О куликовской битве

ПОВЕСТЬ

О пленении Мамаем Рязанской земли¹. Тогда увидел Мамай, что дружина его обессилела, и некоторые из его князей, вельмож и алпаутов² убиты, и многие воины погибли, он весьма огорчился, и опечалился, и возъярился в сильной злобе/5.

Той же осенью, в 6887 году³, в сентябре, князь Мамай собрал оставшиеся войска, составил большую рать/6 и без объявления войны внезапно напал на Рязанскую землю. А великий князь Олег Иванович Рязанский не знал об этом ничего/7, и, когда татары пришли на его землю, он не успел собрать войско и не вышел против них на бой, потому что был не готов/8. Он перебежал на другую сторону Оки, а свои города бросил/9. Татары же, придя, взяли город Дубок и сожгли, и Переславль сожгли, и другие города сожгли/10, и области и села разорили и пожгли, и забрали много пленных; ушли к себе, опустошив Рязанскую землю/11. Увидев после ухода татар, что земля его опустошена и сожжена, а богатство его и имущество забрали татары, Олег Рязанский сильно опечалился и огорчил­ся/12. Немногие жители, которые избежали татарского плена, вновь стали селиться, строить жилища в Рязанской земле, ведь вся земля была опустошена и сожжена огнем/13.

В тот год в сентябре скончался сын великого князя Дмитрия Ивановича, князь Даниил/14.

В тот же год был большой мятеж в Литве. Учинили они междоусобье, убили великого князя Кестутия Гедиминовича и его бояр и слуг/15. И поставили князем Ягайла Ольгердовича, а сын Кестутия Гедиминовича, по имени Витовт, бежал к немцам/16 и оттуда много зла причинил земле Литовской/17.

Знамение. В ту зиму, в Филиппов пост⁴, месяца декабря в пятый день, в воскресенье, в раннюю зарю, было на небе знамение: луна потемнела, сделалась кровавой и стояла на одном месте, а затем стала вновь светлеть с южной стороны, а потемнела с востока, и снова стала светлой, как обычно/18.

В ту же зиму князь Андрей Ольгердович бежал из Литвы в Псков, а оттуда в Москву. И великий князь Дмитрий Ивано­вич с любовью принял его.

В то же лето Дионисий, епископ Суздальский, отправился в Царьград", по Волге до Сарая в судах. Об этом прежде написано/19, в рассказе о Митяе. Так как Дионисий и Митяй враждовали, потому что Дионисий сам хотел сидеть на митрополичьем столе, великий князь Дмитрий Иванович запретил ему идти в Царьград, чтобы он не чинил препятствий поставлению в митрополиты Митяя. Но епископ Дионисий перехитрил великого князя Дмитрия Ивановича, не желавше­го, чтобы он ходил в Царьград. Он выставил своим поручите­лем перед великим князем преподобного игумена Сергия Радонежского⁶, а потом своего поручителя преподобного игу­мена Сергия Радонежского предал и побежал в Царьград, по Волге в судах до Сарая. Тогда узнал великий князь Дмитрий Иванович, что обманул его епископ Дионисий, и предал поручителя своего преподобного игумена Сергия, и бежал Волгой к Сараю, а оттуда в Царьград, и очень огорчился этим, и послал Митяя, архимандрита Спасского монастыря, к патри­арху в Царьград для поставления в митрополиты на Русь. Митяй поехал сухим путем из Москвы в Коломну, из Коломны в Рязань, из Рязани к Мамаевой Орде⁷. В Мамаевой Орде в то время был царь⁸, но он не имел никакой власти у князя Мамая: только и было, что имя царя, да и то ничтожное и негромкое/20. Вся слава и все дела принадлежали Мамаю. И много в

Орде было неустройств, и многие татарские князья, не имея вождя, гибли, умирали под клинками мечей. И мало-помалу теряла Орда свои великие силы. В Орде у Мамая Митяй был ненадолго задержан, а затем отпущен и мирно и спокойно пересек Татарскую землю, потому что Мамай велел своим людям его проводить. И вот они пришли к Кафинскому морю⁹, и Митяй отослал Мамаевых татар, которые его провожали, к Мамаю, а сам сел в корабль со своими спутниками. Они плыли по морю и были уже так близко от Царьграда, что можно было видеть весь город, когда Митяй разболелся на корабле и умер и был похоронен в Галате. И так сбылось написанное: „Не хотящему, не идущему, но только Богу милующему". Великий князь Дмитрий Иванович хотел, а Митяй шел, оба старались одно дело сделать и не преуспели в этом, потому что Бог этого не захотел, а почему, то он один знает. /21

В то же лето по повелению великого князя Дмитрия Ивановича преподобный игумен Сергий основал монастырь на реке Дубенке на Стромыни¹⁰, и поставил в нем церковь Успения пресвятой Богородицы, /22 и игумена привел из своего монастыря Святой Троицы, по имени Леонтий. /23 Церковь была освящена первого декабря. И, собрав иноков, устроил мона­стырь, который великий князь Дмитрий Иванович обогатил и обеспечил всем необходимым во славу Христа Бога и пречистой Его Матери Богородицы, на спасение своей души и на сохране­ние державы своей. /24

В ту же зиму великий князь Дмитрий Иванович собрал много воинов и послал в поход своего двоюродного брата князя Владимира Андреевича, и князя Андрея Ольгердовича Полоцкого, и князя Дмитрия Ивановича Волынского, и многих других воевод, бояр, вельмож в Литовскую землю. Это было в пятницу, девятого декабря. /25 Они в этом походе взяли города Трубчевск и Стародуб, и завоевали другие области и края, и вернулись к себе с большой добычей. /26 А князь Дмитрий Ольгердович Трубчевский не встал на бой, не поднял руку против великого князя, но со многим смирением вышел из города с княгиней, с детьми и боярами, /27 и пришел в Москву для договора¹¹ с великим князем Дмитрием Ивановичем, и заклю­чил с ним договор, и написал договорную грамоту. /28 Великий князь, заключив с ним договор, принял его с честью великой и с любовью и дал ему город Переславль со всеми сборами. /29

В ту же зиму вятчане, пойдя ратью в Арскую землю¹², перебили разбойников ушкуйников ^|3 и их атамана поймали, Ивана Рязанца, Станиславова сына, и убили его. /30

В то лето пошел из Орды тысяцкий^и Иван Васильевич. Обманом и хитростью его поймали в Серпухове и привели в Москву. /31 Месяца августа в тридцатый день, на память святого Филикса, во вторник, до обеда, в четыре часа дня, убит был тысяцкий Иван Васильевич, мечом был зарублен на Кучковом поле около города Москвы/32 по повелению великого князя Дмитрия Ивановича. И множество народу стояло, и многие плакали о нем и горевали о его благородстве и величии. Да, на многих сынов человеческих простер с самого начала сатана свои злодейственные сети: /33 вселил в них надменность, и гордость, и несправедливость, научил их враждовать друг с другом, завидовать, не покоряться властям. А ведь сказано в Апостоле:,, Никто для себя чести не приобретет, только по призванию от Бога" и,, Каждый оставайся в том звании, в котором призван", „Пусть все — владычествующие и подчинен­ные, господствующие и рабствующие — пребывают в смирении и любви", и „Весь закон заключается в

смирении и любви", и „Любовь покрывает множество грехов", и „Пребывающий в любви, в Боге пребывает и Бог в нем, потому что Бог есть любовь". И еще он сказал: „Друг друга любите, Бога бойтесь, царя чтите", „Рабы, повинуйтесь со всяким страхом владыкам не только добрым и кротким, но и суровым". В этом и заключается благодать, и пусть во всем этом славится Христос Бог, которому слава во веки веков. Аминь. /34

В 6888 году Благовещение ^1Г> было в день Пасхи, а до этого так было за восемьдесят четыре года, а будет так после этого через восемьдесят лет без года — Благовещение на Пасху.

В том же году обрушилась церковь каменная на Коломне, уже почти выстроенная, а строил ее великий князь Дмитрий Иванович. /35

В то же лето, месяца июня в пятнадцатый день, была освящена соборная церковь во имя Святой Троицы в городе Серпухове, и создал ее князь Владимир Андреевич, внук Иванов, правнук Данилов, праправнук Александров, препраправнук Ярославов, пращур его Юрий Долгорукий. /36

Назидательная повесть о совершившемся чуде, когда по­мощью Божьей и молитвами пречистой Богородицы, и угодника Божьего святого чудотворца Петра, митрополита Киевского и всея Руси¹⁶, и преподобного Сергия-чудотворца, и всех святых великий князь Дмитрий Иванович со своим двоюродным братом князем Владимиром Андреевичем и со всеми князьями/37 русскими посрамил на Дону и прогнал гордого князя Волжской Орды¹⁷ Мамая, а всю его Орду и все их нечестивое войско уничтожил.

