Глава 3. Я позвонила матери Дибса и попросила, чтобы наша встреча состоялась как можно быстрее

Я позвонила матери Дибса и попросила, чтобы наша встреча состоялась как можно быстрее. Она ждала моего звонка и сказала, что будет очень рада, если я смогу прийти к ним на чай завтра, в 4 часа. Я поблагодарила ее за приглашение и пообещала, что обязательно приду.

Его семья жила в одном из старых кирпичных домов в богатом районе на Ист Сайд. Дом сохранился в идеальном состоянии. Двери были отполированы до блеска, а латунные ручки просто сияли. Он находился на старой красивой улице и напоминал те времена, когда повсюду возводились такие особняки. Я открыла стальные ворота, поднялась по ступенькам и нажала на кнопку звонка. Через закрытую дверь я отчетливо слышала приглушенные крики: «Не закрывайте дверь!

Не закрывайте дверь! Нет! Нет! Нет!» Этот голос странно звучал в царившей вокруг тишине. Стало ясно, что Дибс не сможет присоединиться к нам за чаем.

Дверь открыла горничная. Я представилась, и она пригласила меня пройти в гостиную. Горничная выглядела очень опрятной и серьезной женщиной, по-видимому, она проработала в этом доме много лет. Она была так официальна, подтянута и строга, что я подумала, а улыбается ли она когда-нибудь? Видит ли она что-нибудь светлое и доброе в этой жизни? Как бы то ни было, она была очень дисциплинирована и тщательно скрывала свои чувства и эмоции.

Мать Дибса встретила меня доброжелательно, но сдержанно. Мы обменялись привычными замечаниями о погоде и о том, что наконец-то представилась возможность познакомиться. Дом был обставлен великолепно и с большим вкусом. Но гостиная выглядела так, как будто в нее никогда не заглядывали дети. Создавалось впечатление, что в доме никто не жил.

Принесли чай. Сервировка была восхитительной. Но мать Дибса не стала занимать время пустыми разговорами и сразу приступила к делу.

— Я понимаю, вас пригласили в качестве консультанта, чтобы вы обследовали Дибса. Очень мило с вашей стороны, что вы согласились взяться за этот случай. Я хочу, чтобы вы знали — мы не ждем чудес. Мы осознаем всю глубину трагедии Дибса. Я знаю кое-что о сфере вашей профессиональной компетенции и хочу заверить вас, что испытываю большое уважение к исследованиям, проводимым во всех областях науки. В том числе и в науке о поведении человека. Мы не надеемся, что Дибс изменится. Но если, изучая этого ребенка, вы сможете хотя бы немного продвинуться в понимании человеческого поведения, то мы более чем согласны на сотрудничество с вами.

Это было невыносимо. Она предлагала мне для исследования интересный случай. Не ребенка, у которого проблемы. Не своего сына. А всего лишь интересный случай. Я подумала, что очень удобно с ее стороны не ожидать никаких изменений, проще оставить все так, как есть. Я слушала, как она кратко излагает основные сведения о своем ребенке. Дата его рождения. Медленное развитие. Очевидная умственная отсталость. Предположения об органических нарушениях.

Она сидела в кресле, почти не двигаясь. Напряженная. Тщательно контролирующая каждое свое слово. Ее бледное лицо обрамляли уже седеющие волосы, аккуратно разделенные на пробор и собранные в пучок на затылке. На меня смотрели чистые, ярко-голубые глаза. Ее тонкие губы были плотно сжаты. Темное платье стального цвета было классически простым. Она была красивой женщиной, и было непросто определить, сколько ей лет. Она ясно и корректно излагала свои мысли. Она хотела казаться уверенной и сильной, но, вероятнее всего, была так же несчастлива, как и Дибс.

Она поинтересовалась, согласна ли я заниматься с Дибсом в его игровой, наверху, в задней части дома.

— Она располагается наверху, так что никто не будет вам мешать. У него очень много игрушек. И мы с радостью предоставим вам все материалы, которые вам понадобятся.

