ПРИЛОЖЕНИЕ. Я хотела бы немного рассказать о том, как мне пришла в голову мысль написать “Принудительную гетеросексуальность”

Предисловие

Я хотела бы немного рассказать о том, как мне пришла в голову мысль написать “Принудительную гетеросексуальность”, и о том, как с тех пор изменилась обстановка, в которой мы живём. Отчасти, я написала это эссе для того, чтобы противопоставить его исключению лесбиянок из стольких феминистских текстов, исключению, которое, как я чувствовала (и чувствую), имеет не только анти-лесбийские, но и анти-феминистские результаты, а также которое ведёт к искажению и опыта гетеросексуальных женщин. Я написала этот текст не для того, чтобы усилить размежевание, а для того, чтобы воодушевить гетеросексуальных феминисток анализировать гетеросексуальность как политический институт, который ослабляет женщин, и изменить это положение. Я также надеялась на то, что другие лесбиянки почувствуют и поймут размах и глубину собственной принадлежности к женщинам и своей связи с теми женщинами, которые переживают гетеросексуальный опыт, и что всё это превратилось бы во всё более усиливающийся политический импульс, а не было бы лишь ратификацией личного опыта. Я хотела, чтобы моя статья стала бы началом нового типа критики, привела бы к постановке новых вопросов в академических аудиториях и в университетских журналах или хотя бы спроектировала мост над пустотой между “лесбиянка” и “феминистка”. Я хотела бы, как минимум, чтобы феминисткам стало бы чуть менее возможно читать, писать или учить, отталкиваясь от несомненной гетероцентристской перспективы.

За три года, прошедшие после написания текста, в который я вложила эту энергию и эти желания, давление с требованиями подчиниться консервативному обществу стало более интенсивным. Послания женщинам со стороны Новых Правых заключались именно в том, что мы, женщины, являемся эмоциональной и сексуальной собственностью мужчин, и что автономия и равноправие женщин являются угрозой для семьи, религии и государства. Общественные институты, традиционно осуществляющие контроль над женщинами - патриархатное материнство, система экономической эксплуатации, нуклеарная семья, принудительная гетеросексуальность - получают законодательную поддержку, религиозное подкрепление, нормализацию в средствах массовой информации и охрану со стороны цензуры. В контексте всё более ухудшающейся экономической ситуации, мать-одиночка, пытающаяся вырастить своих детей, попадает в ситуацию феминизации бедности, которую Джойс Миллер из Национальной Коалиции женщин-профсоюзных активисток назвала одной из главных проблем восьмидесятых годов. Лесбиянка, которая не будет притворяться [гетеросексуальной женщиной], столкнётся с дискриминацией на работе и с насилием на улицах. Даже в учреждениях, созданных на принципах феминизма, как в приютах для женщин, пострадавших от насилия, и в образовательных программах для женщин, открытых лесбиянок увольняют, а тем, кто притворяется, советуют продолжать оставаться в тени. Искать защиту в концепции [феминизма] равенства - ассимиляция, которая не всем под силу, - стало пассивной и ослабляющей реакцией на политические репрессии, экономическую нестабильность и новые атаки на концепцию [феминизма] различия.

Я хочу подчеркнуть, что всё это время всплывало всё больше и больше информации о насилии мужчин над женщинами, особенно в контексте домашнего насилия. В то же время, в сфере текстов, которые затрагивают проблемы отношений и идентификации между женщинам, как главных вопросов для их выживания, появился постоянный поток текстов и критики от цветных женщин и особенно от цветных женщин-лесбиянок (именно эти последние наиболее радикально исключаются и замалчиваются даже в академических феминистских исследованиях, из-за двойной дискриминации на почве расизма и гомофобии). ¹

В последнее время между феминистками и лесбиянками имели место напряжённые дебаты о женской сексуальности, часто со злостью и горечью, с ключевыми словами “садомазохизм” и “порнография”, которым придавались различные значения, смотря по тому, кто их произносил. Огромные ярость и страх, которые вызывают у женщин темы сексуальности и её связи с отношениями власти и насилием, реальны, даже тогда, когда диалог кажется нам упрощением, фарисейством или несвязанными друг с другом монологами.