Нечестивый и гордый князь Волжской Орды Мамай владел всей Ордой. Он уничтожил многих царей и князей и по своей воле поставил себе царя. Но и при этом он не чувствовал уверенности, а ему не доверялся никто. И снова многих князей и алпаутов уничтожил он в своей Орде. /38 Наконец и самого царя своего убил, который только именем был у него в Орде царь, а всем владел и все вершил он сам. Ведь он понял, что татары любят своего царя, и побоялся, чтобы тот не отнял у него власть и его волю, и потому убил царя и всех верных ему и любящих его. /39 Имел он гнев и на великого князя Дмитрия Ивановича, и на его двоюродного брата князя Владимира Андреевича, и на князя Даниила Пронского за то, что они перебили его друзей и любимцев, его князей и алпаутов в Рязанской земле, на реке Воже¹⁸. Он очень скорбел об этом, царапая себе лицо и раздирая одежду. /40 „Увы мне! Увы мне! — восклицал он.— Что сделали со мной русские князья! Какому стыду и посрамлению они меня предали! Какое поношение и поругание мне учинили, какое осмеяние перед всеми! Как могу я избавиться от такого поругания и бесчестья! " Он очень об этом сетовал, и печалил­ся, и плакал, не знал, как поступить.

И говорили ему, утешая его, его советники: „Великий князь! Более того, великий царь! Ведь ты видишь, что Орда твоя обезлюдела, /41 войско утомилось. Но у тебя есть богатства и имущества без числа, чтобы, наняв фрягов, черкас, ясов и других, собрать большое войско и отомстить за кровь твоих князей и алпаутов, за своих друзей и любимцев. Как ты сделал с Рязанским князем Олегом, когда пожег все его города и волости, опустошил всю его землю, а всех людей увел в плен, так ты сделаешь и с князем Дмитрием Московским"./42

Когда нечестивый и гордый князь Мамай услышал это от своих советников, то возрадовался радостью великой, надеясь приобрести большую поживу, и возгордился, вознесся в уме своем гордостью

великой, и захотел стать вторым Батыем ¹⁹ и завладеть всей Русской землей. И начал он изучать старые предания о том, как царь Батый разорил Русскую землю и как он по своей воле управлял всеми князьями. Расспросив обо всем своих и убедившись, что все достоверно, он возгордился, в безумии своем вознесся выше всех гордыней. /43 И думал он, что, как в древности царь Навуходоносор Вавилонский или Тит, царь Римский, разорили Иерусалим, а царь Батый захватил всю Русскую землю и всеми областями ее и всеми ордами владел, так же и он, Мамай, высоко мыслил о себе в уме своем, вернее сказать, в своем безумии. Он начал улещивать всех своих и дары многие им раздавал, /44 чтобы они были более усердны к нему и готовы были к походу на Русь, в особенности же на великого князя Дмитрия Ивановича Московского. Собрались к Мамаю со всех сторон татары, прельщенные его милостями и дарами, он же всех одарял щедро. /45 Он послал во многие страны нанять фрягов, черкас, ясов и других. И собрал большое войско, /46 и пошел войной на великого князя Дмитрия Ивановича, ревя, как лев, отпыхиваясь, как медведь, и, как демон, гордясь. Он переправился через Волгу со всеми своими силами, /47 дошел до устья реки Воронежа²⁰ и тут остановился со всем своим войском кочуя. И было всех войск у него много, поэтому он уже больше не назывался великий князь Мамай, его сторонники стали именовать его „великий царь Мамай". Тут была великая гордость и надежда выше меры. /48

Тогда же Олег, князь Рязанский, услышал, что Мамай кочует на Воронеже, в его Рязанских пределах, и собирается выступить против великого князя Дмитрия Ивановича Мос­ковского. /49 И послал Олег, князь Рязанский, своего посла к нечестивому царю Мамаю с великой честью и с многими дарами и свои ярлыки²¹ написал ему так: /50 „Восточному вольно­му великому царю Мамаю. Я, твой ставленник и присяжник²² Олег, князь Рязанский, обращаюсь с мольбой. Я слышал, о господин, что ты хочешь выступить и напасть на твоего служебника, на великого князя Дмитрия Ивановича Москов­ского, и устрашить его. Теперь-то, всесветлый /51 царь, и пришел час: золота и богатства много, а князь Дмитрий, христианин, — как услышит о твоей ярости, сбежит в отдаленные места, или в Великий Новгород, или на Двину, тогда все московское богатство в твоих руках будет. Меня же, раба твоего князя Олега Рязанского, не оставь своей милостью. Еще же, царь, прошу тебя: мы с ним оба твои рабы, но я со смирением и покорностью служу тебе, он же горд и непокорен тебе. И вот я, твой улусник, многие и великие обиды претерпел от этого князя Дмитрия. Да ведь, царь, и не одно только это: когда я за свою обиду твоим царским именем погрозил ему, он не только не обеспокоился, но еще и Коломну, мой город, прибрал себе. Вот обо всем этом, царь, прошу тебя и бью челом, чтобы ты научил его не захватывать чужого! " /52

Затем тот же Олег, князь Рязанский, отправил посла к великому князю Ягайлу Ольгердовичу Литовскому с такими словами: /53 „Радостную весть сообщаю тебе, великий князь Ягайло Литовский! Знаю, что ты давно задумал изгнать Московского князя Дмитрия и завладеть Москвой. Пришло теперь наше время: ведь великий царь Мамай идет на него с огромным войском. Присоединимся же к нему. /54 Я уже послал к нему своего посла с великими почестями и многими дарами. Еще и ты тоже пошли посла с честью и дарами да напиши ему грамоту, а это ты и сам знаешь лучше меня".

Обрадовался Ягайло, услышав это, похвалил и поблагода­рил своего друга /55Олега, князя Рязанского, и послал своего посла к царю Мамаю с великими дарами, и прошением, и челобитьем, написав так: „Восточному вольному великому царю Мамаю. Князь Ягайло Литовский, присяжник по твоей милости, челом тебе бьет и обращается с мольбой. Я узнал, о господин, что хочешь ты устрашить свой улус, своего служебни­ка Московского князя Дмитрия. Поэтому прошу тебя вот о чем: ведь я знаю, что великие обиды приносит князь Дмитрий Московский твоему улуснику Олегу, князю Рязанскому, да и мне он вреда много причиняет. Оттого мы оба просим тебя, всесветлый вольный царь, чтобы ты научил его не творить неправых дел, чтобы, царь, ты сам потрудился придти сюда и, придя, увидел наше смирение, а его гордыню. Тогда ты поймешь нашу беззащитность перед Московским князем Дмитрием"./56

Про себя же Олег Рязанский и Ягайло Литовский думали так: „Когда князь Дмитрий Московский услышит о царе и о нашей ему присяге, он сбежит из Москвы в отдаленные места: или в Великий Новгород, или на Двину, а мы займем престолы в Москве и во Владимире. /57 А когда придет царь, мы встретим его богатыми дарами и упросим возвратиться к себе. Мы же по царскому повелению разделим Московское княжение попо­лам — часть к Вильне, часть к Рязани, а царь даст нам ярлыки и нашим потомкам после нас".

