От Реформации – к Великой Французской 3 страница

С первых же дней своего правления Карл І не обращал никакого внимания на парламент, но зато наделял большими полномочиями своих льстивых придворных. Парламент критиковал министров коро­ля и требовал отставки герцога Бекингема, по милости которого Англия в своей внешней политике терпела провал за провалом. Однако король, защищая фаворита, предпочел распустить парламент, который требовал суда над ним. Но, оставшись без парламента, король тем самым остался без денег.

Ему ничего не оставалось, как вновь созвать парламент. Однако депутаты Палаты общин продолжали добиваться отставки Бекингема. Они обвиняли фаворита короля в расточительности, в том, что он не стесняется тратить казенные деньги на увеселения, строительство ве­ликолепных замков. Карл заявил, что не позволит требовать отчета от своих слуг и не отстранит Бекингема от занимаемой должности.

Депутаты парламента очень возмутились подобным решением короля и направили депутацию во дворец. «Я признаю за вами право советовать, а не осуждать, – заявил король, а затем добавил: – Помните, что я волен созвать парламент и распустить его, когда захочу, а если я найду его поведение неугодным мне, то вообще уничтожу!»

Однако подобные угрозы короля не могли остановить поток возмущенных речей членов парламента. Король решил распустить строптивый парламент, но, нуждаясь в деньгах, был вынужден прибегнуть к принудительному займу. Подданные же отказались платить деньги без согласия на то парламента, и королю вновь пришлось пойти на уступки и созвать в 1628 г. парламент.

Депутаты потребовали от короля принять «Петицию о правах», которая запрещала взимать пошлины без согласия на то парламента. Тут уж терпению короля пришел конец, и он повелел вновь распустить неугодный парламент. 11 лет Карл правил один, стремясь любыми путями добывать для себя деньги, минуя парламент. Карл решился восстановить старинный налог – «корабельные деньги», который прежде платило население приморских городов для снаряжения судов, и распространил эту повинность на все население Англии. Народ роптал. В стране нарастала революционная ситуация.

Королю ничего не оставалось, как вновь собрать парламент, который получил название «Долгого парламента», поскольку заседал в течение 13 лет, с 1640 по 1653 г. Он отменил все незаконные указы короля, упразднил «корабельную подать», распустил Звездную палату, исключил из Палаты лордов-епископов, а также принял Трехгодичный билль, который обязывал короля созывать парламент каждые три года. Кроме того, депутаты потребовали суда над новым фаворитом Карла – министром Страффордом, которому был вынесен смертный приговор.

Король вынужден был со всем этим смириться. Парламент настаивал, чтобы король признал за ним право назначать и смещать министров, а также контролировать все действия короля.

«Если бы я согласился на это, то стал бы только призраком, пустой тенью короля», – с гневом ответил Карл. Борьба парламента с королем вылилась в открытый поединок. В парламенте произошел раскол на «кавалеров» и «круглоголовых». «Кавалеры» – преимущественно дворяне – поддерживали во всех спорах короля, а «круглоголовые» (они не носили длинных волос, коротко стриглись), защищавшие ин­тересы буржуазии, отстаивали сторону парламента.

Король со своими сторонниками покинул Лондон, перебравшись в город Йорк. Сторонники парламента дали клятву: «Уничтожить папизм (католицизм), епископов, защищать права и льготы парламента и народа». Во главе «круглоголовых» встал Оливер Кромвель.

Солдаты боготворили Кромвеля и были готовы идти за ним в огонь и воду. Это войско разбило королевскую армию. Карл I бежал в Шотландию, но вскоре был схвачен сторонниками парламента. Ему удалось бежать на остров Уайт, чтобы собрать новые силы для борьбы с парламентом. Этот шаг короля возмутил «круглоголовых». Армия Кромвеля принесла присягу: «Если Бог дарует нам победу, мы клянемся призвать Карла Стюарта, этого кровожадного человека, к суду и потребовать от него отчета за кровь, которую он пролил, и за зло, которое он принес своему народу». Король был арестован и доставлен в суд.

Пять дней слушалось его дело в суде. Наконец, был вынесен приговор: «Карл Стюарт как тиран, убийца и открытый враг английского государства должен быть предан смерти». 30 января 1649 г. при огромном стечении народа палач отрубил голову монарху.

