Выйти на площадь.

Если нацисты 1950-1970-х предпочитали действовать в подполье, то в начале 1980-х их «наследников» неожиданно потянуло на публичность. В настоящее время точно известно о двух публичных акциях московских неонацистов.

В апреле 1980 года семнадцатилетний нацист, ученик 10-го класса Виктор Якушев с компанией одноклассников устроил нечто вроде пикетирования московской синагоги. Из нацистской атрибутики у пикетчиков были только сапоги и темные рубашки. Сам Якушев, правда, заявлял, что он и его друзья, численностью 10-12 человек, «просто посмотрели» и вообще это было «проявление интереса русских людей к еврейству»[30]. Впрочем, эта акция в тот момент прошла практически незамеченной.

Зато весьма широкое освещение в прессе получила другая акция, прошедшая через два года, - демонстрация неонацистов на Пушкинской площади. Первая информация об этом появилась в бюллетене «Вести из СССР», издававшемся в Мюнхене диссидентом Кронидом Любарским. Согласно ей, группа старшеклассников численностью в 10-15 человек, одетых в черные рубашки со свастикой, появлялась на площади дважды - в 17.00 и 19.00. Двое (по другим сведениям - шестеро) участников демонстрации были задержаны милицией[31]. По более поздним сведениям, во время демонстрации в кинотеатре «Россия» разбрасывались неофашистские листовки, а ее руководители расположились в кафе «Лира», находившемся на противоположной стороне улицы Горького, откуда и направляли действия своих подопечных, быстро ввязавшихся в драку с остальной публикой[32]. А вот как описывала демонстрацию выходившая в Париже газета «Русская мысль»: «20 апреля в день рождения Гитлера в Москве группа молодежи пыталась провести “фашистскую” демонстрацию. В этот вечер на пл. Пушкина собралась довольно большая группа молодых людей: с одной стороны “фашисты”, коротко остриженные в черных рубашках, некоторые со значками свастики; с другой - толпа “болельщиков” различных хоккейных и футбольных команд. О предполагаемой “фашистской” демонстрации было известно заранее (в московских школах преподаватели предупреждали учеников, советуя не появляться 20 апреля на Пушкинской площади; это, естественно, имело обратный результат - на который, видимо, и рассчитывали власти). По сообщению очевидцев, “демонстрация” не успела начаться, как между “фашистами” и “болельщиками” завязалась драка, привлекшая внимание прохожих[33]. Милиция долгое время не вмешивалась, наблюдая за происходящим со стороны. В конце концов, милиция задержала некоторое число “фашистов” и “болельщиков”.

Имеется сведение, что в СССР существует несколько малочисленных фашистских групп молодежи, которые, естественно, не пользуются популярностью в стране, где война оставила столь глубокие раны. Эти группы состоят в основном из отпрысков семей высокопоставленных партийных чиновников. Эта “золотая молодежь” не столько испытывает симпатии к Гитлеру, сколько сожалеет об отсутствии в стране настоящего вождя, сильной власти и железной дисциплины.

Как бы то ни было, от этого “выступления” сильно попахивает провокацией, и его последствия могут быть серьезными. Как мы уже сказали, о демонстрации было широко известно, и власти вполне могут использовать ими же распространенную информацию о существовании “фашистов” для дискредитации правозащитного движения»[34].

Впрочем, известный исследователь российских правых радикалов Владимир Прибыловский описывал то же событие гораздо более приземленно: «[...] на Пушкинской площади - излюбленном месте правозащитников - другие старшеклассники, числом не более пятнадцати, устроили “демонстрацию”. Детки несколько раз одновременно вскинули в “римском приветствии" правые руки, скандируя (почти шепотом) “Хайль Гитлер! ”. Потом Якушев похвалялся, что, хоть сам в тот славный день на Пушке не был, все демонстранты были его учениками и последователями»[35].

Если суммировать все три описания, то получается, что демонстрация неонацистов была довольно жалким зрелищем, практически с самого начала превратившись в драку между различными группами молодежи, прекращенную милицией только после того, как появились первые тяжелораненые. Несколько человек были арестованы, но были ли они осуждены - неизвестно.

Вне зависимости от этого сам факт подобной манифестации произвел громадное впечатление как на столичную интеллигенцию, так и на западные СМИ. Тут же из забытья была извлечена информация о пикете Якушева в 1980 году. Одновременно в «Вестях из СССР» стали появляться сообщения о процессе над 18 участникам неонацистской организации в Можайске в 1980 году[36], о том, что 1 ноября 1981 года произошла фашистская демонстрация в городе Кургане, в которой участвовало более 100 старшеклассников в рубашках с нарукавными повязками с изображением свастики, несших лозунг: «Фашизм спасет Россию!», о демонстрациях неофашистов в городах Южно-Уральске, Свердловске, Ленинграде (у Казанского собора) «и в других местах»[37]. И хотя часть этих сообщений основывалась, как было указано самим Кронидом Любарским, на непроверенных сведениях, то есть на слухах, через западные «голоса» сообщения об этих демонстрациях и судах расходились по СССР уже в виде достоверных сведений, порождая молву о могущественной военизированной фашистской организации. Уже в январе 1983 года люди спрашивали у лекторов общества «Знание», правда ли, что в Нижнем Тагиле, Свердловске и почему-то Киеве прошли выступления молодежи «с нацистскими выкриками»[38]. Хотя тот же Якушев заявлял, что «ни организации, ни названия, ни структуры, ничего не было. Так просто, читали книги о Германии, о современном неофашизме...»[39].В дальнейшем эти слухи привели к тому, что в памяти некоторых очевидцев событий на Пушкинской площади сформировался их совершенно искаженный образ. К примеру, в воспоминаниях Александра Рекемчука демонстрация превратилась в «массовый митинг в честь дня рождения Гитлера [...] со всей атрибутикой: приветствиями “Хайль Гитлер! ”, нарукавными повязками со свастикой»[40], что больше соответствует реалиям 1990-х.

