За решеткой

Ладно. Виноват

Повредил изгородь

Сломал пару веток

Пара листьев слетело

Но изгороди отрастают.

Свидетели в суде

сказали она была частной.

Но я-то не знал

Я падал, пьяный.

Ухватился за зелень,

Упал, поцарапался

не смог вылезти.

Хозяин изгороди вызвал легавых.

Старпером он был.

Если б он поднял меня,

Я бы ушел.

Но обернулось погано.

“Привет, Баз, ты сломал

изгородь.

Это преступление, ущерб, вандализм, буйство,

халатность”.

Честно, всего пару веток, пару

зеленых листьев.

Ее все равно надо было подстричь.

“Я не стану подавать в суд”, – сказал старик.

Но было поздно,

машина закона затарахтела.

Ее было не остановить

Пока ворота тюрьмы

Не закрылись за мной.

“Нанесение ущерба изгороди”

Надо мной тут все ржут.

Психов больше уважают

тот старик, он был в суде.

Он не радовался. Смотрел на меня,

а я сидел за барьером.

Его взгляд говорил:

“Я не рад”.

Я салютовал ему как мужчина

мужчине.

А потом поехал в тюрягу.

БАЗ КЕНТ

(поэт скинхедов)

30 июня 1987 г.

Дорогой Баз,

Знаю, прошло уже несколько месяцев с моего последнего письма, но я был очень занят, трудился над новым опусом “Головастик”, который, надеюсь, опубликуют либо в “Литературном обозрении”, либо в “Лестерском вестнике”, смотря где больше заплатят. “Головастик” – это рифмованная повесть о трудностях головастика на пути к лягушачьей зрелости. Уже написано 10 000 слов, а мой герой все еще бултыхается в тихой заводи. Ты, Баз, как поэт и коллега, должен понимать мои проблемы. Все свое время, когда не сплю (и кроме часов, проводимых в долбаной библиотеке, где я вынужден зарабатывать на жизнь), посвящаю творчеству. Мне плевать на еду и на отдых, горячую ванну тоже не принимаю. Не меняю одежду месяцами (за исключением трусов и носков); какое мне дело до внешнего лоска мелкобуржуазного общества?

На работе жалуются на мой внешний вид. Мистер Наггет, замдиректора, сказал вчера:

– Моул, даю тебе выходной. Ступай домой, прими ванну, вымой голову и переоденься в чистую одежду!

– Мистер Наггет, – ответил я, – Байрону, Теду Хьюзу или Ларкину вы бы такого не сказали, правда?

Он отпал. Но потом нашелся:

– Байрону и Ларкину уже ничего не скажешь, но с мистером Хьюзом – если, конечно, не произошла трагическая катастрофа или его не сразила внезапная болезнь, – насколько мне известно, еще можно побеседовать.

Какой педант!

“За решеткой” неплохой стих. Но мне пора заканчивать, “Головастик” зовет.

Привет!

А. Моул.

P.S. Синди назвала ребенка Карлсбургером.

Адриан Моул уходит из дома

Июнь 1988 г.