Из-за всех этих перемен, некоторые части текста я написала бы сегодня по-другому, кое-что уточнила, что-то расширила. Однако, я и сегодня думаю, что гетеросексуальные феминистки приобретут необходимую для осуществления перемен политическую силу, если начнут критически относиться к идеологии, которая понимает гетеросексуальность как обязательную. Лесбиянки, в свою очередь, не могут сохранять уверенность в том, что на них эта идеология и созданные на её основе общественные институты никак не влияет. В этой идеологии нет ничего такого, что заставляло бы нас воспринимать самих себя как жертв, как если бы нам промыли мозги или как если бы мы были полностью бессильными. Принуждение и обязательность заключены в условиях, в которых женщины учатся распознавать собственную силу. Сопротивление - одна из наиболее важных тем этого текста и в исследованиях жизни женщин, если мы знаем, что именно ищем.

- I -

“Биологически мужчины имеют только одну врождённую ориентацию - это сексуальная ориентация, влекущая их к женщинам; женщины, в свою очередь, имеют две врождённые ориентации: сексуальную, влекующую их к мужчинам, и репродуктивную - к детям” ²

“Она была ужасно ранимой, критически настроенной женщиной, которая использовала свою женственность как некое лекало или меру, с помощью которой измеряла и отбраковывала мужчин. Или можно сказать так: я была той Анной, которая провоцировала мужчин на поражение и даже не замечала этого. Но теперь я понимаю это, а понимать означает, что я оставлю это в прошлом и стану… кем?. Я запуталась в очень сильных эмоциях, характерных для современных женщин, в эмоциях, способных превратить их в озлобленных, сделать лесбиянками и обречь на одиночество. Да, Анна в то время была…

[Ещё одна жирная чёрная линия перечёркивала страницу поперек].” ³

Уклон в обязательную гетеросексуальность, который ведёт нас к тому, что мы воспринимаем лесбийский опыт по шкале, идущей от девиации к аберрации, или к тому, что он попросту становится для нас невидимым, можно проиллюстрировать на примере ещё многих и многих текстов, кроме процитированных выше. Предположение Росси о том, что женщины чувствуют “врождённое” влечение к мужчинам или мнение Лессинг о том, что лесбиянка просто отыгрывает свою озлобленность на мужчин абсолютно не являются частными мнениями; это общее место в литературе и в социальных науках.

Меня интересуют также два других вопроса: первое, как и почему предпочтение женщин в пользу других женщин, когда речь идёт о выборе любовных партнёров, спутниц жизни или коллег по работе, любовниц, соседок, было смято, обесценено, принуждено скрываться и носить маску; и второе: полное отсутствие внимания к лесбийской экзистенции в широчайшем диапазоне текстов, в том числе - в феминистских исследованиях. Очевидно, что эти два момента соотнесены друг с другом. Я думаю, что большá я часть феминистской теории и критики села на эту мель.

Импульсом к написанию этого текста послужила моя уверенность в том, что для феминистской мысли недостаточно того, что существуют какие-то специфически лесбийские тексты. Любая теория, культурная или политическая концепция, которая трактует лесбийскую экзистенцию как маргинальный или “неестественный” феномен, как просто “сексуальное предпочтение” или как “наш ответ” гетеросексуальным отношениям или отношениям между гомосексуальными мужчинами, сильно ослабляется, даже если в остальном она очень полезна. Феминистская теория не может и далее продолжать ограничивать себя выражением толерантности к “лесбиянству” как к “альтернативному стилю жизни” или упоминанием лесбиянок “для формальности”. Уже давно назрела необходимость критического рассмотрения феминистской теорией обязательной для женщин гетеросексуальной ориентации. В этом экспериментальном тексте я постараюсь показать, почему.

