И далеко не все записи авторов Библии вошли в окончательный документ.

Вокруг учения Иисуса очень скоро начали возникать «церкви». И, как это всегда бывает, когда вы группируетесь вокруг сильной идеи, в этих церквах были отдельные люди, которые определяли, какие части Истории Иисуса надо рассказывать и как. Этот процесс отбора и правки продолжался все время, пока собирались, записывались и публиковались тексты Евангелий и всей Библии.

И даже через несколько столетий после оформления оригинальных писаний Вселенский Собор Церкви в очередной раз определил, какие доктрины и истины должны быть включены в официальный вариант Библии, а какие было бы «вредно» или «преждевременно» открывать массам.

Существовали также и другие святые писания — их создавали в моменты вдохновения обычные во всех остальных отношениях люди, не более безумные, чем ты.

Уж не предполагаешь ли Ты, — Господи, надеюсь, нет, — что и эти записи в один прекрасный день станут «святым писанием»?

Дитя мое, все в жизни свято. В этом смысле — да, эти писания являются святыми. Но Я не собираюсь играть с тобой в слова, потому что знаю, что ты имеешь в виду.

Нет, Я не предполагаю, что когда-то и эта рукопись станет святым писанием. По крайней мере, не в ближайшие несколько сотен дет — для этого нужно, чтобы твой язык стал старомодным.

Понимаешь ли, проблема состоит в том, что язык нашего общения — слишком уж разговорный, слишком бытовой, слишком современный. И люди решат, что, если бы Бог действительно говорил с тобой непосредственно, он бы говорил не так, как твой сосед по дому. В языке Бога должно быть нечто заставляющее благоговеть. Некое благолепие. Словом, Божественность.

Как Я уже говорил, это — часть проблемы. Люди воспринимают Бога как «проявляющеюся» только в одной форме. Все, что не укладывается в эту форму, воспринимается как богохульство.

Как я и говорил раньше.

Как ты и говорил раньше.

Но давай обратимся к корню твоего вопроса. Почему ты думаешь, что вести диалог с Богом — безумие? Разве ты не веришь в молитву?

Верю, но это другое. Молитва для меня всегда была односторонней связью. Я прошу, а Бог молчит.

Бог ни разу не ответил на молитву?

О да, отвечал, но понимаешь ли, словесно — никогда. Со мной, конечно же, случались самые разные вещи в жизни, которые, как я убежден, были ответом — очень прямым ответом — на молитву. Но Бог никогда не говорил со мной.

Понятно. Итак, этот Бог, в которого ты веришь, этот Бог может сделать все, — Он только говорить не умеет.

Конечно, Бог может говорить, если захочет. Просто не кажется вероятным, что Бог захочет говорить со мной.