Ключ к «Визитной карточке» А. Гениса

1. Выявите характерные признаки сада камней.

2. Выявите уровни взаимодействия автора с садом камней.

3. Что угадывается за физическими действиями автора?

4. Что стоит за образом «сад камней»?

5. Для чего автор рассказывает о котенке?

6. Что мы узнаем об авторе из его «визитной карточки»? Какие характерные черты отражает его автопортрет?

ВИД ИЗ ОКНА (ФРАГМЕНТ ЭССЕ)

<...> В конце века, который мы сейчас провожаем, я рассматриваю номер «Лайфа», вышедший в его середине: февраль 1953-го года. Журнал, помеченный важной для одного меня датой — днем моего рождения. Как же выглядел, или точнее хотел выглядеть мир, когда мы с этим «Лайфом» в нем появились?

Странно, во всем номере нет ни одного мужчины без галстука, ни одной дамы без шляпы. Банка супа «Кэмпбелл» — всего лишь банка супа, а не шедевр поп-арта. Рекламные ковбои, светлые краски холодных тонов, красных здесь нет, хотя Сталин еще жив. Зато есть сухощавый, невзрачный Эйзенхауэр, который в своей инаугурационной речи наставлял Америку в идеализме. Блюсти веру отцов, бессмертное достоинство человека, гарантированное вечными нравственными ценностями и естественными правами. В этом миссия страны, назначенной ей судьбой. Хиппи еще не появились, а битников не пускали в респектабельное общество, еще некому сбивать Америку с толку, развращая ее сомнениями.

Странности этого безупречно причесанного и выглаженного мира, оправданы тем состоянием бытийной нормы, которую безыскусно, и потому искренне зафиксировал номер «Лайфа» от февраля 53-го года. Конечно же, это вымышленная, иллюзорная, поверхностная норма, которая с высоты нашего времени кажется одновременно наивной и циничной. Однако в чужом, отделенным временем и пространством опыте меня как раз и волнует поверхность жизни, ее кожа. Ощущение истории кажется мне, прежде всего тактильным. Только потеревшись о шкуру эпохи, мы способны войти с ней в личный контакт. Мы двигаемся в истории, осознать которую можно лишь на ощупь. Сегодняшнюю дату определяет не газета, а воздух времени, оставляющий следы на наших внешних покровах: плащах, пиджаках, телах. Попади к нам путешественник из прошлого, то потрясли бы его не столько достижения прогресса, сколько выходки портных. Не этика, а этикет меняет ткань жизни, выкройку его фасона. К концу века история вышла из социальных глубин на поверхность, чтобы заняться не тайным, а явным. Мог ли Герберт Уэллс, пугавший морлоками замороченное классовой борьбой общество, предвидеть, что в конце столетия самыми бурными проблемами Запада будут те, что рождает наша биологическая природа... История бежит от себя, возвращается вспять чтобы заняться чуждыми ей вопросами. Не об устройстве жизни, а о жизни как таковой. Теперь она решает примерно те же проблемы, что стоят перед всеми животными, начиная с амебы: рождение, размножение, смерть. Впрочем, с такой триадой не соскучишься.

Двадцатый век завершается совсем не так пышно и грозно, как ждали. Мир лишь потерял глубину, вывернулся наизнанку, обнажив вместо историософского нутра гладкую кожу этикета. То, что мы видим, выглядывая из окна в конце века, весьма похоже на пейзаж, открывавшийся человеку, жившему в его начале. Наше столетие само себя вычло. Все его дикие выходки незаметно растворились в серых исторических буднях. Вроде все обошлось. Во всяком случае, прощального ядерного фейерверка не предвидится. То, что осталось — уже было. Глобус теперь делят не идеология, а геополитика с ее прежними атрибутами — национализм, суверенитеты, религиозные распри, торговые войны, спорные границы, сферы влияния, баланс сил. Но сходство между будущим и прошлым, как все в наше время, внешнее, а не внутреннее.

Двадцатый век лишил нас стремления к глубинному преображению жизни, к духовной революции, способной изменить и ход истории, и качество ее материала. Мир, оставшийся без перспективы, нашел себе утешение в эскапизме. Жизнь, слишком голая, чтобы на нее можно было смотреть прямо, заставляет нас обвешивать себя бахромой. Вместо того чтобы оголять реальность, украсим и занавесим ее... Вместо того чтобы срывать мишуру, преумножим декорации. Спрячем обыденность под ритуалом, заменим этику этикетом, отольем мираж в бронзе, обернем пустоту в шелка и бархат. Пудрой и помадой замазывая трещины в бытии, наш век впадает в детство <...>

Вопросы к тексту

1. Какой из журналистских методов познания действительности лежит в основе эссе? Как он проявляет себя в тексте?

2. Почему предметом познания действительности для автора становится журнал «Лайф»?

3. В каком образе и почему предстает Америка взгляду автора?

4. При помощи чего автор обретает «ощущение истории»?

5. Какие проблемы Запада, рожденные «биологической природой», имеет в виду А. Генис? В чем он видит парадоксальность исторических процессов? Какую масштабную общественную проблему рассматривает автор?

6. Какие антитезы и параллели проводит автор, характеризуя «сходство между будущим и прошлым»?

7. Через какие качественные текстуальные признаки выражает себя эссеистский способ авторского мышления (метафоричность, интертекстуальность, диалогизм и т. д.)?

8. Попробуйте выявить характерные «генисовские» образы, которые неоднократно проявляются в контексте его произведений.