Так задумали они в безумии своем и не вспомнили сказанного:,, Если сделаешь зло ближнему своему, то же получишь и сам". И еще говорится: „Не сотвори соседу своему зла и не копай под него яму, чтобы и тебя Бог не вверг в худшее"./58

Пришли послы от князя Олега Рязанского и князя Ягайла Литовского к царю Мамаю с дарами и грамотами. Царь Мамай принял дары благосклонно, выслушал грамоты, послов отпу­стил с почетом и так ответил Ягайлу, князю Литовскому, и Олегу, князю Рязанскому: „Раз вы хотите моего улуса — Русской земли, я жалую вас этим, моих присяжников и улусников. Однако держите присягу свою не лживо и встречайте меня со своими войсками, где успеете, чтобы почтить мое величие. Ведь мне ваша помощь не нужна. Если бы я захотел, я бы мог своей силой захватить древний Иерусалим, как Навуходоносор, царь Вавилонский, или Антиох, царь Антиохийский, или Тит, царь Римский. Но лишь ради вашей обиды воздаю вам честь моим величеством: пожалев вас, моих улусников, избавлю от насилия и обид, утолю вашу скорбь, если не лживы присяга ваша ко мне и пособничество. Тогда от одного только величия имени моего устрашится мой улусник Московский князь Дмит­рий и убежит в дальние и непроходимые места. Пусть прославятся в тех краях ваши, моих улусников, имена, /59 а честь, достойная моего имени, умножится. Пусть трепет перед моим величием устрашает и держит в покорности мои улусы и не позволяет никого обидеть без моей царской воли. Но не пристало мне, великому царю, самому завоевывать и побеж­дать. Не достойно меня, моего царского величества, владыки таких несчетных сил, крепких /60 и удалых богатырей, победить его — ведь он мой улусник и служебник и ему хватает лишь страха передо мной. Подобает мне победить равного себе, какого-нибудь великого, и сильного, и славного царя, как царь Александр Македонский победил Дария, царя Персидского, и Пора, царя Индийского, такая победа достойна царского имени и прославит мое величие по всем землям. Так и скажите своим князьям, моим улусникам и верным присяжникам"./61

Вернулись послы и передали все это от Мамая. Они же, безумцы, обрадовались этому пустому, суетному обещанию Мамая, не зная, что

Бог дает власть тому, кому захочет. Не вспомнили сказанного Господом:,, Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою опустошит, то есть погубит". Ибо и эта жизнь преходяща, и царство переходит из рода в род и от народа к народу, а человек, сделавший зло, мучается вечно, не имея помощи от приобретения всего мира. Они же, ища земного и тленного, как скот, обманулись по безумию своему. /62

В то время к великому князю Дмитрию Ивановичу в Москву пришла весть, что князь Волжской Орды Мамай больше уже не прозывается князем, а великим и сильным царем, и что он с огромным войском кочует на Воронеже и хочет на него идти войной. /63 Узнав об этом, князь Дмитрий весьма опечалился и исполнился скорби, и пошел в соборную церковь²³, и припал со слезами к образу пречистой Богородицы письма евангелиста Луки²⁴ и ко гробнице великого чудотворца Петра, митрополита всея Руси, и, получив благословение у своего отца Киприана, митрополита всея Руси, рассказал ему о Мамаевом нашествии. /64

Тогда, в тот год, митрополит Киприан только что прибыл из Киева в Москву, а до этого он пребывал в Киеве, будучи поставлен за много лет до этого в Царьграде митрополитом на Русь, еще при жизни митрополита Алексия. В то время еще он написал великому князю Дмитрию Ивановичу в Москву, сообщая: „Патриарх меня поставил митрополитом на Русь"./65 Но великий князь ответил ему так: „У нас есть митрополит Алексий, и другого, кроме него, мы не принимаем". Киприан написал также в Новгород и во Псков, и оттуда ему так же ответили. И он жил в Киеве до самой смерти блаженного митрополита Алексия. /66 После смерти митрополита Алексия великий князь Дмитрий Иванович хотел Митяя, архимандрита Спасского монастыря, видеть на митрополичьем столе. /67 И был Митяй введен на митрополичий двор. Затем он отправился из Москвы в Царьград к патриарху для поставления в митрополи­ты, и сам великий князь и все его бояре с почестями проводили его. Но Митяй умер, немного не доехав до Царьграда. /68 Пимен, архимандрит Переславский, из Гориц, был послан с Митяем в сопровождающих и, видя, что Митяй умер, задумал сам попасть на русскую митрополию, ведь все для этого было приготовлено и послано с Митяем. Его и поставил патриарх в Царьграде в митрополиты на Русь. /69 И скоро весть об этом достигла великого князя в Москве, и не захотел его принять великий князь.,, Я послал Пимена в сопровождающих Митяя, а не для поставления в митрополиты", — сказал он. /70 И тогда в марте месяце он послал в Киев своего духовника Феодора, игумена Симоновского, за митрополитом Киприаном, зовя его с великими почестями в Москву. /71 Киприан прибыл в Москву в четверг шестой недели после Пасхи, в праздник Вознесения Христова, и великий князь торжественно встретил его со своими детьми, боярами и со всем народом. /72 А вскоре пришла весть о нашествии окаянного Мамая.

И сказал митрополит своему сыну: „Разузнай точно, так ли это, и собирай войска, чтобы не застали тебя врасплох". /73 Тот начал собирать многочисленное и великое войско, объединяясь с великой любовью и смирением с русскими великими князь­ями и с местными удельными, подчиненными ему. /74 Послал он и к своему брату, великому князю Михаилу Александровичу Тверскому, прося помощи. Тот вскоре послал войско и направил на помощь к нему племянника своего, князя Ивана Всеволодича Холмского, внука Александрова, правнука Михай­лова, праправнука Ярослава Ярославича. /75 Великий князь послал также за своим двоюродным братом князем Владимиром Андреевичем; тот был тогда в своей вотчине, в Боровске, и вскоре прибыл в Москву к великому князю.

И опять поступили известия, что Мамай действительно наступает в великой ярости с огромным войском. /76 Великий князь очень стал скорбеть и печалиться. В своей опочивальне он встал перед образом Спасителя, который был у него в изголовье, и так молился:,, Владыко Господи Иисусе Христе, Боже милостивый и человеколюбивый! Смею ли я, многогреш­ный раб твой, молиться тебе в печали моей? На тебя возложил я печаль мою, милостивый владыко Господи! Не сделай нам /77 того, что было с нашими прадедами, когда навел ты на них злого Батыя. Еще велик в нас тот страх и трепет. А ныне, Господи, не до конца прогневайся на нас! Я знаю, Господи, что из-за меня хочешь погубить всю землю — согрешил я пред тобою больше всех людей. Окажи мне милость, Господи, ради моих слез! " /78 После молитвы он вышел из опочивальни, и, взяв с собою своего брата князя Владимира Андреевича, отправился к отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси, и сказал ему: „Достоверно, отче, идет на нас нечестивый Мамай в ярости и с огромным войском". Митрополит стал утешать его и укреп­лять, говоря так: «Не смущайся этим, господин и сын мой возлюбленный! Ведь сказано: „Много скорбей праведным, и от всего избавит их Господь", и еще: „Господь наказал меня сурово, но смерти не предал меня", и еще к тому же: „Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбях, постигших нас так сурово". Скажи мне, сын мой, правду — в чем ты перед ним виноват?» Великий князь сказал: „Я себя проверил во всем, отец мой. Я ни в чем перед ним не виновен. Как есть у меня с ним договор, так по этой договоренности я и плачу ему дань, не повинен я перед ним ни в чем".

И пока они так беседовали, /79 вдруг неожиданно прибыли в Москву татары, послы от Мамая к великому князю Дмитрию Ивановичу, прося дани, как бывало при царе Азбяке и при сыне Азбяка Чанибеке²⁵, а не по тому соглашению, которое было с Мамаем. Ведь великий князь платил дань по тому соглашению, которое было с Мамаем, а они просили, как было при древних царях. /80 Князь же великий так не платил. Мамаевы послы ответили заносчиво и сообщили, что Мамай близко стоит, в поле за Доном, с огромным войском. /81

Великий князь поведал все это отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси. Тот же сказал: «Видишь, господин, сын мой возлюбленный о Господе, что Божьим попущением за наши грехи идет Мамай разорить нашу землю. Но вам, православ­ным князьям, следует этих нечестивых удовлетворять дарами вчетверо и вдвое большими, чем прежде, чтобы он в тихость и /82 смирение пришел. Если же так он не укротится, то Господь Бог смирит его. Ибо сказано: „Господь гордым противится, смирен­ным же дает благодать". Так было с Василием Великим²⁶ в Кесарии, когда злой отступник царь Юлиан²⁷, идя на персов, захотел разорить город Кесарию и всех жителей предать мечу. /83 Василий Великий помолился Богу вместе со всеми бывшими там христианами и собрал много золота, чтобы дать царю Юлиану, чтобы утолить и утишить его ярость. Господь же увидел, что сердце Юлианово не смиряется, послал на него своего воина святого Меркурия и повелел предать его злой смерти. И так был убит Божьей силой окаянный царь Юлиан. Именно так Господь повелел христианам поступать — со сми­ренномудрием, как говорится в Евангелии: „Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби". Ведь мудрость змеи такова: когда с нею случается беда, когда ее бьют и ранят, она отдает все свое тело на раны и побои, но голову свою изо всех сил бережет. Так и всякий христианин во имя Христа: когда наступает тяжелое и трудное время, когда его гонят, ранят, бьют, мучают, он все отдает: золото, серебро, имущество, почет, славу, при необходимости допускает ранить свое тело. Но голову свою — а голова наша — Христос и христианская вера — бережет со всей тщательностью ради любви ко Христу и веры в него. Так вот повелел нам Господь мудро поступать и исполнять. /84 Если ваши преследователи ищут стяжания, имуще­ства, золота и серебра, дайте им все, что имеете; если они хотят почестей и славы, воздайте им; если же хотят отнять вашу веру, стойте крепко за нее и сохраняйте ее со всею заботливостью. Так и ты, господин, сколько можешь собрать золота и серебра, пошли ему и укроти его ярость». /85

