Уроки сектоведения. Том 1. Как узнать секту? 3 страница

Публичные диспуты вспыхивали иногда. Но всегда в христианских школах учили тому, как спорить с иудеями, а в иудейских школах поясняли, как спорить с христианами[30]. Вообще-то в этом нет ничего дурного: для человеческой мысли естественно развиваться и оттачиваться в дискуссии.

Конечно, как опять же всякая иная религия, иудаизм стремился к тому, чтобы создать по возможности более благоприятное отношение к себе у внешних людей. Пусть даже они не примут все иудейские верования, но хотя бы будут лояльно и уважительно относиться к еврейской религиозной традиции. Не ставя прямой миссионерской задачи обращения не-евреев в иудаизм, интеллектуальные еврейские круги все же стремились к тому, чтобы в других народах были люди, которые готовы были бы понимать те различия, что есть между христианством и иудаизмом, и хотя бы в некоторых случаях разъяснять и защищать именно иудейскую позицию.

Прямо призвать своих гойских собеседников отказаться от Евангелия и следовать Каббале было бы опрометчиво. Но под рукой оказался очень удобный способ для такого прозелитизма. Дело в том, что после исчезновения в Израиле пророков религия иудеев претерпела быструю и довольно предсказуемую метаморфозу: лишившись благодатной поддержки и сдержки, израильский народ создал обычную народную религию – язычество со свойственными для него верованиями и магиями… Поэтому философия средневекового иудаизма оказалась замечательно схожа с учениями языческой философии Греции. Пантеизм, присущий большинству философских школ Греции, характерен и для каббалистики. Вера в переселение душ, проповодуемая Пифагором и платоническими школами, также получила прописку в средневековом иудаизме. Та неразличимость философии и магии (“теургии”), которая была присуща античному способу философствования в период его последнего кризиса III-VI веков[31], оказалась сущностной чертой и позднейшей иудейской мистической мысли.

Это сходство позволяло проповедовать новейшие иудейские верования под видом ознакомления с учениями уважаемых древних греков. “Да, уважаемый Жак, христиане верят в воскресение тел… Но Вы же знаете, как Ваша же Церковь чтит великого Платона, именуя его “христианином до Христа”… Да, да, для нас он тоже великий. Так вот, этот Платон говорил о том, что душа входит во многие тела… И Пифагор говорил так же. Правда, интересно? Ну, между нами говоря, и наши еврейские мудрецы тоже говорят об этом… Нет, к сожалению, эта древняя мудрость была утрачена позднейшими церковными ханжами и лицемерами”.

Так создавались школы “западного эзотеризма”, в которых каббалистика проповедовалась под прикрытием греческой или египетской мудрости… В этих “эзотерических обществах” были люди, которые публично от христианства не отрекались, но которые принципиальные религиозно-философские вопросы решали совершенно иначе, чем христиане. Им ближе были греческие философы, мистики и маги, нежели библейские апостолы и пророки. Самые известные эзотерические течения – это розенкрейцеры и масоны[32].

Участие иудеев в возникновении этих течений несомненно - вероучительные книги этих обществ являют поразительную близость именно с каббалистическими книгами средневекового иудаизма: отрицание Бога как Личности по ходу проповеди безличностного (пантеистического) представления о Божестве. Жгучий интерес к магии, алхимии и астрологии. Вера в переселение душ. Утверждение о глубинном единстве добра и зла. И просто прямые апелляции к Каббале как к высшему авторитету – все это поразительно сближало “эзотериков” и каббалистов[33].

Но прямо проповедовать антихристианские идеи было небезопасно. Поэтому “эзотерики” таились: днем публично декларируя свою верность христианству и посещая храмы по воскресным дням, они вели и “ночную” религиозную жизнь. Так в жизнь некоторых интеллектуальных кругов вошло странное правило: оно разрешало и даже предписывало ложь и лицемерие. “Эзотерики” говорили “посвященным”: “Клянись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайну”… (Человек, сделавший весьма немало для пропаганды черных культов в России — писатель Иеремия Иудович Парнов, автор рекламной книги “Трон Люцифера”, говорит, что это “великий и очень человечный принцип”[34]).