Казнь Карла I означала конец правления абсолютной монархии в Англии.

В 1658 г. Кромвель скончался, назначив своим преемником старшего сына Ричарда. Но это был человеком слабым, нерешительным и не справлялся с управлением страной в то смутное время.

Роялисты призвали на трон сына казненного короля – Карла II Стюарта. Парламент поддержал их. Так в 1660 г. совершилась реставрация монархии. Народ встречал новою короля с ликованием. Повсюду были развешаны гирлянды цветов, устраивались фейерверки, балы, угощения для простою люда.

Карл II был красивый, способный и неглупый человек, однако он предпочитал проводить время в развлечениях и удовольствиях. На свою власть король смотрел так же, как его отец и дед. «Я не буду считать себя королем до тех пор, пока парламент будет заниматься моими делами, выискивать ошибки в моих счетах и наблюдать за моими министрами», – заявлял он.

Прежде всего, король приказал учинить публичную казнь над убийцами своего отца. Очевидец тех событий свидетельствовал: «В годовщину казни короля, 30 января 1661 г., трупы Кромвеля, Айртона и Бредшоу были на санках перевезены в Тайбэри, потом вынуты из гробов, облачены в саваны и повешены за шеи, и так эти трупы висели до захода солнца. После того как их сняли, у трупов были отсечены голо­вы, туловища зарыты в могилу, выкопанную под виселицей, а головы казненных были водружены на копья и выставлены около Вестминстерского дворца...».

Король вновь восстановил правление англиканской церкви и запретил религиозные богослужения сектантов. Он приказал вернуть прежним хозяевам захваченные во время революции земли. Однако править страной по-прежнему было уже невозможно. Представители буржуазии и нового дворянства заседали в парламенте и диктовали свою волю королю. Парламент назначал денежное содержание королю с тем, чтобы тот более не мог обойтись без его созыва.

На этом вековечная борьба между королевской властью и парламентом не завершилась, но абсолютизм в Англии был сокрушен.

В Западной Европе, где в противоположность России, все более набирал силу индивидуализм, ставший затем двигательной силой капитализма, мыслители и общественные деятели поднимали проблемы коллективизма как некоего противовеса всеобъемлющего и всесокрушающего индивидуализма. Одним из таких мыслителей был Кампанелла (1568–1639 гг.), «Город Солнца» которого поставил со всей остротой проблему коллективизма как важнейшего составляющего общественного развития. Каковы же составляющие концепции Кампанеллы? Они четко обозначены в «футурологической картине» будущего в его «Городе Солнца»: жители города – солярии – отвергают право иметь собственный дом, собственную жену и детей, право их воспитания. Деторождение служит для сохранения рода, а не отдельной личности. В «Городе солнца» нет некрасивых женщин, они много занимаются спортом, красота проявляется у них в стройности, живости, бодрости. Они подвергли бы смертной казни ту, которая из желания быть красивой начала бы румянить лицо, носить обувь на высоких каблуках, чтобы казаться выше ростом, или длиннополое платье, чтобы скрыть свои дубоватые ноги.

Чтобы дети были телесно и духовно совершенны, мало одних упражнений. Опытные врачи подбирают родителей по природным качествам, чтобы они обеспечивали появление на свет наилучшего потомства. «В идеальном государстве, – говорит Кампанелла, – не должно быть семьи». Отсюда понятие «общности жен». «Ни одна женщина, – пишет он, – не может вступить в сношение с мужчиной до 19-летнего возраста, а мужчины не назначаются к производству потомства раньше 21 года. Те же, кто живет в воздержании до 21 года, а тем более до 27 лет, пользуются особым почетом и воспеваются на общественных собраниях».

Общественное воспитание детей, по мыслям Кампанеллы, тесно связано с производством. Девочки и мальчики «обучаются всяким наукам совместно». До 2-го и 3-го года дети обучаются говорить и учат азбуку, гуляя вокруг стен домов. Они разделяются на 4 отряда, за которыми наблюдают поставленные во главе их 4 ученых старца. Эти же старцы, спустя некоторое время, занимаются с ними гимнастикой, бегом, метанием диска и прочими упражнениями и играми, в которых равномерно развиваются их члены. При этом до 7-го года они ходят всегда босиком и с непокрытой головой.