Я прервала ее:

— Спасибо, но будет лучше, если я встречусь с Дибсом в игровой комнате Детского

Центра. Сеансы будут проводиться раз в неделю в течение одного часа.

Было ясно, что ей это предложение не понравилось. Она попыталась еще раз.

— У него в комнате много чудесных игрушек. Мы хорошо заплатим, если вы согласитесь приходить сюда.

— Простите, но это невозможно, — ответила я. — Вся работа будет проведена бесплатно.

— Но мы можем хорошо заплатить вам, — настаивала она. — Я уверяю, что вы получите большой гонорар за эту работу.

— Это очень мило с вашей стороны, — ответила я, — но в этом нет необходимости. Все, о чем я прошу, это проследить, чтобы Дибс посещал Центр регулярно и приходил вовремя. За исключением тех случаев, когда он болен. Я хотела бы получить ваше письменное разрешение на запись всех наших бесед для нашей работы. Я дам вам письменное подтверждение того, что в случае использования этого материала для обучения или публикаций вся информация будет изменена таким образом, чтобы никто не узнал и даже не мог догадаться, что речь идет о Дибсе.

Я протянула ей договор, который был составлен еще до нашей встречи. Она внимательно его изучила.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Могу я оставить его себе?

— Конечно. Вы и ваш муж можете внимательно просмотреть этот документ. Мне необходимы подписи, подтверждающие ваше согласие на запись всех бесед, при условии, что они когда-нибудь могут быть опубликованы.

— Я хочу оставить эту бумагу себе и обсудить ее с моим мужем. Мы сообщим, если решим принять ваше предложение.

— Конечно, и я буду очень признательна, если вы дадите мне знать сразу, как только решите что-нибудь.

Она держала этот листок кончиками пальцев и нервно покусывала губы. Эта ситуация сильно отличалась от обычной для меня первой встречи с матерью. Могу представить, как тяжело ей было решиться на эту сделку и допустить, чтобы ее сын посещал нашу игровую комнату. Но я чувствовала, что это мой последний шанс, иначе Дибс никогда не переступит порог Детского Центра.

Библиотека неПУТЬёвого сайта Вишнякова Андрея - https://ki-moscow.narod.ru

— Я дам вам знать сразу, как только мы что-нибудь решим, — произнесла она после долгой паузы.

Мое сердце учащенно забилось. Она могла использовать отсрочку как способ уклониться от встреч. Но если она даст согласие, то возьмет на себя определенные обязательства, и должна будет выполнять условия договора. Если она не примет на себя эту ответственность, мы не сможем рассчитывать на необходимую регулярность посещений.

— И все-таки я не понимаю, почему, когда семья может предложить высокую плату за ваши услуги (а многие родители не могут себе этого позволить), вы отказываетесь, — произнесла она после продолжительной паузы.

— Потому что моя работа — это прежде всего исследования, направленные на расширение наших знаний о природе детства. И я получаю жалование за свою работу. Это исключает возможность дополнительной оплаты или оказания услуг за деньги. Если вы хотите внести свой вклад в исследования, проводимые в Центре, вы можете сделать это, но безотносительно к вашему конкретному случаю. Исследования финансируются только таким образом.

— Понимаю. Но я все еще готова платить вам.

— Я знаю и высоко ценю это. Но я могу встретиться с Дибсом только на тех условиях, которые мы уже оговорили.

Я должна была убедить ее. У меня было такое чувство, будто я сижу на ветке, и она может перепилить ее в любой момент. Я знала, что одержав верх в этом небольшом споре, я смогу заложить основы той ответственности, которую она должна научиться принимать. Она привыкла платить, а не брать на себя какие-то обязательства. Я лишила ее такой возможности, и это было лучшее, что я могла сделать в такой ситуации.

Несколько минут она сидела неподвижно. Ее руки лежали на коленях, пальцы были крепко сжаты, она смотрела в пол. Вдруг я вспомнила Дибса, лежащего на полу лицом вниз — неподвижного и тихого. Я снова подумала о том, что она также одинока, как и ее сын.