Религиоведу хорошо известно, что не всегда его респондент сообщает полную информацию о своей вере и своей религиозной жизни. Более того, в истории религии хорошо известен феномен «эзотерического разрыва».

Этот феномен порождает одну из сложнейших проблем в религиоведения – проблему репрезентативности тех данных, что те или иные религиозные группы сообщают о себе внешнему исследователю. Сведения о своей вере, предоставляемые «внешним», могут разительно отличаться от внутренних установок этой же религиозной группы. Если в религиозной группе осознается, что публичное изложение веры может маскировать, скрывать или же даже прямо отрицать верования и обряды, существующие в этой группе, но при этом раскрываемые лишь «посвященным», то приходится говорить об «эзотерическом разрыве».

«Эзотерический разрыв» между начальной и итоговой информацией о мировоззрении религиозной группы, в контакт с которой входит обращаемый, надо отличать от научной и философской процедуры наращивания знаний. Если бы из первично сообщаемой информации можно было бы логически вывести последующие ходы — перед нами была бы философская доктрина. Но в «эзотеризме» «тайная» доктрина с каждым посвящением открывает нечто, совсем не очевидное с предыдущей ступени. “Гнозис”, сообщаемый на высшей ступени, не вытекает из того, что быЛо сообщено на низшей, а иногда даже прямо его отрицает.

«Эзотерический разрыв» надо отличать от педагогических и миссионерских упрощений или умолчаний. Речь идет не о том, что сознание новообращенного неизбежно должно обогащаться и что представления неофита об обретенной им общине будут изменяться; дело не в углублении его первоначальных познаний.

«Эзотерический разрыв» надо также отличать от присущей любой религиозной традиции практики путешествия к конечному постижению, «погружения в смысл» - когда конечное «переживание» и «постижение» предполагается просто недостижимым без предварительной практики по перемене сознания адепта[35].

«Эзотерический разрыв» предполагает сознательную маскировку тех тезисов вероучения или тех сторон обрядовой жизни группы, которые, как заранее известно лидерам, вызовут негативную реакцию у людей, еще не прошедших соответствующую постепенную индоктринацию под их руководством. Маскировку – вплоть до отрицания. Тем самым человек, думая, что вступает в организацию, исповедующую одни принципы, на деле попадает в общину совсем иной веры[36].

Итак, «эзотерический разрыв» есть там, где проповедник разрешает себе распространять такую информацию о себе самом, о целях своей деятельности и о своем вероучении, недостоверность, неадекватность которой его же собственным взглядам ему известна. Он знает о наличии таких учений и обрядов в своей религиозной группе, о которых группа же не рекомендует ему публично свидетельствовать.

Соответственно, религиовед должен отнестись к изучению таких традиций иначе, нежели к изучению обычных философских систем. Если при изучении последних следует исходить из презумпции внутренней логичности автора и его повествования, и, соответственно, стремиться к реконструкции такого рода логики, к ее «пониманию», то при работе с эзотерическими группами текстов приходится исходить из того, что некоторые из них могут быть не связаны друг с другом логическим образом. Некоторые тексты могут использоваться проповедником лишь в педагогических и миссионерских целях, - ради подготовки неофитов к принятию других тезисов своего учения, которые не столько вытекают из первых сообщений, сколько отрицают их.

А потому для религиоведа не все тексты, существующие в эзотерической группе, являются равно репрезентативными и познавательными. Надо уметь различить: где «прикрытие», а где проскользнули подлинные взгляды «эзотериков».

Классический труд Е. П. Блаватской носит название «Тайная Доктрина».

Уже это предполагает, что теософия относит себя к некоей сокровенной школе мысли, которая публично не провозглашала все свои взгляды. Конечно, сам факт публикации некогда «тайной доктрины» означает, что тем самым она уже перестала быть тайной. Но тут же появляется следующий вопрос: все ли «сокровенное» было открыто? Не осталось ли нечто за рамками вообще всех публикаций, а нечто, хотя и было доверено перу (и затем типографскому станку), но в рассчете на то, что размноженная таким образом информация не попадется на глаза «внешним», а будет циркулировать только во внутренних кружках «посвященных»?

Поэтому первый из вопросов, который надлежит обсудить при начале религиоведческого исследования феномена теософии – это вопрос о том, действительно ли существовали тайные религиозные сообщества в Европе и, если они были, то какова была их этика в случаях, когда им необходимо было дать автохарактеристику своим верованиям?

