Глава 27. – Мне очень жаль, – сказал герцог Уиндбэнк, обращаясь к Линнет после того, как он забрался в карету и обнаружил

– Мне очень жаль, – сказал герцог Уиндбэнк, обращаясь к Линнет после того, как он забрался в карету и обнаружил, что она плачет. – Я извиняюсь за то, что привез вас сюда, мисс Тринн.

– Линнет, – отозвалась она, всхлипнув. – В конце концов, мы чуть не породнились. У вас, случайно, нет носового платка? Мой насквозь промок.

– Мой сын – тяжелый человек, – сказал герцог, вручив ей огромный носовой платок с вышитым в уголке гербом.

– Он… дурак, – сказала она, при этом голос ее дрогнул.

– И это тоже.

– Он любит меня, я знаю, и тем не менее говорит, что не женится на мне. Что он вообще не желает жениться.

Герцог молчал.

Линнет высморкалась.

– Возможно, он еще передумает. – Она взглянула на герцога, прочитав ответ в его глазах. – Вы не верите в это, не так ли? – Из ее глаз снова заструились слезы.

– Я был бы рад дать вам другой ответ, моя дорогая.

– Все в порядке, – сказала Линнет. – Мы уже можем ехать?

Герцог медлил в нерешительности.

– Вы намерены остаться с герцогиней, – догадалась она. – Я хотела сказать, с леди Бернис.

– Я не могу покинуть ее, – тихо отозвался он. В его глазах светилась решимость, такая же, как у его сына. – И не могу бросить Пирса. При всех моих прегрешениях я всегда считал их своей семьей.

Линнет весьма неизящно шмыгнула носом.

– Я поступила бы также. Не беспокойтесь обо мне. Со мной все будет в порядке.

– Мне очень жаль, что все так случилось, – сказал герцог. – Моя карета отвезет вас в деревню, где ожидают слуги и горничная. Вам нельзя задерживаться, потому что я распорядился, чтобы они продолжили путь, если вы не появитесь до вечера. Я хочу, чтобы все, у кого есть такая возможность, оказались как можно дальше от центра эпидемии.

– Я готова ехать, – сказала Линнет.

– Боюсь, это будет одинокое путешествие.

Она выдавила улыбку.

– Я привыкла к одиночеству.

– О… – Герцог, казалось, еще больше расстроился.

– Не обращайте на меня внимания, – сказала Линнет, улыбнувшись сквозь слезы. – Мне просто жаль себя. Я умудрилась влюбиться в вашего невыносимого сына. Причем безнадежно. И теперь мне нужно приспособиться к жизни без него. Что я и сделаю, – сказала она, хотя и не представляла себе, каким образом. При одной только мысли об этом ее грудь разрывалась от боли.

– Это будет нелегко, – сказал герцог, подавшись к ней и похлопав ее по колену. – Но вы справитесь. Я справился в свое время.

– Возможно, когда мне стукнет шестьдесят, – отозвалась она с невеселым смешком, – я приеду в Уэльс и заставлю Пирса жить со мной в сторожке.

– Неплохая мысль, – произнес герцог. – Мне было бы спокойнее за него, если бы я мог вообразить, что когда‑ нибудь вы приедете и вытащите его из этого замка.

– Если вы скажете ему об этом, мне будет нечего ждать даже в шестидесятилетием возрасте, – заметила она с грустной иронией.

– О, я понимаю. И не скажу ему ни слова. Если бы я сознавал, насколько глубока его неприязнь ко мне, вы не страдали бы так сейчас. Я глубоко сожалею, что втянул вас в эту историю.

– Тогда бы я не встретила Пирса. – Она снова промокнула глаза. – Это стоит разбитого сердца.

Он снова протянул руку и сжал ее колено.

– Вы замечательная женщина, знаете ли.

Ее губы тронула улыбка, скорее застенчивая, чем фамильная.

– Спасибо. От всей души желаю вам удачи.

Брови герцога взлетели, в точности как у его сына.

– Спасибо. – Он сделал движение к дверце. – Я навещу вас, как только вернусь в Лондон.

– Думаю, вы будете не один, – сказала она.

Он помедлил на ступеньках кареты, прежде чем ступить на землю.

– Надеюсь, – промолвил он так тихо, что она едва расслышала.

Дверца захлопнулась, и карета тронулась с места, покатив по дороге. Прочь от замка, прочь от океана и бассейна, прочь от Кибблса, Пендерса, Биттса, Прафрока и пациентов. Прочь от Пирса.

Линнет позволила платку герцога упасть на пол. От слез у нее разболелась голова. Казалось невероятным, что день еще не закончился. Что она сидит в карете, а не лежит в постели. Невозможно было себе представить, что она так и будет ехать в этой карете день за днем, домой, в Лондон.

Спустя некоторое время она откинулась назад на мягком сиденье, уставившись в колеблющийся потолок кареты. Ей было трудно найти удобную позу. Должно быть, она перенапрягла шею и плечи, когда плавала.

Наконец она закрыла глаза и позволила мягкому покачиванию экипажа унести ее прочь от жестоких реалий мира Пирса, хотя они и отзывались в ее сновидениях.