Обзор истории иосифлянского движения 13 страница

Я еще при самом своем разрыве с митрополитом Сергием в феврале 1928 года предвидел, что наша борьба с сергианством, хоть и является борьбой за правду Христову, будет долго бессильной и внешне почти безуспешной. Из истории Церкви Христовой видно, что почти все борцы за правду Христову погибали в борьбе и что только после их смерти торжествовало то дело Божие, за которое они боролись. Так будет и в нашей борьбе с сергианством... Словом, хоть наша борьба и свята, но мы пока бессильны. Что касается до меня, то я не надеюсь на освобождение. Я скорее всего погибну и сгнию в лагерях, утешаясь обетованиями Христовыми: " Блаженны изгнанные правды ради, яко тех есть Царство Небесное". Приходится переносить страдания, другого исхода нет, другого решения быть не может. Пребывайте же непоколебимыми, возлюбленные! Для нас жизнь — Христос, а смерть — приобретение (Флп. 1, 21).

Что нам делать? Как нам быть? — вопрошают меня ревнители Православия, лишенные своих пастырей и не могущие по чуткости совести своей молиться в сергианских храмах. Вполне понятны страдания их душ. Тяжело жить без церковной молитвы. Это — великое лишение для верующих. А ведь теперь много городов и сел, где нет храмов, а если и есть, то или обновленческие, или сергианские. Соединяйтесь в малые группы и молитесь по домам. Пойте церковные священные песнопения. Читайте Слово Божие. Творите посильно милостыню. Погребайте умерших без сергианских попов. Святые Тайны принимайте лишь от истинных пастырей. А таковых вы всегда с Божией помощью при желании найдете. Ныне, по пророчеству святого Апокалипсиса, Церковь ушла в пустыню, т.е. скрылась в подполье или оказалась в таком положении, когда верующие вынуждены тайно и сокровенно собираться на церковную молитву...»

В другом послании, от 17 января 1934 г., Владыка укреплял свою паству в стоянии за веру: «Возлюбленные о Господе братия и сестры! Ваше письмо получил, оно порадовало меня и принесло скорбь. Порадовало потому, что Вы провели праздник Господень в духовной радости, проявив мужество. И эта радость ваша достигла нашего сердца и усугубила нашу радость. Поскорбел потому, что у Вас начинаются разделения, появляются ослабевшие духом, безразличные в деле своего спасения, а последнее ведет к безбожию и к вечной погибели. Если Ваши епископы страдают, то это говорит, что близ Вас есть Царство Небесное... Так твердо и мужественно исповедуйте Господа и неповрежденно храните святую православную веру — не бойтесь, малое стадо, — так одобрял Господь Христос, так Он и теперь одобряет нас. Господь говорил: " Да не смущается сердце ваше, веруйте в Бога и в Меня веруйте", а св. апостол Павел писал своему ученику Тимофею: " Все желающие жить благочестиво во Христе Иисусе будут гонимы". Бодрствуйте, мужайтесь, крепитесь, и благодать Божия да будет с Вами. Бойтесь потворствовать тем, кто уже ослабел духом и готов прервать общение со своим епископом и прекращает возношение за литургией его имени, там нет благодати Божией, ибо нет Церкви без епископа, утверждайтесь сами в вере, утверждайте и присных о Господе, да благословит Вас Господь».

Из многочисленных лагерных посланий еп. Нектария, кроме уже упомянутых, опубликованы лишь два, написанные в середине 1930-х гг. Одно из них построено на покаянных текстах библейских пророков и лишено исторической конкретики. Другое небольшое послание Владыки содержит призыв к стойкости, обращенный к своей пастве, и благодарность за нее. В письме выделена излюбленная мысль иосифлян того времени: истинная Православная Церковь ушла в пустыню, в подполье и держится только Духом Божиим: «Христос посреди нас и есть и будет! Православные яранцы, не имеющие общения с митрополитом Сергием и его духовенством. Ваша разборчивость в церковных вопросах нашего времени и ваша стойкость похвальны и достойны подражания. Святая истинная Православная Церковь в нашем Отечестве ныне ушла в пустыню, как говорится в 12-й главе Откровения. Так было во времена мученичества и ересей. Ныне новый враг — ОГПУ — ищет убить Христа и Его Церковь. Приходится ей скрываться в подполье. Если и существуют еще где-то православные общины, то не иначе, как Духом Божиим. Поддерживайте, православные, эти приходские общины с геройским духовенством. Ваша отзывчивость и любовь ко мне, заключенному Яранскому каноническому епископу, до глубины души трогают и утешают меня. Спаси вас Христос! Дерзайте, людие Божий! Никто как Бог! Ему слава во веки».

