Последний вопрос.

Здесь два взаимосвязанных вопроса:

Пару лет назад у меня наблюдались все симптомы сердечного присту­па, и меня на пять дней увозили в больницу, однако сердечного приступа не было. Позже я услышала, что другие люди испытывают то же самое. Что это такое?

Вопрос от Шилы.

И второй вопрос от Сатьи:

В ашраме встречается столько людей, у которых, видимо, за послед­нее время что-то происходит с сердцем: боль, огонь в сердце, ощущение, что сердце вот-вот разорвется от любви, от благодарности. И я тоже чувствую какое-то волнение в сердце. Шила говорит, что когда вы недав­но задели ее на лекции своей рукой, она ощутила это в своем сердце Что происходит?

Первое: физическое сердце - это не то же, что ваше настоящее сердце. Настоящее сердце существует сзади физического сердца. Настоящее сердце - это ни в коем случае не часть вашего физического механизма. Настоящее сердце существует в душе, это центр души.

Физическое сердце - это центр тела, а духовное сердце - центр души. Они существуют вместе, друг подле друга. Духовное сердце находится сза­ди физического сердца. И многие люди будут неправильно это понимать.

Когда духовное сердце начнет открываться, вы ощутите вибрацию и в своем физическом сердце. Они связаны, они очень близки друг к другу. Ко­гда что-то будет вибрировать в духовном сердце, вы почувствуете эхо и в физическом сердце. На самом деле, вы сперва почувствуете это только в физическом сердце, так как ничего не знаете о духовном сердце. Вы впер­вые его осознаете как физическое сердце, получающее какие-то странные ощущения. Иногда это может ощущаться как горение, иногда - как трепет, иногда - как взрыв, а иногда может быть очень похожим на сердечный при­ступ.

Такое происходило веками со всеми медитирующими. Всегда, когда люди глубоко входят в медитацию, это случается непременно. Духовное сердце начинает трепетать, открываться, раскрывать свои лепестки, а физи­ческое сердце начинает улавливать эти вибрации, это эхо. Впрочем, это прекрасный знак. Не бойтесь этого. Вскоре вы станете осознавать духовное сердце, и вскоре все симптомы из физического сердца исчезнут.

Первые симптомы будут симптомами тяжести, беспокойства. Так быва­ет, потому что случается что-то новое, то, к чему вы не привыкли. Но когда вы начнете понемногу к этому привыкать, понемногу с этим согласовы­ваться, вы увидите, что это не беспокойство, это просто было новым вку­сом, которого вы прежде не знали. Он доставляет вам беспокойство. Когда же он станет хорошо знакомым, хорошо известным, он подарит вам новый мир, новый покой. И безбрежная любовь родится из него.

Совсем недавно один старый саньясин подошел ко мне и сказал: «Странная случилась вещь». Он очень стар, ему лет семьдесят - семьдесят пять. «У меня было ощущение сердечного приступа, и я пошел к врачу, но меня проверили и сказали, что ничего плохого нет, что я абсолютно здоров и нормален. Что же со мной происходит?»

Я сказал ему в шутку, что это не сердечный, а любовный приступ.

Да, когда ваши духовные центры открываются, у вас будут любовные приступы. Тело ваше будет ощущать трепет, беспокойство. Но вскоре все встанет на круги своя, и когда все встанет на круги своя, в вас будет новое существо - новый план бытия. И вы переместитесь от физического к ду­ховному.

Между физическим сердцем и духовным сердцем находится ум. Это единственная преграда. Все усилия медитации направлены на то, чтобы рассеять ум. И стоит только уму рассеяться, как физическое сердце и ду­ховное сердце начнут вместе танцевать. И тогда появится великая красота. И не только духовная - она будет заметна и в вашем физическом лице. Гра­ция, новое качество энергии окружат вас. И это будете чувствовать не толь­ко вы - это будут чувствовать и другие. У вас будет новая вибрация.

Это произойдет со многими, потому что многие медитируют и работа­ют по-настоящему. Впрочем, я не говорю, что если вы будете иногда чувст­вовать нелады в вашем сердце, не ходите к врачу. Обязательно идите! Ино­гда это может быть и сердечный приступ. Вы обязательно должны идти. Если это не сердечный приступ, врач скажет вам об этом. Но вы обязатель­но должны это проверить.

Это важный вопрос, потому что он имеет отношение ко многим из вас. Это случилось со многими, со многими случится, и будет случаться со мно­гими впредь. Но всякий раз, когда что-то происходит в вашем сердце, идите к врачу и проверьтесь. И если там что-то обнаружат, можете принимать ле­карства.

Так что не думайте, что это всегда духовное сердце, так как иногда это­го может и не быть. Иногда это может быть и физическое сердце. И если вы не обратитесь к врачу, вы можете оказаться в опасности.

Глава 7

ПОЛНАЯ ПУСТОТА

2 сентября 1977 года

Этот взаимный обмен между суфийским мистиком Симабом и человеком благородного происхождения по имени Мулакаб дошел до нас в устной передаче как один из диалогов, часто устраиваемых странствующими дервишами.

Мулакаб: «Расскажи мне что-нибудь из своей философии, так, чтобы я смог понять».

«Ты не сможешь понять до тех пор, пока сам не переживешь», - ответил мистик.

Мулакаб: «Мне не нужно понимать пирог для того, чтобы оп­ределить, плох ли он».

Симаб: «Если ты смотришь на хорошую рыбу и думаешь, что это плохой пирог, ты ни в чем не нуждаешься так, как в меньшем понимании и лучшем понимании этого».

Мулакаб: «Почему бы тебе, в таком случае, не отказаться от книг и лекций, если без переживания не обойтись?»

Симаб: «Потому что внешнее есть проводник внутреннего. Книги познакомят тебя с некоторыми сторонами внутреннего, то же самое сделают лекции. Без них ты не сможешь двигаться впе­ред».

Мулакаб: «Но почему мы не можем сделать этого без книг?»

Симаб: «Потому же, почему ты не можешь думать без слов. Ты был воспитан на книгах, и ум твой так изменен книгами и лек­циями, слушанием и говорением, что внутреннее может говорить с тобой только посредством внешнего. И тогда ты сможешь по­стичь все, что захочешь».

Мулакаб: «Это относится к каждому?»

Симаб: «Это относится к тому, к кому это относится. И прежде всего, это относится к тем, кто думает, что это к ним не имеет отношения!»

Суфизм - это алхимия. Это наука превращения свинца в золото, низшего в высшее, внешнего во внутреннее. Наука превращения мира в Бога.

Помните: суфизм - это не философия, а наука. Он не верит в умствова­ние - он верит в переживание. Он не верит в логическое мышление - он ве­рит в экспериментирование. Только эксперимент решает, что есть истина - ничто другое не может быть решающим. Только тогда ты знаешь - другого способа узнать не существует.

Суфизм не доверяет верованиям. Он хочет, чтобы вы отбросили все ви­ды верований, потому что они будут препятствиями к познанию. Верование - это разновидность псевдопознания: вы, на самом деле, не знаете, но из-за того, что вы так долго веруете, у вас возникает чувство, что вы как будто знаете. Все виды верований должны быть из вас устранены. А вы должны остаться в неведении и невинности. Только отсюда может исходить экспе­риментирование.

Наука не предполагает ничего - никакого верования, никакого верова­ния a priori. Предположение здесь вообще не существует. Наука начинается с чистого листа ума.

Есть три вещи, которые вы должны глубоко понять. Первая - искусст­во. Искусство не очень беспокоится об объекте. У него есть свои собствен­ные проекции. Искусство использует объект как экран, на котором оно про­ецирует свою субъективность. Когда вы видите лицо женщины, лицо ребенка или цветок, искусство не заботится о том, что вы с этим делаете, о том, что вы на это проецируете. Прекрасное - это не часть объективного, прекрасное - это ваша мечта, которую вы привносите в объект - и объект тогда кажется прекрасным.

Искусство изобретает - искусство не открывает. Его не интересует от­крытие, оно образно, оно проективно. В этом заключается основной смысл слова «поэт». Исконный корень этого слова производен от слова «поэтес» - «поэтес» означает «тот, кто творит». Искусство является творческим.

