Приспосабливались.

Первое, о чем подумал предстоящий член секты, когда полностью опомнился – это санитарно-техническое приспособление для отправки дефекации. При даже медленной ходьбе голова адски кружилась, а колени подкашивались. Но Парошин быстро нашел туалет, будто определил его местонахождение по присущей всем сортирам вони.

“ Я жив, жив снова, но свободен ли? ”

Через три дня.

Браво, коллеги, мы добились успеха. Воскрешенный может говорить, все прекрасно помнит и на все реагирует без задержек, каких-то необъяснимых поведенческих патологий также не наблюдается! Онколото, чья структура архисложна для изучения, был клонирован, и теперь у нас есть запасной монстр.

А мы точно в безопасности? – грязные помощники подонка-докторишки очень тряслись за свои шкуры и часто спрашивали о вероятности губительных последствий, - Подопытный кролик ничего не учудит, пока мы, все такие занятые, погружены в работу и несколько уязвимы?

Врач морга настоял на необходимости новой встречи Парошина с Онколото, считая, что отныне у этих созданий “одинаковая кровь” и что их следует держать рядом друг с другом, мол, это залог сохранения органической мощи при абсолютной подчиненности и умиротворении.

Субъект не захочет сбегать и не начнет буянить, если будет чувствовать себя в седле. А каждому новорожденному комфортнее находиться рядом с родителями. В данном случае Онколото приходится испытуемому и матерью, и отцом! Просто не разлучайте родственные души и, можете не сомневаться, вас никто… не тронет!

Онколото, как казалось ОПБ-шнику после каждого сближения, видел его душу, все его переживания разделял, все потаенные страхи, а часть их брал на себя. Экс-агент проходил “процедуру” перестройки каждый четверг на протяжении трех долгих месяцев. И сейчас он скучал по моргу, по этим месяцам…

Очень скучал…

…Ханк проснулся поздним вечером и был приглашен на стол, как ему сообщили, к его “будущим родственникам”.

Генрих щелкал кедровые орешки, сплевывая скорлупу на блюдце, и с непониманием поглядывал на молчавшую дочь, целый день избегавшую общения с кем-либо и воротившую нос. Дождавшись того, кто мог бы рассказать о причинах ее несловоохотливости, хозяин развеял тишину неприлично прямолинейным вопросом:

- Скажи-ка мне на милость, сынок, что с ней? Почему за тот час с небольшим, который мы здесь просидели, гадая, когда ты соизволишь поднять свою задницу и спуститься, дочурка не потрудилась даже нецензурно выразиться? Неужто ночь в твоих объятиях ее подчистую разрядила?

Новичок с виноватым, чуть опущенным взглядом уселся и, сложив руки на столе, принялся оценивать обстановку. Он не сразу посмел открыть рот, а заговорил только тогда, когда предположил, что Мэлори ждет от него извинений.

- Утром я повел себя, мягко говоря, некорректно, за что каюсь и прошу прощения. Вы вольны подвергнуть меня любой пытке. Хотите - шагну в раскаленный металл, хотите – берите иву, орешник, делайте розги…

Слева от стола находился камин с трепетавшим в нем дерзким пламенем, а на противоположной от камина стороне комнаты удачно располагалось окно с открытой форточкой, откуда постоянно дул разбавляющий тепло ветерок. Кроме этого, комната могла похвастаться богатостью на исторические ценности: гербы стран мира с изображением животных и птиц, являвшихся символами наций, были расставлены в хитроумной определенной последовательности - в зависимости от даты возникновения;

средневековый рыцарский доспех, стоящий в тенистом углу, помогал коллекционеру ностальгировать, непревзойденно вычищенные латы так и просили, так и умоляли снова соединиться с ними, снова в них облачиться.

- Ханк, запомни, когда у кого-то просишь прощения, будь добр, смотри в лицо тому человеку, перед которым ты провинился! – Генрих ударил кулаком по столу, чтобы призвать нового возлюбленного своей дочери к порядку, и наполнил высокий стакан с толстым дном карибским ромом двухсотлетней выдержки, самым дорогим в своем классе, - Это не моя женщина, а твоя. В твое оправдание замечу, мужчины иногда перегибают. Я, если вспомнить, тоже, бывало, и руку поднимал, и принуждал к половому акту, не спрашивая волю избранницы…

Наемник, длительно воевавший с растущим в нем желанием выбраться из-за стола, не спрашивая разрешения, таки посмел опуститься до некоторого хамства:

- Но в отличие от вас, замечу тоже, мне действительно стыдно – а затем так и поступил. Ушел, не сказав ни слова.

