Суббота. Кейтлин стояла в ожидании у терминала 5 в аэропорту Хитроу, ожидая рейсов, которые иногда шли к терминалу 2

Кейтлин стояла в ожидании у терминала 5 в аэропорту Хитроу, ожидая рейсов, которые иногда шли к терминалу 2. Он в настоящее время сносился, готовый к Восточному терминалу, который заменил бы тот, в который приходили европейские рейсы. Она встречала разные прибывающие рейсы, включая один, который должен быть представлен в международном аэропорту Кеннеди в полдень и который прибыл перед европейскими. Она смотрела на огромный реактивный самолет 787-9, прибывающий на посадку; солнечный свет блестел на его новом фюзеляже, когда он медленно полз к остановке, прежде чем двигаться по земле через выход на посадку и быть втянутым на место маленькой передней тележкой.

Кейтлин была одета в элегантную униформу служащей терминала, ее пропуск с доступом ко всем областям с обеспечением самого безопасного беспрепятственного пролета, которого могла добиться мадам Дельфи, болтался на ремешке вокруг ее шеи. Она сладко улыбалась паре из персонала, ни один из которой не сомневался в ней, хотя они никак не могли видеть ее раньше. Это было благодаря пропуску, хотя длинных темных волос Кейтлин и голубых глаз было бы достаточно, чтобы отвлечь любого, кто хотел взглянуть поближе. Все, что обычно требовалось Кейтлин, чтобы получить именно то, что она хотела – живая улыбка.

Проницательный охранник увидел ее, когда она прошла в двери ограниченного допуска к залу прилета, направляясь именно туда, где у нее на самом деле не было права быть.

– Простите? – крикнул он.

– Какая-то проблема… – Кейтлин сощурила глаза, чтобы прочитать его именной жетон. – Какая-то проблема, Кэйт?

Кэйт Браунлоу уставился на нее, его голова слегка наклонилась в сторону, словно составляя о ней мнение.

– Не видел тебя раньше, – тихо сказал он.

– Я здесь недолго, – быстро ответила она.

– Странно, – ответил он. – Я знаю каждого в этом терминале. А те, кого не знаю, сюда не входят. Боюсь, мне нужно, чтобы вы ушли до тех пор, пока я не проверю, что вы та, за кого себя выдаете.

Кейтлин помолчала минуту, стараясь вспомнить имя.

– Я уверена, если вы свяжетесь с мистером Голдингом, он поручится за меня. Я присоединилась к персоналу в четверг.

Кэйт пожал плечами.

– Я это и сделаю, но как только вы вернетесь туда, откуда пришли и подождете в Желтой зоне.

– Вы в этом очень хороши, Кэйт, да?

– Мы очень серьезно относимся к безопасности, – сказал он.

– Конечно, – промурлыкала Кейтлин. – Совершенно верно. Но послушайте, здесь только вы и я, вы видели мой пропуск, вы видите, что разрешение у меня есть. Я уверена, что это просто администрации не удалось вам сообщить, что я здесь. Мне правда нужно быть по ту сторону двери, чтобы встретить несколько важных персон.

Кэйт не обратил на нее внимания, его правая рука лежала на кобуре револьвера у его бедра, а левая рука поднимала рацию.

– О боже, а я думала, мы могли бы стать друзьями, – сказала Кейтлин, поднимая правую руку и посылая молнию фиолетовой энергии в грудь Кейту, измельчая его в пепел, прежде чем он мог даже отметить движение.

Она прошла вперед, и ее высокие каблуки давили пепел, который остался на ковре. Быстро и глубоко вздохнув, она открыла двери в ВИП зону и вышла поприветствовать своих гостей.

Они стояли, ожидая ее, никто из них, казалось, по-настоящему не понимал, где они или что они делали. Два старых американца из Нью-Йорка.

– Мистер и миссис ДиКотта? Поздравляю с вашей свадьбой и добро пожаловать на медовый месяц.

Донни и Порция ДиКотта ничего не сказали, просто кивнули, когда Кейтлин провела их к одному из старых служебных автомобилей, в которых по терминалам аэропорта перемещались пожилые и пассажиры-инвалиды.

Смущенный помощник взглянул на ее пропуск, когда она блеснула им, но потом прошел дальше, позволив сесть в машину. Семья ДиКоттов залезла в нее, когда помощник обернулся.

– У них есть багаж? – крикнул он.

Кейтлин улыбнулась ее самой сладкой улыбкой, которая, как она надеялась, не означала то, что она думала (О, уйди, пожалуйста, ты, тупой болван), затем сказала вслух:

– Задержался в аэропорту Кеннеди, так что мы вернемся за ним утром.

Она завела старый автомобиль и поехала.

– Вы первые, – сказала она тихо, уже без сладости и улыбок.

– А где остальные?

– Грек вскоре прибудет, итальянская группа позже, чем через час или где-то так. Мы подождем, заберем их и затем вместе пойдем к мадам Дельфи. У нее есть для вас задача на сегодняшний вечер, – Кейтлин слегка посмеялась. – Я спрошу про синдром смены часовых поясов, но я думаю, мадам Дельфи позаботилась, чтобы вы ничего такого не почувствовали.

– Мы хорошо себя чувствуем, – сказала Порция ДиКотта.

– Хорошо, – сказала Кейтлин. – Прекрасно.

Машина продолжала ехать вдаль от главных трасс и через еще одни ворота, куда прибывал рейс из Афин.

– Потом мы встретим отличный самолет 787-3 из аэропорта Леонардо да Винчи в Фьюмичино, – сказала она. – Очень надеюсь, что вам понравится ваша стоянка. Она будет короткой, но очень драматичной.

Маленькая старая машина катилась по длинным трассам, готовая собрать остальных из армии, которую мадам Дельфи, в конечном счете, использовала бы, чтобы полностью погубить человеческую расу.

Донна поправила Доктору галстук. Она делала это сотни раз для своего папы, особенно ближе к концу, что давало ему оправдание быть ворчливым и чувствовать себя бесполезным. У Доктора не было такого оправдания, но это не останавливало его от того, чтобы жаловаться на это.

– Донна, я могу завязать галстук, знаешь ли.

– Правда? Просто я не видела этому доказательства, – был ее ответ, за которым последовал сверхусердный толчок узла слишком близко к кадыку Доктора.

– Упс, – улыбнулась она ему. – Прости.

Он всунул палец под воротник своей рубашки, и почему-то один лишь этот жест, казалось, не только ослабил узел, но еще и расстегнул его верхнюю пуговицу и сделал складки на рубашке.

Это было искусством, сказал он. Одержимая элегантность, говорил он. Неряшливый Артур, как она это называла, сдаваясь: это дохлый номер.

– Как поживает Нетти? – спросил он.

– Сегодня в порядке, – сказала Донна. – Дедушка суетится вокруг нее. Из-за этого мама разговаривает сквозь зубы, так что Нетти рано ушла и сказала, что встретит нас там. Думаю, она ушла купить еще одну сумасшедшую шляпу!

– Твоя мама волнуется за Уилфа, вот и все. С Нетти очень весело, но с ней и большая ответственность, – сказал Доктор.

– Я знаю, но мама не должна быть настолько недоброжелательной, ведь правда?

Доктор пожал плечами.

– Она же мама, Донна. Это их работа – находить вину в каждом в своей семье. Это в пособии прописано.

– А твоя мама критиковала все, что ты делаешь? То, как ты причесывал свои волосы, одежду, которую носил, друзей, с которыми ты болтался, музыку…

– Да, ну, в моем случае это было немного другое, – тихо сказал он.

Донна посмотрела на него и утешительно улыбнулась.

– Конечно. Извини. Не подумала.

– О, все в порядке. Я просто говорю, отдай своей маме должное. Много с чем нужно справляться – она в одиночку заботилась о твоем дедушке долгое время. Теперь у него в жизни кто-то есть, она обязана быть немного расстроенной.

– Ох, не разговаривай со мной, как Спок.

– Спок?

– Да, такой детский психолог, или кем бы там он ни был. Все об отношениях родителей и детей.

– А. Доктор Спок. Верно.

– А что, ты знаешь еще какого-то Спока? – засмеялась Донна, когда они вышли из комнаты для гостей. Хотя она подозревала, что Доктор не сомкнул зедсь глаз – ему, казалось, не нужно было спать, как обычному человеку.