Вот свидетельство об одном человеке. После того, как будущий император Юлиан своим умом уже отринул христианство как «былой вздор» и склонился к реставрации язычества, до своего воцарения «он стал иным, но гляделся прежним, ибо нельзя было ему явить себя – по такому случаю Эзоп, наверно, сочинил бы басню уже не об осле в львиной шкуре, но о льве в ослиной шкуре. Однако он-то знал, что хоть правда лучше, зато мнимость безопаснее» (Либаний. Надгробное слово по Юлиану, 95).

Среди же целых групп, которые мнили себя «львами в ослиных шкурах» христианства, исторически первой были гностики. Они же были перовой религиозной группой из числа тех, что разместились на границе христианства и традиционного языческого мира (а именно в этом простанстве сегодня размещаются движения типа Нью-Эйдж, в том числе и теософия). И именно у них мы находим признаки «эзотерического разрыва».

“Василид учит вкушать идоложертвенное и спокойно отрекаться от веры во время гонений; предписывает, следуя Пифагору, пятилетнее молчание приходящим ему” (Евсевий Кесарийский. Церковная история. IV, 7). «Говорят они [ученики Василида] – ты знай всех, а тебя пусть никто не знает. Поэтому такие люди готовы отрицаться и не могут страдать за имя, так как они подобны всем. Но немногие могут знать это» (Ириней Лионский. Против ересей. 1, 24, 6).

Для христиан такая «уступчивость» гностиков казалась тем более возмутительной, что сами христиане предпочитали мученическую смерть лжесвидетельству о своем согласии с верой их гонителей. «Посвященные» же с презрением смотрели именно на мученическую прямолинейность христиан: «Какие преступники, - спрашивает Асклепий, - достойны самых тяжелых наказаний? – Те, - отвечает Гермес, - которые, будучи осуждены людскими законами, насильственно лишаются жизни и о которых поэтому можно сказать, что они не должную дань возвратили природе, а получили заслуженное своими деяниями наказание» (Асклепий, 29). «Такова, - комментирует Ф. Зелинский, - отповедь герметизма христианам, взывавшим от царского суда к суду своего Бога: не награда за подвиг, а избыток наказания ждет их на том свете, так как их насильственная смерть, нарушающая законы природы, есть новый грех с их стороны» {46}.

Но не только языческим судьям лжесвидетельствовали «посвященные». «Валентиниане более всего стараются скрыть содержание своего учения. Если их спросить откровенно, они с сосредоточенным лицом и нахмуренными бровями отвечают: «Это слишком возвышенно». Если расспрашивать обстоятельно, они путем двусмысленных ответов удостоверяют свое согласие с нашей верой» (Тертуллиан. Против валентиниан, 1).

Рожденное несколько позже манихейство (боровшееся с гностицизмом, но немало и впитавшее в себя гностических идей) также практиковало эзотерический туман, прикрываясь то христианскими, то буддистскими одеждами. В итоге в 732 г. Китайский император издал указ с предупреждением: «Учение Мар Мани ложно принимает имя буддизма и обманывает народ» {47}. На Западе же манихеи «завербованного в секту неофита неторопливо и осторожно увлекали все дальше от догматов папской церкви. Манихейские таинства преследовали две цели: незаметно изменить стереотипные привычки и мировоззрение новичка, а затем научить его условному языку манихеев, требовавшему кропотливого и долгого обучения под руководством наставника. Далеко не каждый допускался до этой ступени… Лишь «совершенные» знали, что за разговорами о церковной реформе скрывается идея совершенно иной, противостоящей католичеству, церкви» {48}.

В конце IV в. тайных манихеев в Египте было так много даже среди монахов, что патриарх Тимофей принужден был принять особые меры, чтобы отличить их от православных – для чего он разрешил монахам есть мясо (правда, только по воскресеньям) – то есть совершать поступок, осуждаемый манихейской догматикой {49}. Но «в публичных диспутах, конечно, положение представителей манихейской точки зрения было нелегким. Ведь они репрезентовали религию, в догмах и ритуалах которой не содержалось ничего христианского и которая, несмотря на это, выдавала себя за истинное христианство. Естественно, для христиан было довольно легко опровергнуть это дерзкое утверждение» {50}.