Я начну с примеров, с краткой критики четырёх опубликованных в последние годы книг, написанных с разных точек зрения и политических позиций, но которые все были задуманы и положительно восприняты читателями как феминисткие.⁴ Каждое из этих произведений исходит из того, что социальные отношения между полами дезорганизованы и для женщин они являются крайне проблемными, если не парализующими; в каждой из этих книг ищется выход из создавшегося положения. Для меня одни из этих книг стали более полезными, чем другие, но одно для меня ясно: все они были бы гораздо более точными, мощными, стали бы настоящим мотором перемен, если бы авторка рассматривала существование лесбиянок как реальность и как источник знаний и силы, находящийся в распоряжении всех женщин, или же обращала бы внимание на то, что институт гетеросексуальности предворяет мужское господство как таковое.⁵ Ни в одном из этих произведений даже не ставится вопрос о том, выбрали бы женщины гетеросексуального партнёра или гетеросексуальный брак в ином контексте или в условиях эффективного равенства; просто берётся как данное, что гетеросексуальность - это “сексуальное предпочтение большинства женщин”, имплицитно или эксплицитно. Ни в одной из этих книг, в которых речь идёт о материнстве, о половых ролях, об отношениях и социальных нормах для женщин, обязательная гетеросексуальность как социальный институт, который имеет мощнейшее влияние на всех женщин, не подвергается анализу, даже косвенно не ставится под сомнение идея “предпочтения” или “врождённой ориентации”.

В книге “Для твоего же блага: 150 лет советов специалистов женщинам”, авторки Барбара Эхренрайх и Деидре Инглиш трансформируют в сложное и провокационное исследование свои прежние отличные работы: “Ведьмы, повитухи и сиделки: история женщин-лекарей” и “Болезни и отклонения: политика пола в сфере здоровья”. В этой книге проводится мысль о том, что советы женщинам от мужчин-специалистов в области здоровья, особенно в темах сексуальности в браке, материнства и ухода за детьми, представляют собой диктаты рыночной экономики и соответствуют роли, отведённой капитализмом для женщин в процессах производства и/или воспроизводства. В разные периоды истории женщины становились потребительницами и одновременно жертвами различных лечебных процедур, терапий и нормативных суждений (включая обязательное для женщин разыгрывание роли хранительницы домашнего очага: “научной” мистификации этого самого очага). Ни один из советов “специалистов” для женщин не был ни особенно научным, ни предназначенным конкретно для женщин; эти советы были отражением мужских потребностей, мужских фантазий о женщинах и мужской заинтересованности в контроле над женщинами, особенно в том, что касается сексуальности и материнства, а также нужд индустриального капитализма. Бó льшая часть этой книги настолько информативна и написана столь по-феминистски умно, что, читая её, я ни на минуту не переставала ожидать, что авторки вот-вот начнут анализировать базовый запрет на лесбийство. Но этого анализа в книге нет.

Это не может быть объяснено отсутствием информации. В “Истории гомосексуальности в Америке” Джонатана Каца рассказывается о том, в что 1656 году поселение Нью-Хэвен установила смертную казнь для лесбиянок.⁶ Кац приводит многочисленные материалы, касающиеся “лечения” (пыток), которым врачи подвергали лесбиянок в XIX и XX веках. Недавно опубликованная работа женщины-историка Нэнси Сахли также приводит свидетельства наказаний за интимную дружбу среди девушек, учившихся в университетах на рубеже XX века.⁷ Ирония названия “Для твоей же пользы” может быть применена к экономическому императиву, к гетеросексуальности и к браку, к санкциям против незамужних женщин и вдов, двум группам женщин, которые теперь, как и тогда, находятся под подозрением в ненормальности. Однако, в книге, написанной с позиций марксистского феминизма и очень чётко показывающей заинтересованный характер мужских предписаний относительно физического и психического здоровья женщин, экономика нормативной гетеросексуальности оказалась исключённой из анализа.