Доктор взглянул на себя в зеркало. Он всегда думал, что он выглядел довольно хорошо в смокинге и черной бабочке – он ненавидел бабочки, они заставляли его выглядеть, как официанта, проходящего мимо того, что происходило на других вечеринках, так что сегодня вечером это была правильная черная бабочка. Конечно, это значило, что сейчас он выглядел, как будто собирался на похороны, но хей-хо. А что было со смокингами – неважно, как он их застегивал, они всегда выглядели так, словно они были слишком малы или слишком тесны, а брюки никогда толком не доходили до его лодыжек.

А, ладно, это был вечер Уилфа, не его.

В дверь постучали.

– Да, я иду, Донна, дай минуту.

Дверь открылась. Это была мать Донны.

– А. Здравствуйте, – сказал он. Она была угрожающей женщиной и, как большинство мам, она определенно не очень его любила. Он это воображал или его щека начинала снова болеть?

Некоторых мам он мог склонить на свою сторону чистым очарованием (ах, Джеки Тайлер, что-то ты сейчас делаешь?), или доказательством того, что вера ее дочери в него была оправдана (все еще хороший хук правой, Фрэнсин Джонс, благослови вас Бог).

И теперь была Сильвия Ноубл. Полная такой гордости, закаленная такой яростью, таким разочарованием. Как будто она никогда не контролировала свою жизнь так, как она себе говорила, и это по-настоящему ее злило.

Конечно, не могло быть легко потерять Джеффа. Доктор встретил его только один раз, на свадьбе Донны, где он казался более… сдержанным из родителей Ноубл. Теперь бедная Сильвия изо всех сил пыталась сладить со своенравной дочкой, которая и близко не была столь своенравной, как представляла Сильвия (она до сих пор была без понятия, куда он на самом деле брал ее с собой), и с пожилым отцом, который был так полон решимости не быть бременем для своей дочки, что с отсутствием стал еще большим бременем. Уилф Мотт хотел доказать, что он был независим, сильным и на двадцать лет моложе, чем был, думая, что это окажет воздействие на Сильвию; он просто не понимал, что Сильвия насквозь это видела и беспокоилась в два раза больше, чем беспокоилась бы, если бы он просто весь день сидел в кресле и смотрел «Обратный отсчет».

Сколько времени прошло с тех пор, как Доктор сидел и смотрел «Обратный отсчет»? Он любил «Обратный отсчет».

– Ты о нем позаботишься.

– Вы не идете с нами?

Сильвия посмотрела на него, словно собиралась что-то сказать, но потом просто слегка покачала головой.

– Это не мое.

– Но ваш папа…

– Мы… обсудили это.

– А. – Доктор мог только начать представлять, как это обсуждение прошло. – Уверены? Потому что я уверен, Донне и Нетти хотелось бы…

Он остановился. Сильвия была в шаге от того, чтобы вздрогнуть при упоминании Генриетты Гудхарт.

– Присмотри за ним, пожалуйста, Доктор, – сказала она тихо. – Он не молодеет, несмотря на то, что он думает.

Доктор обезоруживающе улыбнулся.

– Конечно, присмотрю.

– С тобой – никаких «конечно, присмотрю», так что не показывай мне свой так называемый шарм и угодничество. Я не задавала вопрос, я говорила тебе.

Доктор постарался не улыбнуться – как будто тебя отчитывала директриса. А потом блеск в глазах Сильвии напомнил ему, что это не было даже отдаленно смешно.

– Обещаю, – сказал он, про себя добавив. – Я напишу триста строчек: «Я не потеряю членов семьи Ноубл в Лондоне».

– Они – это все, что у меня есть, – сказала она и вышла из комнаты.

Доктор лизнул указательный палец и выставил его.

Да, окружающая температура комнаты действительно упала на несколько градусов.

Через полчаса они залезли в такси. Уилф и Донна сидели на сиденьях, Доктор – на одном из запасных откидных сидений. Он неудобно вертелся на нем всю поезку.

Уилф был одет в пух и прах – шелковый галстук, хорошую рубашку, слегка тесный пиджак, который, может быть, был куплен в начале семидесятых – но был разбавлен кроссовками на его ногах.

Словно чувствуя, куда смотрел Доктор, Уилф показал дешевую сумку. В ней была пара черных туфель.

– Они убивают кровообращение в моих ногах, так что я ношу их как можно меньше, – объяснил он.

Доктор кивнул.

– Ты хорошо выглядишь, – сказал он Донне.

– Спасибо. Пришлось позаимствовать кое-что у Вины, которая одалживала Муки, так что она должна была сегодня все вернуть назад пока вы ходили за костюмом и – что?

Доктор улыбнулся.

– У твоих друзей удивительные имена, – он тихо засмеялся. – Муки.

Донна подняла бровь.

– Кто бы говорил. Господин Уд. Мистер Мартон Кофелия. Мистер Вентраксиан Гол-Зиглар. Когда ты начал думать, что имена моих приятелей забавно звучат, а?

– Справедливое замечание, хотя уд на самом деле не имя, это больше название расы, и я… умм…

Донна одарила его одним из ее «а похоже, что мне не все равно?» взглядов, так что он повернулся к Уилфу.

– Взволнован?

– Очень взволнован, Доктор. Я раздобыл себе звезду. Названную в мою честь. Насколько это прекрасно?

– Это больше, чем прекрасно, дедуля, – Донна сжала его руку. – Это чертовски чудесно. Спроси-ка этого пришельца, назвал ли кто-нибудь звезду в честь него.

– Назвали, Доктор?

Назвали или нет, было прямо сейчас неважно.

– Конечно, нет, – сказал он Уилфу, – и я очень завидую.

– Да, – Уилф нагнулся, чтобы водитель не слышал его. – Да, но ты? Ты их посещаешь, разве нет? Ты добираешься до них.

Он повернулся к Донне и игриво ее подтолкнул.

– Ты получаешь максимальную пользу от этого, моя девочка.

– О, получаю, не волнуйся, – сказала она.

Доктор кивнул. – Да, не переживай нисколько.

– Я имею в виду, я в свое время всякое видел и делал, Доктор, но ничто не может сравниться с тем, что ты показываешь моей маленькой девочке, а?

– Эй, знаешь, я не просто пассажирка, – улыбнулась Донна. – Я принимаю многие решения о том, куда мы отправляемся, кого мы видим, как быстро должны снова уйти, потому что он пришел и расстроил кого-то во главе. С армией. И большим топором. И двенадцатью ногами.

– Десятью ногами, – машинально поправил ее Доктор.

– Ууу, ну хорошо. С десятью ногами, и двумя руками, которые свисали до земли. Если уж ты педантичен. А ты явно педантичен. Сегодня.

Доктор улыбнулся им обоим.

– Может быть, нам следует как-нибудь взять тебя с нами на прогулку, Уилф.

– Нет!

И Донна, и Уилф сказали это вместе, потом посмотрели друг на друга.

– Это опасно, дедушка.

– Ты ездишь!

– Я… я могу о себе позаботиться. Если что-нибудь с тобой случится, что сделает мама?

– Убьет тебя?

– Ну, она убила бы его – Донна кивнула на Доктора. – Я бы отделалась сдиранием кожи живьем. Наверно.

– Ты тоже сказал «нет», – сказал Доктор.

Уилф посмотрел вверх, на звезды, в то время как они въезжали в Южный Лондон, пересекая Воксхолл Бридж.

– Мне нравится смотреть, Доктор. Мне нравится смотреть, представлять, мечтать. Но реальность? Все эти монстры, оружие и прочее? Не. Я предпочитаю свои идеи.

Доктор кивнул.

– Очень мудро. Заметь, ты оказывал бы на нее успокаивающее влияние.

– О, я знаю. Она говорит и говорит, не правда ли?

– Я сижу здесь. Прямо здесь, – сказала Донна.

Доктор по-прежнему разговаривал с Уилфом.

– Явно в ее детстве есть что-то, связанное с сороконожками, но она не расскажет. Потому что мы ездили в одно место…

– Эй!

Уилф засмеялся.

– О, я тебе про это расскажу. Когда ей было около восьми, ее папа и я взяли ее в Норфолк. К Броадам? В любом случае, она играла, и…

– ЭЙ!

Они оба посмотрели на Донну. Она показывала на себя. Одним пальцем на каждой руке. На ее руке.

– Как я и сказала. Сижу здесь. Слушаю. Мне не нравится.

Двое мужчин широко улыбнулись друг другу.

– Потом, – сказал Доктор.

– Потом, – подтвердил Уилф.

