Полтора часа назад.

- Я здесь, как вы мне и велели! – в этом помещении, имевшем вид пещеры, находился и скучал Владимир Парошин, - Какова ваша воля? Что от меня требуется? – и, постепенно начиная подрагивать от ставшего ощутимым холода, который уже сидел в костях, забормотал не очень внятно, - Честное слово, зная вас, думал, это очередное испытание на прочность…

Фатум целый день настраивал его на нужную волну, готовил к роковому для них обоих шагу, хотя тот об этом даже не догадывался. Слуга Рока чувствовал постоянную измотанность, усталость. Можно сказать, он греб в мире и жизни против течения… или не жил вовсе.

Бессмертный поддержал диалог с редкой для себя сентиментальностью:

Знаю, тебе было нелегко, но сейчас важно забыть все причиненные мной обиды! Сегодня для недопониманий нет ни времени, ни места, ибо на кону стоит очень многое… - и посмотрел на фатуммена бесконечно доверчивым, чуть ли не добрым взглядом.

Все участки на лице Парошина жутко напряглись и приготовились к чему-то резонансному: прозвучавшая с безумным нетерпением просьба глубоко его ошеломила, - Убей Мэлори! Так ты отомстишь Ханку за свою женщину, нанесешь ему еще одну душевную рану. Бастард тебя не тронет, ну… может, побьет, но это того стоит!

Да-да, это больше походило на просьбу, чем на приказ. Господин по-настоящему отчаялся, и всецело понадеялся на русского.

В первый момент эта просьба вогнала слугу в нелегкий ступор, и заставила засыпать ментора однотипными вопросами:

Я правильно понял, вы хотите, чтобы я убил… - это предложение даже мысленно не смог произнести с первого раза, - Чтобы я убил вашу дочь?

Однако Фатум нисколько не сомневался в принятии этого решения:

Все верно!

- Простите, я просто…

Только отомстив, можно сбросить весь ненужный груз – уверял Фатум, - А я чувствую, ты хочешь отомстить. Да и, кроме того, вряд ли я переживу эту ночь, а как только меня не станет, ты займешь мое место!

Парошин обеспечил эвакуацию монахов, проследив за тем, чтобы замок покинули все Повелители, а сам предпочел остаться, считая необходимым преодолеть страх расплаты. “Врагу в глаза лучше не смотреть, потому что есть большая вероятность того, что оттуда ты живым уже не вернешься” – еще недавно убийца примерно так и думал, но, учтиво выслушав аргументацию Фатума, уверенного, что мутант не станет ему мстить, русский таки в корне поменял свою позицию. В нем кипела самая отчаянная, по сути, детская жестокость, ведь дети, мальчики или девочки, не обременены никакими табу и запретами, они не задумываются о завтрашнем дне, из-за чего мстят с особенной легкостью и злостью.

Заглянув в трофейную, Ханк нашел сидящего там русского, выжидающего непонятно кого. Парень безумно жестикулировал окровавленными руками, думалось, еще чуть-чуть и он попытается перерезать себе вены. Убийца, наполненный могильным равнодушием, он всем своим видом давал понять, что смерть Мэлори – его рук дело. Тогда мутант спросил беззлобно, но и не без оттенков произрастающей в нем ненависти, спросил громко:

- Ты доволен?

Парошин откровенно зевнул, устало протер веки, отгоняя дремоту, глянул на настенный циферблат и только тогда соизволил с показной ленцой прокомментировать собственный неблагородный поступок:

- Я долго ждал при случае отдать тебе должок. Но как уязвить неуязвимого, недоступного для нападок, не имеющего слабых мест? Как-то раз, увидев тебя с ней, мне стало понятно, что твои звериные качества сильно преувеличены…

Прошла долгая, тихая минута. Ни фатуммен, ни мутант не знали, как поступить, пока второй не набрался достаточной решимости, чтобы высвободить накопившемся и с горящими тупой злостью глазами подойти и избить. Рассказчик не успел повернуться к нему, как был с силой отброшен ударом черного ботинка в грудь.