Одна из трёх книг, в основе которых лежит психоанализ, “По направлению к новой Психологии Женщин”, за авторством Джин Бейкер Миллер, написана так, словно лесбиянок просто-напросто не существует, даже как маргинальных существ. Этот факт кажется мне удивительным, особенно принимая во внимание заголовок книги. В любом случая, судя по положительным откликам, которые книга Миллер собрала в феминистских журналах, включая журналы Sings и Spokeswoman, можно заключить, что гетероцентрические постулаты Миллер находят широкую поддержку.

В книге “Русалка и Минотавр: сексуальные механизмы и болезни человечества” Дороти Диннерштайн выдвигает страстные аргументы в пользу того, что мужчины и женщины должны разделять обязанности по уходу за детьми, и чтобы был положен конец тому, что она воспринимает как симбиоз маскулинного и феминного в “гендерной организации” общества, которая ведёт человечество по пути самоистребления и насилия. Кроме других проблем, возникающих у меня при чтении этой книги (например, молчание об институциональном и частном насилии мужчин над женщинами и детьми на протяжении всей известной нам истории⁹, обсессивная психологизация проблемы и игнорирование экономической составляющей и других материальных условий, которые участвуют в формировании психологической реальности), я считаю абсолютно не-историческим мнение Диннерштайн о том, что отношения между мужчинами и женщинами являются примером “сотрудничества, которое сводит с ума историю”. Имеется в виду сотрудничество для того, чтобы поддерживать враждебные, эксплуататорские социальные отношения, деструктивные по отношению к жизни как таковой. Подразумевается, что женщины и мужчины являются паритетными партнёрами, которые заключают между собой “сексуальные пакты”, игнорируя при этом постоянное сопротивление женщин угнетению (себя и других) и их стремление к перемене своей участи. Особенно игнорируется при этом история женщин, которые в качестве ведьм, старых дев, вдов и/или лесбиянок, добились, в различной степени, не участвовать в этом сотрудничестве. Именно у этой истории, покрытой густым заговором молчания, должны ещё столькому научиться феминистки. Диннерштайн в конце своей книги признаёт, что “женский сепаратизм”, хотя и “дико непрактичный в долгосрочной перспективе, если осуществлять его масштабно”, может кое-чему научить нас: “Отдельно от мужчин женщины могли бы начать учиться с нуля тому, что значит нетронутое человеческое самотворчество”.¹⁰ Такие выражения как “нетронутое человеческое самотворчество” наводят тень на понимание тех вопросов, перед которыми нас ставят многочисленные формы женского сепаратизма. Женщины всех культур и во все времена ставили перед собой цель независимого, не-гетеросексуального, основанного на связях между женщинами существования, в тех границах, которые объективно ставила им реальность, часто думая, что они были “единственными”, кто на это решился до того момента. Они шли на это несмотря на то, что по экономическим причинам очень немногие женщины были в состоянии открыто отказаться от брака, несмотря на то, что к незамужним женщинам всегда применялся широкий спектр санкций: от клеветы и насмешки до спланированного фемицида, историческим примером которого могут послужить костры и пытки инквизиции, где были замучены миллионы вдов и незамужних женщин во время охоты на ведьм в Европе в XV, XVI и XVII веках.