Тем не менее, ментор сделал полезные для себя выводы, поэтому, можно сказать, они не зря посидели.

- Я в ультимативной форме запрещаю тебе спать с ним, пока мой подопечный ведет себя столь бесшабашно. Поняла? Никаких встреч вечерами, никаких столкновений в темных коридорах. Ослушаешься и испытаешь боль…

Мэлори закончила за отца его фразу:

- Тысячи смертей! Да, я поняла! - и ушла вослед за любимым.

“ Я уже давно ни на кого не в обиде ”

Цепляясь за ускользающий контроль над неподвластным и неподдающимся Ханком, Фатум все регулярней срывался на дочери…

- Умная девочка! - выплюнув последнюю скорлупу, он промахнулся мимо блюдца…

Москва. Две тысячи двадцать четвертый…

Тем немногим, кого можно считать родными испытуемого, российские агентишки Повелителей Смерти выдали здоровенную компенсацию за то, чтобы им позволили и дальше “химичить” с его телом. Объяснив, насколько Владимир важен для науки, главный ответственный за чудовищные опыты убедил подождать еще немного. Присоветованная сумма составляла три миллиона рублей. Верховодитель порекомендовал сунуть побольше, чтобы заткнуть “плотоядных” родственничков Парошина. И хотя такое число могло их отпугнуть, наведя на различные правдивые мысли, нечистый врач выполнил все строго по инструкции.

Мозг не лишается файлов, он лишь иногда теряет соединения, но всегда остается копия. Вопрос состоит в том - когда подопытный найдет ее”. После восстановки из потаенных недр памяти Парошина всплыли имена, такие, как Верн Дурсль, Роберто Гиннесс, Тейлор Родригес и… Ханк. Люди, которых подопытный видел незадолго до того, как сунулся в петлю и трагично повис.

Странно, что фатуммен по-прежнему желает повторения. Особенно, если брать в расчет часто звучавшие обещания врачей о неизбежной перестройке характера, то можно задаться – почему жажда суицида все еще с ним? Ответ, банальный до скромности, можно получить, лишь глянув на его новую “жизнь”: маленькая, душная келийка, похожая на замкнутый чулан, провожала Владимира утром и встречала вечером. А днем, когда посылали на смерть и на убийство одновременно, то не спрашивали, хочет он туда или нет. Эти приказы были для воинов судьбы неоспоримыми, как в той же армии, только звучали императивнее.

…Покинувший нерадивое застолье Ханк прижался лбом к окну в коридоре, и, желая на данном этапе своей изрядно затянувшейся миссии побыть в одиночестве, чтобы сорганизовать беспорядочно разбросанные мысли, вспомнил первые полгода после того, как Интерпол объявил его в розыск. Смерть Родригеса и его старенькой мачехи принудили президента США к решительным действиям в отношении предателя. На публичную речь Бэкона подтолкнули многочисленные друзья Командира, их призывы заставить виновного заплатить.

Штат на юге США, Техас вошел в список самых ненавистных уголков Земли Ханка. Именно здесь, именно там, где сейчас стоял разыскиваемый всеми спецслужбами мира, погиб Спуди – если не самый сильный и молодой, то точно самый добрый и послушный пес на свете.

“Ты – будущий наемный сукин сын, запомни это! А наемные сукины дети не могут сострадать” – Ханк подпустил слова подонка слишком близко к сердцу, о чем в будущем горько пожалел. Предотвратить проникновение лжеубеждений ему помешала наивность в связке с простым человеческим желанием быть кому-то полезным и что-то значить в этом мире…

Вставай, мразь! – чтобы целиком абстрагироваться от прошлого, обрезать все старые связи и “собрать себя заново”, по кусочкам, антигерой вздумал поквитаться со всеми наиболее влиятельными представителями мультиприбыльной корпорации Grand Corporation, которая много лет решала свои коммерческие проблемы за счет кошельков и желудков голодных, - Вставай, сволочь!

Последним штрихом, завершающим кровавый путь легендарного воина без страха, оказался успешный финансист и финансовый инвестор Гэйлорд Макалистер, погрязший в своей работе и уже пятнадцатилетие не видавший отпуска. Ханк знал о нем нечто такое, что Гэйлорд скрывал от общественности и о чем в свете последних событий вообще предпочел бы забыть.