Одновременно с этим их водят в мастерские к сапожникам, пекарям, кузнецам, столярам, живописцам и т.д. для выяснения наклонностей каждого. На 8-м году, после начального обучения основам математики по рисункам на стенах, они направляются на лекции по всем естественным наукам. Для каждого предмета имеются по 4 лектора: в течение 4 часов все 4 отряда слушают их по очереди, так что в то время, как одни занимаются телесными упражнениями или исполняют общественные обязанности, другие усердно занимаются на лекциях. Затем они приступают к изучению более отвлеченных наук: математики, медицины и других знаний, постоянно и усердно занимаясь обсуждениями и спорами. Впоследствии они получают должности в области тех или иных наук, или ремесел, где они преуспели больше всего, каждый по указке своего вождя или руководителя.

Они направляются на поля и на пастбища наблюдать и учиться земледелию и скотоводству, и того почитают за знатнейшего и достойнейшего, кто изучил больше искусств и ремесел и кто умеет применять их с большим знанием дела. Кампанелла подчеркивает огромную роль наглядности в обучении. В «Городе солнца» все стены расписаны превосходнейшей живописью, в стройной последовательности отображающей все науки. Каждый рисунок снабжен пояснительной подписью в стихах или прозе. Разглядывая настенную живопись дети получают полное представление о животном и растительном мире Земли, о ремеслах и орудиях труда, о знаменитых ученых, изобретателях и достославных мужах истории.

В детях с юных лет воспитывают любовь к труду. В «Городе солнца» работают все: «Они все принимают участие в военном деле, земледелии и скотоводстве: знать это полагается каждому, т.е. занятия эти считаются у них наиболее почетными. А те, кто знает большее число искусств и ремесел, пользуется и большим почетом; к занятию же тем или иным мастерством определяются те, кто оказывается к нему наиболее способным. Самые тяжелые ремесла, например, кузнечное дело или строительное и т.п. считаются у них и самыми похвальными. Жители Города Солнца (солярии) исключительно усердны и умелы в работе и ни в чем не испытывают недостатка. Люди ценятся по их трудовым успехам и знаниям. Они не мыслят себе жизни вне общественного труда. Даже индивиды находят себе занятия по силам...» – таковы параметры города будущего, предначертанные западноевропейским мыслителем.

