Она подхватила свои вещи, швырнула на стол салфетку и быстро вышла.

Мы с Чарлин смущенно смотрели друг на друга: ведь этот инцидент случился именно тогда, когда мы говорили о сидящих внизу. В конце концов, Чарлин кивком указала на столик, за которым сидел оставшийся в одиночестве мужчина, и проговорила:

– Вот этот реальный мир и меняется.

– Но каким образом? – Я никак не мог прийти в себя.

– Преобразование начинается с Первого откровения, и, как утверждал священник, это откровение обнаруживается на первых порах бессознательно и выражается в поднимающемся откуда-то из глубины души нетерпении.

– Нетерпении?;

– Да.

– И что же нам не терпится сделать?

– В этом-то все и дело! Поначалу трудно даже сказать – что. В Манускрипте говорится, что нам начинает открываться какой-то другой опыт… иногда случается так, что начинаешь чувствовать себя иначе, ощущаешь в жизни большую наполненность и вдохновение. Но мы не знаем, ни что собой представляют эти ощущения, ни как сохранить их. И когда это состояние проходит, остается лишь чувство неудовлетворенности, и кажется, что нет больше сил терпеть нашу жизнь во всей ее обыденности.

– Ты считаешь, что женщина, которая сейчас устроила скандал, разошлась так из-за этого нетерпения?

– Да. Она ничем не отличается от любого из нас. Мы все стремимся к более полной жизни и не хотим мириться с тем, что, как нам кажется, приводит нас в уныние. Именно эти не дающие людям покоя искания лежат в основе характерного для последних десятилетий типа поведения – «я прежде всего», проявление которого можно усмотреть в каждом – от банкира с Уолл-Стрит до бандита из уличной шайки.

– А когда дело доходит до отношений с другими, – добавила Чарлин, буквально пронзая меня взглядом, – мы' становимся такими требовательными, что делаем эти отношения почти невозможными.

При этих словах мне пришли на ум два моих последних увлечения. Они были поначалу захватывающими, но в течение года оба сошли на нет. Чарлин терпеливо ждала, пока я снова вспомню о ней.

– Так что же в действительности происходит с нашими любовными увлечениями? – поинтересовался я.

– Мы долго говорили об этом со священником. Он утверждает, что когда партнеры излишне требовательны друг к другу, когда каждый считает, что другой должен жить в его или ее мире и непременно принимать участие в облюбованной им или ею деятельности, то противостояние становится неизбежным.

Сказано было в самую точку. Мои последние увлечения действительно обернулись, в конечном счете, борьбой за главенствующую роль. Как в первом, так и во втором случае оказалось, что нас обоих не устраивает распорядок дня другого. Наши отношения разворачивались чересчур стремительно. У нас было слишком мало времени для того, чтобы вместе решить, что делать, куда ходить, какие цели ставить перед собой. В конце концов вопрос, кто будет верховодить, кто задаст тон всему, превратился для нас в неразрешимую проблему.

– Этим стремлением, во что бы то ни стало контролировать друг друга, – продолжала Чарлин, – Манускрипт объясняет, почему нам так непросто подолгу оставаться с одним и тем же человеком.

– Ну и ничего особенно духовного я в этом не нахожу.

– Я ответила священнику точно так же. На это он мне сказал: «Запомни, пока мы можем проследить, что невзгоды общества порождаются в основном именно этими исканиями и нетерпением, – это всего лишь временные трудности, и они будут изжиты. В конце концов мы осознаем, чего страждем, в чем на самом деле заключается наполняющий жизнь новый опыт. Когда мы сможем объять его во всей полноте, мы и сподобимся Первого откровения».

В это время подоспел наш ужин, и мы на несколько минут прервали беседу. Официант разливал по бокалам вино, а мы снимали пробу с блюд, которые стояли перед каждым из нас. Перегнувшись через стол, чтобы взять у меня с тарелки кусочек семги, Чарлин наморщила нос и коротко рассмеялась. А мне подумалось: как с ней все-таки легко!

– Хорошо, – начал я, – так что же это за опыт, которого мы так страждем? В чем состоит Первое откровение?