2 августа 1937 г. епископа взяли под стражу в лагере по обвинению в антисоветской агитации. 8 сентября 1937 г. он был приговорен Особой Тройкой Управления НКВД по Западно-Казахстанской области к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян в г. Гурьеве. Государственная реабилитация произошла только в январе 1992 г. В октябре 1981 г. Владыку прославил в лике святых Архиерейский Собор Русской Православной Церкви за границей.

В Катакомбной Церкви долго была жива память о епископе-мученике Нектарии. Еще в послевоенное время в Поволжье существовали целые тайные общины, называвшие себя «нектарьевцами». Некоторые верующие и сейчас хранят фотографии и портреты Владыки, из уст в уста передаются рассказы и предания о нем. Помимо несомненно написанных еп. Нектарием посланий, существуют в списках апокрифические духовные поучения, приписываемые Владыке, трогательное народное творчество, по-своему излагающее наставления епископа. Его реальные тексты парафразировались и расширялись, чтобы с их помощью ответить на насущные современные вопросы и авторитетом новомученика укрепить веру. Таким образом, епископ Нектарий является одной из самых заметных фигур не только иосифлянского движения, но и всего церковного сопротивления в СССР.

ЕПИСКОП СТАРОБЕЛЬСКИЙ ПАВЕЛ (КРАТИРОВ)

Одним из основных руководителей иосифлянского движения на Украине был епископ Павел (в миру Павел Федорович Кратиров). Он не признавал управление митрополита Сергия (Страгородского) еще до опубликования Декларации 1927 г., считая его захватчиком высшей церковной власти, которая с 1926 г., по мнению еп. Павла, должна была принадлежать митрополиту Ярославскому Агафангелу (Преображенскому). Известен епископ Старобельский был, прежде всего, как сильный идейный оппонент митр. Сергия, написавший в 1928 г. целый ряд произведений с резкой критикой курса церковной политики Заместителя Местоблюстителя.

Родился Владыка в 1871 г. в селе Покровское Тотемского уезда Вологодской губернии в семье простого сельского священника (в ряде исторических работ в качестве отца был ошибочно назван епископ Саратовский Иоанн). До 10 лет Павел жил в деревне и после окончания сельской школы с большим успехом сдал вступительные экзамены в Вологодское Духовное училище (старший брат Николай одновременно с ним поступил в Духовную семинарию). Мальчик рано потерял мать, но это не ослабило его тяги к учению, и в 1885 г. он поступил в Вологодскую Духовную семинарию. В конце обучения Павел очень тяжело, почти безнадежно, заболел плевритом, и это способствовало укреплению его веры. Юноша расценил болезнь «как подготовку к вечности», стал раздумывать о смысле жизни и смерти (в результате позднее, в середине 1920-х гг., он написал неопубликованную статью — ответ на то, что ожидает человека после смерти, на основе современных научных знаний, — конфискованную при аресте Владыки в 1931 г.). Павел остался жить вопреки прогнозам врачей и в конце августа 1892 г. на несколько месяцев поселился в Новочеркасске у дяди-священника, окончившего Московскую Духовную Академию.

Отчасти поправив здоровье, П. Кратиров осенью 1892 г. отправился в Казань для поступления в Духовную Академию, где уже учились некоторые из его семинарских товарищей. В то время Павел, по его словам, на религию «смотрел как на ту животворящую силу, которая, проникнувши во все поры государственного организма, одухотворит его и уничтожит все те виды зла социального, от которого страдает человечество и от которого тщетно старались уврачевать его разные великие мыслители и реформаторы». Поступив в Академию в 1892 г., Павел Федорович успешно окончил ее в 1896 г. со степенью кандидата богословия. При переходе с третьего на четвертый курс на него сильное впечатление оказала смерть любимого младшего брата. Окончил Духовную Академию П. Кратиров «с намерением служить Церкви, в силу своих ограниченных сил, в преподавательской деятельности».