«Дома, спальни, кровати и все прочее необходимое, – конкретизирует далее Кампанелла, – у соляриев общее. Но через каждые 6 месяцев начальники назначают, кому в каком круге спать и кому в первой спальне, кому во второй: каждый из них обозначается буквами на притолоке. Занятия отвлеченными науками и ремеслами являются у них общими как для мужчин, так и для женщин, с одним только различием: наиболее тяжелые ремесла и загородные работы исполняются мужчинами». Рисуя картину будущего, мыслитель детализирует мельчайшие подробности быта соляриев: «Предметы домашнего обихода и пища их мало занимают, т.к. всякий получает все, что ему нужно, представляют для них интерес лишь тогда, когда это выдается в качестве почетной награды. А героям и героиням раздаются от государства на празднествах во время трапезы обычно либо красивые венки, либо вкусные блюда, либо нарядная одежда... Самым гнусным пороком они считают гордость, и надменные поступки подвергаются жесточайшему презрению. Благодаря этому никто не считает для себя унизительным прислуживать за столом или на кухне, ходить за больными и т.п. Всякую службу они называют учением... Поэтому каждый, на какую бы службу он ни был назначен, исполняет ее как самую почетную». Регламентации подлежит не только труд, но и досуг, развлечения, занятия теми или иными науками: «В Городе Солнца, где обязанности, художества, труд и работа разделяются между всеми, каждому приходится работать не больше четырех часов в день; остальное время проводится в приятных занятиях науками, собеседовании, чтении, рассказах, письме, прогулках, развитии умственных и телесных способностей, и все это делается радостно. Не разрешается играть лишь в кости, камешки, шахматы и другие сидячие игры». Намечаются и приоритетные сферы деятельности: «Земледелию уделяется исключительное внимание: нет ни одной пяди земли, не приносящей пользы. Они сообразуются с ветрами и благоприятными звездами, оставив в городе только немногих, выходят все вооруженные на поля пахать, сеять, окучивать, полоть, жать, собирать хлеб, снимать виноград; идут с трубами, тимпанами, знаменами и исполняют надлежащим образом все работы в самое незначительное число часов. Они пользуются телегами, оснащенными парусами, которые могут двигаться и против ветра, а когда нет ветра, то благодаря удивительно искусно устроенной колесной передаче повозку тянет всего одно животное. Прекрасное зрелище! Между тем вооруженная полевая охрана делает обходы, постоянно сменяя друг друга... Землю они тщательно обрабатывают, пользуясь при этом тайными средствами, которые ускоряют всходы, умножают урожай и предохраняют семена». Чтобы реализовать подобные планы, необходимо отменное здоровье, значительная продолжительность жизни, что также планировалось: «Солярии Города Солнца тщательно различают полезную и вредную пищу и питаются согласно требованиям медицины. Живут они по большей части до ста лет, а некоторые – до двухсот. Пищу они употребляют наиболее полезную по данному времени года и вообще по предписанию наблюдавшего за этим Главного Врача. Они не признают никакого иного отдыха, кроме того, во время которого приобретают больше знаний, для чего и отправляются в поле заниматься бегом, метанием стрел и копий, распознавать травы и камни и т.д., и учиться земледелию и скотоводству в составе то одного, то другого отряда». Регламентировались властные структуры города будущего: «Все солярии принимают участие в общественной жизни: каждое новолуние и полнолуние собирается Совет. В нем присутствуют все – от 20 лет и старше, и всем предлагается высказаться о том, какие есть в государстве недочеты, какие должностные лица исполняют свои обязанности хорошо, какие – дурно. Должностные лица сменяются по воле народа. Но четверо высших несменяемы, если только сами на совещании между собой не передадут своего достоинства другому, кого с уверенностью считают мудрейшим, умнейшим и безупречнейшим». Все по отдельности подсудны старшему начальнику своего мастерства. Таким образом, все главные мастера являются судьями и могут присуждать к изгнанию, бичеванию, выговору, отстранению от общей трапезы, отлучению от церкви и запрещению общаться с женщинами...Тюрем у них нет, кроме только башни для заключения мятежных неприятелей и др. Палачей и ликторов у них нет, дабы не осквернять государства. Смертная казнь исполняется только руками народа, который убивает или побивает осужденного камнями, и первые удары наносит обвинитель и свидетели. Прегрешения, совершенные по слабости и неведению, караются лишь выговорами и принудительными уроками воздержания или же изучения той науки или мастерства, к которым относилось прегрешение». Все это, по мнению Кампанеллы, должно обеспечить гармоничную, счастливую жизнь: «В Городе Солнца царят радость и веселье. После трудового дня все собирается за обильными столами общих трапез, потом слушают музыку, поют или танцуют». Солярии высоко чтят своих сограждан, которые отличились трудовыми подвигами, выдающимися изобретениями или героизмом: «Памятники в честь кого-нибудь ставят лишь после его смерти. Однако еще при жизни заносятся в книгу героев все те, кто изобрел или открыл что-нибудь полезное или же оказал крупную услугу государству либо в мирном, либо в военном деле. Храбрым воинам раздают почетные награды и на несколько дней освобождают их от исполнения общественных работ. Но последнего они не любят, т.к. не привыкли быть праздными, и поэтому помогают своим друзьям».

Реакционно настроенное окружение могло замыслить ниспровергнуть общество «гармонии и счастья», и поэтому Кампанелла предусмотрел и целый комплекс мер по «защите Отечества»: «Для соляриев целью войны является не уничтожение, а совершенствование побежденных. Все имущество покоренных или добровольно сдавшихся городов немедленно переходит в общинное владение. Города получают гарнизон и должностных лиц из соляриев и постепенно приу­чаются к обычаям Города Солнца, общей их столицы, куда отправляют учить своих детей, не входя для этого ни в какие расходы...». Таким образом, практически все основные компоненты так называемого «коммунистического будущего», лишь научно «приглаженные» К. Марксом и Ф. Энгельсом и адаптированные В.И. Лениным, И.В. Сталиным к российским традициям и особенностям, были сформулированы на Западе за столетия до начала этого грандиознейшего эксперимента и в виде грандиозной гекатомбы во имя прогресса цивилизации «внедрены» в славянском мире – ведь самое нетленное на Земле – это идеи, которые «дремлят» в полузабытьи многие столетия.