Впрочем, что вы можете творить? Что бы вы ни сотворили, это будет проекцией ума. Искусство творит прекрасное. Наука не является творче­ской в этом смысле. Наука есть открытие. Что бы там ни было, наука - это только обнаружение. Она не изобретает, она не обладает никакой проецирующей идеей. Наука объективна - искусство субъективно. Искусство все время требует каких-то проекций, каких-то идей. Прежде чем вы подойдете к розе, вы должны подойти к ней с какими-то мечтами, запечатленными в вашем уме, вы должны питать мечты. И когда мечты эти станут переполнять вас через край, они выльются в розу, они окружат розу ореолом, аурой, и вы увидите нечто, чего нет. Вы увидите нечто такое, что, на самом деле, находится в вас и возвращается к вам, отразившись от внешнего. Искусство - это мечта, ткань мечты.

Наука же объективна. Основное требование науки - это идти обнажен­ным, голым, идти без всяких предубеждений, без всяких представлений о том, что это такое, просто быть здесь, непредвзятым, объективным, без вся­ких мыслей в уме - так, чтобы ты мог наблюдать все, что есть. Действи­тельность обнаруживает себя, если ты можешь быть свидетелем. Чистое свидетельствование - вот что такое наука.

Далее - философия. Искусство, по крайней мере, проецирует на что-то внешнее. Наука вообще не проецирует - она позволяет внешнему обнару­жить свою истину. А философия? Это субъективность чистейшей воды. Ей нет дела даже до экрана. Искусство, во всяком случае, заботится об экране, экран непременно должен присутствовать - тогда только оно способно про­ецировать. Философия же - это чистое умствование. Вы закрываете глаза, погружаетесь в свои мысли и можете странствовать в них без конца и края. Это нескончаемая череда мыслей.

Философия - это чистая субъективность, наука - чистая объективность, а искусство как раз посредине между ними: в нем есть немного от филосо­фии и немного от науки, немного от объективности, немного от субъектив­ности. Искусство - это смешение.

Религия может быть трех видов. Она может быть либо философичной, либо сродни искусству, либо научной. Суфизм - это третий вид религии. Он верит в эксперимент, в переживание, он не верит в верования. Он доверяет только истине, которая уже здесь. И вам остается только ее открыть.

Прежде всего, суфизм говорит, что вы должны подготовить себя так, чтобы никакие предрассудки, никакая обусловленность не вклинивались между вами и истиной. Путешествие начинается тогда, когда вы не запол­нены никакими мыслями, глаза ваши готовы, восприимчивы. И тогда вы обретаете способность видеть.

Состояние, в котором обычно находятся люди, называется суфиями нафсом. Это слово означает стихию желания - то, что индуисты называют васаной, а буддисты - танхой: желание больше обладать, больше владеть, больше властвовать, быть этим или тем. Вы полны таких желаний, нафса, и из-за этих желаний вы не способны увидеть, что такое истина. Ваши жела­ния беспрестанно переполняют ваше сознание, а если сознание сверх меры переполнено желаниями, то возможность увидеть истину пропадает.

Когда вас переполняет желание чего-то, вы начинаете все восприни­мать в соответствии со своим желанием. Когда вас переполняет желание, вы начинаете проецировать, начинаете видеть то, чего нет. И окрашивать все в соответствии с вашим желанием.

Сходите как-нибудь на улицу. Плотно и вкусно поев, сходите прогу­ляться по улице. А на следующий день ничего не ешьте и снова отправьтесь на ту же самую улицу. Вы будете удивлены: это не та же самая улица. Когда вы сыты, вы видите на этой улице одно, а когда вы голодны, вы видите со­всем другое. Когда вы поститесь, голодаете, вы будете видеть рестораны, гостиницы и все в этом роде. Вы в упор не будете видеть обувные магазины или что-нибудь похожее на них. А когда вы хорошо поедите, вы совсем не будете видеть ресторанов и гостиниц. Мысль о том, что они здесь сущест­вуют, может вообще не прийти вам в голову.

Вы все время выбираете в соответствии со своими желаниями. Когда вы полны сексуальности, вы будете видеть женщин, если вы мужчина, или, если вы женщина, вы будете видеть мужчин. А когда сексуальность проходит, вы перестаете видеть мужчину и женщину, перестаете проводить такое разделение. Это просто не имеет значения. Это ничего не меняет.

Первое, что вы видите в другом - это мужчина он или женщина. Вам доводилось это наблюдать? Вы никогда об этом не забываете. Вы можете забыть о чем угодно - вы можете забыть о том, как зовут этого человека, о том, какое у этого человека лицо - но вы никогда не забываете, мужчина он или женщина. Почему? Вы когда-нибудь забывали об этом в отношении ко­го бы то ни было? Вы когда-нибудь пытались вспомнить, мужчина это или женщина? «Я знал этого человека двадцать лет тому назад. Я не помню его имени, не помню его лица, не помню о нем ничего... но вы когда-нибудь пытались вспомнить, мужчина это был или женщина? Нет, это вы помните. Это входит в вас глубоко - из-за нафса. Первое, на что вы обращаете вни­мание - мужчина этот человек или женщина.

Это случилось несколько дней назад, когда один человек из Японии принимал саньясу. Мукта сказал мне, что он - это она: в офисе кто-то ошибся. Поэтому я, давая ему саньясу, дал ему имя «Ма», тогда как он был мужчиной. А вы знаете японцев: они такие вежливые, что не скажут «нет». Я слышал, что у японцев нет слова, обозначающего «нет» - они всегда го­ворят «да» - хагг. Люди эти - сама вежливость.

И он принял даже это. Он не сказал: «Я мужчина, я не женщина». Лишь спустя какое-то время выяснилось, что это был мужчина, а я дал ему имя «Ма».

Что произошло? Когда у вас нет нафса, вы не всматриваетесь в сексу­альность другого. Это не имеет значения. Это не имеет никакого значения. Вам нет дела до формы его тела - есть у него бюст или нет, есть у него бо­рода или нет. Вы не смотрите сквозь такую призму. Стоит только нафсу ис­чезнуть, стоит только исчезнуть стихии желания, как другой становится ин­дивидуальностью, чистой индивидуальностью. Мужественность, женствен­ность - факты, к делу отношения не имеющие. Первое, что вы видите в другом - это отражение вашего нафса.

Суфии говорят, что нафс - это состояние, в котором существует чело­век, и что сквозь нафс нет возможности увидеть Бога - потому что нафс ничего не способен видеть, кроме сексуальности, денег, власти. Нафс слеп к Богу. До тех пор, пока вы не отбросите нафс, вам не удастся увидеть Бога - а Бог везде. Есть один только Бог. Все - Бог. Кроме Бога ничего нет. Од­нако вы не увидите Бога, не сможете увидеть Бога. Чтобы увидеть Бога, вам придется отбросить нафс.

Почему нафс стал таким препятствием? Что из себя представляет нафс, в точном смысле этого слова? Нафс - это невротичный голод, который не может быть утолен. Потому он и невротичен - из-за того, что утолить его невозможно. Чем больше вы его утоляете, тем больше он растет. Нафс - это неутолимая жажда иметь больше - что бы это ни было. Если у вас есть деньги, вам хочется иметь больше денег, если у вас есть красивая женщина, вам хочется иметь более красивую женщину; если у вас есть власть, вам хочется иметь больше власти - всегда больше, больше и больше. И это уже

неудовлетворимо, так как, что бы вы ни имели, ваше желание иметь больше остается.

У вас десять тысяч рупий - а ваше желание большего говорит: «Нужна еще одна тысяча. Одиннадцать тысяч будет в самый раз». Когда же у вас появляется одиннадцать тысяч, стихия желания говорит: «Нужно двена­дцать тысяч». И т. д., и т. п. У вас могут быть миллионы - однако это не бу­дет иметь ровным счетом никакого значения. Десять тысяч рупий или де­сять миллионов рупий - это не будет иметь никакого значения, ни на йоту - потому что стихия желания беспрестанно продолжает просить о большем. У вас десять миллионов рупий, а стихия желания говорит: «Нужно двена­дцать миллионов рупий». Это тот же самый ум. Когда у вас было десять тысяч, он говорил: «Нужно одиннадцать тысяч», теперь у вас десять мил­лионов, а он говорит: «Нужно одиннадцать миллионов». Пропорция остает­ся той же.