Донна прервала их.

– Мы здесь.

Такси остановилось во дворе Общества, огромного здания из красного кирпича, построенного в ранние викторианские времена, как раз рядом с главным цирком станции Воксхолл.

Донна заплатила водителю («Ты расплатишься по дороге домой», – сказала она Доктору). Когда такси умчалось, она расправила платье, проверила свои каблуки и слегка подтолкнула локтем Доктора, который уставился на звезды в ночном небе.

На новую звезду, которую Уилф показал ему прошлым вечером. Которая была теперь ярче, чем раньше. И была, кажется, еще пара звезд, которые, как он думал, не должны были быть здесь…

Донна снова его толкнула.

– Что?

Она указала головой на Уилфа, который хватался за фонарный столб, пытаясь снять свои кроссовки и одновременно удержать свою сумку.

– Я не могу в этом согнуться, – прошептала она. – Если я его порву, Вина на следующей неделе меня побьет. Она занимается боевыми искусствами.

Доктор взял сумку у Уилфа и дал старику опереться на него, когда он сбросил свои кроссовки и заменил их туфлями.

– Сильвия их купила, – сказал он Доктору. – Они на три размера меньше.

– Нет, не меньше, – машинально сказала Донна. – Ты просто не стараешься.

– Батюшки, когда ты успела превратиться в свою маму? – сказал Уилф.

Донна открыла рот, чтобы возразить, но Доктор, чувствуя, что отступление было лучшей частью отваги, схватил обоих за руки и встал между ними.

– Чей-то ужин ждет, – сказал он, и они прошли к зданию.

Огромные деревянные двери распахнулись, когда они дошли до верхней ступени, и элегантно одетый джентльмен, лет тридцати пяти, с оливковой кожей, темными волосами и глазами, которые сверкали, пригласил их войти.

– Добрый вечер, господин Мотт, – сказал он с легким европейским акцентом. – Мисс Ноубл. Доктор Смит. Я Джанни, глава Гостеприимства.

Донна натянула лицо «чтоб-мне-провалиться».

– Он хорошо репетировал.

– Почетный гость, – сказал Уилф. – Я должен был сказать ему, кого я привожу.

Джанни провел их в маленькую область, где пара человек возраста между шестьюдесятью и тремястами десятью опиралась на буфет. Или, возможно, буфет их поддерживал. В любом случае, они выглядели, как часть мебели.

Донна поморщила нос от сильного запаха скотча и оглянулась на другую дверь, ведущую в огромную столовую, и гомон и шум.

– Пожалуйста, проходите, – сказал глава Гостеприимства, так что Донна пошла вперед.

Когда трио вошло в столовую, гомон прекратился и сменился взрывом аплодисментов, вызванным, что Донне было приятно видеть, Генриеттой Гудхарт, блистающей в еще одной странной, но необычно строгого тона шляпой.

Она подошла к ним с протянутыми руками, поцеловала Донну, затем Доктора и, наконец, Уилфа, каждого – в обе щеки, континентальным стилем. Затем быстро поцеловала Уилфа в губы и подмигнула.

– Сегодня вечером я в порядке, – сказала она на его незаданный вопрос.

Человек, которому было лет под шестьдесят, подошел и пожал Уилфу руку.

– Кроссленд. Седрик Кроссленд. Доктор Седрик Кроссленд. Доктор Седрик Кроссленд, кавалер ордена Британской империи. Но вы должны звать меня Риком, мистер Мотт.

– О, просто Уилф, – сказал Уилф, бросив взгляд, взывающий о помощи или спасении Донне, Доктору и Нетти.

Донна бросилась вперед, но Нетти сдержала ее.

– Нет, нет, дай ему пойти. Это его вечер, и он должен стойко переносить превратности судьбы, благослови его хлопковые носки. К тому же, шоколадный пудинг сделает все это стоящим.

Они смотрели, как Уилф погрузился в поздравления.

– Он выглядит таким счастливым, – сказала она.

– Понимаю, почему ты играешь в этом большую роль, – сказал Доктор, добавив, – не то что бы я притворяюсь, что понимаю такие вещи.

Нетти улыбнулась ему.

– Конечно, не понимаете, Доктор. Будучи из космического пространства.

Доктор уставился на нее, потом улыбнулся.

– Вообще-то я из Ноттингема…

– Он из Уолтемстоу, – одновременно сказала Донна.

– Родился в Ноттингеме, – сказал Доктор.

– Но вырос в Уолтемстоу, – добавила Донна немного смущенно.

– Уилф все мне рассказал, Доктор. О тебе. Об АТМОС. О том, где Донна, когда она с тобой. Никаких секретов, видишь ли.

Доктор выдохнул воздух изо рта.

– Ну, я не уверен, что говорил тебе Уилф, но я… эмм… ну…

Нетти дотронулась до его руки.

– Все в порядке. В большинство дней я едва могу вспомнить, кто я, не говоря уже о том, с какой планеты ты и Донна шлете открытки. Ваш секрет со мной в безопасности.

– Я думаю, на этот раз я его убью, – сказала Донна, смотря на своего дедушку, которому наливали чрезвычайно большой стакан бренди труппой старых мужчин и женщин.

Нетти покачала головой.

– Он так гордится вами обоими, пожалуйста, не злитесь на него. К тому же, это дает мне возможность поговорить с вами о хаотичных телах. Знаете, пока я еще могу.

Донна нахмурилась.

– Прости, Донна, – сказала Нетти, – разговор о моем состоянии смущает тебя? Не стоит, мне нечего от кого-то скрывать. И меньше всего – от себя.

– Нет, – сказала Донна. – Это просто… ну, немного грустно.

– Да. Очень грустно, поверь мне. Но я привыкла к жизни с этим и получаю большинство ясных дней, потому что другие дни становятся все более частыми.

– Насколько частыми?

– Доктор! Она не скажет о нас ни слова.

Но он заставил ее замолчать.

– Насколько частыми, Генриетта?

– Если я пройду пятницу, помня, что я делала в четверг, то это победа.

Джанни был рядом с ними, тайком, как и следовало хорошему главе Гостеприимства, с напитками на серебряном подносе для них, и они быстро взяли стаканы, словно пытаясь заполнить пробел в беседе.

– Итак, – сказала Нетти, – хаотичные тела.

– Когда они появились? Первое, я имею в виду?

– А, – сказала Нетти, – вы заметили остальные. Только увидела их этим вечером сама, и никто здесь, кажется, их не упоминал.

– Это потому что их не было здесь прошлой ночью. Или даже когда мы покинули Чизик.

Нетти засмеялась.

– Я знала, что ты знаешь о космическом пространстве больше, чем эти здесь, вместе взятые, но научно звезды не могут передвигаться так быстро. А если бы могли, разрушение было бы феноменальным.

Доктор выпил за нее.

– А, но тогда это не звезды. Не настоящие звезды. Хаос – это в самую точку.

– Что же это тогда? – спросила Донна.

Доктор пожал плечами.

– У меня есть подозрение. Первое, изначальное, выглядит, конечно, как звезда, и это определенно шар перегретой горючей энергии, которая разделяет второстепенные качества со звездой, но другие, они как спутники. Но не звездные.

– Искусственные?

– Ну, кем-то созданные, да. И где-то в моем затылке голосок пытается мне сказать, что я это все видел раньше.

Послышалось звяканье чьей-то ложки о стакан.

– Дамы и господа, прежде чем мы будем есть, мне хотелось бы представить вас нашим почетным гостям, – говорил доктор Кроссленд. – В честь того, кто первым увидел новую звезду М7432-6, официально известную как 7432МОТТ, я представляю вам Уилфреда Мотта!

Последовали громовые аплодисменты, затем один из официантов провел Доктора, Донну и Нетти к столу присоединиться к остальным гостям.

Доктор был пойман Уилфом и помещен между ним и Кросслендом, Нетти была по другую сторону от Уилфа, а Донна – рядом с ней.

Доктор выжидающе посмотрел на пустое сиденье справа от него, задаваясь вопросом, кто сядет сюда. Это было немного похоже, подумал он, на то, как сидишь в поезде, надеясь, что пустое сиденье рядом с тобой не будет занято сумасшедшим с портативным стерео проигрывателем или пинающимся ребенком или, хуже всего, каким-нибудь непривлекательным бизнесменом, который провел бы всю поездку, громко говоря по мобильному. И, каждый раз, когда он медлил и звонил кто-то еще, он оставлял бы раздражающий рингтон звонить всю дорогу перед тем, как ответить.