В IV веке блаж. Иероним Стридонский пишет, что у современных ему оригенистов есть «правило, — что должно не легкомысленно бросать бисер перед свиньями и давать святыню псам (ср. Мф 7), но говорить с Давидом: В сердце моем сокрыл я слово Твое; не дай мне уклониться от заповедей Твоих» (Пс 118, 11), так же, как и в другом месте он говорит о праведнике: «который говорит истину с искренним своим», то есть с людьми, близкими по вере. Они хотят, чтобы из этого заключали, что мы как еще не посвященные должны слушать ложь, чтобы, подобно малолетним, питающимся молоком младенцам не обремениться питательностью более твердой пищи. А что они [оригенисты] с клятвопреступлениями и ложно соединяются между собою на оргиях — это очень ясно показывает шестая книга «Стромат» (в которой наш догмат он приравнивает к мнениям Платона)… Они клятвенно утверждают многое, от чего потом отказываются с другой ложной клятвою. Отказываются от подписи и ищут отговорок… Они так ограничивают слова, так изменяют порядок их, придумывают такие двусмысленности, что держатся исповедания и нашего, и наших противников, и еретик слышит одно, а православный – другое» (Письмо 22 (83). К Паммахию и Океану).

Гностическая секта прискиллианистов в начале V века исповедовала принцип «Jura, perjura – secretum prodere nol» (Августин. Письмо 237. К Церетию // PL 33 с. 1035). Это правило подробно изъяснялось прискиллианистом Диктинием в некоей книге под названием Libra. Слова Павла «отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему» (Ефес. 4, 25) прискиллианисты понимали так, что истину можно открывать только «ближним», то есть членам их секты, другим же можно лгать (см. Августин. De mendatio ad Consent // PL 40)[37].

Параллельно с западными прискиллианами, на востоке Римской империи мессалиане (евхиты, энтузиасты) столь же спокойно давали ложные клятвы о своей вере - «стараясь скрывать свою болезнь, они и после обличения бесстыдно запираются и даже чуждаются тех, которые думают согласно с их внутренними убеждениями» (Феодорит Кирский. Церковная история 4, 11) {51}.

Позднейшие богомилы (Х в.) действовали так же – «страха для человеческа и в церковь ходят и крест и икону целуют, якоже ны (нам) поведают иже от них обратишася в нашу истинную веру, глаголюще, яко вся си творим человек для, а не по сердцу, втаине же крыемы свою веру» {52}.

В XI веке евреи Марокко, принуждаемые к отказу от своей веры и принятию ислама, обратились к Маймониду с вопросом: что делать? Он посоветовал им в случае крайней опасности, повторять слова, произнесения которых требовали от них мусульмане. Маймонид пояснил, что эти слова останутся лишенными всякого, если их сердца будут по прежнему верны иудаизму {53}.

Альбигойцы (катары) XIII века при всей своей ненависти к церковному христианству, все же разрешали посещать храмы и участвовать в католических обрядах. На клятвы же, которые они давали христианам, катары «то есть адепты религии, которая запрещала все клятвенные обязательства, смотрели как на неизбежную формальность, лишенную морального смысла» {54}.

Девиз розенкрейцеров XVII века гласил: “Знать. Желать. Сметь. Молчать ” {55}. Позднее Блаватская именно этот принцип называет – «Универсальная каббалистическая аксиома» {56} (это и ее личная просьба {57}).

Так развивались школы “западного эзотеризма”, члены которых публично от христианства не отрекались, но принципиальные религиозно-философские вопросы решали совершенно иначе, чем христиане. Им ближе были греческие философы, псевдоегипетские мистики и маги, нежели библейские апостолы и пророки. Самые известные эзотерические течения – это розенкрейцеры и масоны.

Из истории войн мы знаем, что не всегда можно верить тому, что некий человек говорит сам о себе. Бывает, что распространяется сознательная " деза". Бывают и люди, носящие форму армии, которую они считают своим врагом. Вроде бы человек хороший и улыбчивый, и истинный ариец и даже характер у него нордический… Но поднимая тост " За нашу победу", он держит в голове совсем иное, чем его сотрапезники.