Стихия желания, нафс, напоминает горизонт: всегда кажется, что он совсем рядом, может быть, миль за десять. И если вы побежите, вы сможете достичь его за два часа. А между тем, вы никогда не достигнете его: через два часа, когда вы взглянете, вы обнаружите, что он опять отступил назад, и расстояние осталось прежним.

Это продолжается беспрестанно - вот почему все религии назвали эту стихию желания источником всевозможных миражей, иллюзий. Она созда­ет иллюзию, иллюзорную линию, что пролегает здесь, - горизонт. А гори­зонт не существует, потому что земля и небо никогда и нигде не встречают­ся. Земля круглая. Это только кажется, что земля и небо где-то встречаются - вон там. И это представляется настолько близким, что, кажется, его мож­но достичь. Он остается всегда так близко и всегда так далеко. Расстояние между вами и горизонтом всегда одинаково. Это одно и то же расстояние.

Желание большего не может быть удовлетворено. И так как желание большего не может быть удовлетворено, вам не удается увидеть, что оно из себя представляет. Вы всегда жаждете того, чего нет, и поэтому ваш ум на­ходится где-то в другом месте, и вы не можете увидеть то, что предельно ясно, что окружает вас. Вы видите горизонт, вы не видите самих себя. Вы видите далекое, вы не видите близкого. Тогда как Бог - ваш сосед, Бог, на самом деле, внутри вас, вы - это Бог. Но он очень близко, а у вас совсем нет времени или энергии искать близкое. Время и энергия появляются у вас лишь тогда, когда исчезнет ваше желание далекого.

Нафс - это невротичное состояние ума. Вы только загляните в себя, и вы всегда найдете нафс. Откуда этот нафс вообще берется? В чем причина его существования?

Человек страшится своей внутренней пустоты - настолько сильно, что внутреннее кажется едва ли не смерти подобным. Загляните внутрь - там будет пустота и больше ничего, покой, вечный покой, никогда ненарушае­мый - даже рябь, и та не потревожит его. Даже вас - и то там нет, потому что вы шумны, вы толпа. В самом глубинном ядре вашего бытия - чистая пустота, и это вызывает страх. Ее хочется чем-нибудь заполнить, чем-нибудь заткнуть, стать чем-то, только чтоб избавиться от этой пустоты. Вот причина существования нафса. Именно из страха внутренней пустоты вы продолжаете набивать самих себя.

Быть может, вы это уже наблюдали. Когда у вас бывает сильное ощу­щение пустоты, вы начинаете есть; когда вы чувствуете себя очень одино­ко, вы начинаете есть; когда вам не хватает вашей любимой или любимого, вы начинаете переедать. Вы набиваете самих себя. Вам просто хочется ощущать полноту. Однако никакая пища не поступает в вашу внутреннюю пустоту; она только набивает ваш желудок. Если вы слишком много едите, это будет губительно для вашего тела. А вы все равно останетесь пустыми.

Кто-то становится одержим пищей, кто-то становится одержим вла­стью, кто-то становится одержим деньгами - все это пагубные склонности. Это настоящие наркотики. ЛСД или марихуана не идут ни в какое сравне­ние с деньгами, властью. Это воистину пагубные стихии. Я не говорю, что ЛСД или марихуана не являются пагубными - они пагубны, но они не идут ни в какое сравнение с деньгами или властью.

Каждый раз, когда вы пытаетесь чем-то заполнить свою внутреннюю пустоту, вы идете против Бога, потому что эта внутренняя пустота и есть лик Божий. Когда же вы прекращаете набивать себя пищей, деньгами, вла­стью и прочими вещами, тогда вы внезапно начинаете осознавать, кто вы.

Суфии говорят: первое, что должно быть понято, пережито - это нафс, и, будучи понятым, он отбрасывается. Не то чтобы вам самим приходилось его отбрасывать - просто увидеть его - значит отбросить его; просто по­нять, что это, его абсурдность, его невроз - значит отбросить его. У этого отбрасывания есть прекрасное имя: суфии называют его тамбахом.

Тамбах означает поворот; тамбах означает в точности то же самое, о чем говорит Иисус, когда призывает: «Покайтесь». Первоначальное слово, от которого произошло слово «покайтесь», не имеет ничего общего с рас­каянием. Оно означает «повернитесь к источнику». Поворот - вот смысл слова «покаяться». Он не содержит в себе значения вины - это просто по­ворот к вашему источнику. Суфии называют его тамбахом, Патанджали называет его пратаяром - поворотом к самому себе, а Махавира называет его пратикраманой - возвращением домой. Это один и тот же процесс.

Сперва поймите природу нафса, желания, желания большего, этого су­масшедшего невротического желания большего - поймите его, и случится тамбах. Увидев его тщетность, вы поворачиваетесь назад. И вы тогда уже не устремляетесь к горизонту - вы начинаете двигаться к самим себе. По­ворот на сто восемьдесят градусов, поворот в обратном направлении - вот что такое тамбах.

Благодаря этому повороту начинает происходить третья вещь - суфии называют ее халом. Хал означает состояние бытия, однако временное со­стояние: измененное состояние бытия, состояние не-ума, хотя и на считан­ные секунды, вспышками. На какое-то мгновение вы не укоренены в своем бытии - и затем снова становитесь укорененными. Оно приходит как мол­ния. Хал означает состояние сознания, хотя и временное.

Поначалу оно будет случаться только на мгновения - иногда оно будет, а иногда его не будет. Оно будет похожим на луч света в вашей темноте или на одинокую звезду в черном небе, в облачном небе. Иногда вы сможете его увидеть, а иногда вы не сможете его увидеть. Это называется халом - то, что в Америке называют сейчас «измененным состоянием сознания». И в самом деле, я слышал, как кто-то посоветовал обратиться с предложением, изменить название Соединенных Штатов Америки. Что-де нужно обратить­ся с предложением к Джимми Картеру, сменить это название на Изменен­ные Штаты Америки. Оно было бы более уместным. Сознание меняется. И человек теперь интересуется сознанием больше, чем когда-либо.

Нафс интересуется содержанием - содержанием, которым вы можете заполнить свое сознание. Этим содержанием могут быть деньги, или еда, или знание, или что-нибудь еще, - но нафс интересуется содержанием. Од­нако после тамдаха, после поворота вовнутрь, человека начинает интере­совать не содержание, а само сознание. Что из себя представляет внутрен­няя пустота, которую ты хочешь заполнить? Сперва увидь ее, узнай ее, сперва познакомься с ней, пожуй ее и увидь, нужно ли ее заполнять - или же просто наслаждаться ей. И стоит только вам ее попробовать, как в ту же секунду все, что вы пробовали до сих пор, покажется обесцененным. Пус­тота эта есть сама полнота, эта внутренняя пустота есть величайшая ра­дость, это благословение.

Поначалу у вас будут состояния халы: иногда вы будете озарены чем-то похожим на вспышки, но потом это пройдет, и вы снова погрузитесь в страдания, еще более глубокие, чем прежде. И если вы не создадите нафсов для хал... Есть возможность того, что вы можете начать желать большего - и тогда вы скатитесь обратно. Тогда вы повернетесь обратно. И снова соз­дадите себе горизонт, снова возникнет ум, и снова появится стихия жела­ния.

Помните это: со многими людьми, что находятся здесь, уже случались халы. Но когда случаются халы, тогда вы входите во вкус и, естественно, начинаете хотеть большего. Вы становитесь просто одержимы этим жела­нием. Возникает испепеляющая жажда: как бы добиться того, чтобы иметь это каждый день? И как бы добиться того, чтобы иметь это снова и снова: утром, днем, вечером, ночью, как бы иметь этого побольше?

Я понимаю. Это так прекрасно, это такое благословение, что хочется это иметь. Однако, если вы начнете ждать, желать, вы упустите даже халы. Даже эти вспышки молнии исчезнут, даже этим мгновениям придет конец - ибо они могут случаться лишь тогда, когда нет нафса. Если вы наслаждае­тесь халом и не жаждете его иметь: когда он бывает, вы испытываете бла­годарность, когда же он проходит, вы не жаждете его и не ждете без жела­ния, терпеливо ждете, не требуя, - и он будет приходить все чаще и чаще.