Доктор в последнее время часто интересовался, когда эти банальные маленькие вещи стали так его раздражать. Должно быть, достижение большой отметки в 900 лет.

Сиденье было занято женщиной, чья одежда могла быть описана в лучшем случае как эксцентричная, а в худшем, как безумная, ужасное столкновение цветов, стилей, и, ну, всего. Самым большим преступлением против моды была блузка, которую она носила, на ней, как оказалось, была вышита Карта неба Галилея. Вручную. Это была такая одежда, которую ты мог надеть с закрытыми глазами после того, как кто-то взял твой гардероб и устроил ему по-настоящему хорошую встряску.

Не то что бы владелице хотя бы отдаленно было это известно… уникальная мода от-кутюр. Что еще более тревожно, никто, казалось, и глазом не моргнул – отреагировали только Уилф и Донна, Уилф со скептицизмом, а Донна – подавив смех и внезапно обнаружив стакан воды перед собой самой увлекательной вещью на Земле.

– Ариадна Холт, – сказала она тоном, который сказал Доктору, что это было не просто представление, но, на самом деле, полное объяснение того, почему она выглядела так, как выглядела.

– Здравствуйте, – сказал он, предложив свою руку. Она выставила свою руку, как будто предлагая, чтобы он поцеловал ее или, как минимум, слегка поклонился. Он не сделал ни того, ни другого, сумев вместо этого превратить это в рукопожатие, которое он начал.

Она одарила его взглядом, который, казалось, говорил: «О, ладно, вы будете таким, не так ли?», и придвинула свой стул ближе к столу и совсем слегка подальше от него.

– Что ж, – сказала Ариадна, – какое у вас поле деятельности?

– Десять акров, – улыбнулся он.

Стальной взгляд.

– Шутка, – пробормотал он. – Плохая.

Снова стальной взгляд.

– Я Доктор, кстати.

– Я знаю, – сказала Ариадна Холт.

– Да?

– Кроссленд сказал мне. Предложил сесть. Здесь. Рядом с тобой. На ужине.

– Правда?

– Да.

– Хорошо. Ну, извините, я на самом деле не знаю мистера Кроссленда.

– Доктор.

– Да?

– Что?

– Что?

– Он доктор Кроссленд. Не «мистер».

– Понятно.

– Вы Смит. Джон Смит. Вы пишете книги. С картинками. О созвездиях, нет?

– А, нет. Это не я. Извините. Хотя, когда я был маленьким, я рисовал пальцами ночное небо. Я добавлял кусочки… ну, вы бы назвали это пастой, чтобы сделать все планеты в 3-D. И блеск. Много блеска. Я был очень… блестящим.

Снова стальной взгляд.

– Вам на самом деле неинтересны мои рисунки пальцами, да, Ариадна? Не могу сказать, что я вас виню. Они не очень хороши. Двойка с минусом. Четыре из десяти. Резкие, но, возможно, извинительные, как я всегда думал. Ну а вы что изучаете?

Ариадна Холт не обратила на него внимания и посмотрела мимо него на доктора Кроссленда.

– Не тот Смит, старый дурак, – сказала она. – Этот – не автор.

Кроссленд взглянул на Доктора.

– А кто он тогда?

– Я здесь, – сказал Доктор.

– Ха! – фыркнула Донна, вспомнив поездку в такси.

– Дурак, – ответила Ариадна Холт. – Бубнит и бубнит о рисунках пальцами и итальянской еде.

Донна показала Доктору два больших пальца и преувеличенно подмигнула.

Он одарил ее взглядом, который должен был превратить ее в лед.

Она широко улыбнулась.

Кроссленд посмотрел на Доктора, затем на Уилфа.

– Я думал, вы сказали, что этот парнишка – эксперт, мистер Мотт?

Теперь настала очередь Уилфа выглядеть как пойманный фарами кролик, потому что он был вне своей привычной среды. Самое лучшее, с чем он мог подойти, было «Он эксперт».

Кроссленд хмыкнул.

– На самом деле, – сказал Доктор, – я думаю, вы обнаружите, что «этот парнишка» немного эксперт, особенно по вашим так называемым хаотичным телам.

Это привлекло их внимание.

Доктор глубоко вдохнул.

– Это не звезда, знаете ли.

– Мы знаем, что не звезда, – сказала Ариадна.

– Просто не знаем, что это на самом деле, – сказал Кроссленд.

– Я знаю.

Все повернулись, чтобы посмотреть на него.

– Прекрасная Ариадна дала мне последний кусочек мозаики этой… уникальной блузой, которую она носит.

– Продолжайте, – сказала она.

Но Доктор на мгновение остановился, потому что он смотрел на Генриетту Гудхарт.

Нетти не принимала участия в беседе, хотя никто этого не заметил. Вместо этого она уставилась прямо перед собой, словно отключилась на время.

Донна поймала пристальный взгляд Доктора и слегка кивнула, а Доктор одарил ее грустной улыбкой. Потом он снова привлек внимание к себе, давая Донне время поднять Нетти, положив ненадолго руку на плечо Уилфа, чтобы остановить его от того, чтобы последовать. Когда они начали удаляться, Доктор поймал взгляд Донны и сказал одними губами «спасибо». Затем он продолжил свое объяснение.

– Это не звезда, хотя это перегретый шар псионической энергии, который действует как сдерживающее защитное поле вокруг злобного интеллекта. Интеллекта, который хочет господствовать, развиваться и выживать. Что-то, что оно абсолютно имеет право делать в своем уголке космоса, где он обычно не может никому навредить. Но когда он выползает из своего маленького измерения и входит в наше, когда он прошел половину вселенной до этой планеты, в это время, тогда я заинтересован. Заинтересован и заинтригован. Ну, я говорю, заинтригован, а имею в виду – зол. И немного напуган. Видите ли, эта звездная карта Галилея напомнила мне, когда я впервые с ним встретился, в пятнадцатом веке, и сдуру принес осколок его сюда, на Землю. В Италию, на самом деле. Рядом с Флоренцией. Ну, в этот район. В любом случае, несколько осколков теперь снова нашли дорогу сюда с тех пор, потому что они очарованы Землей и этой солнечной системой.

– Вы. Сумасшедший, – тихо сказала Ариадна.

– Это был тот кусочек про пятнадцатый век, не так ли?

Кроссленд кивнул.

– Это. И остальное.

Уилф похлопал Кроссленда по руке.

– Вам следует его послушать, мистер доктор Кроссленд, кавалер ордена Британской империи, потому что Доктор обычно прав.

– Ооо, спасибо, Уилф, – улыбнулся Доктор.

– Не за что, Доктор, – ответил он.

– Что ж, Доктор, – сказал Кроссленд, – как же вы называете этот причудливый шар энергии?

– О, это просто, – сказал Доктор. – Одним словом. Мандрагора.

Когда Доктор сказал «Мандрагора», Хаотичное тело начало пульсировать в космосе. Другие огни рядом пульсировали в ритмичном ответе. И приблизились. На задание.

Когда Доктор сказал «Мандрагора», семеро людей сели, вытянувшись в струнку во внедорожнике, припарковавшемся на автостоянке в аэропорту Хитроу, как будто их только что включили: молодожены ДиКотты, три студента, их профессор и его помощник, только прибывшие из Рима, и греческий фермер, только что из Афин.

Греческий фермер был в водительском сиденье. Он повернул ключ в зажигании, включил фары, и внедорожник стал двигаться вперед. На задание.

Когда Доктор произнес слово «Мандрагора», Донна Ноубл сидела в наружном баре в Королевском Планетарном Обществе с Нетти, держа ее за руку, как вдруг она увидела, что Джанни, глава Гостеприимства, перестал наливать напиток. Он открыл рот, как будто собирался заговорить. Слова формировались, но не было ни звука, до тех пор, пока он наконец не поймал воздух и не заговорил. Но он говорил так тихо, что Донна не была даже уверена, что он что-либо сказал.

Когда Доктор сказал слово «Мандрагора», мистер Мураками сидел в первом классе самолета Японских авиалиний, направляющемся в аэропорт «Нарита», с напитком в руке, с закрытыми глазами, слушая сборник мелодий Хибары Мисоры 1960-ых, который он загрузил на свой прототип М-ТЕКа.