Нэнси Чодороу наиболее приближается к тому, чтобы признать существование лесбиянок. Как и Диннерштайн, Чодороу считает, что то, что женщины и только женщины по законам разделения труда по признаку пола занимаются заботой и уходом за детьми, привело к возникновению целого общественного строя гендерного неравенства, и что мужчины, наряду с женщинами, должны превратиться в тех, кто осуществляет заботу и уход за ребёнком с момента его рождения, для того, чтобы это неравенство могло быть выправлено. Когда она рассматривает с позиций психоанализа, как влияет на психологическое развитие девочек и мальчиков та ситуация, что в материнской роли выступают исключительно женщины, она приводит свидетельства того, что мужчины в жизни женщин “эмоционально второстепенны”, что женщины “имеют более богатый внутренний мир, в котором могут найти прибежище… мужчины никогда не становятся для женщин столь эмоционально значимыми, как женщины для мужчин”.¹¹ Таким образом, мы видим в конце XX века те же выводы, к которым пришла Смит-Розенберг в теме эмоциональной сконцентрированности женщин на женщинах, характерных для XVIII и XX вв. Выражение “эмоционально значимые” может относиться, разумеется, к гневу, кроме любви, или к интенсивной амбивалентности, которую часто можно встретить в отношениях женщин между собой, что породило термин “двойная жизнь женщин” (см. далее). Чодороу приходит к выводу о том, что так как матерями женщин являются женщины, “женщина остаётся для девочки первичным внутренним объектом, а гетеросексуальные отношения остаются вторичной, не эсклюзивной, моделью отношений, тогда как для мальчика гетеросексуальные отношения повторяют первичные эксклюзивные отношения”. Согласно Чодороу, женщины “научились вытеснять из сознания ограниченные возможности мужчин как любовников, как из психологических, так и из практических соображений”.

Однако, авторка предпочитает не заострять внимания на этих “практических соображениях” (охота на ведьм, контроль мужчин над правосудием, теологией и наукой, невозможность для женщин самостоятельно прокормить себя в системе разделения труда по признаку пола). Текст Чодороу практически не касается того принуждения и тех ограничений, которые исторически гарантировали сожительство женщин с мужчинами и создавали препятствия или налагали санкции на независимые от мужчин женские пары или на сообщества женщин. Чодороу разделывается с лесбийской экзистенцией комментарием о том, что “лесбийские отношения имеют тенденцию к воспроизводству отношений мать-дочь, но большинство женщин гетеросексуальны” (как надо это понимать: более зрелые? выросшие из связи мать-дочь?). Далее Чодороу добавляет: “это гетеросексуальное предпочтение, табу на гомосексуальность и объективная экономическая зависимость женщин от мужчин, делают маловероятной сексуальный выбор женщин в пользу других женщин (хотя в последнее время такой выбор делается всё чаще)”.¹³ Кажется, что важность этого уточнения невозможно противостоять, но Чодороу останавливается в своих рассуждениях. Имелось ли в виду, что существование лесбиянок в последнее время стало более открытым (среди определённых групп населения), что экономические условия изменились (в капитализме, в социализме или в той и другой системе) и что, как следствие, женщины чаще отказываются от гетеросексуальности? Чодороу утверждает, что женщины хотят иметь детей, так как в их гетеросексуальных отношениях им не хватает эмоционального богатства и интенсивности, и что в отношениях с собственным ребёнком женщина пытается воспроизвести свои собственные эмоционально-интенсивные отношения с матерью. Мне кажется, что Чодороу, на базе своих собственных открытий, имплицитно подводит нас к тому, что гетеросексуальность не является для женщин “предпочтением”, что гетеросексуальность, как минимум, заставляет их разделять эротический и эмоциональный аспекты отношений таким образом, что гетеросексуальные отношения переживаются женщинами как обедняющие их и приносящие страдания. Однако, в целом книга Чодороу служит навязыванию женщинам гетеросексуальности. Так как Чодороу игнорирует скрытые механизмы [гендерной] социализации и давление, которое открыто оказывается на женщин с целью принудить их к браку и гетеросексуальной любви; давление, в спектр которого входят самые разнообразные меры, от продажи девочек до замалчивания [лесбийства] в литературе или [гетеросексуальные] образы на ТВ, Чодороу, как и Диннерштайн, блокируется в своей попытке реформировать институт, созданный мужчинами - принудительную гетеросексуальность, - придерживаясь нереалистичекой гипотезы о том, что несмотря на глубинные эмоциональные импульсы и комплементарность, которые влекут женщин к другим женщинам, существует ещё какая-то мистико-биологическая гетеросексуальная склонность, какое-то “предпочтение” или “выбор”, которые влекут женщин к мужчинам.