Великий князь Дмитрий Иванович послушался отца своего митрополита Киприана и по его совету послал избранного для таковых дел, по имени Захария Тютчев, дав ему двух перевод­чиков, знающих татарский язык, и много золота и серебра отправил с ним к царю Мамаю. /86 Посол, дойдя до Рязанской земли, узнал, что Олег, князь Рязанский, и Ягайло, князь Литовский, примкнули к царю Мамаю, и тайно послал гонца-скоровестника к великому князю в Москву. /87 Узнав о случившем­ся, великий князь впал в сильную скорбь и печаль, и, взяв с собой брата своего двоюродного князя Владимира Андреевича, отправился к отцу своему Киприану, митрополиту всея Руси, и объявил ему, что Ягайло, князь Литовский, и Олег, князь Рязанский, объединились с Мамаем против них. /88 Митрополит же Киприан сказал: „А ты, господин, сын мой о Христе, чем ты их обидел? " Великий князь Дмитрий Иванович со слезами сказал ему: „Согрешил я, отче, и недостоин жить. Но против них я не преступил ни одной черты по закону наших отцов. Знаешь, отче, и сам, что довольно мне моих владений и я захватывать чужих /89 не желаю. Я их ничем не обидел и не знаю, отчего они поднялись на меня! " Сказал ему митрополит: „Если это так, не скорби и не тревожься. Господь тебе заступник и помощник. Потому что Господь любит правду и правду защищает, и правда от смерти спасает. Но не теряй времени попусту, чтобы тебя не захватили внезапно /90 и врасплох. Собирай войска, разошли гонцов по всем землям со всякой милостью, смирением и любовью. Пусть сойдутся все люди и приумножится войско. И тогда ты выступишь уже не с одним смирением, но со смирением соединишь угрозу и отразишь и устрашишь своих противников". /91

Великий князь со смирением и милостью разослал гонцов по всем землям — собрать всех людей в войско. Отнял он скорбь и печаль от сердца своего и возложил печаль свою на Господа, и на пречистую Его Матерь, и на святого чудотворца Петра, и на всех святых. Как желает Господь, так и творит. Кто воспротивится воле его? Нам подобает просить у Него проще­ния своих грехов и милости. А он все сотворяет на пользу нам и на спасение. /92 Великий князь одарил милостыней монастыри и церкви, странников и нищих. И вскоре всюду наступило умиротворение.

Однажды, когда великий князь был на пиру у Микулы Васильевича, сына тысяцкого, вместе с братом своим князем Владимиром Андреевичем и со всеми бывшими тогда /93 с ним князьями и воеводами, опять пришли новые вести, что Мамай собирается непременно выступить против великого князя Дмитрия Ивановича.

Он же с братом своим князем Владимиром Андреевичем и с другими князьями посоветовался и решил устроить в степи крепкую сторожевую заставу. /94 А на заставу он послал закален­ных воинов Родиона Ржевского, Андрея Волосатого, Василия Тупика и других крепких и мужественных. Повелел он им на Быстрой, или Тихой, Сосне²⁸ нести охрану со всей тщательно­стью, а также поехать к Орде, чтобы добыть языка и узнать подлинные намерения Мамая. /95

И сам великий князь Дмитрий Иванович снова тогда разослал гонцов по всем землям с грамотами, чтобы готовились против татар и собрались все в Коломне месяца августа в тридцать первый день, на память преподобного Евдокима. /96 И он сам начал хлопотать о приготовлениях вместе с прибывши­ми тогда князьями. И собралось большое войско. Однако известий никаких ниоткуда не было. /97 Посланный в степь сторожевой отряд задерживался, не было от него никаких вестей. Великий князь послал в степь второй сторожевой отряд — Климента Полянина, Ивана Святослава, Григория Судока и других с ними — и велел им скорее возвращаться. /98 Этот отряд встретил Василия Тупика, ведущего к великому князю языка: действительно, царь идет на Русь, объединившись с Олегом, князем Рязанским, и Ягайлом, князем Литовским, но царь все же не спешит, а ждет осени, чтобы соединиться с Литвой. /99 Убедившись, что действительно князь Мамай наступа­ет на них с большим войском, великий князь Дмитрий Иванович стал утешать и подбадривать брата своего Владими­ра Андреевича и других князей, бояр и воевод, чтобы они были крепки и мужественны /100 против татар. Они же воскликну­ли единодушно: „Мы готовы пострадать за Христа и за христианскую веру и за твою обиду". И приказал великий князь всем людям быть в Коломне месяца августа в пятнадца­тый день, на Успение пресвятой Богородицы, чтобы там назначить для каждого полка воеводу. /101

И собралось много народу со всех сторон в Москву к великому князю. И пришли князья Белозерские, сильные и доблестные в бою, со своими войсками: князь Федор Семено­вич, князь Семен Михайлович, князь Андрей Кемский, князь Глеб Каргопольский и Цыдонский. Пришли и Андомские князья, /102 а также Ярославские князья пришли со всеми своими силами — князь Андрей и князь Роман Прозоровские, князь Лев Курбский, князь Дмитрий Ростовский, князья Устюжские и иные многие князья и воеводы со многими силами. /103

А великий князь захотел посетить монастырь Живоначальной Троицы²⁹ и преподобного игумена Сергия. Он попросил благословения у отца своего Киприана, митрополита всея Руси, и прибыл в монастырь месяца августа в восемнадцатый день, на память святых мучеников Флора и Лавра. Он собирался тотчас вернуться, ибо торопили его /104 многочисленные вестники, сообщая о нашествии Мамая. Но преподобный игумен Сергий упросил его вкусить с ним хлеба за трапезой.,, Пусть Господь Бог и пречистая Богородица помогут тебе! —сказал он.— Не пришло еще время тебе с вечным сном надеть венец смертный, но бесчисленному множеству других готовятся венцы с вечной памятью"./105 И он велел принести освященную воду, и по окончании трапезы благословил крестом великого князя, и окропил его святой водой, и сказал ему:,, Почти дарами и почестями нечестивого Мамая. Пусть Господь, увидев твое смирение, вознесет тебя, а его неукротимую гордость и ярость низвергнет". Тот же сказал:,, Я все это сделал для него, отче, но он еще больше возгордился". А преподобный сказал ему: „Если это так, ждет

его непременная гибель и забвение. Тебе же от Господа Бога, и пречистой Его Матери, и всех святых Его — помощь, милость и слава"./106

Стал великий князь просить у него Пересвета и Ослябя потому, что они были доблестны и обладали воинским искус­ством, и сказал:,, Отче, дай мне двух воинов из твоего чернеческого полка, двух братьев, Пересвета и Ослябя. Всем известно, что они могучие воины, крепкие богатыри и весьма опытны в военном деле и устройстве"./107 И преподобный Сергий велел им поскорее собираться на войну. И они от всей души исполнили послушание преподобного Сергия, ни в чем не отступая от его распоряжений. А он дал им оружие вместо тленного нетленное, крест Христов, нашитый на схимах³⁰, и приказал им возлагать ее на голову вместо шлема и крепко сражаться за Христа против врагов его. /108 Он отдал их в руки великого князя Дмитрия Ивановича и сказал так: „Вот тебе, князь, мои воины, желанные тебе, которых ты захотел иметь при себе в случившихся напастях, в нынешнее, полное бед и лишений, время"./109 А им он сказал: „Мир вам, мои возлюблен­ные о Христе братья, Пересвет и Ослябя! Потрудитесь как доблестные Христовы воины, ибо назначенное вам время пришло"./110 Он благословил крестом и окропил святой водой великого князя, двух иноков, Пересвета и Ослябя, и всех князей, бояр и воевод. /111 И сказал он великому князю: „Господь Бог будет тебе помощником и заступником, и он победит и низложит твоих противников /112 и прославит тебя". Великий князь, получив благословение от преподобного, возвеселился сердцем, потому что преподобный Сергий сказал ему: „Господь Бог будет тебе помощником и защитником, и он победит и низложит твоих противников и прославит тебя". Он, приняв это в свое сердце, как сокровище, никому об этом не сказал, но, вернувшись в Москву и благословившись у отца своего Киприана, митрополита всея Руси, ему одному поведал о том, что сказал ему преподобный Сергий. И сказал ему митрополит:,, Не говори никому об этом, пока Господь не приведет тебя к благому завершению"./113