После чего наступает четвертая стадия: халы становятся постоянными. Это называется магамой. Магама означает, что человек достиг. И тогда это будет все время. Тогда это уже не будет чем-то таким, что случается с вами - вы сами будете этим. От нафса к магаме - таково путешествие суфиев.

Причем все путешествие состоит из эксперимента и переживания. Оно экзистенциально.

Вы должны будете чуть глубже войти в детали состояния нафса, то есть, чем больше вы будете его узнавать, тем большей будет возможность для тамбаха, для поворота, для покаяния, для пратийяра, для великого скачка и смены направления.

Существуют три состояния нафса, существуют три типа сонных людей в этом мире. Совсем недавно был задан вопрос: «Вы говорите, что человек спит, но неужели все люди спят одинаково?» Нет, это не так. Каждый спит, однако существуют и различия во сне, причем очень важные различия.

Первые называются враждебными. Они спят. Спят в своей ярости, в своем гневе, в своей враждебности, ненависти, в своей жестокости, в своей агрессивности, в своих амбициях. Первый тип сна - это сон враждебности.

Вы можете увидеть таких людей. Враждебный человек очень заметен. Он вечно всем недоволен. Он деструктивен. Ему хочется все разрушить. Враждебные становятся революционерами: Мао, Сталин, Ленин. Они хотят разрушать. Они хотят разрушить все прошлое, они хотят разрушить все общество. И, конечно, когда вы хотите разрушать, вы не можете взять и разрушить одним ударом - вам приходится вселять в умы людей утопию, словно опиум. Все утопии - это опиум. Вам приходится говорить им: «Нам предстоит изменить общество к лучшему, вот почему мы разрушаем» - иначе никто не станет это поддерживать. Вам приходится создавать мечту. И когда вы создадите мечту, и люди будут ослеплены этой мечтой, тогда вы сможете разрушать.

Того прекрасного общества никогда не будет, его никогда не было и никогда не будет. Вот почему такой человек, как Будда, никогда не говорит об обществе. Ни одной социальной революции не произойдет. Кто ее станет совершать? Враждебные. Они не на шутку заинтересованы в разрушении. А идея созидания лучшего общества всего лишь стратегия разрушения, раз­рушения без чувства вины.

Враждебный человек - это одна крайность. Гнев его не направлен на что-то одно - он просто всем разгневан. Он разгневан. У него нет объекта гнева - ему кажутся враждебными все и вся. Причем не только люди, но и вещи. Он вам враждебен - вот почему все существование кажется ему вра­ждебным. Его подход в своей основе отрицателен. Сон его весь пронизан гневом.

Одно в нем только хорошо: он горяч. Он не холоден. Он прямо-таки го­рит, кипит. Его легче изменить, чем два остальных типа, потому что он го­ряч. Огонь его живой - направленный не в ту сторону, однако направление может быть изменено. Ему присуща сила. И если направление его будет изменено, если гнев его станет топливом для внутреннего преображения, он легко может стать Буддой.

Не случайно все великие Мастера в Индии произошли из касты воинов - кшатриев. Брамины не дали столько просветленных, поскольку они весь­ма многознающие - с точки зрения логики, философии и прочего. Они хорошие люди, но они не дали много просветленных. Будда был воином, им же был Махавира, им же был Неминатха, им же был Адинатха и т. д., и т. п. Все двадцать четыре тиртханкары вышли из касты воинов. И это не слу­чайно. Враждебный человек подвержен изменению, он очень легко может стать Буддой. Так что враждебный сон - это лучший вид сна.

Вот почему моя работа здесь первым делом направлена на то, чтобы сделать вас горячими с помощью столкновения, с помощью катарсических групп, с помощью Динамической медитации, Кундалини. Главное - это создать в вас больше огня, вытащить вашу враждебность на поверхность, потому что все возможности для изменения возникают отсюда.

Второй тип сна и второй тип людей - это обманщики. Это другая край­ность. Одна крайность - это враждебность, другая крайность - это обман. Это благообразные люди - все время улыбающиеся, все время лживые и фальшивые, все время обманывающие и никогда не бывающие чистыми. Враждебный правдив. Он показывает свое лицо, - каким бы оно ни было. Оно безобразно, определенно, безобразно, но он его показывает. У обман­щика тоже безобразное лицо, но у него имеется маска. Вам никогда не уви­деть его настоящего лица.

Политики и священники - это обманщики. Брамины не смогли дать столько просветленных: они обманщики. Они всегда пытаются быть благо­образными. Это трюк, с помощью которого они защищаются. Это очень подавленные люди. Они беспрестанно подавляют всякую враждебность. Враждебность остается, однако уходит в основание, скрывается в бессозна­тельном.

Враждебный человек - простой человек. Вы всегда можете доверять враждебному человеку, помните. Но никогда не доверяйте человеку, кото­рый все время улыбается. Я слышал о людях, которые улыбаются даже во время сна. Они такие обманщики, что улыбка прямо-таки застыла на их гу­бах. Губы парализованы в улыбке. Губы больше ничего не способны де­лать. Улыбка стала овеществленной, затвердевшей. Это не то, что исходит из сердца, это что-то нарисованное.

Именно такой человек донельзя ортодоксален. Первый тип становится революционером, второй - ортодоксом. Он всегда верит в определенное правило, всегда подчиняется обществу. Каким бы ни было общество, он всегда ему подчиняется. Его не волнует, чему он подчиняется - он просто подчиняется. Такие люди, естественно, становятся весьма уважаемыми - они же подчиняются обществу. Они никогда не делают ничего неправиль­ного - они всегда правильны. Эго их ориентировано на правильное. Они обусловлены правильным - это правильные люди. Они всегда делают пра­вильные вещи, они никогда не делают неправильных вещей. Разумеется, они пользуются всяческим уважением и признанием общества. Это ува­жаемые люди.

Второй тип более труден, потому что сон второго типа больше насы­щен сладкими мечтами. Первый тип мучают кошмары. Помните: когда вас мучают кошмары, есть все возможности для пробуждения. Это происходит всегда. Когда вы действительно погружены в кошмар и когда кошмара ста­новится чересчур много, вы внезапно пробуждаетесь, сон ваш нарушается. Кошмар как таковой автоматически срабатывает против сна. Но когда вы спите и видите сладкий сон, созерцая в нем восхитительные мечты рая и небес, проблем тогда не бывает - и сон может продолжаться дальше. Сладкое сновидение укрепляет сон - кошмар же направлен против сна.

Поэтому второй тип, тип уважаемого человека - самый нерелигиозный в мире. Он, разумеется, очень холоден. Он не может позволить себе быть горячим. Это те самые люди, которые, если и появляются в этом ашраме, тут же из него убегают.

Есть одна женщина - она пробыла здесь один месяц. Она только и де­лала, что слушала меня и затем убегала. Она продолжает строчить мне письма: «Мне хочется видеть вас, Ошо, но я не в состоянии делать ваши медитации. Они опасны. И я не могу посещать ни одну группу, потому что они тоже опасны. Я могу только слушать вас».

Что это, однако, за любовь? Если ты любишь то, что я говорю, тогда эта любовь естественно приведет тебя к тому, что я велю делать. А если ты из­бегаешь медитаций, если ты избегаешь групп, которые здесь проходят, то­гда что это за любовь?

Когда вы имеете дело со словами, вы знаете, что никакой перемены не произойдет. Вы можете усваивать слова - вы уже стали весьма и весьма ис­кушенными в усвоении слов. И вы свободны по отношению к словам. Вы можете истолковывать их на свой манер. Можете несколько слов отбросить и несколько слов добавить, можете изменить само качество того, о чем я говорю. Но вы не можете изменить медитацию, не можете изменить такой процесс в группе, как столкновение. Вам придется в него входить. И тогда начинаешь бояться.

Эта женщина - обманщица. Она погружена в еще более глубокий сон, чем враждебный человек. Враждебного человека можно изменить, потому что он горяч. Но эта женщина - обманщица. Она холодна, холодна как лед. Когда вода горяча, она очень близка к испарению: еще немного жару - и она станет испаряться. Когда же у вас кубики льда, вам придется сперва их расплавить, и только тогда вы должны будете их нагревать. А это более длительный процесс.