Проблемы Запада нашли отражение в идейной сфере, в исканиях мыслителей. Из искры проклятья Мелье, вспыхнувшей в ночи Франции, из робких огоньков свободы, зажженных в Англии Т. Мором и Дж. Уинстэнли, разгорелось всесокрушающее пламя великой битвы за идею «нового мирового порядка», построенного на основе равенства, братства, гармонии свободы. Вольтер (1694–1778 гг.) – скептик и мечтатель, враг мракобесия – и автор знаменитого афоризма: «Если бы бога не было, его следовало бы выдумать». Ненависть к тирании – и горячее поклонение «просвещенной монархии»; сострадание бедным – и апология частной собственности... Таков Вольтер, вобравший в себя всю свою эпоху.

Вольтер наследовал дух раблезианской «Телемской обители». Он по-своему воспел свободомыслие, поплатившись за это не одним месяцем заключения в Бастилии, не одной сожженной королями и инквизиторами книгой. Однако смелый борец непреклонен; как и Рабле, он громит оружием смеха: «Смех Вольтера бил и жег, как молния». (А.И. Герцен) При этом Вольтер остается мечтателем и утопистом. В «Кандиде» он так изображает гармоничное общество: «...В ожидании ужина им показали город, общественные здания, вздымавшиеся до облаков, рынки, украшенные тысячью колонн, фонтаны чистой воды, фонтаны розовой воды, фонтаны ликеров из сахарного тростника, которые неустанно текли в большие водоемы, выложенные каким-то драгоценным камнем, издававшим запах, подобный запаху гвоздики и корицы. Кандид попросил показать ему, где у них заседает суд; ему ответили, что этого учреждения у них нет, что в Эльдорадо никого не судят. Он осведомился, есть ли у них тюрьмы, и ему сказали, что и тюрем у них нет. Более всего удивил и порадовал Кандида дворец науки с галереей в две тысячи шагов, уставленной математическими и физическими инструментами...».

Вольтер – признанный вождь Просвещения – казалось заслонил собою весь век; никому не уступал он ни в поэзии, ни в сатире, ни в драматургии.

Никому – кроме Дени Дидро (1713–1784 гг.). История – жрица справедливости – поставила именно его рядом с Вольтером во главе духовного движения эпохи. Мысль, поиск, предвидение, мечта Дидро оказались более глубокими, напряженными, более «античными» (в близости к идеалу гармонии), чем у кого бы то ни было из просветителей. «Дидерот» – так звали его в далекой России, с которой многое связывало мыслителя. «То чтитель промысла, то скептик, то безбожник», – скажет о нем позднее А.С. Пушкин. Сторонник буржуазной идеи сильной государственной власти, «чтитель промысла», Дидро, как и Вольтер, восхищался Екатериной II. Он буквально забрасывает императрицу вопросами о возможности политических реформ в России. Впоследствии Дидро напрочь порывает со своими иллюзиями, но продолжает изучать русский язык, дабы читать в подлиннике Михайлу Ломоносова. (Любопытно, что Екатерина II все-таки не забыла Дидро, купив у него для империи личную библиотеку и положив ему жалованье на 50 лет вперед как хранителю фонда.) Социально-утопические взгляды Дидро во всей полноте обнажают трагические «качели» его мировоззрения – между Мелье и Вольтером. Как мыслитель, он конструирует схему счастливого сообщества собственников под сенью «просвещенной монархии». Как художник горячо сочувствует страданиям народным и точно определяет (прямо по Мелье!) их причину: угнетение человечества «кучкой мошенников». Он боится отрицать собственность (все рухнет! прекратится прогресс!), но сомневается и в «извечности» отношений господства и подчинения.