Около года Павел Федорович в ожидании назначения Учебного комитета прожил в доме отца, преподавая Закон Божий в сельской школе. В 1897 г. в нескольких номерах журнала «Православный собеседник» был опубликован его труд «Святитель Задонский Тихон, как пастырь и пастыреучитель». В этом же году П. Кратиров был назначен преподавателем в Тульскую Духовную семинарию, в конце 1902 г. — в Курскую, а через 4-5 месяцев — в начале 1903 г. — в Харьковскую семинарию, где преподавал Нравственное Богословие до ее закрытия в 1918г. В Туле П. Кратиров женился, и в дальнейшем у него родились три дочери: в 1901 г. Валентина, в 1903 г. Нина и в 1904 г. Зоя. Помимо преподавания в семинарии, Павел Федорович служил в Харькове законоучителем в мужской и женской гимназиях, с учащимися которых у него были «самые лучшие отношения».

В годы Первой русской революции, к которой П. Кратиров отнесся резко отрицательно, впервые проявился его талант публициста и проповедника. В это время он неоднократно читал лекции в Харьковском Народном доме, а также выступил с речью о необходимости применения смертной казни к революционерам на собрании духовенства епархии в Покровском монастыре. Эту же позицию Павел Федорович отстаивал в своих статьях, опубликованных в епархиальном журнале «Вера и разум» в 1905, 1906, 1908 и 1915 гг., в частности, в статье 1908г. «Вопрос о смертной казни в свете христианского учения». Позднее, на допросах в ГПУ, епископ пояснил, что выступал за смертную казнь лишь революционеров-террористов, которые сами совершали убийства: «Я решал этот вопрос исключительно с христианской точки зрения и принципиально вне всякой зависимости от форм государственного управления, но делал оговорку, что всякое злоупотребление этим правилом будет преступно».

При этом Владыка был глубоко аполитичным человеком и к Февральской революции отнесся «спокойно и равнодушно», приняв ее «как данность», хотя, по его словам, «лично ничего хорошего от происшедшей революции не ожидал». Отношение же к Октябрьскому перевороту было иным, он привел П. Кратирова «в трепет», так как большевики не скрывали отрицательного отношения к религии. Но будущий епископ мужественно решил бороться Словом Божиим с надвигавшимся неверием. На допросе 17 февраля 1931 г. он показал: «Я предвидел, что должна начаться борьба двух противоположных мировоззрений — религиозного и материалистического, и считал своим священным долгом стать на сторону религиозного мировоззрения, и поэтому, еще до принятия священнического сана, а потом и епископского сана, несколько раз выступал на диспутах с безбожниками». Именно тогда, в 1918 г., уже после начала жестоких гонений на духовенство, П. Кратиров, сознательно и убежденно решив посвятить свою жизнь борьбе за Истину Христову, принял иерейский сан. 19 января 1931г. он говорил следователю: «Что заставило меня принять священство, а потом и епископство? Я считал своим нравственным долгом сделать это в то тяжелое время, которое переживала Церковь. Я заслуживал бы справедливого презрения со стороны своих учеников, впоследствии священников, если бы не сделал этого, если бы был только сторонним наблюдателем их тяжких переживаний в настоящее время. Будучи их учителем в школе, я рассчитывал сделаться руководителем их и в их пастырском служении. Священником я сделался охотно».

В 1919 г., «в годину тяжелой нужды нашей и голодовки», скончалась жена о. Павла, и две младшие дочери оставили его. Овдовев, священник принял монашеский постриг с сохранением своего прежнего имени, затем был возведен в сан архимандрита и 6/19 февраля 1922 г. хиротонисан в Харькове во епископа Старобельского, викария Харьковской епархии. Владыка Павел совершенно не обладал честолюбием и не проявлял никакого стремления к архиерейству. Позднее, на допросе, он говорил: «... но далеко не с такой охотой [как священником] сделался епископом. Меня смущала и трудность этого служения, и неподготовленность к нему со стороны аскетической... Действительно, в тяжелое для церкви время я сделался [архиереем], не тогда когда епископы блистали своими одеждами и ездили в каретах, а когда временами не имели даже куска насущного хлеба». Владыка вспоминал, что в 1922 г. он ходил пешком за несколько километров на богослужения в собор и Куряжский монастырь.