Третий тип, наиболее трудный тип - это зомби. Существуют враждеб­ные, обманщики и зомби. Зомби обитает ровно посредине: он ни враждебен и ни обманщик. Он ровно посредине, он и то, и другое. Он мертв. Он ни го­ряч, ни холоден - он никакой. Он не встал ни на одну сторону - он боится. Он лишь висит посредине. Он не может решить. И поэтому решил быть всего лишь машиной.

Такие люди, зомби, просто мертвы. Это ходячие говорящие трупы. Они механистичны. Их жизнь - лишь проторенная дорога, рутина. Они соблю­дают обряды. Зомби становятся великими святыми и Махатмами; враждеб­ные могут стать революционерами, преступниками, грешниками; обманщи­ки - это весьма уважаемые люди, джентльмены и леди.

Не далее как вчера я читал об одном решении суда в Соединенных Штатах Америки. В каком-то американском штате рассматривалось дело о разводе, и суд постановил, что мужчина, который разводится со своей же­ной, и женщина, которая разводится со своим мужем, не могут называться джентльменом и леди - они являются просто мужчиной и женщиной.

Я был удивлен. И это в XX веке? Да еще в Америке, что за пределами всех остальных земель? Суд постановил, что мужчина, который разводится, не является больше джентльменом, он всего лишь обычный мужчина. Его нельзя называть при обращении джентльменом. А леди, которая разводится - ну что вы, какая же это леди? Это невозможно. По отношению к ним не должно проявляться никакого уважения - вот что говорил суд.

Обманщики пользуются всяческим уважением. Это джентльмены и ле­ди. Они становятся священниками, политиками; это влиятельные люди. А зомби становятся святыми и Махатмами. Только они способны на это, толь­ко они способны себе это позволить. Настолько они мертвы. Они сидят как мертвые изваяния.

Говорят, что однажды к Ринзаю, великому Мастеру дзен, пришел ищу­щий и сказал: «Я уже побывал в других монастырях, я многому научился. И вот теперь пришел к вам, величайшему Мастеру эпохи».

Ринзай посмотрел на этого человека. Должно быть, он увидел, что тот смахивает на зомби. «Чему же ты научился? - просил Ринзай. - Покажи-ка мне».

То был редкий вопрос. Он бывал у других Мастеров, у других учителей, в других монастырях - и там никогда не спрашивали: «Покажи-ка мне». Да, там задавали вопросы, и тот превосходно на них отвечал, потому что был весьма многознающим. Он был профессиональным ищущим с тридцати­летним стажем и потому знал все профессиональные секреты - но «покажи-ка мне». Как вы покажете вашу философию?

Он ничего не мог придумать и потому просто закрыл глаза и принял асану Будды, совсем как статуя. А Ринзай засмеялся, больно ударил его по голове и сказал: «Дурак! Убирайся отсюда! У нас и без тебя достаточно Будд. Ты что, не видишь их в храме?» Ринзай жил в храме, известном под названием «храм десяти тысяч Будд». Там было десять тысяч статуй. «Смотри, - сказал он, - у нас десять тысяч таких же дураков, как ты. Мра­морных изваяний. И нам не нужно больше. Убирайся! И не вздумай появ­ляться здесь опять!»

Зомби могут стать великими Махатмами, оттого что они так мертвы. Жизнь в них иссякла. Дело не в том, что они перестали желать - нет, они стали безжизненными. А когда нет жизни, тогда нет и желания - впрочем, не в этом дело. Настоящий мудрец - это тот, кто не имеет желаний, остава­ясь абсолютно живым. А лжесвятой - тот, кто убил в себе жизнь, так как это самый простой способ убить в себе желания. Но он мертв.

Таковы три типа сонных людей, и таковы три типа нафса. Вы должны понаблюдать сами за собой: какой тип нафса у вас. Если вы враждебны, ваше счастье: с этим все проще. Если вы обманщик - ваше счастье: здесь посложнее, однако шанс все же есть. А если вы зомби - все равно это ваше счастье: вы же поняли, что вы зомби - и какой-то шанс имеется!

А теперь перейдем к этому прекрасному диалогу.

Этот взаимный обмен между суфийским мистиком Симабом и чело­веком благородного происхождения по имени Мулакаб, дошел до нас в уст­ной передаче как один из диалогов, часто устраиваемых странствующими дервишами.

Мулакаб: «Расскажи мне что-нибудь из своей философии так, чтобы я смог понять».

Вопрос этот, вроде бы, вполне уместен: «Расскажи мне что-нибудь из своей философии так, чтобы я смог понять» - как будто можно понять с помощью рассказа о чем-то.

Мы слишком верим в слова - как будто слова сами по себе являются истиной, как будто буква есть дух. Это не так, а между тем, вы воспитаны на словах. Все, что мы знаем - это слова. Поэтому немудрено, что ищущий приходит к Мастеру, мистику Симабу, и просит: «Расскажи мне что-нибудь из своей философии».

Однако в суфизме нет философии. Суфизм не может быть высказан. Он может быть прожит, может быть пережит, но не может быть высказан. И не в том дело, что суфии не пытались его высказать - они пытались его выска­зать, но он все равно ускользает. Это то, что продолжаю делать я. Я про­должаю это говорить, но это выскальзывает. Ни одно слово никогда и ни­как не выражает истину - все слова лгут. Суфии совершенно согласны с Лао-цзы, когда тот говорит: «Дао, которое может быть высказано - это уже не дао. Истина, которая может быть высказана, становится ложью».

И вам ничего не остается, как пережить это самому. Впрочем, человек склонен к подражанию, так глубоко склонен к подражанию, что подражает словам других людей, их философиям, их верованиям.

Я слышал...

Двое мужчин и юная леди, едущие в спальном вагоне по направлению к Калифорнии, решили, что им неплохо было бы познакомиться.

- Меня зовут Павел, но я не апостол, - сказал первый мужчина.

- Меня зовут Петр, но я не святой, - подхватил второй. А девушка тихо проговорила:

- Меня зовут Мария, но, черт возьми, я не знаю, что мне сказать.

Вот как бывает. Мы просто смотрим на то, что происходит, что делают другие, и делаем то же самое. Мы подражаем.

Во сне человек остается обезьяной, и поскольку он спит, постольку ему как нельзя лучше соответствуют слова Дарвина о том, что человек произо­шел от обезьяны. А иначе как вы объясните столько обезьянничанья, под­ражания?

Новый священник стоял у церковных дверей, приветствуя прихожан, выходивших из церкви после окончания службы. Люди наперебой расточа­ли похвалы пастору, проводившему службу, за исключением одного парня, промолвившего: «Изрядная скука эта служба, преподобный».

Спустя минуту или две тот же человек опять появился и сказал: «Из­рядная скука эта служба, преподобный».

Человек этот опять появился, говоря теперь уже приглушенным голо­сом: «Вы же совсем ничего не сказали, преподобный».

Улучив минуту, священник указал на этого негодяя одному из дьяконов и спросил о нем.

«О, не обращайте внимания на этого парня, - ответил дьякон. - Это убогий, который ходит здесь и повторяет все, что говорят другие.

Вы только понаблюдайте за своим умом. Что у вас там? Что-нибудь оригинальное? Что-нибудь подлинно ваше? Или вы просто все время по­вторяете то, что говорят другие? Отбросьте же это повторение, и тогда рас­пахнутся двери в переживание. Философия не поможет - поможет лишь проникновение в свое собственное бытие.

У пожилой дамы был попугай, который употреблял обидные слова. Всякий раз, когда дама входила в комнату, он говорил: «Как же мне хочет­ся, чтоб она умерла. Как же мне хочется, чтоб она умерла».

Дама рассказала о нем своему пастору, и тот предложил: «У меня тоже есть попугай, но он никогда не грубит. Принесите своего попугая и оставьте его на несколько недель - может быть, он переймет у моего хорошие мане­ры».

Она так и сделала. Возвращаясь за ним через какое-то время, она от­крыла дверь и вошла. Ее попугай увидел ее и сказал: «Как же мне хочется, чтоб она умерла». Затем вступил в разговор попугай священника: «Да будет так, Господи, исполни ее просьбу».