Великий князь поспешил со всеми приготовлениями, а затем вошел в соборную церковь и пал ниц перед образом пречистой Богородицы, который написал евангелист Лука, и молился о помощи против врагов. Потом он пошел к гробу святого чудотворца Петра и, припав к нему, со слезами молился о том, чтобы получить помощь и защиту от врагов /114 и низвергнуть их гордыню и дерзость. И, кончив молитву, пошел к отцу своему митрополиту Киприану, прося прощения и благословения. Митрополит отпустил ему грехи, благословил его, осенил его честным крестом и окропил святой водой. /115 И послал многих священников и диаконов с честными крестами и со святой водой к Никольским, Флоровским и Константино-Еленинским воротам благословлять всех, чтобы каждый воин получил его благословение и был окроплен святой водой. /116 А великий князь пошел в святую церковь Святого архистратига Михаила³¹, и у икон, осенив себя крестным знамением, помо­лился, и у гробниц родителей своих просил прощения и благословения. /117 И, выйдя из церкви, сел на коня, и поехал в Коломну. Брата же своего князя Владимира Андреевича послал по Брашевской дороге, а Белозерских князей со всем их войском — по Болвановской дороге. /118 А сам великий князь пошел по дороге на Котел с главными силами. И было так, что перед ним солнце горело, а сзади за ним кроткий и тихий ветер дышал и веял. Они потому пошли разными дорогами, что на одной дороге было не поместиться. /119 Великий князь взял с собой в поход десять купцов, гостей-сурожан, чтобы они были свидетелями происходящего: что бы Бог ни совершил, они расскажут в дальних странах, ведь они путешествуют из страны в страну и всюду известны — и татарам, и фрягам. Таким образом, что бы ни произошло, пусть они поступают по своему обыкновению. Вот их имена: /120 Василий Капица, Сидор Елфериев, Константин, Козма Коверя, Семион Антонов, Михайло Саларев, Тимофей Весяков, Дмитрий Черный, Дементий Саларев, Иван Ших.

И прибыл великий князь в Коломну в субботу, месяца августа в двадцать восьмой день, на память преподобного отца нашего Моисея Мурина. Многие воеводы сошлись там еще прежде великого князя /121 и встретили его на речке Северке³², а Герасим, епископ Коломенский, встретил его в городских воротах с крестами. /122 И велел великий князь всем князьям, и боярам, и воеводам на другой день в воскресенье пораньше выехать в поле, и назначил для каждого полка воеводу. /123

К себе в полк великий князь взял Белозерских князей с их войсками — они были весьма храбры и мужественны. А в полк правой руки назначил своего брата князя Владимира Андре­евича, дав ему Ярославских князей с их войсками. А в полк левой руки назначил князя Глеба Брянского. А в передовой полк назначил Дмитрия Всеволодича и Владимира Всеволодича. /124 Коломенского полка воевода — Микула Васильевич, Влади­мирского и Юрьевского — Тимофей Валуевич, Костромского — Иван Родионович Квашня, Переславского — Андрей Серкизович. А у князя Владимира Андреевича воеводы: Данило Белоус, Константин Кононович, князь Федор Елецкий, князь Юрий Мещерский, князь Андрей Муромский. /125 Распределив полки, великий князь вошел в церковь и помолился Господу Богу, и пречистой Богородице, и всем святым, и попросил благословения у Герасима, епископа Коломенского: „Благосло­ви меня, отче, идти против татар". И Герасим, епископ Коломенский, благословил его и все воинство сражаться против нечестивых татар. /126

И пошел великий князь из Коломны со многими силами, и, дойдя до впадения реки Лопасны в Оку, там остановился. Здесь к ним присоединился великий его воевода Тимофей Васильевич, сын тысяцкого, внук Васильев, правнук Вениами­нов, с большим войском, а также те войска, которые оставались в Москве. /127 Теперь великий князь, разузнав вести, приказал переправляться через Оку. И всем полкам дал такое распоря­жение:,, Когда пойдете по Рязанской земле, пусть никто не смеет ничего трогать. Ничего ни у кого не брать, не коснуться ни единого волоса ни у кого"./128 А в Москве он оставил своего воеводу Федора Андреевича при отце своем митрополите Киприане, при своей супруге великой княгине Евдокии и при сыновьях своих Василии и Юрии. /129

Все войско перешло через Оку в воскресенье, а на другой день, в понедельник, переправился сам великий князь. Одно его печалило — мало у него пешей рати. /130 У Лопасны он оставил своего великого воеводу Тимофея Васильевича, сына тысяцко­го, чтобы тот внимательно следил за пешими и конными отрядами, /131 когда те подойдут, чтобы никто из ратников, проходя по Рязанской земле, ни к чему не прикасался и ничего ни у кого не брал. И велел великий князь сосчитать свое войско — какова его численность, — и было их больше двухсот тысяч. /132

Услышали в Москве у митрополита, у великой княгини Евдокии, и во всех городах, и весь народ, что великий князь со всеми князьями и со всем войском переправился через Оку в Рязанскую землю и пошел в наступление, и начали скорбеть и сетовать, причитая со слезами:

„Зачем пошел он за Оку! Если даже он сам Божьей благодатью сохранен будет, /133 то наверняка многие из его войска погибнут злосчастной погибелью! " И об этом все скорбели и плакали неутешно.

Когда же князь Олег Рязанский узнал, что великий князь Дмитрий Иванович Московский переправился через Оку и идет против Мамая с большим войском, /134 он встревожился и сказал: „Что он делает? Откуда у него собралось такое войско? Мы думали, что он убежит в дальние места, или в Великий Новгород, или на Двину. А он вот идет против такого сильного царя! И как сообщу я об этом моему другу великому князю Ягайлу Олыердовичу Литовскому? Нам ведь не дадут снестись друг с другом: заняли они все пути! " /135 А бояре его и вельможи сказали ему:,, Мы, о господин, уже слышали об этом пятнадцагь дней назад, да побоялись сказать тебе. Говорят, что в его вотчине есть какой-то монах, по имени Сергий, который имеет дар пророчества от Бога, и этот монах вооружил его и велел ему идти против Мамая". Олег, князь Рязанский, услышав это, убоялся и затрепетал. „Зачем вы не сказали мне об этом раньше! — воскликнул он.— Я бы отправился к нече­стивому Мамаю и уговорил бы его, и ничего плохого бы не произошло. Ведь этим не наполнить мою разоренную землю, не воскресить убитых, не вернуть попавших в плен — все совер­шилось Божьим судом, как было угодно Господу, так и случи­лось. А теперь я погубил свою душу. С кем же мне теперь быть? Если с Мамаем, — погибну, ибо он нехристь и безбожник. И если с Ягайлом Ольгердовичем, то же самое будет. Так пусть будет Господня воля! Кому поможет Бог, и пречистая Богороди­ца, и все святые, к тому присоединюсь и я"./136

Тем временем великий князь Литовский Ягайло, согласно вышеупомянутым своим обещаниям, собрал много литвы, варя­гов, жмудинов и прочих и пошел на помощь царю Мамаю. Дойдя до Одоева, он остановился и стал собирать вести. /137 Услышал он, что убоялся и затрепетал князь Олег Рязанский, и тоже стал скорбеть и тужить, восклицая:,, Зачем я дал уговорить себя другу своему князю Олегу Рязанскому? Зачем доверился я ему? Никогда не бывало, чтобы Рязань Литву учила! А сейчас — с чего я впал в такое безумие! " И он тоже стал ждать, что произойдет между Мамаем и Московским князем. /138