В «Добавлении к «Путешествию Бугенвиля» Д. Дидро отмечает: «Сколь простым было бы законодательство народов, если бы его строго согласовали с законодательством природы! От скольких заблуждений и пороков был бы избавлен человек! Хотите вкратце узнать историю почти всех наших злосчастий? Вот она. Жил-был естественный человек. Внутрь этого человека ввели искусственного человека. И вот в этой внутренней пещере загорелась гражданская война, длящаяся всю жизнь. То естественный человек оказывается победителем, то его одолевает моральный, искусственный человек. Но и в том, и в другом случае бедное чудовище испытывает муки и терзания. Оно постоянно стонет и вечно несчастно, – безразлично, находится ли оно в опьянении под влиянием ложного энтузиазма славы, или же в угнетенном состоянии под влиянием ложной мысли о позоре».

Характерно, что революции вначале свершаются в умах, нравах, в ментальности народа, затем рушатся формации! Буревестник Французской революции, продолжатель дела Эразма Роттердамского Жан Мелье возвещал:

Мы добрых граждан позабавим,

И у позорного столба

Кишкой последнего попа

Последнего царя удавим!

21 июня 1791 года Париж был разбужен тремя пушечными выстрелами: жители столицы извещались, что Людовик XVI, с которым столько месяцев пыталось найти компромисс Учредительное собрание, тайно бежал вместе с семьей из Тюильрийского дворца, намереваясь покинуть Францию. Королевская затея не удалась. В тот же день беглецы были задержаны неподалеку от границы. Возникал законный вопрос: что делать дальше?

17 июля на Марсовом поле собрались тысячи людей, чтобы подписать петицию, гвардейцы Лафайета по приказу мэра Парижа Байи расстреляли безоружную толпу.

Все эти события быстро следовали одно за другим. Теперь все было доведено до логического конца: король изменил Собранию, Собрание оскандалилось в глазах целой Франции, и одна часть бывшего третьего сословия во имя предателя-короля пролила кровь другой. Осенью учредительное собрание полностью закончило работу над конституцией – итогом своего более чем двухлетнего творчества.

Конституция торжественно провозглашала принцип народного суверенитета – высшая законодательная власть вручалась Законодательному собранию, избираемому сроком на два года по цензовой системе из числа активных граждан. Главой исполнительной власти объявлялся король, назначавший министров, высших военачальников и наделенный правом вето, правом надолго приостанавливать любой законопроект собрания. Личность короля объявлялась неприкосновенной, ответственности подлежали представители исполнительной власти. Конституция не разрешила аграрного вопроса и узаконила рабство в колониях.

10 августа 1792 г. начался новый этап революции. Санклюты столицы в союзе с батальонами департаментов в ответ на приготовления роялистов осадили и взяли штурмом Тюильрийский дворец. Тысячелетняя французская монархия пала.

Вместе с ней была повергнута конституция. Законодательному собранию предстояло уступить место новому органу власти – Национальному Конвенту, выборы в который должны были проходить всенародно, без деления граждан на активных и пассивных. Действительно, пророческой оказалась сентенция Мирабо, сказанная на другой день после взятия Бастилии: «Молчание народов – урок королям!»

Вчерашние мечтатели, философы, поэты, врачи, оказавшись у кормила французского государства, решили ускорить ход естественных событий, «пришпорить клячу-историю», одним махом покончить со всеми европейскими и мировыми проблемами. В чем это выражалось, к чему все привело? «Несколько своевременно отрубленных голов..., – полагал Марат, – на целые столетия избавят великую нацию от бедствий нищеты и ужасов гражданских войн». Но через полгода тот же Марат потребует отрубить пятьсот–шестьсот голов, еще через полгода – пять–шесть тысяч, а в 1793 году – миллион с лишком. И это не было упражнениями в риторике – гильотина работала исправно. Да и кровь Марата вскоре обагрила французскую землю.

По мере накала событий во Франции возрастала активность и со стороны монархических держав. Об этом ярко свидетельствовали дух и направленность Тройственного союза, заключенного в конце 1795 г. между Россией, Англией и Австрией. В России готовился 60-тысячный экспедиционный корпус для действий против Франции. Смерть русской императрицы Екатерины II 7 ноября 1796 г. помешала осуществить эти планы. Непосредственное участие в военных действиях русские войска приняли лишь во второй коалиции против французской республики, сколоченной Англией в конце 1798 г.