Кроме того, предполагается, что это “предпочтение” не требует объяснений, кроме запутанной теории женского эдипова комплекса или необходимости в продолжении рода. Напротив лесбийская сексуальность (которую постоянно и ошибочно рассматривают как “вариант” мужской гомосексуальности) подаётся как нечто, нуждающееся в объяснении. Это некритическое принятие мысли о естественности женской гетеросексуальности само по себе кажется мне замечательным: это огромное предположение, тихо вползшее в самую основу [феминистского] дискурса.

Продолжением этого необоснованного предположения является часто раздающееся утверждение о том, что в истинно равноправном мире, где мужчины были не угнетателями, а заботливыми кормильцами, все люди были бы бисексуальными. Подобные утверждения размывают и сентиментализируют реальность, в которой мы, женщины, переживаем сексуальность; это либеральный прыжок над повсеместными женскими усилиями и борьбой, постоянным процессом полового определения, которое формирует свои собственные возможности и опции (также это утверждение предполагает, что женщины, которые выбирают женщин, делают это, потому что мужчины являются угнетателями или не являются эмоционально доступными, а это оставляет нас без объяснений того факта, почему же в таком случае женщины продолжают вступать в отношения с мужчинами-угнетателями и/или эмоционально несостоятельными). Я хочу сказать, что гетеросексуальность, как и материнство, должна быть признана политическим институтом и изучена как таковой даже теми - особенно теми - кто чувствует себя, в своём личном опыте, предшественницами новых общественных отношений между полами.

- II -

Если мы, женщины, являемся первичным источником эмоциональной поддержки и физической заботы как для девочек, так и для мальчиков, было бы логичным, по крайнем мере, с феминистской точки зрения, задаться следующими вопросами: должен ли поиск любви и нежности у людей обоих полов первоначально быть направленным на женщин?; с какой стати женщины вдруг должны были бы поменять это направление?; почему продолжение рода, способ оплодотворения и эмоциональные/эротические отношения оказались вдруг столь ригидно идентифицированными между собой?; и зачем понадобилось столь насильственно привязывать женщин к мужчинам, принуждая женщин к эмоциональной и эротической верности, к полному подобострастию в отношении мужчин? Я сомневаюсь в том, что сколько-нибудь достаточное число феминистских специалисток и теоретиков утрудились в распознавании тех общественных сил, которые отнимают у женщин их эмоциональную и эротическую энергию и отчуждают у них все ценности, так или иначе идентифицированные как женские. Эти силы, как я попытаюсь доказать, представляют собой широкий спектр, идущий от прямого физического рабства до введения в заблуждение и искажений касательно имеющихся у женщин вариантов для выбора.

Я не утверждаю, что экслюзивное материнство женщин является “достаточной причиной” существования лесбийства. Однако, исполнение женщинами материнской роли в последнее время находится в центре многочисленных рассуждений, как правило, в совокупности с мнением о том, что более активное участие мужчин в материнской роли может снизить уровень антагонизма и дисбаланс власти между полами. Эти дебаты ведутся без упоминания обязательной [для женщин] гетеросексуальности, ни как феномена, и менее всего - как идеологии. Я не ставлю себе задачу психологизировать проблему, а хочу найти источники мужской власти. Я считаю, что вполне возможна такая ситуация, когда большое число мужчин было бы занято в трудовой сфере, посвящённой заботе и уходу за детьми, без того, чтобы это как-то повлияло на распространение мужской власти в обществе, которое идентифицирует само себя с понятием мужского.