В 6889 году в сентябре месяце великий князь Дмитрий Иванович пришел на место, называемое Березуй, за двадцать три поприща" от Дона. /139 И сюда к нему пришли, чтобы поклониться и послужить, литовские князья: князь Андрей Ольгердович Полоцкий с псковичами и его брат князь Дмит­рий Ольгердович Брянский с войсками своими. Эти князья Божьим именем помощь оказали великому князю Дмитрию Ивановичу. /140

Тогда же великий князь назначил и послал в степь под Орду своих избранников: своего боярина сильного воеводу Семена Мелика и с ним Игнатия Креня, Фому Тынину, Петра Горского, Карпа Александрова, Петра Чирикова и многих других знатных и доблестных и подготовленных к этому знатоков, /141 чтобы они обнаружили татарские сторожевые заста­вы и тотчас оповестили об этом. И пока великий князь перемещался оттуда к Дону и двигался медленно, собирая известия, /142 вдруг пришли к нему двое из его сторожевого отряда — Петр Горский и Карп Александров — и привели знатного пленника, из сановников царского двора. И этот

пленник рассказал следующее: „Сейчас царь находится на Кузьмине Гати. Он не спешит, потому что ждет Олега, князя Рязанского, и Ягайла /143 Ольгердовича, князя Литовского. Но он ничего не знает о сборах Московского князя Дмитрия и не ожидает встречи с ним — согласно прежним грамотам, написан­ным к нему Олегом, князем Рязанским. Через три дня он должен быть на Дону". Его спросили о численности Мамаева войска. И он ответил: „Это многое множество бесчисленное"./144 Тогда великий князь призвал к себе брата своего князя Владимира Андреевича и всех князей, воевод и вельмож и стал совещаться с ними: „Что будем делать? Как будем биться с безбожными татарами: на этой стороне Дона или переправим­ся на ту сторону? День и час этот к каждому из нас пришел". И стали многие то так, то эдак предлагать, и утло на это много времени, и всем была большая скорбь. /145 А тут пришло множе­ство пеших воинов, местных жителей и купцов со всех городов и земель. И даже глядеть было страшно — такое великое множество собралось людей, идущих в степь на бой с татарами. Стали считать, сколько их всех, и насчитали более четырехсот тысяч, конницы и пехоты. /146 Но, поднявшись, заговорили Литов­ские князья Ольгердовичи, князь Андрей и князь Дмитрий, братья Ягайла Ольгердовича Литовского. И сказали они так: „Если мы останемся здесь, слабо будет русское войско. Если переправимся на ту сторону, сильно и мужественно будет. Ибо, каждую минуту готовые к смерти, все отрекутся от жизни. Победим мы татар — слава будет тебе и всем. Если разобьют они нас — то общей смертью умрем все вместе. А их великой силы пусть никто не устрашится: не в силе Бог, а в правде. Того, кого он захочет, он помилует и тому подаст помощь"./147

И тут пришли многие вестники с сообщениями о татарском нашествии. Тогда великий княль Дмитрий Иванович, укрепив­шись именем Христовым, помолившись Господу Богу, и пречи­стой Богородице, и великому чудотворцу Петру, и всем святым, сказал всем с воодушевлением: „Братья, лучше почетная смерть, чем постыдная жизнь! Лучше было не идти против этих безбожников, /148 чем придти и ничего не сделать и вернуться обратно. Так перейдем же ныне Дон и сложим там головы свои за святые церкви, на православную веру и за братьев наших христиан! " И так велел он каждому полку наводить мосты через Дон, а всем воинам надеть доспехи — для предосторож­ности. /149 И перешли Дон, и, пройдя, разрушили за собой мосты. /150

Тогда всю ночь волки выли страшно. Вороны и орлы день и ночь каркали и клекотали, ожидая грозного, Богом изволенного кровопролитного часа, по сказанному: „Где будет труп, там соберутся орлы". От такого страха богатырские сердца людей смелых стали укрепляться и воодушевляться, /151 а сердца слабых и ничтожных — унывать и страшиться, ибо каждый видел пред очами смерть.

И настала праздничная ночь Рождества пречистой Богоро­дицы. Осень тогда была долгая, дни солнечные, светлые, сияющие, и было очень тепло. И в ту ночь была полная тишина и тепло. При Литовских князьях был знаменитый воевода и искусный полководец, /152 замечательный удалец, по имени Дмит­рий Боброк, родом из Волынской земли. Все его знали и боялись из-за его доблести. Он пришел к великому князю и так сказал: „Когда наступит глубокая ночь, покажу тебе, если хочешь, приметы, и заранее узнаешь, что будет потом". Великий князь приказал ему никому об этом не

говорить. А когда угасла заря и настала глубокая ночь, /153 Дмитрий Боброк Волынец сел на коня, и вместе с великим князем они выехали на Куликово поле³¹, и стали между обоими войсками. И, повернувшись к татарскому войску, услышали крики и стук сильный, как будто на торг съезжаются, и будто город строят, и будто трубы поют. /154 А сзади них зловеще выли волки. А справа был переполох великий среди птиц: кричали, и хлопали крыльями, и каркали вороны и орлы клекотали по реке Непрядве. Было очень страшно, потому что и у птиц была битва и драка большая, которая предвещает кровопролитие и смерть многим. И сказал Волынец великому князю: „Что ты слышал? " Тот ответил: „Нечто страшное и весьма грозное я услышал". Сказал ему Дмитрий Волынец: „Обернись, князь, к русскому войску", И тот обернулся — все было тихо. Сказал ему Дмитрий Волынец: „Что, господин мой князь, слышал? " Сказал великий князь:,, Ничего не слышал. Только видел, что от множества огней занимаются зори". И сказал Дмитрий Боброк Волынец; „Господин мой князь! Благодари Бога, и пречистую Богородицу, и великого чудотворца Петра, и всех святых! Огни — это хороший знак. Призывай же Господа Бога, молись ему часто, пусть не ослабевает твоя вера в Господа, и в пречистую Его Матерь, и в пастыря вашего и молебника великого чудотворца Петра. Это все хорошие приметы, /155 но еще у меня есть другая примета". И, сойдя с коня, он припал правым ухом к земле, и так лежал долгое время, и встал, и вдруг поник. И сказал ему великий князь: „Что такое, брат Дмитрий, расскажи мне! " Но Дмитрий не хотел ему говорить и долго сдерживался. Великий князь настойчивее приступил к нему, прося его сказать. /156 А тот заплакал.

Великий князь, увидев его слезы, встревожился. И сказал: „Брат Дмитрий, скажи мне! Болит мое сердце! " Дмитрий же стал его утешать и сказал ему:,, Господин мой князь! Тебе одному и скажу, а ты никому не говори. Две вести есть: одна тебе на великую радость, а другая — на великую скорбь. Припал я ухом к земле и услышал, что она плачет на два голоса, очень горько и страшно. Одна сторона земли, как некая женщина, безутешно плакала и кричала неистово по-татарски о детях своих, биясь и проливая реки слез. А другая сторона земли, как некая девушка, плакала и стонала голосом жалобным, как свирель, в скорби и печали великой. Во многих боях я бывал и много узнал военных примет, понятны мне они и известны. Надейся на милость Божью — ты победишь татар. Но великое множество твоих воинов погибнет от меча". Услышав все это, великий князь Дмитрий Иванович горестно заплакал и затем сказал: „Воля Господня да будет! /157 Как угодно Господу, пусть так и будет! Кто воспротивится его воле! " И сказал ему Дмитрий Боброк Волынец: „Господин князь, не говори в войсках об этом никому, чтобы не опечалились и не уныли сердца многих. С верой и милостыней призывай на помощь Господа Бога, и пречистую Богородицу, и великого чудотворца Петра, и всех святых. Вооружись животворящим крестом Христовым. Он есть самое непобедимое оружие против врагов видимых и невидимых".