Любой попугай не так похож на попугая, как человек. В человеке есть больше от попугая, чем от так называемых попугаев. И если попугаи повто­ряют и подражают, их можно простить, извинить, но человека простить не­возможно. Никогда не прощайте себе подражания, иначе вы так и остане­тесь подражателями. Перестаньте прощать себе подражание. Пусть подражание будет вашим первородным грехом. Когда я говорю «первород­ный грех», я имею в виду это.

Слово «грех» очень красиво. Оно означает «отделение». Если вы склонны к подражанию, вы так и останетесь отделенными от своей настоящей самости; если вы склонны к подражанию, вы так и останетесь отделен­ными от Бога - ибо только ваша исконная самость может встретиться с Бо­гом. Тогда как эта ложь, эта псевдомаска напрочь лишена способности встретиться с Богом. Ложное не может встретиться с настоящим - с на­стоящим может встретиться только настоящее.

Мулакаб: «Расскажи мне что-нибудь из своей философии так, чтобы я смог понять».

«Ты не сможешь понять до тех пор, пока сам не переживешь», - ответил мистик.

Понимание есть побочный продукт переживания, тень переживания, последствие переживания. Оно не является предварительным условием. Вам не нужно понять, чтобы пережить - верно прямо противоположное. Вам нужно пережить для того, чтобы понять. Вы не сможете понять до тех пор, пока не переживете. И Бог не гипотеза, Бог не рассуждение. Бог не то, что мы о нем думаем - Бог есть, думаем мы о нем или нет. Мы можем продолжать отрицать Бога, однако это не имеет никакого значения: Бог все равно есть. Бог экзистенциален. Веруете вы или не веруете - это никак не влияет на реальность. Ваша вера или ваше неверие не изменят того, что есть. Поэтому, какой смысл в вере, неверии? Отбросьте их и попытайтесь увидеть то, что есть. Когда вы вглядитесь, тогда и возникнет понимание.

Мулакаб: «Мне не нужно понимать пирог для того, чтобы опреде­лить, плох ли он».

Весьма логично. В жизни вам нет надобности, много переживать - у вас все равно такое чувство, что вы знаете. Эта логика, однако, не может быть распространена на Бога.

В жизни вы живете среди слепых людей, действия которых исходят из верования. И если вы будете следовать их верованию, жизнь у вас будет комфортной. Верование ваше поможет вам оставаться в удобстве и ком­форте. Но когда вы имеете дело с Богом, вы не ищете комфорта, надежно­сти и безопасности: когда вы имеете дело с Богом, вы жаждете истины.

Совсем недавно я читал об одном американском колледже. Ему неожи­данно досталось огромное денежное пожертвование, огромный вклад, и было решено сделать из него университет. А потому сочли нужным помес­тить над дверью лозунг, решив, что лозунг этот должен быть на санскрите, а не на латинском, не на греческом, и что он должен гласить что-то вроде этого: «Истина раскрывается как цветок».

И поэтому стали искать в Америке самого лучшего ученого-санскритолога и нашли профессора, который был всемирно признанным авторитетом в санскритологии. Ему сказали: «Мы хотим повесить над две­рью университета именно такой лозунг: 'Истина раскрывается как цветок'.

Пожалуйста, переведите его на санскрит. Мы хотим, чтобы он был написан на санскрите».

Однако профессор отказался. Он сказал: «Это нельзя перевести на сан­скрит, потому что восточный ум говорит, что истина не раскрывается - ис­тина просто есть. Она не растет. Она не раскрывается. Это вы раскрываете ее, вы растете по направлению к ней, но сама истина никогда не растет. Это вы подходите близко или отдаляетесь - истина, между тем, остается той же самой. Рост происходит с вами - не с истиной. Так что истина не раскрыва­ется. Истина не цветок - потому что цветок какое-то время бывает в семе­ни, какое-то время в стебле и какое-то время в бутоне. И только потом он расцветает. У него длинная история. Тогда как истина просто есть, она не эволюция. Она просто здесь. У нее нет прошлого, нет настоящего, нет бу­дущего. Она всегда одна и та же».

Я согласен с этим ученым-санскритологом. Он был прав. Дело не в том, что это нельзя перевести на санскрит - это можно перевести на язык санск­рит - однако это не будет духом Востока. И перевод будет ложным. Он не покажет правильного понимания истины.

Если вы веруете или не веруете, вы остаетесь отдаленными. Между ис­тиной и вами что-то есть, а именно: ваша вера или ваше неверие. Но если вы хотите познать истину, между вами и истиной не должно быть ничего, вы должны будете устранить все содержимое - содержимое ума. И просто видеть. Ваши глаза должны быть полностью открыты.

Симаб: «Если ты смотришь на хорошую рыбу и думаешь, что это плохой пирог, ты ни в чем не нуждаешься так, как в меньшем понима­нии...»

Потому что ваше понимание неверно, в нем все поставлено с ног на го­лову. Перед вами рыба, а вы думаете, что это плохой пирог. Ваше знание вам не поможет. Лучше бы у вас было меньше знания. Никакое знание не может быть совершенным, иначе вас ничто не уводило бы от истины. Лю­бое знание уводит. Когда вы знаете, знание вмешивается, а человек должен быть невинным. Только невинный знает, - ибо те, кто считают себя знающими, уже испорчены знанием.

«...ты ни в чем не нуждаешься так, как в меньшем понимании и луч­шем понимании этого».

Слово «понимание» употребляется здесь в двух значениях: одно - в от­ношении знания, другое - в отношении медитации; одно относится к ин­теллекту, другое - к интеллигентности.

Английское слово «медитация» происходит от санскритского корня «медха». «Медха» означает интеллигентность. По сути дела, ее вернее было бы назвать медхатацией, а не медитацией - потому что слово «медитация» в западном уме приобрело неверное дополнительное значение. Создается такое впечатление, что если вы думаете над чем-то, вы над этим медити­руете. Нет, исконный смысл этого слова будет выражен медиацией. Медха означает интеллигентность - не думать о чем-то, а просто быть интелли­гентным, бдительным, сознающим, чистым, невинным.

Когда у вас нет никакого знания, вы знаете; когда же у вас есть знание, глаза ваши заслонены, и вы не можете знать.

«Если ты смотришь на хорошую рыбу и думаешь, что это плохой пи­рог, ты ни в чем не нуждаешься так, как в меньшем понимании и лучшем понимании этого».

На этот раз ищущий хочет узнать больше о суфийской философии, а мистик говорит: «Если ты действительно хочешь больше понимать в су­фийской философии, будет хорошо, если ты о ней вообще ничего не бу­дешь знать. Достигни того состояния ума, которое мы называем незнанием».

Мулакаб: «Почему бы тебе, в таком случае, не отказаться от книг и лекций, если без переживания не обойтись?»

Вот как движется логический ум: или-или. Логический ум всегда делит на или-или. Ему неведомо, как связать полярные противоположности. Не­ведомо, как использовать слова «и», «оба».

Сначала Мулакаб захотел узнать о философии Симаба, суфийской фи­лософии, затем после его слов, что здесь нет философии, а есть только пе­реживание, Мулакаб впадает в другую крайность: если не одно, значит, другое. И он говорит: «Почему бы тебе, в таком случае, не отказаться от книг и лекций, если без переживания не обойтись?»

Многие приходят ко мне и тоже недоумевают. «Вы все говорите, что это не может быть высказано - почему же вы, в таком случае, продолжаете говорить? Ведь вы снова и снова продолжаете повторять теории, филосо­фии и системы, от которых нет пользы, которые служат препятствиями, и, несмотря на это, продолжаете с нами разговоры? Почему вы тогда вообще говорите?»

Таков логический ум: либо говори при условии, что истина может быть понята с помощью слов, либо не говори вообще. Однако и тот, и другой подход абсурдны.

Мастер должен говорить так, чтобы заставить вас осознать, что от го­ворения толку не будет. Мастер должен так использовать слова, чтобы вы не попадали в ловушку слов. Мастер должен объяснить вам многие вещи и в то же время сохранять вашу бдительность, для того чтобы вы не попада­лись на удочку объяснения. Мастер должен использовать ум, чтобы устано­вить с вами связь, потому что вы существуете только в уме, и другого спо­соба установить с вами связь не существует. И при всем при том он должен сохранять вашу бдительность, снова и снова напоминать вам, что это не все, что это только начало, что это даже не является настоящим. Что настоящее только должно прийти. Он должен сохранять вашу бдительность, чтобы вы могли двигаться - двигаться от слов к бессловесности, от теорий к истине, от философий к переживанию.