Вот такой же урок следует помнить, и изучая историю религии. В мире религий тоже встречаются люди, которые на словах чтут Христа и заверяют в своей православности, но свои сердца отдали совсем иным культам и идеям. Для “толпы” они говорят одно, для “посвященных” – противоположное.

Самое замечательное их открытие – это изобретение “эзотерического христианства”. Рецепт был прост, как суп из топора. Надо лишь сказать, что Иисус (вариант: Будда, Моисей, Магомет и т. д.) оставил “тайное учение”, которое было забыто всеми, кроме масонов (розенкрейцеров, теософов…). Это учение не было зафиксировано в текстах и в документах. Именно потому, что оно было тайным, его нельзя изучить или проверить по библиотекам и архивам. И состоять будет оно в том, что мы захотим.

Вот, например, типичный розенкрейцеровский текст XVIII века, из которого видно, как именно «эзотерики» позиционировали себя в окружавшей их христианской культуре. О своем ордене они говорят, что это и есть “первая Апостольская церковь; так было приблизительно до третьего папы; первые священники около него составляли гаупт-директорию Ордена в христианской церкви… Папа Лев изъял магические познания из церкви и вернул их в орден; после этого церковь стала Вавилоном, а так как в русской ветви менее всего изменился старый обряд, то он должен более всего соответствовать Ордену. Впрочем, ни в какой церкви уже нет таинства; оно отнято у церкви высшей магической властью и силой” {58}.

Конечно, не розенкрейцерам принадлежит изобретение рецепта “эзотеризма”. Не могу утверждать, что они прямо заимствовали его у каббалистов, но именно в этой традиции много раньше появления розенкрейцеров родилось представление о том, что Моисей на Синае получил от Бога два откровения. Одно он записал в Торе, а вот другое он сохранил втайне и лишь устно сообщил немногим “избранным” (сам термин каббала означает «преданное»): «каббалисты выступили с фикцией, что преподносимое ими учение – не что иное как откровение свыше, ниспосланное святым праотцам, и носителем которого в течение веков оставалось привилигированное меньшинство» {59}.

Независимо от каббалистов в Индии и Тибете пришли к подобной методологии. Вообще в истории религии ссылки на устное и тайное предание – это способ модернизации, ухода из под давления фиксированной, письменной традиции (причем факт и глубина этой модернизации порой не осознаются самими модернизаторами).

Замечательна в этом отношении дискуссия между двумя ранними буддистскими школами. Пудгалавадин (персоналист, считающий, что личность человека реально существует) утверждает, что неупоминание личности (пудгалы) в его понимании у Будды следует соотнести с его афоризмом, по которому Будда передал своим ученикам лишь ничтожную часть того, что ему было известно (этого переданного столь же немного в сравнении с непереданным, как древесных листьев в его ладони в сравнении с листьями всего леса), Сарвастивадин же (буддистский ортодокс, отстаивающий традиционное буддистское учение об анатмане – отсутвстии личности) парирует тем, что по словам того же Будды он передал им только то, что было для них полезно, следовательно учение о пудгале к тому не относится {60}.

Вот и по мнению позднейших буддистов Будда сообщил именно то, во что верят[38]именно их школы (возникшие спустя столетия после жизни Будды). Просто «Колесо учения» было повернуто трижды. Первый раз – в годы последней земной жизни Будда. Но буддизм махаяны отличается от более раннего буддизма хинаяны. Как же обосновать свое право на инакомыслие, как оправдать модернизм в традиционалистской культуре? Если налицо второй «поворот Учения», то кто же согласится с таким авторством? С точки зрения традиционализма уместнее всего сказать, что мы как раз ничего нового не вносим; наша новизна – в сравнении со взглядами наших оппонентов, но не в сравнении с учением нашего общего наставника. Просто то, что мы сейчас говорим публично, он сам некогда сказал втайне. И эти эзотерические знания и пребывали в сокрытости – пока нам не было дано разрешение на их публикацию.

Тут, конечно, встает вопрос – где же и кем же хранились эти тайные доктрины. Каков механизм их сохранения и трансляции в истории? Европейские теософы «хранилище» эзотерических учений Будды, Христа, Магомета, Моисея, Пифагора… поместили на границе неба и земли - в гималайской Шамбале (не то надземном, не то подземном царстве «махатм»).