- Да я тебя сейчас урою! – не на шутку заведшись, Ханк кинулся вперед и дотянулся кулаком до челюсти убийцы.

Мутантом целиком завладели бившие через край эмоции: он не мог остановиться, избивая лежачего строго сверху вниз, втаптывая и вбивая в пол. Он затолкал его ногами в угол комнаты, и целился уже по голове, чтобы убить. Но, услышав слабый звук, напоминающий не то всхлип, не то что-что еще, герой умерил пыл, сократил степень злости. “Важно уметь управлять гневом, чтобы вовремя нейтрализовать его”. Малехо успокоившись, Ханк начал с нетерпением ждать, что выкинет русский.

Весь отметеленный, в синяках и крови, Парошин чудовищно оскалился. Подавляемый смех вырвался на свободу истерическим хохотом. Казалось, убийца искренне счастлив и данная взбучка ни в коей мере не испортила его больной аппетит, пробудившийся совсем недавно, но уже завладевший его личностью, подчинивший его сознание!

- Ты, верно, думал, что только ты можешь столь успешно убивать чужих женщин. Но, как видишь, я тоже на многое способен… - стоило избитому помянуть прошлое, как мутант резко отскочил на полметра и в панике схватился за голову.

Мысль о расправе прошла, а вместе с ней испарилась и ненависть, доводящая до зубовного скрежета. Однако на смену им явилась грусть, которая никак не хотела уходить. Грусть и… какое-то опустошение. Ханк долго молчал, не зная, как обелиться, поскольку сомневался, что можно найти оправдание. Теодицейские мороки обещали затянуться. Затем он выпалил абсолютно автоматически:

- Ее смерть была случайностью. Мною двигало желание поиздеваться, причинить боль, но не убить. Просто я не мог забыть, что со мной делали в лаборатории, каким пыткам меня подвергали, и взвалил добрую часть вины на нее, хотя… я осознал, что девушка была не виновата. Ни в чем. Она просто выполняла задание!

Ханк раскаялся, Ханк вывернул душу наизнанку. Но по реакции фатуммена, по его непрекращающемуся раскатному смеху становилось ясно – никакие извинения не требовались.

- Говори, что хочешь, бастард, а я все равно останусь при своем и изобрету еще десять миллионов способов сделать твою жизнь невыносимой… - тонкая подсыхающая корка крови на губе треснула, и кровь вновь потекла по подбородку. Вновь протерев кровь рукавом, Парошин просто размазал кровь по шее, стряхнув кровавые капельки на пол, - Я всех убью, всех, кого ты любишь, кого ценишь, с кем ты когда-либо общался! И буду убивать, пока ты не сдохнешь от горя. Когда сдохнешь – нассу на могилу, и…

Из этого грязного словесного потока мутант почерпнул немало полезного – например, нашел способ стать еще более терпеливым. Не дав закончить сей “складный” монолог, который постепенно превращался в моноспектакль (русский менял голоса, изображая разных персонажей, корчил смешные рожи), воин без страха произнес с непоколебимым спокойствием:

- Дурак ты! – и вырубил убийцу любимой с одного точного удара. Очевидно, их разборкам наступил конец, - Знал бы что несешь…

Повернувшись к двери, Ханк почувствовал еще большее бессилие, безнадежность, мутную тоску, словно взялся за дело, слишком трудное для себя. Но нет… он не сдался и смог устранить все ранее мешавшие барьеры!

Ради собственного утешения герой проверил пульс Владимира, приложив подушечки пальцев к шее, нащупал его и обрадовался.

“ Парень жив. Все хорошо. Я научился контролировать гнев ”

Внезапно странный белый свет озарил трофейную, странное облако взвыло, отшатываясь к окну, слепящие белые лучи преградили Ханку путь. Девушка пыталась поддержать его в виде призрака-совести.

Альбина расщедрилась на совет “нужно в какой-то момент прекратить мстить, иначе можно утратить смысл жизни”.