И наступает мгновение, когда Мастер может замолчать, однако это бы­вает возможно лишь в том случае, когда ученик уже связан с Мастером со­вершенно иным способом - связан сердцем.

Даже когда Будда был жив и вокруг него толпились тысячи учеников, то, когда он однажды замолчал, только один единственный ученик, Махакашьяпа, понял это - единственный из тех тысяч учеников.

Говорят, что Мастер дзен Хюен Шах приготовился уже было начать проповедь, когда вдруг неподалеку запела птица. Он не проронил ни слова, указал на ту птицу и ушел. Позже он сказал, что не смог превзойти ту птицу и потому продолжал молчать. Птица ведь говорила ту же самую истину, ко­торую собирался говорить он, причем несравненно лучше. Я, правда, не знаю, что произошло с учениками: понял ли это кто-нибудь, получил ли кто-нибудь это послание.

Один только Махакашьяпа улыбнулся, когда Будда хранил молчание, глядя на цветок лотоса, что был у него в руке. Все сгорали от нетерпения в ожидании его слов, а он все не говорил и не говорил. Когда Махакашьяпа засмеялся, Будда позвал его, дал ему цветок лотоса и сказал другим учени­кам: «То, что можно было сказать словами, я вам уже сказал, а то, что не может быть сказано словами, я отдаю Махакашьяпе».

Да, существует что-то за пределами слов, однако к запредельному вы должны быть подготовлены с помощью слов.

И все же имеет место эта логическая ошибка. Логический ум верит, что, либо все возможно с помощью слов, либо ничего не возможно с помощью слов.

Один из учеников св. Йехудия дал обет молчания и за три года не про­ронил ни единого слова, сохраняя слова из Торы и молитвы. Йехудий по­слал за ним и сказал: «Молодой человек, как же так: я не слышу от вас ни одного слова истины?»

Йехудий был один из хасидских Мастеров.

Когда же молодой человек начал оправдываться, говоря о тщете речей, Йехудий произнес в ответ: «Тот, кто только учится и молится, умерщвляет слово своей собственной души. Все, что ты можешь сказать, может быть тщетой или истиной».

Послушайте это снова.

Йехудий произнес: «Все, что ты можешь сказать, может быть тщетой или истиной. Приходи ко мне после вечерней молитвы, и я научу тебя гово­рить. Настоящие слова не тщетны, тщетные же слова не настоящи».

Да, слова тоже обладают реальностью. Это не высшая реальность, она только указывает. Она похожа на жест. Когда я указываю на луну, палец мой не является луной. Не делайте здесь ошибки. И не цепляйтесь за мой палец - ведь это не луна. Но не впадайте и в другую крайность: если палец - это не луна, то как вы тогда можете указать на луну пальцем? Это опять-таки абсурд. Вы либо цепляетесь за палец, так как говорите: «Вы и есть указывающий палец», или говорите: «Тогда и не указывайте, ведь палец - это не луна».

А между тем, на луну может указать только палец, но палец - это не лу­на. Слова могут стать указательными, это жесты.

Мулакаб: «Почему бы тебе, в таком случае, не отказаться от книг и лекций, если без переживания не обойтись?»

Симаб: «Потому что внешнее есть проводник внутреннего. Книги по­знакомят тебя с некоторыми сторонами внутреннего, то же самое сде­лают лекции. Без них ты не сможешь двигаться вперед».

Внешнее и внутреннее не так уж различны. Внешнее - это также часть внутреннего, хотя, разумеется, самая внешняя часть. А внутреннее - это также часть внешнего, хотя, разумеется, самая внутренняя часть. И все же они не отдельны, они едины. Никогда не разъединяйте их. Это одна и та же реальность, такая же, как периферия и центр. Центр не может существовать без периферии, и периферия не может существовать без центра. Если пери­ферия лишена центра, ее нельзя назвать периферией, а если центр лишен периферии, его нельзя больше называть центром. Почему? Потому что центр так же зависит от периферии, как периферия зависит от центра. По­верхность - это часть глубины, а глубина - часть поверхности. Таково пра­вильное понимание.

Симаб: «Потому что внешнее есть проводник внутреннего».

Много раз случается так, что люди приходят ко мне и говорят: «Мы хо­тим быть саньясинами, но каков толк от внешнего: от платья, малы и про­чих вещей?» Одна женщина написала мне: «Ошо, я люблю вас и хочу вам сдаться, но я не в состоянии сдаться оранжевому платью и ненавижу вашу малу».

Таков логичный ум. Логичный ум говорит: «Внутреннее - это внутрен­нее, а внешнее - это внешнее, так что люби Ошо изнутри. Какой толк от всяких внешних проявлений?» А между тем, когда вы голодны, вы едите что-то извне. Вы же не говорите: «Голод внутри, и я могу не идти в кафе и не заботиться о пище. Какой толк в пище? Голод ведь внутри».

И, тем не менее, внутренний голод насыщается, удовлетворяется внеш­ней пищей - потому что внешнее постоянно преобразуется во внутреннее. Когда вы едите, жуете, перевариваете, пища становится внутренней. А то, что является внутренним, постепенно становится вашим внешним. Жизнь беспрестанно меняется - двигаясь изнутри вовне и извне вовнутрь. Это по­трясающее движение между двумя полярностями.

Так что не создавайте для себя подобных логических проблем. Не раз­деляйте. Вы едины. Вы и внутренни, и внешни. Поэтому саньясин должен быть и тем, и другим одновременно - внутренним и внешним.

Вы только взгляните на этот абсурд. Вы говорите: «Я люблю вас, Ошо, но я ненавижу вашу малу». Это же невозможно. Что-то одно должно быть ложным: либо вы не любите меня, либо вы не можете ненавидеть малу. Ес­ли вы ненавидите малу, вы не можете любить меня, а если вы любите меня, вы не можете ненавидеть малу. Впрочем, мне понятно, почему стало воз­можным такое заявление. Вы разделяете внешнее и внутреннее.

Когда вы любите мужчину или женщину, вы не разделяете внешнее и внутреннее. Вы не говорите: «Я не прикоснусь к твоему телу, потому что я люблю тебя изнутри - зачем касаться твоего тела? Я люблю тебя, но я не­навижу твое тело». Вы когда-нибудь говорили такое какой-нибудь женщи­не? - «Я люблю тебя, но я ненавижу твое тело»? Она же никогда вас не простит. Вы говорили такое какому-нибудь мужчине: «Я безумно тебя люблю, но только не прикасайся ко мне, не делай ничего внешнего. Зачем обниматься и целоваться? Незачем. Мы можем любить как внутренние цен­тры». Но будет ли расти такая любовь? Будет ли утолена такая любовь? Бу­дет ли удовлетворена такая любовь? Это невозможно.

Симаб: «Потому что внешнее есть проводник внутреннего. Книги по­знакомят тебя с некоторыми сторонами внутреннего, то же самое сде­лают лекции. Без них ты не сможешь двигаться вперед».

Мулакаб: «Но почему мы не можем сделать этого без книг?»

Логика желает быть последовательной, а жизнь непоследовательна. Ло­гика говорит: «Если книги не нужны, значит, они не нужны. И почему мы тогда не можем без них действовать? Почему бы тебе не быть последова­тельным? Почему ты непоследователен? Или ты говори, что книги беспо­лезны, и сожги их, или говори, что они полезны, и поклоняйся им».

Но человек, понимающий жизнь, не бывает сторонником крайних взглядов. Он говорит: «Книги можно использовать, но нет необходимости им поклоняться. Книги можно использовать, но нет необходимости их сжи­гать». И то, и другое - крайности, и то, и другое - частичные точки зрения.

Суфии не согласятся с Мастерами дзен, сжигающими священные книги, потому что, когда вы сжигаете священные книги, вы тем самым показывае­те, что все еще слишком привязаны к ним, а иначе, к чему их сжигать? К чему брать на себя такой труд? У вас есть некоторая привязанность, неко­торая навязчивая идея - вы способны либо поклоняться им, либо сжигать, но вы не способны их просто использовать. Тогда как суфии более прак­тичны.