Через несколько месяцев после архиерейской хиротонии началась обновленческая смута, и в условиях, когда большинство архиереев Харьковской епархии после ареста Патриарха Тихона перешло в стан раскольников, именно еп. Павел возглавил сопротивление обновленцам в епархии. Служил он первоначально в основном в храмах Покровского монастыря Харькова вместе с также оставшимся верным Патриарху архиепископом Харьковским Нафанаилом (Троицким). В этот период епископ написал разоблачавшую узурпаторов церковной власти статью «Правда о так называемом обновленчестве», изъятую при аресте Владыки. Свою позицию в то время на допросе 19 января 1931 г. епископ пояснил так: «Я сознавал, что многое в церковной нашей жизни нуждается в преобразованиях и изменениях, и на законном церковном соборе я стал бы без сомнения в ряды более прогрессивной части нашей епархии, но захват власти церковной, совершенный инициаторами обновленческого церковного движения, затем предательское и клеветническое отношение обновленческого духовенства к их собратьям, не разделявшим их церковных взглядов и не желавшим идти с ними по одному пути, в моих глазах были нравственно преступны и заслуживали презрения».

Увидев в лице Владык Павла и Нафанаила своих главных противников, Харьковский уполномоченный обновленческого Высшего церковного управления (ВЦУ) 28 августа 1922 г. с санкции Наркомата юстиции Украинской советской республики уволил их за штат с высылкой за пределы епархии. На следующий день местная газета «Коммунист» сообщила: «Вчера в 1: 00 час дня харьковский архиепископ Нафанаил, епископ Старобельский Павел (викарный), члены епархиального совещания протоиереи Буткевич и Попов и протоиерей Воскресенской церкви Иван Гаранин были вызваны в Наркомюст, где в присутствии представителя НКЮ тов. Сухоплюева, уполномоченный ВЦУ на Харьковщине, гражданин Захаржевский, объявил им за подпиской постановление ВЦУ об увольнении их за штат с высылкой их из пределов Харьковской епархии. Уволенный архиерей и его приспешники попробовали было возражать против постановления ВЦУ, но затем дали обязательство подчиниться этому решению. Затем, в присутствии НКЮ, милиции, уполномоченного ВЦУ, помещение епархиального совещания было опечатано».

После этого Владыка Нафанаил действительно покинул Харьков, а еп. Павел лишь демонстративно уехал на очень короткий срок и уже в сентябре 1922 г. вернулся в город и продолжил борьбу. В харьковских храмах он несколько месяцев не служил, так как почти все они были захвачены обновленцами, но на Крестопоклонное воскресенье отслужил литургию в Благовещенском соборе. Авторитет Владыки Павла у верующих быстро рос, и в январе—феврале 1923 г. на обновленческом Епархиальном съезде было принято постановление ходатайствовать перед советской властью о высылке епископа за пределы Украины.

Реакции властей, активно помогавших обновленцам, долго ждать не пришлось. 17 марта 1923 г. последовал арест еп. Павла, 13 поддерживавших его священников и двух мирян. Среди арестованных был и священномученик, в будущем активный иосифлянский деятель прот. Николай Загоровский. Его духовная дочь мон. Иерусалима вспоминала: «И вот я помню, как он объявил народу, что я сегодня служу последнюю литургию потому, что должен готовиться к аресту, потому, что мне сказали: " Не поминай Патриарха Тихона! " А я подчиниться этому никак не могу. И как он это сказал, такой был плач, что даже было слышно за километр на улице. Он плакал и рыдал, и все провожали его, а вечером пришли к нему домой и его арестовали. Поместили его в тюрьму. А у него была очень большая паства... и когда узнали, что его арестовали, то наутро начальник тюрьмы испугался: вся площадь вокруг тюрьмы была покрыта крестьянскими повозками и на них продуктами... кормили всех заключенных... И когда начальник видит, что и сегодня, и завтра, и послезавтра повозки не уезжают, чуть ли не ночуют, тогда решили его выслать... в Петербург».

Заключенные содержались в харьковской тюрьме девять недель. Для защиты арестованного епископа в суде верующие собрали два миллиона рублей, чтобы нанять адвоката, но он не понадобился, так как суда не было. 15 мая 1923 г. Особая Комиссия НКВД по административным высылкам постановила: «Выслать из пределов Украины сроком на три года епископа Старобельского Павла Кратирова, Колчицкого Николая Федоровича, протоиерея Благовещенского собора, Загоровского Николая Михайловича, протоиерея, Радченко Павла Митрофановича, священника, мирян Гюбиева Сергея Александровича и Стешенко Петра Петровича». Причиной высылки еп. Павла и ряда священников называлось то, что они не признавали ВЦУ как каноническое учреждение и не желали подчиняться ставленникам «Живой церкви». Некоторым священникам предъявили и другие обвинения, в частности о. Н. Загоровский был признан виновным в том, что «являлся ярым монархистом. В период революционного движения 1905-1907 годов выпустил брошюру " Бога бойтесь — Царя чтите! " С 1921 г. использовал проповеди для антисоветской агитации».

