибором и знаете о бюрерах нечто, чего не знаю я. Конечно, вы можете провести инструктаж, но не факт, что в нужный момент я нажму ту самую кнопку или вставлю батарейки плюсом-минусом куда нужно.

– Там нет батареек, – вяло пробормотал профессор.

– …Значит, не идете. И слава богу, – сказал я. – Энд последний вопрос: что делать с регулярным усиленным патрулированием, артобстрелами и ковровыми бомбометаниями?

– У меня будет график, – подавленным тоном сказал Петраков-Доброголовин. – Там указаны все паузы и точки поражения. График подлинный, не сомневайтесь.

– Вот это в самом деле хорошо, – сказал я с дружеской улыбкой. – Принесите мне его как можно раньше – я должен продумать маршрут.

А еще – продать сведения хорошим людям, которые меня за них отблагодарят. Видать, у пузатого в самом деле отличные связи наверху, раз он добыл такие сведения.

– Разумеется, – кивнул профессор. – Значит, я так понимаю, что вы согласились?

Я кивнул:

– Завтра в это же время здесь же с графиком. Идет?

– Да-да…

Я видел, что профессор мнется и желает спросить что-то еще.

– Если остались вопросы, я жду, – сказал я.

– Простите… Так вы и есть тот самый Черный Сталкер, о котором так много говорят?

Я вздохнул, неопределенно махнул рукой и пошел к стойке просить у Рыжего хорошую дозу перцовки. Не напиться сегодня явно не получилось…