К тому времени, когда он понял, что под музыкой были подсознательные сообщения от МорганТека, было слишком поздно. Что-то в его голове кричало, вопило, внезапно осознав, какой удивительный элемент был в М-ТЕКе, но он также знал, что он никогда не сможет освободиться и предупредить мир.

– Желаете выпить, Мураками-сан? – стюардесса предложила на выбор вино или спиртные напитки.

Он с улыбкой выбрал бокал красного вина. Постучал по своим наушникам.

– Чудесный певец, рано умер. Я всегда говорил, что это трагедия, когда столько людей должны умереть с таким неосуществленным потенциалом.

Стюардесса с кивком направилась к своему следующему пассажиру.

Мистер Мураками продолжал слушать музыку, его разум постепенно искажался всеми подсознательными сообщениями, которые поступали в него, и он ничего не мог поделать.

Когда Доктор сказал слово «Мандрагора», мадам Дельфи создала возбужденный колебательный сигнал в номере люкс отеля «Оракул» рядом с Брентфорд Голден Майл.

– Дара Морган, – воскликнула она. – Он знает меня!

Дара Морган подумал, что компьютер затрясло бы от ликования, если бы это было возможно.

– Кто?

– Доктор. После всех этих эр, после всего этого расстояния звезды были выровнены именно так, как я предсказывала. Завтрашние гороскопы теперь будут совсем другими.

И на сайте мадам Дельфи, который читали люди по всему миру, предсказания на воскресенье для каждого знака Зодиака переписались.

И теперь они говорили: «С возвращением! Ваша жизнь изменится в ближайшие 48 часов так, как вы никогда не могли бы представить. Примите эту перемену и приготовьтесь к следующей, величайшей, фазе вашей жизни, когда Мандрагора поглотит небеса и улыбнется свысока на вас всех.

В следующие пятнадцать минут мужчина в Кейптауне поместил эти слова на футболку. Женщина в Париже создавала для Мандрагоры группу в Фейсбуке. А в Милуоки трое юношей написали в граффити слово «Мандрагора» на стенах своей школы.

Доктор начинал раздражаться на Седрика Кроссленда, и эта спятившая женщина, Ариадна какая-то там, выматывала голову Уилфа, так что он оставил их и прогулялся к наружному бару.

Он заметил Донну и Нетти, и он немедленно знал, что Нетти ушла в свой собственный мир. А сердце Уилфа забилось немного быстрее, потому что, хотя он и видел это несколько раз, каждый раз он задавал себе вопрос.

Что бы он делал, если бы это был последний раз? Что, если бы она отдалилась бы и никогда не вернулась?

Когда он приблизился, Донна улыбнулась ему, ее рука крепко обвила эту старую женщину, которую она едва знала, но взяла под свое крыло, потому что ее глупый старый дедушка любил ее.

Уилф подтянул стул и сел лицом к ним обоим.

– Ты очень добрая, Донна, – сказал он. – Тебе не нужно это делать. Она не из семьи.

– Да, может быть, и нет, но она важна. Для тебя. И, я думаю, глубоко в душе маме тоже.

– О, ты знаешь свою маму, всегда стонет, всегда жалуется, но под всем этим…

– Больше стонов, больше жалоб? – громко засмеялась Донна. – Боже, я люблю ее, дедуля, но иногда я могла бы ее и расплющить.

– Слушай, я не буду об этом говорить, Донна. Она хороша, твоя мама. Говорит то, что думает, но это не плохо. И она тоже тебя любит. Она просто не знает, как справиться со многими вещами с тех пор, как Джефф… знаешь…

– Умер? Ты можешь сказать это.

– С тех пор, как твой папа умер, да.

Донна подняла свою руку с Нетти и потянулась, чтобы взять руку своего дедушки в свои руки.

– Так как ты встретил Нетти?

Уилф улыбнулся.

– Она написала мне, после того, как мое письмо опубликовали в Журнале.

– А, Журнал. Он все еще выходит?

– В следующем году шестьдесят лет. Сейчас международный Год Астрономии, это большие выпуски, в два раза больше. Я написал им письмо о Тройной связи! Юпитер и Нептун! Нетти увидела его, не согласилась с моими мыслями о том, как сложно ее увидеть в телескоп, как у меня, и БАХ, у нас была маленькая война на три выпуска. Потом она однажды мне совершенно неожиданно позвонила, мы выпили кофе в Лондоне, чтобы уладить наши разногласия, и неделей позже она использовала свое влияние, чтобы сделать меня членом КПО. И вот мы здесь.

Донна улыбнулась ему.

– А когда ты узнал о ее Альцгеймере?

– Она сказала мне на нашем втором… второй встрече.

– Ты собирался сказать «на втором свидании», не правда ли? Ох ты хитрый старый лис! – Донна уставилась на него. – Я счастлива за тебя, дедуль. Найти друга, кого-то, с кем бы ты хотел бы быть. И, думаю, мама тоже счастлива.

– О, я знаю. Она просто волнуется о ее болезни, и о том, сколько напряжения это на меня возлагает. Она с Нетти говорила о домах престарелых, но я на это не пойду.

Он посмотрел на Генриетту Гудхарт.

– Она замечательная дама, Донна. Жаль, что ты не видишь ее так, как вижу я.

– Я видела. Вчера, дома, и сегодня утром. Она прекрасная, и я думаю, ты не должен от нее отказываться.

И Уилф почувствовал себя так грустно.

– Но я однажды потеряю ее. Это неизбежно. Я искал это в интернете.

– О, ну, тогда это должно быть правдой.

– Серьезно. Это плохо. Я не имею в виду, что она умрет, но я потеряю ее, потому что однажды она уйдет туда, куда бы она ни уходила, и не вернется. У нас нет лекарства и знаний, чтобы это вылечить. Это нечестно.

Затем ему пришла в голову мысль.

– Готов поспорить, там, в звездах, готов поспорить, что они могли бы вылечить ее. Я уверен, что есть что-то…

И Донна сжала его руки.

– Это так не работает, дедуль. Бог знает, со всем, что я видела, со всеми людьми, которых я встречала, я несколько раз думала, что должны быть выходы из положения с болезнями, голодом, всеми разными противными вещами. Я думала, что, если я кричу на Доктора достаточно громко, он может найти способ. Но неважно, в Чизике ты или на Малом Сектусе, легких ответов нет. Нам просто нужно иметь дело с тем, что дала нам судьба.

– Это нечестно, – повторил он.

– Да. Нечестно. И мне так тебя жаль. Потому что я люблю тебя, и мне действительно нравится Нетти, и если бы я могла найти способ сделать все легче для вас, я равда, правда сделала бы. И знаешь что, Доктор не знает вас обоих настолько хорошо, но, думаю, он попытался бы в десять раз сильнее, чем я. И, наверное, разницы все равно бы не было, так что нет смысла избивать себя за то, над чем у тебя нет власти.

Уилф посмотрел на Донну и задался вопросом, что случилось той глупенькой ветреной девочкой, которую он любил, но о которой волновался все эти годы. Теперь это была прекрасная, смелая, замечательная молодая женщина. И он любил ее еще больше.

И вот была Нетти.

Он освободил свою руку из рук Донны и взял руки Нетти в свои.

– Эй, – тихо сказал он. – Генриетта Гудхарт, я думаю, время для песни, как мы делали раньше, в старые дни?

Донна нахмурилась в замешательстве, но он просто подмигнул ей.

– Я знаю, что делаю.

Он начал тихо мурлыкать мелодию. Старый евангельский гимн.

– Когда начнут падать звезды, – начал он тихо петь, – О, Боже! Что за утро. О, Боже! Что за утро…

Он взглянул на Донну.

– Она сказала мне, что ее муж пел это с ней во время войны.

– Я думала, она никогда не была замужем.

Уилф натянуто улыбнулся.

– Никогда не говори никому, что я тебе это рассказывал, милая. Она была замужем. Три дня. И он был убит в Сингапуре, когда началась бомбежка. Она сказала мне, что они пели это на ее свадьбе, по дороге в большом серебряном Роллс-Ройсе. У нее была его фотография, она показала мне, он был великолепный. И потом, когда они пытались бежать из Сингапура, он умер, держа ее за руку, и она пела ему эту песню, когда он лежал, умирая, у нее на коленях.

Он снова посмотрел на Нетти.

– Никогда не говори никому, что я тебе это рассказывал, и в первую очередь ей. Обещай. Она правда его очень любила и поклялась, что больше никогда не выйдет замуж.

– Конечно, я обещаю, дедуля. Конечно.