Епископ Павел был освобожден из тюрьмы 21 мая 1923 г. под расписку и выехал в Крым, который в те годы относился к РСФСР. Там Владыка вступил в управление Ялтинским викариатством Таврической епархии, но в том же году под давлением властей был отправлен на покой. Затем еп. Павел некоторое время проживал в Абхазии — в Сухуми и Гаграх, далее в родной Вологде, Владимире и Великом Устюге. В трех последних городах епископ короткое время с благословения Патриарха Тихона занимал кафедры, в частности, в списке каноничных архиереев 1924 г. Первосвятитель в графе «Павел, еп. б. Старобельский» вписал: «Ныне Великоустюжский». Везде Владыка Павел начинал служить в местных «тихоновских» храмах, но вскоре встречал «неодолимые препятствия в служении» со стороны местных советских властей, чинимые по заявлениям обновленцев, с которыми епископ продолжал неустанно бороться. Наконец, еп. Павел, по его выражению, «засел в Москве», где ему особенно помогала бывшая послушница Зачатьевского монастыря Серафима Клементьева. В числе других архиереев, участвовавших в похоронах Патриарха Тихона, Владыка Павел 12 апреля 1925 г. с титулом «епископ Старобельский» (а не Ялтинский) подписал акт о восприятии высшей церковной власти Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром (Полянским)¹¹.

В период своих скитаний еп. Павел неоднократно подвергался кратковременным арестам. Об этих гонениях свидетельствуют написанные в Свято-Успенской обители Калифорнии воспоминания игумений Иулиании, которые с небольшими фактическими неточностями живо рисуют одну из малоизвестных страниц жизни Владыки: «Игуменья Инна сообщила оставшимся еще сестрам храма Христа Спасителя, что где-то в переулке около Остоженки находится пришедший из тюрьмы больной, в поношенной одежде, архиерей. Люди, у которых он живет, сами очень бедны и боятся, чтобы о его присутствии у них не узнали. Игуменья Инна, конечно уже изгнанная из своего монастыря, умная и очень добрая женщина, жила в этом же переулке и вскоре узнала адрес.

Сестры пошли проведать Владыку и узнали от него, что он только что вышел из Бутырской тюрьмы, где пробыл около шести месяцев, живет у своих родственников и болен туберкулезом. В сане епископа он состоит уже два года, но как и в первой епархии, куда он был назначен Св. Патриархом викарным, так и в дальнейших его всегда арестовывали самое большее через месяц после приезда. Из последней епархии (кажется, Петрозаводской) его привезли в Бутырскую тюрьму.

Сестрам удалось помочь Владыке. Его показали врачу, делали ему уколы, кормили, немножко приодели. Владыка подбодрился и весной (мы познакомились с ним зимою) уехал на свою родину, в Крым. Осенью этого же года обновленцами был назначен диспут. Главный их враг, Владыка Иларион, уже был на Соловках. Перед самым диспутом все предполагаемые оппоненты, опасные для обновленцев, выступавших на диспуте, были арестованы, и не только протоиереи (в том числе о. Александр Хотовицкий), но даже и миряне.

В день диспута в Москву приехал поправившийся в Крыму епископ Павел. Ему хотелось повидать Святейшего Патриарха и попросить о назначении, как он думал, в последний раз. Идя по Москве, он увидел большие плакаты, возвещавшие о диспуте. Придя к своим родственникам, людям церковным, он узнал о только что бывших арестах и тогда решил пойти на диспут и там говорить во славу Божию. Вид у него был невзрачный, одежда тоже, ничье внимание он привлечь не мог, а поэтому, когда он на диспуте попросил слова, ему с удовольствием дали его. Но когда Владыка заговорил, то не только разбил все доводы обновленцев, но так горел любовью к Господу, что в эту минуту вся аудитория была готова идти с ним вместе на Крест. Диспут кончили моментально, не дав говорить следующим ораторам. Публика бросилась узнавать, кто этот проповедник. Узнав, что это епископ, все стали подходить под благословение и выражать свой восторг, свою готовность идти за Христом на Крест. Но пошел на Крест в этот день только один Владыка Павел. Ни в одной из московских тюрем мы его не нашли».