В своей статье “Происхождение семьи” Кейтлин Гоф называет восемь характеристик мужской власти в архаических и современных обществах, которыми я буду пользоваться в моих рассуждениях: “мужчины имеют возможность запрещать женщинам сексуальное поведение или принуждать их к нему; мужчины принуждают женщин к труду или эксплуатируют женский труд и контролируют его продукты; мужчины устанавливают контроль над детьми женщин и узурпируют их у женщин; мужчины физически удерживают женщин в заключении и ограничивают возможность передвижения; мужчины используют женщин как предметы для товарообмена между собой; мужчины ограничивают креативность женщин; мужчины лишают женщин доступа к обширным областям знания и культуры”.¹⁴ (Гоф не считает, что эти характеристики власти специально принуждают к гетеросексуальности, но думает, что они ведут в неравенству полов). Ниже я приведу собственную расшифровку этих характеристик.

Характеристики мужской власти включают в себя способности и возможности мужчин для:

1. Запрещения женщинам (самостоятельного) сексуального поведения: клиторедектомия и инфибуляция; пояса верности; наказания женской неверности, в том числе, смертной казнью; наказания за лесбийство, в том числе, смертной казнью; отрицание, со стороны психоанализа, роли клитора [в получении женщинами сексуального удовлетворения]; репрессии за мастурбацию; отрицание и замалчивание эротического в материнстве и в пост-менопаузный период; истеректомия без показаний; фальшивые образы лесбиянок в СМИ и литературе; отказ в доступе к архивным материалам и разрушение документальных свидетельств существования лесбиянок.

2. или навязывания женщинам [мужской сексуальности]: изнасилование (в том числе, супружеское), избиение жён, инцест отец-дочь, брат-сестра; внушение женщинам, посредством воспитания, убеждения в том, что мужской сексуальный “импульс” является эквивалентом права; ¹⁵ идеализация гетеросексуальной любви в искусстве, литературе, СМИ, рекламе и т.д.; детские браки; принудительные браки; проституция; гаремы; психоаналитические доктрины о [женской] фригидности и о вагинальном оргазме; порнографические изображения женского наслаждения насилием и сексуальным унижением (а также скрытый посыл о том, что садистическая гетеросексуальность более “нормальна”, чем чувственные отношения между женщинами).

3. Мужчины принуждают женщин к труду, эксплуатируют женский труд и контролируют его продукты: институт брака и материнства как сфера неоплачиваемого труда; горизонтальная сегрегация женщин на рынке оплачиваемого труда; контроль мужчин в области аборта, контрацепции, стерилизации и родов; сутенёрство; инфантицид девочек, который лишает женщин дочерей и способствует дальнейшей социальной девальвации женского.

4. Мужчины устанавливают контроль над детьми женщин и узурпируют их у женщин: права отцов и “законное похищение” детей; ¹⁶ принудительные стерилизации; систематический инфантицид; лишение родительских прав матерей-лесбиянок через суд; неглект со стороны гинеколов; использование матерей как “исполнительных палачей” ¹⁷ в нанесении генитальных увечий или в бинтовании ног (а также и мышления) дочерям с целью их подготовки к браку

5. Мужчины физически удерживают женщин в заключении и ограничивают возможность передвижения: использование изнасилований в террористических целях, для ограничения возможности женщин выходить из домов на улицы; пурдах; бинтование ног; атрофирование атлетических способностей женщин; высокие каблуки и “женская” мода в одежде; покрывало; уличный харрасмент; горизонтальная сегрегация женщин на рынке труда; обязательное материнство на “полный рабочий день” в пределах дома; принудительная экономическая зависимость замужних женщин.

6. Мужчины используют женщин как предметы для товарообмена между собой: использование женщин в качестве “подарков”; приданное; проксенетизм; принудительные браки; использование женщин в качестве разлечения при заключении сделок между мужчинами: например, жена, которая принимает и развлекает гостей мужа, официантки, принуждённые одеваться специально для возбуждения в мужчинах сексуального желания, девушки-реклама, “зайки” [Плейбоя], гейши, проститутки кисаэнг, [гиперсексуализованные] секретарши.

