Воскресенье, 15 апреля 1962 года.

Утром мы отправились в путь, едва стало достаточно светло для того, чтобы идти. Дон Хуан привел меня к месту, где я оставил машину. Я был голоден, но чувствовал себя свежим и хорошо отдохнувшим.

Мы позавтракали галетами и запили их минеральной водой, которая была у меня в машине. Я хотел задать дону Хуану несколько вопросов, не дававших мне покоя, но он приставил палец к губам.

В полдень мы были уже в приграничном городке, где дон Хуан намеревался со мной расстаться. Мы зашли в ресторан пообедать. Зал был пуст. Мы сели за столик у окна, выходившего на людную, заполненную транспортом главную улицу городка.

Дон Хуан вроде бы расслабился, глаза его задорно поблескивали. Я почувствовал воодушевление и забросал его вопросами. В основном мне хотелось знать о его маскировке.

– Просто я показал тебе частичку своего неделания, – сказал он, и глаза его как бы вспыхнули.

– Но все мы видели тебя по-разному, – сказал я, – Как ты это сделал?

– Все очень просто, – ответил он. – Это была лишь маскировка, поскольку все, что мы делаем, в известном смысле, лишь маскировка. Все, что мы делаем, как я уже говорил тебе, это вопрос делания. Человек знания может зацепиться за делание любого человека и явить тому разного рода мистику. Но на самом деле это – не мистика вовсе. Вернее, мистика, но лишь для того, кто увяз в делании. Те четверо, как и ты, пока еще не осознали, что такое неделание, поэтому одурачить вас – проще простого.

– Но каким образом ты нас одурачил?

– Для тебя мое объяснение будет полной бессмыслицей. Пока что у тебя нет никакой возможности это понять.

– А ты попробуй. Ну пожалуйста, дон Хуан…

– Скажем так: когда человек рождается, он приносит с собой маленькое кольцо силы. Это кольцо почти мгновенно начинает использоваться. Таким образом, каждый из нас уже с рождения зацеплен, и наши кольца силы сцеплены с кольцами силы всех окружающих. Другими словами, наши кольца силы зацеплены за делание мира для того, чтобы создавать мир.

– Приведи пример, может быть тогда я пойму, – попросил я.

– Например, кольца силы – твое и мое – в данный конкретный момент зацеплены за делание этой комнаты. Мы ее создаем. Наши кольца силы в данный момент сплетают[9] к существованию эту самую комнату.

– Постой, постой, – перебил я. – Эта комната существует сама по себе. Я не создаю ее, у меня нет с ней ничего общего.

Мое возражение, достаточно основательное с моей точки зрения, не произвело на дона Хуана никакого впечатления. Он очень спокойно повторил, что эта комната была вызвана к существованию и удерживалась на месте вследствие силы кольца силы каждого.

– Видишь ли, – продолжал он, – каждый из нас знает делание комнат, поскольку значительную часть своей жизни мы так или иначе проводим в комнатах. А человек знания развивает другое кольцо силы. Я назвал бы его кольцом неделания, потому что оно зацеплено за неделание. Поэтому с помощью этого кольца он может сплетать другой мир.

Девушка-официантка принесла то, что мы заказывали. На лице ее было написано подозрение. Дон Хуан шепнул, чтобы я заплатил сразу, потому что она сомневается в моей платежеспособности.

– Она не верит тебе, но ее вины в этом нет, – сказал он и разразился хохотом. – После нашей прогулки ты на черта похож.

Я заплатил по счету и дал чаевые, после чего официантка ушла. Я уставился на дона Хуана, пытаясь снова ухватить нить нашей беседы. Он пришел мне на помощь:

– Твоя проблема заключается в том, что ты еще не развил дополнительного кольца силы, и тело твое не знает неделания.

Я не понял. Мое сознание было замкнуто на довольно прозаическом вопросе: мне только хотелось знать, надевал он пиратский костюм или не надевал. Я спросил.

Дон Хуан не ответил. Вместо этого он забился в приступе хохота. Я умолял его все мне объяснить.

– Да я же объяснил! Только что все объяснил!

– То есть ты хочешь сказать, что не переодевался?

– Я только зацепил свое кольцо силы за твое собственное делание. А все остальное сделал ты сам, как и остальные.

– Невероятно!

– Нас всех обучили соглашаться по поводу делания, – мягко произнес он. – Ты даже понятия не имеешь, какую мощь, какую силу несет в себе это соглашение. Но, к счастью, неделание настолько же чудотворно и могущественно.

Я ощутил, как по животу пробежала неконтролируемая волна напряжения. Между тем, что я видел вчера, и его объяснением лежала такая пропасть, преодолеть которую я был не в силах. И, как всегда, в качестве последнего средства защиты я избрал сомнения и неверие. В сознании возник вопрос: а что, если дон Хуан все подстроил, предварительно договорившись с той четверкой?

Я сменил тему и спросил его о четырех учениках мага:

– Ты говорил, что они были тенями, да?

– Да.

– Это были союзники?

– Нет, это были ученики одного моего хорошего знакомого.

– Почему же ты сказал, что они – тени?

– Потому что в тот миг к ним прикоснулась сила неделания. А поскольку они не так тупы, как ты, они сдвинули себя в нечто, совершенно отличное от всего, что тебе известно. И я не хотел, чтобы ты это видел. Это только травмировало бы тебя.

Вопросов у меня больше не было. И я не был голоден. Дон Хуан ел с большим аппетитом, и настроение у него было отличное. Но я чувствовал себя подавленным. Неожиданно я ощутил какую-то всепоглощающую усталость. Я осознал, что путь дона Хуана для меня недоступен. У меня нет качеств, необходимых для того, чтобы стать магом.

– Вероятно, тебе поможет еще одна встреча с Мескалито, – сказал дон Хуан.

Я заверил его, что вот об этом уж как раз я и не думал. Более того, мне не хотелось даже допускать мысли о возможности такого шага.

– Для того, чтобы позволить твоему телу извлечь пользу из всего того, чему ты научился, с тобой должны произойти очень жесткие вещи, – сказал он.

Я отважился предположить, что поскольку не был индейцем, я не совсем подходил для такой необычной жизни, какой являлась жизнь мага.

– Возможно, если бы я выпутался из всех своих обязательств, то мог бы действовать в твоем мире несколько лучше. Или если бы отправился с тобой в дикие места и жил бы там, – сказал я. – А сейчас я одной ногой стою в одном мире, второй – в другом, и в итоге от меня нет никакого проку ни здесь, ни там.

Дон Хуан долго на меня смотрел.

– Это – твой мир, – произнес он, кивнув на людную улицу за окном. – Ты – человек этого мира. И там, в этом мире – твои охотничьи угодья. Невозможно уйти от делания своего мира. И воину остается только одно – превратить свой мир в свои охотничьи угодья. Воин – охотник, и как охотник он знает: мир создан для того, чтобы его использовали. И воин использует каждую частицу мира. Воин подобен пирату – он берет все, что хочет, и использует так, как считает нужным, и по этому поводу не испытывает никаких сомнений в своей правоте. Но, в отличие от пирата, воин не чувствует себя оскорбленным и не возражает, если кто-то или что-то берет и использует его самого.