Несмотря на почти трехлетний период гонений, у Владыки в то время еще оставались иллюзии относительно возможности легально занимать и отстаивать ту церковную позицию, которую он считал правильной. На допросе 17 февраля 1931 г. еп. Павел говорил о своей деятельности в первой половине 1920-х гг.: «...всецело занимался борьбою с материалистическим мировоззрением, безбожием. Я считал свою работу совершенно лояльною, но когда я выслан был из Харькова, а потом должен был прекращать свое служение по требованию гражданской власти и в других городах, я увидел, что ошибался. Впрочем, я объяснял свои неудачи скорее интригами моих церковных противников, обновленцев, чем нетерпимым отношением ко мне Советской власти».

В сентябре 1924 г. в жизни еп. Павла произошла страшная трагедия. Не вынеся гонений, покончила жизнь самоубийством его старшая любимая дочь Валентина. Владыка обратился в Московское ГПУ с просьбой разрешить поездку в Харьков на похороны, ходатайство переслали в Харьковское ГПУ, и вскоре разрешение было получено. Вновь побывав на Украине, еп. Павел написал заявление с просьбой разрешить ему вернуться в Харьков до окончания срока высылки (21 мая 1926г.). Через два месяца это ходатайство было удовлетворено, и вскоре после похорон Патриарха Тихона, весной 1925 г., епископ окончательно переехал из Москвы в Харьков, вынужденно дав при этом подписку о невыезде.

В городе, который в то время являлся столицей УССР, в середине 1920-х гг. проживало с подпиской о невыезде восемь «тихоновских» архиереев, в основном, высланных из Киевской и других украинских епархий. Все они совершали службы в одной из немногих, не захваченных обновленцами, Новотроицкой церкви, поэтому «старожилы» не вполне доброжелательно встретили вновь прибывшего архиерея. Кроме того, у них почти сразу же возникли разногласия с еп. Павлом по целому ряду вопросов: единоначалия или коллегиального управления в Церкви, проблемы автокефалии Украинской Православной Церкви, отправки поздравительных писем митрополиту Киевскому Михаилу (Ермакову) и митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородскому). Также и в борьбе между архиеп. Иоанникием (Соколовским), выдвинувшим еп. Варлаама (Лазаренко) на Лебединскую кафедру, и архиереями, окормлявшими Новотроицкую церковь, еп. Павел занимал нейтральную позицию.

Однако более серьезные расхождения начались, когда после ареста митр. Петра в декабре 1925 г. в управление Церковью вступил Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергий, к которому еп. Павел относился отрицательно из-за его временного уклонения в обновленчество. Настоящий же разрыв отношений произошел весной 1926 г. Вышедший в это время на свободу митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) пожелал вступить в управление Церковью, как старейший иерарх, указанный Патриархом Тихоном в качестве своего преемника выше митр. Петра (Полянского). Выясняя мнение епископата, митр. Агафангел в конце апреля прислал письмо с выражением своих претензий. Однако все харьковские архиереи, за исключением еп. Павла, поддержали в этом конфликте реально управлявшего тогда Церковью митр. Сергия, не желавшего уступать свои права митр. Агафангелу.

Один из входивших в харьковскую группу архиереев — епископ Онуфрий (Гагалюк) — позднее на допросе в ГПУ так говорил о содержании и цели написания их ответного письма Владыке Агафангелу: «Из гор. Перми почтою было прислано от митр. Агафангела обращение на имя некоторых харьковских епископов (архиепископа Бориса, епископа Константина и на мое имя). М. Агафангел призывал нас и всех православных епископов, и духовенство, и верующих, признать его, м. Агафангела, Патриаршим Местоблюстителем. Из взаимной беседы друг с другом мы, епископы Харьковские, твердо решили признавать Патриаршим Местоблюстителем лишь ми-троп. Петра; выступление м. Агафангела мы признали весьма вредным для Церкви Православной — расколом, о чем и написали ему в форме братского, дружеского письма, прося его не вносить церковную смуту... Мы также писали м. Агафангелу, что канонической формой управления нашей поместной церкви является патриаршество или вообще единоличное управление, согласно 34 Апостольскому правилу; и коллегиальная форма правления в церкви не может быть признана нами, как неканоническая... Таково и мое мнение: я не могу принять коллегиальной формы высшим управлением в СССР, а лишь патриаршество, так как считаю коллегиальную форму церковного высшего управления неканонической, а патриаршество — канонической...»