Ее убийца сел на колени и молвил с проникновенно сожалеющим взглядом:

- Я не хотел твоей смерти. Не хотел, честно. Ну, пожалуйста, прости…

Альбина сказала “прощаю”.

В скором времени все цвета смешались! Когда свет пропал, Ханк чуть не отдался в объятия обморока. Потом он трезво помыслил и решил, что незачем стесняться своей

доброты.

“ Спасибо, теперь мне значительно легче ” – вместе с исчезновением призрака с него будто сошёл груз ответственности, жизнь приобрела светлый тон и теперь можно смотреть в зеркало, не испытывая к себе ненависти. И если случается нечто плохое, обязательно случится что-то хорошее, а все, что не может не радовать = радует.

…Этой ночью птицы вели себя в высшей мере беспокойно, будто оплакивая смерть хозяев замка. Утром тело Мэлори было унесено и похоронено в окрестностях, на шикарном зеленистом берегу, в четырех метрах от воды. Перед Ханком было блестящее небо, внизу располагалось озеро жизни, кругом светлый и бесконечный горизонт, которому нет конца и края. Он долго смотрел и терзался грустными ностальгическими чувствами:

“ Самое противное в том, что когда кто-то, кто тебе дорог, умирает, мир, вроде, не теряет своих очертаний и конфигурации, но уже не вызывает прежнего восторга. За это его начинаешь ненавидеть, хотя в чем мир виноват? В том, что не подстраивается под наши интересы? ”

Закончив копать, герой стащил в неглубокую могилу старушечье тело и выпрямился, чтобы минуту-другую постоять над покойной. Он прижался подбородком к деревянному концу лопаты, и, поняв, что больше не в силах плакать, поскольку истощился запас слез, и принялся закапывать любимую в мягкий песок. Когда дело было сделано, мутант побежал обратно в замок…

Он заскочил в покои Мэлори, и постарался из бесчисленного множества фотографий отобрать самые красивые, самые смешные и прикольные, чтобы разметить их на могиле. Уж такое размещение, без сомнений, будет казаться традиционным и вряд ли сможет вызвать нарекания.

Полностью закончив, это случилось ближе к вечеру, Ханк, по своей уже устоявшейся привычке, сломал лопату об колено, и выдавил с горечью:

- Прощай…

Глава последняя Новая жизнь.

После этих драматических событий, с трудом укладывающихся в голове,

Ханк не сразу взял курс на Африку. Ему захотелось попутешествовать в свое удовольствие, получше ознакомиться с Англией. Грусть – это хорошо и одновременно плохо, потому что она бывает светлой и не очень, но ее никогда не должно быть в переизбытке в жизни одного человека. Какой самый эффективный способ развеселиться и чем-нибудь себя занять?

Покоряя долинную юго-восточную часть Уэльса, одну из четырёх главных административно-политических частей Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, Ханк большую часть времени проводил в туристическом поезде за просмотром познавательных книг и чтением ветхих писем с оборванными краями. Он занимался этим, не замечая, как гаснет день и наступает закат. В последнем письме шла речь о бесконечной благодарности монашки, посвятившей старость воспитанию Мэлори и покинувшей жизнь в результате сосудисто-сердечного заболевания:

My dear girl, I understand that we don't communicate many years, but I here slightly prikhvorat. I don't know how to live to me, to live up to our new meeting. Matter in that, the girl that, most likely, me won't become soon. I understood it last Thursday when fainted. My disobedient heart works everything worse and worse, and memory makes even more often. Doctors already out of respect don't speak with me about we wash health, starting conversations on the various distracting subjects – that about created in a pattern, about weather. I always considered that the death as the next son of the oligarch, won't risk to be knocked to my room, and now I feel that was mistaken.

Now, Mallory, I need only to rely on your kindness. I have a granddaughter, her name is Adelis. Sadly, but we never saw it. Her mother was called Ellis. To our general misfortune, Ellis became the slave of your father because of my premature withdrawal from Masters of Death and Adelis – half your sister because before killing my daughter, your father raped Ellis, and Adelis was born shortly before death of mother. I managed to rescue a crumb others hands and them to take away it from the lock.