Более радикальным оказался миф буддистов махаяны. Их классический текст – сутры Праджня-парамита, написанный на рубеже новой эры, по верованию махаянистов был произнесен на полтысячи лет раньше. «По легенде считается, что их тоже произнес Будда Шакьямуни, но смысл их не был понят людьми, и потому эти сутры 500 лет хранили наги[39]и боги, пока не пришел Нагарджуна, которого махаянисты именуют Вторым Буддой и не возвестил их вновь, дав подробные разъяснение и комментарии… Змеи сохранили эти сутры в своих подводных дворцах. Первым человеком, который спустился в эти дворцы, чтобы прочесть и постичь смысл данных сутр, был Нагарджуна. Он принес их в земной мир» {61}.

Спустя еще полтысячи лет появившаяся школа ваджраяны (тантрического буддизма) вынуждена была сказать о «третьем повороте Колеса». Их доктрины также были произнесены Буддой, но в «нечеловеческих» мирах вселенной они хранились уже 1000 лет {62}.

Итак, есть два пути реформирования религиозных традиций:

Первый - объявление об обретении некоей священной и первоначальной книги, которая провозглашается более авторитетной, нежели сборники религиозных правил, принятые в среде, окружающей реформаторов. Так действует израильский царь Езекия, объявляя, что при ремонте Храма «священник нашел книгу закона Господня» (2 Пар. 34, 14). Так действуют мормоны, базируя свою веру на открытии «золотого свитка». Так действует и Блаватская, выстраивая свою «Тайную Доктрину» как якобы всего лишь комментарий к обретненой ею древней рукописи «Книга станцев Дзиан».

Второй путь реформирования – это наделение уже известных и канонизированных сакральных текстов новыми интерпретациями, которые также не признаются новыми, а объявляются древними. Неизвестность же этих «древних» толкований объясняется ссылкой на сокровенность учений и узость кружка «посвященных», имевший доступ к «подлинному» толкованию (так в посленовозаветном иудаизме появляется представление о том, что Моисей дал еще и устное предание; аналогична была и аргументация реформаторов буддизма).

Если победы не удавалось добиться сразу и реформа встречала сопротивление со стороны людей и властных структур традиции – «реформаторы» становились на путь «эзотерического разрыва». Публично демонстрируя свою лояльность к традиции как на есть, они использовали свою причастность к ней для того, чтобы постепенно создать в ней внутренний круг своих «посвященных».

Западные «посвященные» по разному локализовали место и способ хранения «древних подлинных учений Иисуса», но действовали так же, как и буддистские реформаторы: историческое христианство как нечто слишком общедоступное противопоставлялось в их восприятии их собственным «древним и тайным доктринам».

И вот оказалось, по подобному же рецепту можно очень изящно создать “христианство” по своему вкусу, да еще при этом обвинить в “бездуховности” всех несогласных.

Пользуясь таким способом “аргументации”, можно доказать вообще что угодно. Я, например, так могу доказать, что именно я являюсь Хранителем Древних Духовных Знаний. - Внимайте, други: Настал и мне час открыть вам величайшую тайну, которую не хранит ни один архив и ни одна библиотека. Это эзотерическое знание дано только моей душе. Итак, знайте отныне, что я - это перевоплощение Николая Константиновича Рериха. И за то время, которое я провел в Нирване, я многое пересмотрел. Я понял, что в прежней своей жизни во многом ошибался. Поэтому сейчас я вынужден отрабытывать свою карму и писать книги с опровержением своих же былых заблуждений... [40]

И как же теософы смогут опровергнуть такой аргумент?! А ведь достоверность и проверяемость теософско-масонских реконструкций “эзотерического христианства” ничуть не доказательнее…

Но заметим важную особенность «эзотерических» групп: они не прямо противопоставляют себя христианству, но именно себя и выдают за “духовных христиан”.

Бывают ереси, которые рождаются из не слишком удачной попытки “улучшить” христианство. Такие теории стоят на евангельской основе, их создатели любят Евангелие и Христа, но, как сказал Лев Карсавин об Оригене, оказалось, что “у этого метафизика сердце лучше головы” {63}. Бывают ереси, которые представляют собой просто ошибки. В них есть слишком поспешные выводы и слишком быстрые обобщения...

