![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
ВВЕДЕНИЕ 13 страница. Систематизирующая ценность учения о намерениях зависит от масштаба его распространения на сходные явления
Систематизирующая ценность учения о намерениях зависит от масштаба его распространения на сходные явления. Расширение трактовки намерений возможно в двух направлениях: в отношении процессов ситуативного целеобразования и в отношении дальних жизненных планов. Процесс выбора человеком целей интенсивно изучается в контексте проблем принятия решений (Ко-зелецкий, 1979; Проблемы..., 1976), целеобразования (Бибрих, 1987; Тихомиров, 1977), ситуативного развития мотивации (Хекхаузен, 1986), однако из-за специфической направленности этих исследований, сосредоточенных прежде всего на выявлении факторов, которые определяют выбор целей, вопрос о фиксации мотивационного значения выбранных целей в случае отсроченности их достижения, т. е. о сохранении принятых решений во времени, в них, как правило, не рассматривается. Постановке такого вопроса препятствует также традиция преимущественно когнитивной интерпретации процессов разработки и сохранения планов (Миллер и др., 1964). К. Левин показал, что некоторые цели, а именно принимаемые актом намерения, фиксируются и приобретают черты потребности, что проявляется в их способности автономно, частично независимо от субъекта сохраняться и актуализироваться в сложной ди- йамике. Представляется, что подобная мотивацион- ная фиксация имеет место и в других случаях. Так К- Левин отличал намерения от решений, осущест-' ваяющихся в будущей ситуации на основе законов полевого поведения. Оба явления заметно различаются мерой вовлеченности субъекта и, по-видимому, подключения к ним дополнительной мотивации, однако в отношении проблемы мотивационной фиксации резко противопоставляться не могут. Если понимать целеобразование как переключение под управлением познавательных процессов мотивационного значения конечных и более общих целей на более частные, то в случае отсроченных частных целей переключившееся значение может фиксироваться или не фиксироваться независимо от полевых условий достижения этих целей в будущем. Такие условия определяют степень участия субъекта в закреплении мотивационного значения цели, но не само закрепление, которое может произойти спонтанно. Действительно, не происходит ли мотивационная фиксация в случае решения человека рассказать завтра другу приятную новость при полной уверенности, что встреча с ним сама и сразу об этом решении напомнит? Человек может остаться настроенным на встречу, предвкушать радость друга, расстроиться, если встреча не состоится, и разрядить свое состояние, вполне отвечающее признакам квазипотребности, рассказом всей этой истории третьему лицу. Таким образом, наряду с обозначенным выше различением волевых (по К. Левину, «интенсивные акты намерения») и произвольных намерений, которые объединяет необходимость участия субъекта в их образовании и будущей реализации, а различает мера этого участия, можно выделить еще одну разновидность намерений — спонтанно фиксирующиеся и непосредственно осуществляющиеся, но тем не менее субъектом контролируемые и санкционированные. Воз'мож.но и дальнейшее выделение различных случаев мотивационной фиксации в процессах целеобра-зования. Так, исследования показали, что закрепление эмоционального значения шахматной фигуры, при помощи которой удалось решить задачу, может происходить неосознанно и проявляться при решении другой задачи (Виноградов и др., 1977). Однако этот случай выходит за рамки проблемы сознаваемого целеобразования и произвольно принимаемых намерений, Общий вывод состоит 'в том, что закрепление и сохранение мотивационного значения целей является необходимым и важным компонентом процессов целеобразования, разнообразно обнаруживающимся в случаях, когда достижение намеченной цели по тем или иным причинам невозможно и получает отсрочку. При перерыве в решении человеком задачи в его памяти сохраняются не только выявленные к тому моменту условия и связи когнитивного характера, но и те мотивационные переключения, которые произошли по выявленным связям; при возвращении к задаче даже после продолжительного перерыва может автоматически восстановиться, например, надежда, связанная с каким-нибудь условием или ходом мысли. Такого рода следы мотивационных переключении в прошлом конечно определяют направление и характер дальнейших поисков решения. Любопытные выводы следуют из распространения учения о намерениях на процессы формирования дальних жизненных планов человека. В основе данной интерпретации намерений лежит допущение того, что представление человеком отдаленной жизненной перспективы психологически эквивалентно образу ближней перспективы, например предстоящего дня, и что процесс принятия намерений в отношении будущего независимо от его удаленности.имеет сходный состав и характер движущих сил и происходит принципиально тем же способом. В любом случае образ, на основе которого принимаются намерения, представляет собой сложное мотивационное поле с множеством отражаемых ценностей, привлекательных и отталкивающих валентностей. Намерения возникают как итог активности субъекта, взвешивающей эти Ценности и определяющей на основе познавательных процессов возможность и оправданность их достижения. Данное представление приближает к пониманию конкретно-психологического механизма возникновения мотивов человека, традиционной характеристике которых соответствуют дальние намерения. Такое понимание происхождения мотивов человека показы- вает способ их опосредствования интеллектом и подчеркивает их производность от целостной жизненной ситуации, а также связанную с этим относительную устойчивость и «функциональную автономность», потенциальную заменяемость альтернативными жизненными целями. Квазипотребности, образуемые принятием дальних намерений, продолжительное сохранение соответствующего им «метанапряжения» (Obuchowski, 1985. S. 252), обеспечивающего устойчивое стремление к мотивам, частично совпадают с тем, что в литературе называется социогенными потребностями (см. Чхартишвили, 1974; Чхартишвили, Сарджвеладзе, 1974). В завершение обсуждения проблемы мотивацион-ной фиксации необходимо сделать оговорку, что оно велось здесь в специфическом направлении—с преимущественным вниманием к случаям и механизмам, обеспечивающим формирование безусловных, непосредственно значимых мотивационных отношении. Богатая феноменология фиксации условного, функционально зависимого мотивационного значения, которое приобретают всевозможные сигналы, промежуточные результаты, средства, способы действия и другие значимые для удовлетворения потребностей моменты, была затронута эпизодично и в значительно меньшей степени. Правда, противопоставление непосредственных и опосредствованных, независимых и зависимых моги-вационных отношений человека, как об этом свидетельствуют, в частности, рассмотренные данные о намерениях, не имеет той отчетливости, которую обнаруживает сравнение мотивационного значения безусловного и условного раздражителя в элементарном примере обусловливания. Частично это объясняется тем, что явления действительности могут 'иметь отношение ко многим потребностям человека и получать от них одновременно различное мотивационное значение, в то'м числе и.по степени опосредство'ванности, Приобретение одним и тем же предметом различных мотивационных значений весьма характерно для развития мотивации человека. Очевидно, что для понимания того, какое предмет приобретает совокупное значение, важно знать, как сочетаются и взаимодей- ствуют его составляющие. Ниже этот вопрос будет рассмотрен отдельно.
|