Он снова начал:

– О, грешник, что будешь ты делать, когда начнут падать звезды… о, Боже, что за утро…

Глаза Нетти, казалось, сфокусировались, и она глубоко вздохнула, словно пробуждаясь.

– Я уходила, да? О, нет, я же не блуждала по улицам в одном нижнем белье? – она посмотрела на Донну и подмигнула. – Опять!

Уилф улыбнулся ей, из его глаза почти вытекала слеза, так что он сморгнул ее перед тем, как кто-то из них смог ее увидеть.

– Думаю, нам нужно вернуться на вечеринку, выручить Доктора, да?

Нетти встала и позволила Уилфу пойти вперед. Она немного отстала и оперлась на Донну.

– Я с каждым разом все больше устаю, – сказала она. – О, и спасибо тебе.

– За что?

– Его звали Ричард Филипп Гудхарт. А твой дедушка – единственный человек, которого я когда-либо встречала, который близок к нему.

К тому времени, когда они прошли в главный холл, ужин закончился.

Уилф и Доктор неожиданно возникли у дальней стены, и Уилф извинялся, потому что Ариадна Холт и Седрик Кроссленд отказались принимать Доктора серьезно.

– Меня смущает, что я знаю их.

Доктор с грустью посмотрел на Уилфа.

– Не стоит. Они хорошие люди. Некоторые из них немножко странные, но в глубине души они просто удивительно нормальные. Почему они должны мне верить?

– Ну, у нас были космические корабли, сонтаранцы и все прочее за последние несколько лет.

– Для человеческой способности все рационализировать нет отчетности, Уилф. Одна группа людей будет испуганна, другая не видит никакой опасности, потому что это в пределах их зоны комфорта. Люди – чудесные пионеры, любящие звезды, созвездия и просто наблюдающие, замечающие и перечисляющие небеса. Как ты! Ничто из этого не должно никогда остановиться, это слишком важно, даже то, что вряд ли будет признано еще пару веков. Никто не относился к Галилею, Копернику или Органону в их время.

– Ты очень хорошо принимаешь их грубость, Доктор.

Доктор пожал плечами.

– Это не личное. Такие люди, как доктор Кроссленд, просто не хотят правильно рассматривать вещи, которые выпадают из круга их полномочий. В худшем случае это безрассудно, в лучшем – легко упускается из виду. – затем он посмотрел на стакан лимонада в своей руке. – Обычно.

– Но эта самая Мандрагора, это не обычно, не так ли?

Доктор покачал головой.

– Это злобная сущность, Уилф. В последний раз, когда она была здесь и имела силу, умерло много людей. Но она пыталась остановить итальянское Возрождение, остановить развитие науки до состояния, в котором она сейчас. Я не понимаю, чего она хочет добиться теперь. Отправься назад на сорок лет и останови появление транзистора или микрочипа и да, ты испортишь следующее поколение человеческого прогресса. Но здесь? Практически ничего не случилось в этом году, даже в этом десятилетии, что действительно может так повлиять на будущее Земли. Вы будете брести с трудом около века. Высадитесь на Марс. Пара крупных космических полетов…

– Марс? Мы высадимся на Марс? Мы найдем марсиан?

– Спойлеры, – подмигнул Доктор. – Я должен молчать, – он сделал большой глоток лимонада. – В общем, я не уверен, оставлять ли Спираль Мандрагоры наверху в одиночестве и считать, что она просто следит за всем, или быть готовым к большому бою.

– Возможно, это как-то связано с этими мальчиками Карнес, Доктор. Ты сказал, что думаешь, что у них в семье инопланетяне.

– О да! И откуда Джо Карнес знал мое имя? – вздохнул Доктор. – О Уилф, Уилф, Уилф! Ты только что разрушил идеально приятный вечер.

– Правда? Как? И, эм, извини.

– Потому что ты только что заметил щель, крохотный, крохотный изъян в моей логике. Мандрагора связана каким-то причудливым образом с астрологией, не только с астрономией.

– Астрология – это чушь.

– Ну, в основном она составляется газетами. Но она восходит к Темным временам, так что, может быть, в ней что-то есть. Возвратись к рождению вселенной и увидишь, что у каждого общества, каждой цивилизации есть какой-то вид зодиака, вера в силу древних светил, связанных какой-то системой верований, основанной вокруг движения планет и звезд и перемещения созвездий. Астрологи на планете Гинасс божатся, что нет такой вещи, как совпадение, и абсолютно верят в знание, что каждое событие с Большого Взрыва было предугадано, и это вопрос заранее установленной судьбы, от которой никто никогда не может убежать. Сейчас ты можешь подумать, что это чушь, и я могу думать, что это чушь, но Мандрагора процветает за счет этой веры, этой недоказанной системы, и использует это. Причина и следствие.

Уилф нахмурился.

– Но это все равно чушь.

– О да! Да, конечно. Чушь! Ну, может быть. Хотя это не останавливает Мандрагору от возможности получить доступ к этим энергиям.

Уилф пожал плечами.

– Как ты скажешь, Доктор.

Подошла Донна.

– Дедушка, я думаю, Нетти не помешает поддержка против того сумасшедшего старика, у которого есть мнения о месте женщины в современном обществе.

Уилф кивнул.

– Пока, Доктор. Кстати, надеюсь, что ты ошибаешься, – и он ушел.

– О чем все это было, золото? Ты расстраиваешь моего дедулю?

Доктор покачал головой.

– Нет, Донна, вовсе нет. Он заставил меня задуматься о совпадениях и причинности.

Он бегло взглянул на Нетти.

– Как она?

– Не уверена. Она только что отключилась ненадолго, но потом она, кажется, очнулась, улыбнулась и снова притащила меня сюда.

– Боюсь, это случается, – сказал он, все еще наблюдая за ней, в то время как она положила свою руку на талию Уилфа. – И не забывай, сама она к этому привыкла.

Донна похлопала его по руке.

– И еще кое-что. В баре. Тот красивый парень, который пригласил нас войти.

– Джанни?

– Да, он. Он все твердил о ком-то.

– О ком?

– Не знаю, сначала я не была уверена, говорил ли он вообще, но это, казалось, было что-то про человека, пирата с сумасшедшим дельфином.

Доктор пожал плечами.

– Может быть что угодно. Может, он слишком много выпил.

– Или работа с этими людьми сделала его помешанным, – улыбнулась Донна. – О, хорошо. Хотя не уверена, зачем тебе быть пиратом с сумасшедшим дельфином.

Доктор засмеялся.

– Только не я. Нам следует подумать о том, чтобы скоро уйти.

– Почему?

– Кое-что, связанное с очень старой и опасной сущностью, висящей недалеко от твоей планеты, которая вряд ли осматривает достопримечательности.

– Насколько опасно?

– Ну, она будет ждать чего-то вроде лунного затмения, которое, глядя на сегодняшнюю Луну, не выглядит особенно неизбежным.

– Всегда есть Тройная связь.

– Что?

– Дедуля сказал мне об этом, вот почему они все взволнованны его открытием той новой звезды. Сейчас международный год астрономии, и они все ждут увидеть первую тройную связь между Юпитером и Нептуном.

Донна была очень горда тем, что она сохранила всю эту информацию, но Доктор бежал через комнату к доктору Кроссленду.

– Тройная связь, – крикнул он, – когда она?

– Простите?

– В этом году, да? Но когда в этом году?

Кроссленд вздохнул.

– Я думал, вы должны были быть умным?

– Я умный. Но, как и все умные люди, я могу узнавать все, только когда люди дают мне прямые ответы на прямые вопросы, а не сарказм.

Доктор Кроссленд выглядел торжествующим. Он перехитрил Доктора.

– Ну, если вы знаете об астрономии столько же, сколько говорите, то знаете, что она происходит в настоящее время. Она началась недавно.

– Когда впервые было замечено хаотичное тело?

– Полагаю, что да.

– И когда она достигнет своего пика?

– Вот почему мы проводим этот ужин, Доктор. Главное событие случится в понедельник, около трех часов дня по местному времени.

– Вы, кажется, выглядите очень самодовольным, доктор Кроссленд, – сказал Доктор, – для человека, который вполне может умереть через сорок восемь часов. Плюс-минус пять или шесть часов.

Доктор Кроссленд нахмурился.

– Это угроза?

– Да, – ответил Доктор. – Не от меня, от меня – гарантия. Угроза от Мандрагоры. От вашего хаотичного тела. Оно здесь, чтобы всех вас убить.