Епископ Павел занял другую позицию. Для него дальнейшее фактическое пребывание митр. Сергия во главе управления Церковью казалось неприемлемым, епископ активно поддержал митр. Агафангела, обосновав свою позицию в трех статьях, и за это был запрещен в священнослужении Экзархом Украины митр. Михаилом (Ермаковым). После отказа Владыки Агафангела от дальнейшей борьбы за церковную власть еп. Павел вел «деловую переписку церковного характера» с руководителями т.н. григорианского Временного Высшего Церковного Совета (ВВЦС) архиепископами Свердловским Григорием, Можайским Борисом и митрополитом Донским Митрофаном. Их до некоторой степени сближала общность взглядов на конфликт митрополитов Сергия и Агафан-гела, но на предложение признать ВВЦС еп. Павел ответил отказом, указав, что сделает это, лишь если данный орган согласится возглавить Владыка Агафангел. Подобное, конечно, было невозможно, и в дальнейшем епископ, по его словам, «ни от кого не признавал административной зависимости и вел церковную работу самостоятельно «.

При этом еп. Павел вплоть до весны 1928 г. продолжал считать митр. Агафангела законным претендентом на управление Русской Церковью. Так, в феврале 1928 г. в одном из своих обращений к верующим епископ писал: «Мы лично смотрели и в настоящее время смотрим на митрополита Сергия только как на захватчика высшей церковной власти, которая по праву должна принадлежать митрополиту Агафангелу... Допустим, что он [митр. Сергий], во имя долга, принял от митрополита Петра временное заместительство... Но что же скажет он в оправдание своего поведения со времени возвращения законного Местоблюстителя Патриаршего престола митр. Агафангела? Не он ли прилагал все меры к тому, чтобы лишить того возможности стать во главе управления? Не он ли отдал его под суд епископов за одну только попытку осуществить свое право, несмотря на определенно выраженную волю митрополита Петра, чтобы возглавил Русскую Церковь именно митрополит Агафангел? Не он ли одно время готов был судить самого Местоблюстителя митрополита Петра за признание им митрополита Агафангела, а в другое — сам закрепляет свое положение его действительным или измышленным Пермским посланием. Поистине можно сказать, что если бы все православные иерархи знали все то, что было содеяно митрополитом Сергием за это время (за время борьбы его за власть с митрополитом Агафангелом), то ему не пришлось бы теперь нести того тяжелого креста, о котором он пишет в своем послании».

Уверенность еп. Павла в своей правоте поддерживалась его перепиской с Владыкой Агафангелом. Так, в конце 1926-начале 1927 гг. епископу стало известно, что «м. Агафангел не признает за м. Сергием канонических прав на управление Церковью, и если он сам не вступает в управление, то делает это потому только, что епископат стоит на стороне Сергия. При изменившихся условиях он не откажется возглавить Церковь». В дальнейшем еп. Павел признавал главой Русской Церкви (как и другие иосифляне) митр. Петра (Полянского), и никакое давление властей не смогло заставить его отступить с этой позиции. Следует упомянуть, что в начале 1927 г. на епископа было совершено покушение, неизвестное лицо стреляло в него, но промахнулось.

Появление Декларации Заместителя Местоблюстителя и Временного Священного Синода от 29 июля 1927 г. еп. Павел встретил резко отрицательно. На допросе 3 февраля 1932 г. он говорил: «Я думаю, что много жертв среди противников м. Сергия вызвала его Декларация, в которой он определенно называет контрреволюционерами тех иерархов и священников, которые откажутся принять ее; между тем честный иерарх и священник отвергают ее, как позорный для церкви документ, в котором м. Сергий и его Синод выдают от лица всей православной церкви ложь за истину. Мы видим в декларации Сергиевского Синода двусмысленные выражения, которые при желании, в зависимости от такого или иного состава слушателей, могут быть истолкованы различно. Так это и делается, когда сторонники м. Сергия указывают на психологию и нравственную невозможность православному иерарху радоваться некоторым, в последнее время весьма значительным успехам церковных противников в борьбе с религией. В таких случаях обыкновенно начинают говорить не о Советском Союзе, а о " родине", детски не понимая [будто бы] различия в этих понятиях».