Now the baby lives in the southern part of California, in northern vinodelny. At me already the soul is covered with blood in case of thought, as it there. Mallory, find for her, find, by all means, and be convinced of its safety. I want that my granddaughter the core is happy that at least its ways weren't crossed to an award. I hope, my next reminder on unreasonable cruelty of your father won't strongly offend your feelings, and you won't perceive this request in bayonets as I undertook everything that you were the most unlike the father. I tried to be to you get prettier mother, and now we learn precisely, it turned out at me or not. Still some words to transfer as far as you to me aren't indifferent are hardly necessary. I spent with you twice more time, than with the native daughter Ellis. And for me even in the present status you remain that small ray of light which gave to my life the huge sense, and I sincerely want that you equaled all my hopes. It is pleasant to me to think that Adelis will know nothing about an award of murderers. Eventually, your philanthrophy - the only thing, than I can be proud really.

(Дорогая моя девочка, я понимаю, что мы уже много лет не общаемся, но я тут слегка прихворала. Не знаю, как дожить бы мне, дожить до нашей новой встречи. Дело в том, девочка, что, скорее всего, меня скоро не станет. Я поняла это в прошлый четверг, когда упала в обморок. Мое непослушное сердце работает все хуже и хуже, а память подводит все чаще. Врачи из уважения не говорят со мной о моем здоровье, заводя разговоры на всевозможные отвлекающие темы – то о творящемся в миру, то о погоде. Я всегда считала, что смерть, как очередной сын олигарха, не рискнет постучаться в мою комнату, а сейчас чувствую, что ошибалась.

Теперь, Мэлори, мне остается только положиться на твою доброту. У меня есть внучка, ее зовут Адэлис. Печально, но мы с ней никогда не виделись. Ее мать звали Эллис. К нашему общему несчастью, Эллис стала рабыней твоего отца из-за моего преждевременного ухода из Повелителей Смерти, и Адэлис – наполовину твоя сестра, потому что, прежде чем убить мою дочь, твой отец изнасиловал Эллис, а Адэлис родилась незадолго до смерти матери. Мне удалось спасти крошку чужими руками и ими же увести ее из замка.

Сейчас малютка живет в южной части Калифорнии, в северной винодельной. У меня душа обливается кровью при мысли, как она там. Мэлори, разыщи ее, разыщи, во что бы то ни стало, и убедись в ее безопасности. Я хочу, чтобы моя внучка жила счастлива, чтобы хотя бы ее пути не скрестились с орденом. Надеюсь, мое очередное напоминание о непомерной жестокости твоего отца не сильно оскорбит твои чувства, и ты не воспримешь данную просьбу в штыки, так как я предприняла все, чтобы ты была максимально непохожей на отца. Я старалась быть тебе хорошей матерью, и сейчас мы узнаем точно, получилось у меня это или нет. Едва нужны еще какие-то слова, чтобы передать, насколько ты мне небезразлична. Я провела с тобой вдвое больше времени, чем с родной дочерью Эллис. И для меня даже в своем нынешнем состоянии ты остаешься тем маленьким лучиком света, придавшим моей жизни огромнейший смысл, и я искренне хочу, чтобы ты оправдала все мои надежды. Мне приятно думать, что Адэлис ничего не будет знать про орден убийц. В конце концов, твое человеколюбие - единственное, чем я могу по-настоящему гордиться)

Закончив читать, Ханк аккуратно сложил письмо и убрал его во внутренний карман куртки, туда, где еще лежала маленькая книжка.

Новобирилюссы. Красноярский край.

Спустя неделю Ханк сидел уже в России, в знакомом баре, чтобы встретиться со своим самым частым заказчиком. Наемный киллер (уже бывший) стучал ногтями по столику, вспоминая, как сидел два года назад на этом же самом месте…