Он поспешил к Уилфу, Нетти и Адриане Холт.

– Извини, что ухожу с вечеринки, Уилф, но мне нужно идти. Ты не могла бы довезти Нетти до дома, ладно, Донна?

– О, Доктор, иди, не беспокойся о нас. У меня в любом забронировано такси отвезти меня домой в одиннадцать, – сказала Нетти.

Она дотронулась до руки Уилфа.

– И даже не пытайся со мной спорить, Уилфред Мотт. Это твоя ночь, и я не хочу, чтобы ты сегодня чувствовал себя за меня ответственным.

Уилф перевел взгляд с нее на Доктора.

– Уилф не может уйти, – сказала Ариадна. – У нас еще не было презентации.

– Идем только мы, – сказала Донна. – Дедушка останется.

– Ну уж нет, – сказал Уилф. – Я иду с вами.

– Никто со мной не идет, – сказал Доктор, но его никто не слушал.

Донна заставила его подойти поближе.

– Дедуля, у Нетти сегодня вечером уже был один… период. Ты должен остаться с ней. Убедиться, что она доберется до дома. Езжай с ней на такси, потом задержи такси и отправляйся домой, да?

Она залезла в свою дамскую сумочку и достала три десятки.

– Не знаю, хватит ли этого, но должно помочь.

Уилф отказался от денег.

– Я могу сам заплатить за дорогу, спасибо, милая.

– Да, я уверена, что ты можешь, – сказала Донна. – Но все равно возьми, чтобы на моей совести не было того, что ты где-то застрянешь, и тебе придется вытаскивать из постели маму, чтобы она приехала и тебя забрала, хорошо?

Уилф посмотрел на свою внучку, на Доктора, который притворился, что нашел что-то интересное на потолке. Уилф взял деньги.

– Позвони мне, – сказал он. – Мобильный у меня с собой.

– Я знаю, что с собой. И он будет выключен или разрядится. Как и всегда. Мы будем в порядке, я увижусь с тобой утром.

Она поцеловала его, затем Нетти и взяла Доктора за руку.

– Идем, нам пора уже уходить.

Доктор попрощался с Нетти, Уилфом и Ариадной Холт, в то время как Донна тащила его обратно в дверь и к входу, мимо швейцара, наружу, на холодный ночной воздух. «Я шел сам», – запротестовал он, но Донна уже подозвала такси (ну, встала посреди Южной Ламбет-Роад и свистнула одному такси, которое сделало правильный выбор между тем, чтобы остановиться, проигнорировать ее или сбить).

Донна забралась внутрь, затащив затем Доктора.

– Куда? – спросил таксист. – У меня скоро начинается нерабочее время, так что лучше бы недалеко.

– Чизик Хай Роад, – сказал ему Доктор, добавив Донне: – мне нужна ТАРДИС.
Водитель рванул, проехал под железнодорожным мостом и отправился к Девяти Вязам и западному Лондону.

Первый отчет появился в 23: 04. Он был из обсерватории Клеменстри в западной Автралии. Он сообщал, что новая звезда, та, что появилась в небесах неделю назад или около того, казалось, двигалась к соединению с другой звездой, М84628-7.
Что было немного необычно, заявил профессор Мелвилль, тыкая в монитор своего компьютера шариковой ручкой. Он был в своем кабинете в Антенной Системе Коперника, но, может быть, хотел быть в самом пункте управления радиотелескопом. Он обычно и был.
– Вот в чем проблема с этими новыми звездами, хаотичными телами, – сказал он своей молодой «помощнице», мисс Оладини. – Они хаотичны и не имеют смысла, научно говоря. Ты не согласна?

– В точку, профессор, – сказала она, не имея понятия, о чем он говорил. Она была здесь только по краткосрочному контракту от агенства «Ловелас» в Брентвуде, найдя временную стажировку, чтобы приобрести новые навыки. «Новые навыки» – ей было 25, и ей уже были нужны «новые навыки». Отчасти некстати, ей даже отдаленно не была интересна астрономия, но она не решалась сказать это Мелвиллю. Вместо этого она кормила и поила его плитками шоколада и чаем и слушала, как он рассказывал о своей кошке и матери (Он жил с одной и говорил про другую, что ее положили под наркоз, потому что у нее были плохие почки, но мисс Оладини все же не была до конца уверена, что к кому относилось. Как бы там ни было, у нее было смутное подозрение, что здоровой была кошка).

Профессор Мелвилль был милым старым человеком. С упором на «милый». И на «старый». Он говорил, что был поп-звездой в шестидесятые, но она не была уверена, что верит ему. Мисс Оладини, конечно, он нравился, хотя она подозревала, что он был нанят в Антенную Систему Коперника (потому что, он, конечно же, был старше пенсионного возраста) только из сострадания. Может, то, что он брал ночные смены, берегло его от неприятностей.

Сама Антенная Система Коперника была радиотелескопом, построенным в садах старого большого георгианского особняка, который был превращен в кабинеты Антенной Системы, помещения для совещаний и так далее. Позор, думала мисс Оладини. Это был прекрасный старый дом – ей часто нравилось посещать старые дома и, хотя о том, чтобы сохранить оригинальные декоративные детали и части, очень позаботились, это место казалось бесплодным и лишенным естественного характера. Ей часто было интересно, кто жил здесь сотни лет назад, что с ними со всеми сталось и что бы они подумали о своих гостиных, кухнях, спальнях и танцевальных залах, превращенных в комнаты, полные скучных ученых и администраторов.
В 23: 04 пришел отчет из обсерватории Гриффин в Мериленде. Он тоже упоминал хаотичное тело, движущееся на совмещение с другой звездой. Но не той звездой М84628-7 из Клеменстри. Это была М97658-3. И это явно было абсурдом.

– Они все пили? – поинтересовался Мелвилль.

Это казалось мисс Оладини вполне хорошей идеей, хотя она на самом деле только хотела придти домой и лечь в свою постель. Она не сильно желала ехать на велосипеде в темноте, и в это время вечера на дорогах было много людей, которые могли быть не настолько утомленными.

В 23: 17 пришел отчет из Проекта Тичо рядом с Биконсфилдом. Хаотичное тело приближалось к звезде М29034-1.
Конечно, это все не было одновременно – в конце концов, сейчас в Калифорнии или Перте не было темно, только Мелвилль работал в ночную смену и только что включил свой компьютер.

– Все, что нам сейчас нужно, мисс Оладини, чтобы Минск предложил нам что-нибудь сумасшедшее, и…
И действительно, в 23: 19 «Колосс» в Минске подал детали того, как хаотичное тело совмещалось с М23116-3.
Теперь Мелвилль был встревожен и заинтересован. Мисс Оладини тоже, несмотря на свое отсутствие интереса к астономии, потому что она была студенткой-математиком (в результате чего она нашла себя здесь), и она вычислила, что возможность одного хаотичного тела внезапно сформировать новое созвездие с четыремя ранее существовавшими звездами в одну ночь была.. ну, большей возможностью, чем пространство для чисел на ее калькуляторе.

Мелвилль передал в сообщении последние фотографии на большой экран, который занимал одну стену его офиса. Это был действительно большой экран и технология, сравнимая с произведением исскуства, на которую другие обсерватории и радиотелескопы по всей Великобритании пожертвовали бы много своих правых рук. Все, что нужно было сделать Мелвиллю – прочертить невидимую линию от монитора своего ноутбука к большому экарану на стене, и изображения вместе со словами переходили от одного к другому, как что-то из научно-фантастического фильма. Мелвилль был горд этой программой, но не имел понятия, как она работала. Он просто знал, что она работала, и это значило, что он мог перемещать картинки на экране размером со стену, не вставая с кресла. Что он сейчас и делал.
Сначала он разместил по центру его собственную вотографию хаотичного тела. Потом он наложил фото из Клеменстри. Потом из Гриффина, Тичо и, наконец, из «Колосса».

– Профессор…?

– Я знаю. Но это…

– Я знаю.

– Я хочу сказать, как…

– Не знаю.

– Мы никогда не видели ничего подобного.

– Я знаю.

Мелвилль схватил телефон со своего стола. Он был красный. Когда он начал набирать цифры, он бросил взгляд на мисс Оладини.
– Вы подписывали ЗГТ, мисс Оладини?
Она нахмурилась.

– Что сделала?
– Закон о государственной тайне. Вас заставили его подписать, когда вы получили бланки для стажировки сюда в агенстве?