Она взглянула на меня и тут же отвела взгляд в сторону, избегая смотреть мне в глаза.

— Я должна сразу предупредить вас. Если вам нужны какие-нибудь детали относительно истории болезни Дибса — обратитесь в школу, мне больше нечего добавить. И я не смогу прийти к вам на встречу. Если это одно из ваших условий, мы забудем о нашем соглашении прямо сейчас. Это трагедия, большая трагедия. Но Дибс всего лишь умственно отсталый ребенок. Он родился таким. И я не смогу приходить на какие-либо встречи и отвечать на вопросы.

Она снова посмотрела на меня. Она была напугана мыслью о том, что кто-то будет беседовать с ней о ее сыне.

— Понимаю, — ответила я. — И уважаю ваше пожелание. Это ваше право. Но я хочу, чтобы вы знали. Если у вас когда-нибудь возникнет желание поговорить со мной о Дибсе, вы можете смело обращаться ко мне. Я оставляю это целиком на ваше усмотрение.

Она немного расслабилась.

— Мой муж тоже не сможет прийти, — добавила она.

— Все в порядке. Будет так, как вы решите, — заверила я.

— Когда я буду приводить его в Центр, я не стану ждать его там. Я буду забирать его через час.

— Конечно. Вы можете приводить и оставлять его, а затем забирать через час. Или можете присылать кого-нибудь, если вам так удобнее.

— Спасибо, — сказала она. И после еще одной продолжительной паузы тихо добавила: — Я ценю ваше понимание.

Мы окончили пить чай. Поговорили немного о пустяках. Дороти упоминалась только как чудесный ребенок. Мать Дибса проявила больше страха, отчаяния и паники, чем ее сын на нашей первой встрече. Не получилось убедить ее прийти и получить помощь, в которой она нуждается. Ей казалось это слишком опасным. И рискованным. Измени она свое мнение, и мы потеряем Дибса. Кроме того, я чувствовала, что Дибс более ответственен, чем его мать. Дибс протестовал против закрытых дверей, но некоторые очень важные двери в ее жизни были плотно закрыты. Ей уже поздно сопротивляться. Во время нашей короткой встречи она отчаянно пыталась закрыть еще одну дверь.

Я собралась уходить, и она проводила меня до двери.

— Вы уверены, что не хотите встретиться с ним в его игровой? — спросила она. — У него столько замечательных игрушек. И мы приобретем все, что может вам понадобиться. Все.

Она была действительно напугана. Я еще раз поблагодарила ее за заботу, но повторила, что смогу работать с Дибсом только в игровой нашего Центра.

— Я дам вам знать, как только мы что-нибудь решим, — пообещала она, помахав на прощание рукой, в которой держала бумагу.

Сказав спасибо, я направилась к своей машине. У меня осталось очень гнетущее впечатление от посещения этой семьи. Я думала о Дибсе и его прекрасно обставленной игровой. Я не входила в эту комнату, но была абсолютно уверена, что все, что там находилось, было куплено за большие деньги. И, конечно же, дверь этой комнаты должна быть такой же, как и во всем доме, — массивная, тщательно отполированная дверь. И плотный замок, который так часто плотно закрывался.

Я подумала о том, что она могла бы добавить к своему рассказу о Дибсе, если бы решилась заговорить. Конечно, у меня не было удовлетворительных ответов, достаточных для того, чтобы объяснить динамику взаимоотношений в этой семье. Интересно, что эта женщина действительно думала о Дибсе? И что она чувствовала относительно той роли, которую она играла в его жизни, раз она так испугалась перспективы участия в беседах, в ответах на вопросы для прояснения создавшейся ситуации?

Я подумала, что, попробуй я использовать ситуацию наиболее плодотворно или оказать на нее давление, это могло бы привести ее к мысли об отказе работать с ее ребенком. Я хотела знать, какое решение примет она и ее муж. Согласятся ли они принять мои условия? Увижу ли я Дибса еще раз? И если увижу, то что «вырастет из нашего эксперимента»?