Люди лишь прыгают от одной крайности к другой, а, между тем, логика всегда может вас обмануть, потому что она претендует на какую-то после­довательность.

Человек-коротышка крадется на цыпочках по улице Эм Джи Роуд, вре­мя от времени останавливаясь, чтобы посыпать дорогу каким-то порошком, извлекая его из сумки, которую держит в руке. Поведение его такое стран­ное, что вскоре привлекает внимание толпы. Полицейский решил разо­браться, в чем дело, и подошел к этому человеку.

- Что у вас в сумке? - скрашивает он.

- Порошок «Вофль», - отвечает коротышка.

- Что это? - недоумевает полицейский.

- Порошок «Вофль» - это мое изобретение, - поясняет человек, - он может быть использован для уничтожения всевозможных ядовитых змей, львов, тигров, слонов и т. д., и т. п.

- Но здесь, на Эм Джи Роуд, не водятся ни змеи, ни львы, ни тигры, ни слоны, - начинает было объяснять полицейский.

- Знаю, - говорит коротышка, - это достаточно сильное средство.

Это очень последовательно. Именно из-за этого достаточно сильного средства вы не увидите никаких слонов, тигров, львов. Это ведь достаточно сильное средство.

Логика очень самодостаточна. Она создает весьма последовательный мир понятий. Если вы решили, что священные книги полезны, логика тогда скажет: «Вот и поклоняйтесь им. Поместите их на высокий пьедестал. Они и есть истина, воплощение истины». Или, если вы говорите: «Истина не в словах», тогда священные книги бессмысленны, тогда выбросьте их, со­жгите их. Вы должны либо поклоняться им, либо надругаться над ними.

А, между тем, по-настоящему практичный человек, прагматичный че­ловек будет их использовать. Он не будет ни поклоняться им, ни оскорб­лять их - потому что и то, и другое - эмоциональные отношения. Вы же не поклоняетесь расписанию движения поездов и не сжигаете расписание дви­жения поездов - вы просто используете его. Все священные книги - это расписания движения поездов для внутреннего путешествия. Сами они не являются внутренним путешествием, запомните; это карты. Карта Индии - это не сама Индия. Посмотрев на карту Индии, вы не посетите Индию, од­нако из-за того, что она не Индия, нет надобности ее сжигать. Она может быть полезной. Она может быть неоценимо полезной. Она может привести вас к настоящей Индии.

И дорожная карта бывает нужной, когда вы путешествуете по незнако­мой местности. Дорожная карта содержит много сведений - кроме одного: как ее сложить! Ее можно использовать. Такова прагматичная точка зрения.

Мулакаб: «Но почему мы не сможем сделать этого без книг?»

Симаб: «Потому же, почему ты не можешь думать без слов. Ты был воспитан на книгах, и ум твой так изменен книгами и лекциями, слушани­ем и говорением, что внутреннее может говорить с тобой только по­средством внешнего. И тогда ты сможешь постичь все, что захочешь».

Мы воспитаны на книгах. Ум наш есть не что иное, как слова, логика, философия. И если этот ум необходимо переделать, то достучаться до него нужно так, чтобы он смог понять. Поэтому Мастера используют слова. Ма­стера используют даже логику. Мастера используют все, что может им хоть как-то помочь.

Однако все их усилия направлены на то, чтобы вывести вас за пределы вас самих. Они используют слова с тем, чтобы выйти за пределы слов, и они используют ваш ум с тем, чтобы отбросить его и стать без-умными, стать не-умом.

Мулакаб: «Это относится к каждому?»

Это опять-таки логика, пытающаяся найти последовательность. «Это относится к каждому?» Логика вечно обобщает, тогда как реальность не является обобщением. Здесь есть уникальные индивидуальности, но нет обобщений. Вы когда-нибудь видели человека? Вы видите Тирту, вы види­те Манишу, вы видите Судху, вы видите Шилу, вы видите Мадхури - вы видите многих, но вы никогда не видите человека. Человек - это обобще­ние. Вы никогда не встретите человека. Вы всегда будете встречать кон­кретных мужчин, женщин, но не человека. Именно конкретных. А, между тем, логика живет в обобщениях.

Мулакаб: «Это относится к каждому?»

Симаб: «Это относится к тому, к кому это относится. И прежде всего, это относится к тем, кто думает, что это к ним не имеет отно­шения!»

Это чрезвычайно важно. Держите это всегда в своей голове:

«И прежде всего это относится к тем, кто думает, что это к ним не имеет отношения!»

- потому что это последний обман ума. Последний трюк, стратегия ума в защиту самого себя: «Это ко мне не относится». Вы всегда делаетесь жертвами этого трюка: «Это ко мне не относится».

Люди пишут мне: «Ошо, то, что вы говорите, было просто великолепно. И многим это пойдет на пользу, многим - но только не мне».

Мне рассказывали о человеке, который имел обыкновение ходить в церковь для того, чтобы слушать священника, и каждый день, каждый раз, уходя, он говорил священнику: «Вы хорошо сделали. Хорошо били. Всем тем людям это было необходимо».

Постепенно это стало для священника своего рода наркотиком. Таким эгоистичным был этот человек. Это стало чем-то само собой разумеющим­ся. Всякий раз, когда священник говорил, в конце его речи его ждал тот че­ловек со словами: «Вы хорошо делали. Хорошо били. Всем тем людям это было необходимо. Они заслужили это. Вы правильно поступили по отно­шению к ним. Это пойдет им на пользу».

И священник поджидал удобного случая, чтобы обратиться с речью к этому человеку. И вот однажды это произошло. Был сильный дождь, и пришел только этот человек. Кроме него, никого больше не было. И свя­щенник подумал: «Посмотрим, что он скажет на этот раз». А человек ждал.

Когда священник закончил, человек сказал, прежде чем уйти: «Вы хо­рошо делали. Им бы это принесло большую пользу, если бы они были здесь. Бедняги! Они упустили. Я им сочувствую».

Помните: все, что говорится Мастером, говорится вам, и прежде всего вам. Не примешивайте в это других. А если вам кажется, что это к вам не относится, тогда это относится к вам без сомнения и абсолютно. Всегда, ко­гда вам хочется сделать для себя исключение, будьте осторожны. Вы оду­рачиваетесь своим умом. Будьте осторожны, избегайте этой западни. И ес­ли вы будете осторожны и будете избегать этой западни, вы сможете стать исключением. Когда вы не считаете себя исключением, тогда только вы и можете стать исключением. Когда вы не считаете себя великими, тогда только вы и можете стать великими. Когда вы не считаете себя очень скромными, тогда только вы и можете стать скромными. Все, что хорошо, не сознает само себя, оно невинно.

Глава 8

ОТДЫХ ОТ ЗДРАВОМЫСЛИЯ

3 сентября 1977 года

Первый вопрос:

Каждый раз, когда я влюбляюсь, все вокруг меня начинает рушиться. Судя по всему, я теряю свой центр, но в этом состоянии я не знаю, есть у меня центр или нет. Все приходит в смятение и шатается.

Вопрос от Кришны Прийи.

Первое: у тебя пока нет центра. А то, что ты ощущаешь как центр, яв­ляется всего-навсего эго. Это не есть твой подлинный центр. Это псевдо­ощущение, весьма иллюзорное. И потому, когда ты влюбляешься, эго исче­зает. Эго не способно существовать в любви. Любовь - это что-то гораздо более истинное, гораздо более подлинное, чем ты сама. Вот почему у тебя всегда будет ощущение, что все становится немного сумасшедшим - пото­му что ты не в состоянии все это контролировать. Контроля больше нет. А когда его больше нет, кто будет контролировать и дисциплинировать? И то­гда ты погружаешься в хаос.

Впрочем, этот хаос куда прекраснее, чем уродливое эго. Из этого хаоса рождаются все звезды. Из этого хаоса рождаешься заново ты. Это возрож­дение. Каждый новый любовный роман - это новое рождение.

Так что не принимай этого в штыки. Не думай, что ты что-то теряешь в любви - тебе терять нечего. Если у тебя что-то есть, то потерять это невоз­можно. Если у