Террор порождает всегда и везде жажду отмщения, рано или поздно адекватно воздающую тем же инициаторам его развязывания. Лидеры повергнутой Жиронды, бежав из-под нестрогого домашнего ареста в свои департаменты, подняли против якобинского Конвента всех недовольных. Юг и запад Франции запылали в огне контрреволюционных мятежей. В Вандее и Лионе жирондисты сомкнулись с роялистами. 13 июля от ножа фанатички, подосланной из мятежного департамента Кальвадос, пал «Друг народа» – Жан Поль Марат. Почти одновременно в мятежном Лионе сложил голову вождь якобинцев Жозеф Шалье.

При этом из крови, грязи, преступлений французской революции выросла практически современная западная цивилизация и американское мироустройство, а именно: «Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства» (Всеобщая декларация прав человека).

Франсуа Рене де Шатобриан отмечал в своих «Замогильных записках»: «Вашингтон и Бонапарт вышли из лона Французской революции: оба дети свободы, но первый остался ей верен, второй же ее предал».

Результат общеизвестен. «Республика Вашингтона живет: империя Наполеона рухнула», – резюмирует французский писатель и добавляет: «Вашингтон выражал нужды, мысли, познания, взгляды своей зпохи: он содействовал, а не препятствовал развитию умов». При этом переизбыток свободы, – предупреждает Шатобриан, – ведет к деспотизму.

Впрочем, писатель спешит оговориться: «Но преизбыток тирании ведет только к тирании».

В период Великой французской революции рождается понятие – символ, определившее развитие как Европы, так и впоследствии всего мира на столетия; понятие – нации. В отличие от слова «народ» оно означает некую человеческую общность, отличающуюся не внешними признаками (цвет кожи, волос, глаз или одежда) и не физиологическими данными кровного родства или черт характера, а своеобразием культуры в самом широком понимании этого термина. Понятие «нация», подчеркивающее самое главное и ценное, что есть в человеке, быстро укрепилось в словарях всех германо-романских и славянских народов, и последствием этого были глобальные изменения в геополитических взаимоотношениях «Запад – Восток».

История порой фантасмогорично соединяет в своем поступательном развитии те или иные события и их действующие лица: эпоха Екатерины Великой была на исходе, когда разворачивается трагично-величественная феерия Великой Французской революции, породившей как американскую республику (США), так впоследствии и Великую Октябрьскую революцию.

Тяжелым, мрачным было похмелье после расцвета всемогущего Разума!

Где великая, желанная, в крови омытая Свобода? Где сердечное, возвышающее душу Братство? И, наконец, вместо Равенства – голод, нищета, бесправие, болезни... Те, кто еще вчера восторженно прославлял бесконечный и гармоничный прогресс, в страхе затыкали уши. Воздух Европы и Америки наполнился лязгом машин, чахоточным запахом мазута; солнце затуманилось копотью и гарью заводских труб. Нет, иное грезилось «адвокатам человечества». Снова, как во времена Руссо встал вопрос об отношении будущего и цивилизации. Эпоха требовала ответа, эпоха торопила – кто даст ответы на извечные вопросы, залечит столь болезненные социальные язвы?

Первый и, пожалуй, самый оригинальный из «целителей» – Анри де Сен-Симон (1760–1825 гг.). Он прожил жизнь, которой хватило бы на несколько остросюжетных романов. Потомок Карла Великого, сиятельный граф, ученик Даламбера, он посвятил жизнь служению Идее освобождения человечества. Анри де Сен-Симон... Любовь к народу – и недоверие к нему; жажда справедливости – и наивная вера в пере­воспитание богачей.

Сен-Симон отбросил идеи «естественного состояния» Ж.Ж. Руссо, незыблемые истины «человеческой природы». «Панта рей» – все течет, причем ко все более высокой социальной и духовной организации человечества. Золотой век – впереди, он неизбежен и умопостижим! Важно только изучить предшествующие звенья социального ряда, познать законы истории.

Впервые не одни только эмоции, желания, абстрактный разум или моральные нормы, но сама История становилась верным союзником Мечты.

Как и все философы Просвещения, Сен-Симон уподобляет историю общества человеческому организму: детство (заря цивилизации), юношество (Эллада), зрелость (Рим).