И всю ночь страшно выли волки, и было их такое множество, будто они сошлись со всей вселенной, и вороны каркали и кричали, и страшно клекотали орлы всю ночь. /158

Тогда же, в ту ночь, одному человеку, по имени Фома Кацыбей (он был раньше разбойником и покаялся), крепкому и доблестному

весьма, за что великий князь поставил его в сторожевые на реке Чире Михайловой, на крепкой заставе против татар, укрепляя его в вере, Бог явил видение. И увидел он в небе на востоке большой полк, /159 и вот внезапно с южной стороны к этому полку приблизились два светлых юноши³⁵ с оружием и начали сечь этот полк, говоря:,, Кто велел вам губить наше отечество! " И одних изрубили, а других прогнали. А еще в ту ночь видели видение Василий Капица и Семен Антонов: видели они идущих из степи множество /160 эфиопов с огромным войском — одни на колесницах, другие на конях, — и страшен был их вид. И вдруг внезапно появился святой Петр, митрополит всея Руси, держа в руке золотой жезл, и стал наступать на них с великой яростью, говоря:,, Вы зачем пришли губить мое стадо, которое Бог мне даровал охранять! " /161 И стал их жезлом своим колоть, и одни обратились в бегство, и некоторые из них убежали, а другие утонули в воде, а третьи полегли раненые.

Все они рассказали свои видения великому князю Дмитрию Ивановичу. И он велел им об этом никому не рассказывать. И стал со слезами молиться /162 Господу Богу, пречистой Богородице, и великому чудотворцу Петру, хранителю Русской земли, и святым мученикам Борису и Глебу, чтобы они избавили русских от татарской ярости, и чтобы псы не осквернили святыни, и чтобы не пожрал татарский меч православного христианства. /163

После этой ночи, когда занималось уже утро, месяца сентября в восьмой день, на праздник Рождества пречистой Богородицы, и всходило солнце, была мгла великая по всей земле, как тьма, и до третьего часа дня, а потом стала убывать. Великий князь послал своего двоюродного брата князя Влади­мира Андреевича вверх по Дону в дубраву в засаду с полком, дав ему в полк самых достойных воинов, избранных из своего двора. И еще с ним послал знаменитого воеводу Дмитрия Боброка Волынца, а тот воевода Дмитрий и полки построил.

И вот приготовились к бою все христианские полки, надели свои доспехи и встали на Куликовом поле около устья Непрядвы-реки. /164 Было то поле большое и чистое, пологое к устью реки Непрядвы.

И вступила татарская сила на холм, и стала сходить с холма. Также и христианские полки спустились с холма и встали в чистом поле на твердом месте. /165

Великий князь Дмитрий Иванович, часто пересаживаясь с одного коня на другого, ездил по полкам и говорил со слезами так:,, Возлюбленные отцы и братья! Господа ради и пречистой Богородицы и ради вашего спасения, идите на подвиг за православную веру и за братьев наших. Мы все от мала до велика — собратья, внуки Адамовы, один род и одно племя, /166 одно у нас крещение, одна вера христианская, один у нас Бог — Господь наш Иисус Христос, прославляемый в Троице. Умрем же ныне за его святое имя, за православную веру, за святые церкви и за всех наших братьев, за все православное христианство! " И, слышав это, все пролили слезы и укрепились духом, и исполнились доблести, как орлы, налетая и рыкая, как львы, на татарские полки. /167

Укрепил их великий князь, и вернулся под свое черное знамя³⁶, и, сойдя с коня, снял свое царское одеяние³⁷. И призвал своего любимца Михаила Андреевича Бренка, а любил его больше всех, и велел ему сесть на своего коня, и возложил на него свое царское одеяние, и всеми царскими знаками украсил его, /168 и то большое черное знамя велел рынде своему возить над Михаилом Андреевичем Бренком. И взял он святой крест, на котором были изображены страсти Христовы, — в кресте том была частица животворящего древа Христова, — и сказал со слезами:,, На тебя вся моя надежда, Христе Боже! Дай же мне силою твоего креста победу над моими врагами, как некогда Константину! " /169

Тут пришли к нему посланцы от игумена Сергия Радонеж­ского с благословением и с таким письмом: „Да будет тебе помощником Господь Бог, и пречистая Богородица, и святой чудотворец Петр! " Прислана была ему просфора пречистой Богородицы³⁸. Съел великий князь тот святой хлеб, простер руки свои и воскликнул громким голосом:,, Велико имя пресвятой Троицы! Пресвятая госпожа Богородица, помоги нам! Ее молитвами, Христе Боже, и святого чудотворца Петра, и великого святителя Киприана митрополита, и преподобного игумена Сергия, помилуй и спаси нас от этих басурман, ополчившихся на нас! " /170

И велел он полкам не спеша выступать. Воеводами передо­вых полков были Дмитрий Всеволодич и Владимир, брат его. А по правую руку встал Микула Васильевич, да князь Семен Иванович, да Семен Мелик со многими силами. /171 И был уже шестой час дня, когда сошлись они у устья Непрядвы-реки. И внезапно татарские войска быстро спустились с холма, но дальше не пошли и остановились, ибо не было места, где бы развернуться. /172 И так они встали стеной, опустив копья, каждый положил свое копье на плечо впереди стоящего, передние немного, а задние во всю длину. А великий князь тоже со своим огромным войском русским сошел с другого холма навстречу им. И страшно было видеть, как две великие силы сходились на кровопролитие, на неминуемую смерть: татарское войско, темнеющее во мраке, мрачное, и русская рать в светлых доспехах, как великая река, лилась, как море, зыби­лась, и солнце светло сияло над ними, испуская на них свои лучи, и они издали были видны, как светильники.

А нечестивый царь Мамай с пятью главными князьями выехал на высокое место на холме и остановился там, чтобы видеть человеческое кровопролитие и смертоубийство.

И вот каждому настал жизненный предел и конец прибли­зился. /173 И начали прежде съезжаться сторожевые полки русские с татарскими. Сам же великий князь сперва ездил в передовых полках, но спустя некоторое время возвратился в главный полк. /174 И вот стали обе силы вместе сходиться: с той стороны огромная татарская сила, а отсюда сам великий князь Дмитрий Иванович со всеми русскими князьями. И было видно, что русское войско несказанно велико /175 — их было более четырехсот тысяч конницы и пехоты. И татарское войско также было очень велико. И уже вплотную сошлись оба войска, как выехал из татарского полка богатырь, огромный, широкий в плечах, являя всем свою великую доблесть. И был он для всех так ужасен, что никто не смел против него выйти, и каждый говорил соседу, чтобы тот вышел, и никто не шел. /176 Тогда инок Пересвет, славнейший из послушников преподобного игумена Сергия Радонежского, сказал великому князю и всем князьям:,, Не тревожьтесь об этом. Велик Бог наш и велика Его сила. С Божьей помощью, и пречистой Его Матери, и всех святых и преподобного игумена Сергия молитвами хочу я с ним встре­титься". Этот Пересвет, когда еще был в миру, был славный богатырь, имел он великую силу и крепость, и превосходил всех своим ростом и дородством, и прекрасно разбирался в военном деле и искусстве. /177 И он, как велел ему преподобный Сергий, возложил на себя святую схиму, ангельский образ, и, осенив себя крестным знамением и окропившись святой водой, испросил прощения у своего духовного отца, у великого князя, и у всего христианского войска, и у брата

своего Ослябя. И все заплака­ли— великий князь, и все князья, и все войско — плачем великим и со слезами сказали: „Помоги ему, Боже, молитвами пречистой твоей Матери и всех святых, как некогда Давиду на Голиафа"./178 И вот инок Пересвет, послушник преподобного Сергия, пошел против татарского богатыря Темир-Мурзы, и ударились они крепко, так громко и сильно, что земля содрогнулась, а оба они замертво упали на землю и тут приняли конец; также и кони их погибли вместе с ними. /179

И вот настал седьмой час. И сказал великий князь своим князьям и боярам и всему воинству: „Братья, пора нам испить нашу чашу. И пусть это место станет нам могилой за имя Христово, за христианскую веру, за все православное христи­анство"./180

И вот сошлись обе великие силы на бой. И была крепкая битва и злая сеча, и кровь лилась, как вода, и бесчисленное множество воинов с обеих сторон, с татарской и русской, пали мертвыми. И татарское тело падало на христианское, и христианское на татарское, и смешалась кровь татарская с христианской. А всюду лежало такое множество мертвых, /181 что кони не могли ступать по мертвым. И погибали не только от оружия, но многие сами себя убивали, и под копытами конскими умирали, и задыхались от великой тесноты: ведь невозможно было вместиться на поле Куликовом между Доном и Мечей из-за множества сошедшихся войск. /182 И тут русская пешая рать сломилась, как деревья, как скошенная трава, полегла. И было страшно это видеть. Но христианское войско билось не слабея. Но из-за грехов наших допустил Бог — и начали татары одолевать, и уже многие из сановитых великих князей и бояр и воевод, как деревья, склонились к земле. /183 Даже самого великого князя Дмитрия Ивановича с коня сбили, но он сел на другого коня, татары же и с того коня сбили его и тяжело ранили. С большим трудом добрался он от побоища к дубраве, вошел под только что срубленное многолиственное и многоветвенное дерево /184 и, скрывшись там, лег на землю.