Мисс Оладини задумалась на минуту. Мелвилль пугал ее этим вопросом. Обычно он был милым старичком, но немного не в своем уме, немного бессвязный, слишком часто курил свою трубку. Но сейчас он внезапно был настороженным и официозным, строгим, и все чувство эксцентричности пропало.

И мисс Оладини поняла, что этот глупый, суетливый, не в своем уме человек и был действием. Под всем этим профессор Мелвилль был резким, как свисток. Может быть, он и правда был поп-певцом.

– Ну?

Она кивнула. Она подписала что-то, на чем было слово «официальный», она это помнила. Если честно, она особо не обратила на это внимания, когда миссис Лавлейс в агентстве заставила ее поставить подписать. Все секретарши подписали листки бумаги об охране труда и здоровья, отказы от страхования и такого рода вещи, когда они получали трудоустройство. И один лишний лист тогда мало что значил.

Теперь он казался большим и пугающим.

– А что?

– Потому что без твоей подписи внизу этого бланка то, что я собираюсь сделать и то, что вы услышите, отправило бы нас в тюрьму до конца наших жизней, если вы не подписывали.

И мисс Оладини тщательно подумала. Ее мозг был хорош в числах.

– Бланк КД62344, – внезапно сказала она. – Я подписала его дважды и проставила инициалы в рамочку, в нижнем левом углу.

Мелвилль подмигнул.

– Спасибо.

Он ткнул в последнюю цифру на телефоне.

– Обри Ферчайлд, пожалуйста. Это Антенная система Коперника, код 18. Мое имя Мелвилль.

Мисс Оладини оглянулась на смонтированный коллаж изображений. Хаотичное тело и другие звезды на мониторе в отдельности ничего не значили. Но теперь, когда Мелвилль собрал их вместе, они сформировали картинку. И не просто какую-то абстрактную ерунду, которую люди видели как пару рыб, плуг или американские горки.

Это было лицо, абсолютно очевидно, отчетливо и точно. Лицо со ртом, искаженным смехом.

Мисс Оладини вздрогнула, потому что этот смех не был счастливым смехом. Это было чистое злорадство.

– Премьер-министр? Мелвилль, административный профессор в Антенной системе Коперника. Я посылаю вам изображение кода 18.

Пауза.

– Да, сэр. Нет, сэр, изображения объединили только здесь, это все еще угроза для Великобритании, но дайте несколько часов…

Профессор Мелвилль взглянул на мисс Оладини.

– Нет, сэр, только я и моя помощница. Мы останемся на месте, пока не получим новостей от ваших людей, премьер-министр. Нет, абсолютно, полная блокировка, никакой связи внутри или вне Антенной системы Коперника ни при каких обстоятельствах. Доброй ночи, сэр.

Профессор Млвилль положил трубку.

– Это действительно был премьер-министр? – спросила мисс Оладини.

Мелвилль кивнул.

– Прости, моя дорогая, но я думаю, мы проведем здесь долгую ночь. Ты не могла бы посмотреть, где у нас чай и молоко?

Мисс Оладини вышла было из комнаты, потом повернулась, чтобы увидеть, как Мелвилль вынул мобильный телефон из кармана своего пиджака. Она даже не знала, что у него был мобильный.

– Профессор? Разве вы не обещали мистеру Ферчайлду, что у нас не будет никакой связи?

Он улыбнулся.

– Вот поэтому мне и нужно, чтобы ты проверила чай. Если ты не в помещении, ты не можешь быть ответственной за то, что я нарушил обещание, совершил государственную измену и, вполне возможно, профессиональное самоубийство. Теперь, ради себя, иди.

Смущенная, мисс Оладини покинула офис. Но она ждала возле двери, чтобы узнать, могла ли она услышать, кому он звонил.

Она услышала сигнальные электронные гудки клавиатуры, и после восем небольшого количества звонков он заговорил.

– Добрый вечер, я профессор Мелвилль. Могу я поговорить с Доктором, пожалуйста?

Такси было на полпути до Принц Альберт Драйв, между Воксхоллом и Чизиком, проезжая со скоростью почти 20 из-за лежачих полицейских.

На заднем сиденье такси Донна вынула свой звонящий телефон и уставилась на номер, но не узнала его. Пожав плечами, она нажала «Ответить».

– Алло?

Она послушала и передала трубку Доктору.

Он улыбнулся.

– Я перенаправил звонки в ТАРДИС на твой номер. Должен был тебе сказать. Прости.

– Как ты раньше справлялся без мобильников? – вздохнула она. – По-видимому, профессор Мелвилль.

Доктор улыбнулся.

– И еще одно совпадение – это одна их тех ночей, разве нет? – сказал он перед тем, как говорить в телефон. – Ахав! Что я могу сделать сегодня ночью для Антенной системы Коперника? Как будто я не могу догадаться. Это включает в себя фразу «хаотичное тело»?

У мисс Оладини сегодня вечером в печенках сидели удивительные вещи. Сначала звезды, делающие картинки. Потом рехнувшийся старый профессор Мелвилль, который был на горячей линии с премьер-министром. Потом выяснилось, что молоко на кухоньке на этот раз не убежало. А, и потом ее парень, звонящий почти в полночь.

– Спенсер? Что ты хочешь?

– Не говори, что не воспользовалась тем чертовски большим телескопом, чтобы посмотреть на небо.

Мисс Оладини направилась к двери кухни, той, которая вела наружу, а не в коридор, и выглянула в холодный ночной воздух, на самом деле не думая, что увидела бы что-то невооруженным глазом.

Так что она была очень удивлена, когда увидела.

– Это какой-то фейерверк? – спросил Спенсер.

Она думала, что бы сказать. Десять минут назад небо было чистым и смеющееся лицо можно было видеть только на фотографиях. Теперь оно было видимым и на небе, и если ее глупый парень его заметил – и не списал его на заправленную светлым пивом поездку – тогда что-то нужно было делать. Она вспомнила акт о государственной тайне и сказала Спенсеру, что да, это, наверно, просто что-то проектировалось с крыши одного из кинотеатров вниз по дороге к Дагенэму.

– Реклама фильма, – сказала она, добавив: – и нам вчера позвонили и предупредили об этом, – что было ужасной ложью, но она, казалось, осчастливила Спенсера.

После того, как он повесил трубку, ей пришло в голову, что остальной Брайтон может и не быть готов поверить ее истории – не в последнюю очередь потому, что она не могла позвонить каждому человеку индивидуально и им рассказать.
Может быть, премьер-министр так бы сделал. Или Патрик Мур.
– Как чай?

Мисс Оладини обернулась и увидела Мелвилля в дверях, с большой улыбкой на лице. Она упомянула, что это лицо с фотографии теперь было видно на небе, и Мелвилль подошел к окну и вгляделся в него.

– Не беспокойся, – сказал он, – за этим наблюдает эксперт.

– Из Даунинг-стрит?

– Нет. Кто-то гораздо лучше оборудованный, чем кто-либо оттуда.

Он бросил взгляд за окно.

– Это выглядит ужасно, разве нет? – сказал он в то время, как чайник начал снова кипеть. – С молоком, но без сахара, да, мисс Оладини?

Она молча кивнула.

– Сейчас я не волнуюсь, – добавила она. – Доктор разберется со всем этим.

Снаружи сверкнула вспышка света, и они услышали, как пара машин остановилась на автостоянке персонала.

– Быстро, – пробормотал Мелвилль, слегка нахмурившись.

– Даунинг-стрит или твой друг Доктор? – спросила она, стараясь звучать не взволнованно. – Или, может быть, кто-нибудь еще недалеко отсюда, обеспокоенный этой штукой в небе?

Но Мелвилль на самом деле не слушал. Он смотрел, кто был в машинах.

Фары оставались гореть, светя в окно кухоньки, так что они не видели, кто вышел из машины, просто слышали звук открывающейся и хлопающей двери.

Мисс Оладини вздрогнула. Это было… неправильно.

Мелвилль, по-видимому, был согласен, потому что он бросился к входной двери, словно чтобы запереть ее. Но он опоздал. Кто-то толкнул дверь.

Мелвилль стоял перед мисс Оладини, по-рыцарски защищая ее от кого угодно, кем бы были пришедшие.

Они были… ну, их было много, разных возрастов, не выглядящие особенно… по-государственному. Или ужасно угрожающие.

Но в них было что-то, подумала мисс Оладини, что-то в том, как они осмотрели кухоньку; их го