Но бывает иначе. Бывает, что в мир вторгается идея, которая дышит ненавистью к Евангелию и к Церкви, и которая лишь притворяется в своей симпатии к христианству. Такая доктрина призывает к реформе Церкви и вероучения не для того, чтобы помочь большему числу людей действительно жить по Евангелию, а для того, чтобы сподручнее было в конце концов сломать хребет Церкви, реформированной (точнее — деформированной) по новоявленным проектам.

… Теперь вспомним несколько имен, причастных к этим “посвященным” кругам. Прежде всего – это создательница “Теософского общества” Елена Блаватская. В собрании ее писем опубликован ее масонский диплом. Центральный пассаж в этом дипломе звучит так: “Мы, Трижды Прославленный Верховный Великий Генеральный Магистр, и мы, Верховные Великие хранители, 33-й и последней степени Верховного Святилища Англии, Уэльса и пр., награжденные великой Звездой Сириуса и пр., и пр., Великие Командующие Трех Легионов Рыцарей Масонства, данной нам высшей властью, которой мы объявляли и провозглашали, объявляем и провозглашаем нашего Брата, Е. П. Блаватскую, Подмастерьем, Кавалером Ордена, Совершенной Мастерицей, Великой Избранной Шотландской Леди, Великой Избранной, Кавалером Розового Креста, прекраснейшей Госпожей, Совершенной и Почтенной Владычицей и Коронованной Принцессой Обряда Усыновления”[41].

Блаватская о себе: “Мой масонский опыт – если называть этим словом членство в нескольких Восточных организациях и эзотерических братствах – ограничен исключительно Востоком. Тем не менее, это не мешает мне, подобно всем другим Восточным “Масонам”, знать обо всем, что связано с Западным Масонством, включая те бесчисленные глупости, которые напридумывали о масонском братстве за последние полстолетия, и, учитывая получение от “Верховного Великого магистра” диплома, называть себя Масоном” {64}. «Перед тем, как покинуть нас, индиец дал нам несколько десятков имен живущих в Индии людей, причем все они были либо каббалистами, либо масонами, но не из дурацких Лож Европы и Америки, а из Великой Восточной Ложи, в которую англичане не допускаются». {65} “Теперь об Инициации. Г-ну ван Столку гораздо лучше было бы поехать за этим в Англию, а не во Францию. Во Франции у нас 28 или 30 теософов, но я не верю, что они уже образовали отделение. Леймари инициировали несколько раз, и несмотря на это, г-н Синнетт рассказывает, что когда в мае он был в Париже, Леймари перепутал знаки и пароли..." {66}.

Многие масоны рассматривали свое масонство как обычную игру. Но Блаватская всем сердцем приняла масонскую доктрину и мистику. “Я посвятила всю жизнь мою изучению древней каббалы и оккультизма” {67}. “”Зохар” (главная книга каббалистов) для Блаватской – “бездонный клад сокровенной мудрости и тайн” {68}. Дежурный перечень ее авторитетов звучит так – “оккультисты, розенкрейцеры средних веков и даже средневековые каббалисты говорили…”[42].

В понимании Блаватской “единственно приличное приближение к “Всеобщему Братству” – масонство” {69}. Причем Блаватская всегда уточняет, что есть масонство хорошее и плохое. Дурное масонство – это то, которое признает Бога-Творца и видит в Боге Личное начало[43].

Для профанов она говорила, что проповедует соединение и взаимообогащение всех религий. Но попробуйте найти хоть одну строчку среди ее тысяч страниц, в которой она признала бы, что христианство хоть чем-то обогатило языческий религиозно-магический опыт…

Синкретическое “слияние религий”, возглашаемое ей, осуществлялось как подражание сюжету известной сказки о лисе, делящей сыр. Лиса начинает свою деятельность под замечательным “общечеловеческим” лозунгом – “чтобы никому не было обидно”. Но затем, уравнивая разные кусочки, она потихоньку поедает их все. Да, в итоге все частички сыра стали равны: они все равно улеглись в желудке у лисы… Так и у Блаватской: равенство религий состоит в том, что все они должны подравняться в шеренге и дружно взять равнение на каббалистику[44].