С другой стороны, по свидетельству Владимира Прибыловского, в 1983-1986 годах в студенческих общежитиях Московского университета каждый апрель перед 20 числом проносился слух, что «на Пушке будет демонстрация фашистов», и наиболее активные первокурсники собирались у памятника поэту “бить нациков”, но никого, кроме милиционеров и комсомольских оперотрядников, обычно не находили. Бывало, что студентов задерживали и отправляли в отделение, где происходил следующий диалог: “Ты чего здесь, уж не день ли рождения Гитлера празднуешь? ” - “Не, я, наоборот, приехал бороться с фашистами! ” - “Дурак! В СССР фашистов нет. А если хочешь с ними бороться, запишись в комсомольский оперотряд по месту учебы”»[41].

«Под раздачу» бдительных борцов с фашистами едва не попала как раз только-только начавшая выступать в 1982 году группа «Странные игры», исполнявшая музыку ска. В основном публику напугала их манера одеваться, поскольку ходил слух о том, что нацистыносят галстуки-«селедки» и выбривают виски. В результате «Странным играм» пришлось даже на время убрать из репертуара маршевые песни, чтобы не усиливать подозрения в собственном нацизме[42].

Возникает вопрос: что же заставило советских поклонников Гитлера выйти на площадь, хотя 1982-й был далеко не лучшим годом для подобных демонстраций, и почему они не повторялись в дальнейшем?

Западные советологи провозгласили эту демонстрацию симптомом начавшейся фашизации советской системы, считая, что за несовершеннолетними наци стоят мощные группировки в партаппарате и КГБ. Но дальнейшие события показали несостоятельность этой точки зрения, поскольку подобная группировка, несмотря на старания исследователей, обнаружена не была, да и в мемуарах тогдашних властителей ничего подобного не упоминается.

Однако можно предположить, вспомнив нарочитую демонстративность неонацистов и странную пассивность силовых структур, что к манифестации действительно приложил руку КГБ. Тем более, что, по устной информации, полученной от людей, соприкасавшихся в те годы с органами внутренних дел, представители госбезопасности еще в конце 1970-х прямо запрещали МВД принимать меры в отношении существовавших фашистских групп. Но цель у этой демонстрации была иная - нацистов просто использовали в качестве пугала для населения, высказывавшего заметное недовольство ухудшавшимися условиями жизни.

Интересно, что власти официально всячески стремились замолчать демонстрацию неонацистов. К примеру, когда 26 апреля 1982 года на политинформации на подготовительном отделении Московского полиграфического института слушатель П. Маслов стал рассказывать о неофашистской демонстрации и ее разгоне, в котором он сам принимал участие, преподавательница истории КПСС немедля вызвала сотрудника КГБ Грачева, который и заявил Маслову и его товарищам, что «не дело студентов бить фашистов - для этого есть компетентные органы». Дело едва не закончилось исключением Маслова из института[43]. Одновременно допускались утечки информации из официальных источников, послужившие основой для публикаций в зарубежной русскоязычной печати. Естественно, что старшее поколение, хорошо помнившее зверства нацистов, предпочло выступить на стороне властей, забыв про «трудности».

В том, что такая версия вполне реальна, убеждают события постперестроечного времени. Тогда, по информации автора книги «Нацизм в России» Вячеслава Лихачева, подобная же комбинация была проведена с «Русским национальным единством» (РНЕ): спецслужбы превратили ее в мощную организацию, выполнявшую в необходимые моменты (например, в октябре 1993-го) роль пугала, а когда ее лидер Александр Баркашов стал проявлять самостоятельность, то РНЕ была быстро маргинализирована[44].

Кроме того, что демонстранты сыграли роль пугала, выступление нацистов стало предлогом для общего ужесточения контроля над негосударственными молодежными организациями. Прежде всего, это позволило «навести порядок» в спорте, а точнее - в восточных единоборствах. Интересно, что, судя по сообщению «Вестей из СССР», еще до демонстрации в школах на родительских собраниях родителей предупреждали о том, что пронацистские группы создаются под прикрытием различных спортивных клубов[45]. В 1984 году был издан приказ о запрете обучения карате[46]. И здесь распространяемые ранее слухи о спортивных секциях как о «кузнице кадров» для фашистов стали неотразимым аргументом. Затем удары партийных идеологов и спецслужб обрушились на неугодную музыку, когда ряд групп были объявлены фашистскими.