И начали татары одолевать. И подсекли великий стяг великого князя, и его любимого наперсника Михаила Андре­евича Бренка убили, и многих именитых князей, бояр, и воевод, и слуг бесчисленное множество перебили. /185

А когда прошел восьмой час и настал девятый, татары одолевали всюду. А в то время в дубраве с тайным засадным полком стоял князь Владимир Андреевич, внук Иванов, пра­внук Данилов, праправнук Александров, двоюродный брат /186 великого князя Дмитрия Ивановича, а с ним отборное войско с мудрым и храбрым воеводой Дмитрием Боброком Волынцем. Плакали они горько, видя, что христианское войско избито и уже только редкие воины блуждают по полю боя. И сказал князь Владимир Андреевич: „Что, брат, пользы от нашего стояния; какая им от нас помощь? Кому же нам помогать, ведь все христианские полки лежат мертвые! " И сказал великий и мудрый воевода и удалой богатырь Дмитрий Боброк Волынец:,, Велика беда, князь! За наши грехи пал на нас гнев Божий, и не время нам сейчас выйти против супостатов. Потерпим же еще, воссылая молитвы к Богу, в сокрушении сердца, и он низвергнет наших врагов". И князь Владимир Андреевич заплакал, и, воздев руки к небу, молился со слезами Господу Богу, и пречистой Богородице, и всем святым. А когда хотели они выступить против врагов, то дул им в лицо большой ветер и сильно бил, препятствуя этому. И Дмитрий Боброк Волынец сказал: „Никто пусть не выходит на бой ни в коем случае. /187 Господь нам возбраняет". И это повергло всех в плач и слезы, и все плакали, и со слезами молились

Господу Богу, и пречистой Богородице, и всем святым. И сам Дмитрий Боброк Волынец горько плакал и пролил много слез. И уже когда кончался девятый час, Господь посмотрел милостивыми очами на русских князей, на храбрых воевод и на всех христиан. И вот внезапно потянул ветер сзади, понуждая их выйти против татар. /188 Тогда Дмитрий Боброк Волынец сказал князю Владимиру Андрееви­чу: „Господин наш князь, час пришел, время приблизилось".

Также и всему войску сказал:,, Господие, отцы, братья, дети, друзья! Идите на подвиг, пришел нам добрый час! Сила Святого Духа помогает нам! " И так все вышли с яростью и гневом божественным на неверных, на своих противников и врагов. Не устрашились христиане, устремились, как великие ратники. /189

Тогда видели православные, что помогают христианам ангелы, и святых мучеников полки, и воин великий Христов Георгий, и славный Дмитрий, и великие князья русские святые Борис и Глеб, и с ними полководец бесплотного полка небесных сил великий архистратиг Михаил³⁹. /190 Тогда видели языческие полки двух воевод, тресолнечные полки и пламен­ные их стрелы, направленные на них. И от страха Божья и от оружия христианского падали безбожные татары. Вознес Бог десницу великого князя Дмитрия Ивановича для победы над иноплеменниками. /191 И тогда помощью Божьей и пречистой Его Матери в великий страх и ужас впали нечестивые измаильтяне. Устрашенные невидимой божественной силой, они воскликну­ли: „Увы нам! Увы нам! Христиане превзошли нас мудростью! Лучших и удалых князей и воевод сохранили они в тайне, свежие силы против нас уготовили. Наши же руки ослабели, плечи устали, колени оцепенели, и кони наши очень устали, и оружие наше выпало из рук. Кто может против них устоять? Горе тебе, великий Мамай! Вознесся ты гордостью своей до облаков, сошел безумием своим до ада и всех нас погубил понапрасну! " И побежали татарские полки, а христианские полки гнались за ними, били и секли. /192

Когда Мамай увидел, что новые, неутомленные христиан­ские полки выступили против его татар (милостью Божьей и пречистой Его Матери, проявившейся на православном христи­анстве, показалось ему и татарам его, будто из дубравы вышли христианские полки /193 в десятки и сотни тысяч, и поэтому никто из татар не посмел выступить против них), побежал Мамай с князьями своими и небольшой дружиной. И много татар погибло от руки христианского войска, помощью Божьей Матери и великого чудотворца Петра, другие утонули в реке, ибо гнали их до реки Мечи. /194 А княжеские полки гнались за татарскими до самых станов их и захватили много богатства и всякого имущества. /195 И вернулись обратно христианские воины, и увидели, что всюду мертвые лежали. И такова была победа и помощь Божья, и чудеса и знамения Божьей Матери и великого чудотворца Петра, и преподобного игумена Сергия, и святых страстотерпцев Бориса и Глеба, и всех святых, и родительская молитва православных христиан, что даже там, куда не доходили /196 христианские полки, и там лежали мертвые татары, пораженные невидимою Божьей силой и пречистой Его Матери и святых Его.

Возвратился князь Владимир Андреевич и, став на поле боя, увидел /197 такое множество убитых из христианского вой­ска— князей, воевод, слуг, пехотинцев, что не счесть, и всюду текли кровавые реки.

И стал князь Владимир искать брата своего великого князя Дмитрия Ивановича, и не находил его, и стал он биться головой и терзать себя в великой печали. /198 И повелел трубить сбор трубами, и сошлись все, сколько осталось в живых, христианские воины, и он спросил их:,, Кто и

где видел великого князя Дмитрия Ивановича, брата моего? " И говори­ли ему одни:,, Мы видели его тяжело раненным. Может быть, он среди мертвых? " А другой говорил:,, Я видел, как он крепко бился и бежал, и снова видел, как он бился с четырьмя татарами /199 и бежал от них, и не знаю, что с ним сталось". Сказал князь Стефан Новосильский:,, Я видел, как он, пеший, едва шел, уходя с побоища, ведь он был ранен очень тяжело, но я не мог ему помочь, меня самого преследовали три татарина". Тогда князь Владимир Андреевич, двоюродный брат великого князя /200 Дмитрия Ивановича, собрав всех, сказал им с плачем и со слезами многими так: „Господне, братья, сыновья, друзья! Ищите прилежно великого князя Дмитрия Ивановича, и когда кто найдет его живым, то — вправду скажу, без лжи — если будет этот человек славен, высок, почитаем, то еще больше прославится, возвысится и почтется, а если он будет из простых, беден и в последней нищете, он станет первым и богатством и почетом и возвеличится славой"./201

И рассыпались воины повсюду и стали искать. Кто-то из них нашел Михаила Андреевича Бренка, наперсника великого князя, убитого, в одеянии, доспехе и шлеме великого князя и со всеми царскими знаками. Другие нашли князя Федора Семеновича Белозерского, думая, что это великий князь, поскольку они были похожи. /202 Двое же из простых воинов свернули вправо, к дубраве (одному имя Федор Зернов, а другому Федор Холопов — они же были из простых), они и нашли великого князя: тяжело раненный, едва дыша, лежал он под срубленным деревом, под ветвями, как мертвый, И, соскочив с коней своих, они поклонились ему, /203 и один из них поспешно возвратился к князю Владимиру Андреевичу и сообщил ему, что великий князь жив. /204 Тотчас вскочил тот на коня и поспешно поскакал со своими воинами, и, подъехав к великому князю, сказал:,, О брат мой милый, великий князь Дмитрий Иванович! Ты, прежний Ярослав, ты, новый Алек­сандр! ⁴⁰ Но прежде всего — слава Господу Богу нашему Иисусу Христу и пречистой Его Матери, великому чудотворцу Петру, преподобному игумену Сергию, святым страстотерпцам /205 Борису и Глебу и всем святым Божьим угодникам за то, что невидимою Божьей помощью побеждены были измаильтяне и над нами воссияла Божья милость". Великий князь с трудом проговорил:,, Кто это говорит и что значат эти слова? " И сказал ему князь Владимир Андреевич: " Это я, брат твой, /206 князь Владимир Андреевич, говорю с тобой". Они едва подняли его. Доспех его был весь разбит и совсем изрублен, но на теле нигде не было смертельных ран. А ведь он самым первым пошел на бой, в первой схватке, и лицом к лицу бился с татарами. Не