7. Мужчины ограничивают креативность женщин: преследование ведьм как кампании против повитух и целительниц, а также как погромы против [экономически] независимых и “неассимилированных” [в гетеро-браке] женщин; ¹⁸ определение мужских целей [в жизни] как более ценных, чем женские, в любой культуре: таким образом культурные ценности превращаются в персонификацию мужской субъективности; сведение сферы самореализации для женщин к браку и материнству; сексуальная эксплуатация женщин со стороны мужчин-деятелей культуры и науки; социальные и экономические препятствия для реализации женщинами своих созидательных амбиций; ¹⁹ уничтожение женской традиции.²⁰

8. Мужчины лишают женщин доступа к обширным областям знания и культуры: запрет на доступ женщин к образованию; “Великое Молчание” относительно роли женщин, и особенно лесбиянок, в истории и культуре; ²¹ организация ролей в разделении труда по признаку пола таким образом, чтобы отдалить женщин от науки, технологии и других “мужских” сфер; социо-профессиональный союз мужчин, работающий на исключение женщин; дискриминация женщин в профессиональной сфере.

Это некоторые из методов, с помощью которых проявляет и поддерживает себя мужское господство. Рассматривая эту схему, можно с точностью установить, что мы имеем дело не просто с сохранением статуса-кво неравенства и с удержанием прав на собственность, мы имеем дело с группировками сил, действующими повсеместно и широко: от брутальной физической расправы до контроля над сознанием; это показывает нам, что эти силы должны подавлять огромное потенциальное сопротивление.

Некоторые из методов мужского господства ярче проявляют себя в установлении режима принудительной гетеросексуальности [для женщин], но каждый из тех, что я перечислила выше, образуют силу, которая убедила женщин, что брак и сексуальная ориентация на мужчин являются неизбежными составляющими их жизни, какими бы неудовлетворительными и эксплуататорскими они ни были. Пояс верности, детский брак, уничтожение свидетельств лесбийской экзистенции (если она не экзотична и не носит извращённый характер) в искусстве, литературе, кино; идеализация влюблённости и гетеросексуального брака - всё это является достаточно очевидными формами принуждения: первые две будут формами физического принуждения, вторые две - примером контроля над сознанием. Что касается клиторидектомии, о которой феминистки говорят как о специфической форме пытки для женщин, ²² Кейтлин Бэрри указала, что речь не идёт в первую очередь о том, чтобы превратить девочку в “достойную” невесту посредством брутального хирургического вмешательства. Клиторидектомия нужна для того, чтобы женщины, живущие в полигамном браке, не смогли бы практиковать сексуальные отношения между собой, и таким образом, с точки зрения мужского сексуального фетишизма, эротические связи между женщинами были бы буквально вырваны с корнем даже в ситуации половой сегрегации.²³

Функция порнографии состоит во влиянии на наше сознание определённым образом. Порнография является фундаментальным общественным вопросом в наше время, когда индустрия, которая ворочает миллиардами долларов, имеет возможность распространять изображения женщин с каждым разом всё более садистического и унизительного характера. Однако и так называемая лёгкая порнография и реклама изображает женщин как объекты сексуального аппетита [мужчин], лишённых какого бы то ни было эмоционального контекста, значения как индивидуальности или личности, их сущность - быть сексуальным товаром для мужского потребления. (Так называемая лесбийская порнография, созданная на потребу мужского вуайеризма, также лишена эмоционального контекста, и в ней отсутствует женщина как индивидуальность и личность). Самым вредным посылом порнографии является насаждение идеи о том, что женщины являются естественным сексуальным трофеем мужчин, и что такое положение им нравится, что сексуальность и насилие совместимы, и что женская сексуальность по сути является мазохистской, что унижение доставляет женщинам наслаждение. Однако, вместе с этим посылом существует и другой, который мы не всегда различаем: что подчинение и жестокость в контексте гетеросексуальной пары - это “нормальная” сексуальная практика, в то время как чувственность между женщинами, включая уважение и эротическую взаимность, “необычна”, “болезненна”, представляют собой истинную порнографию или же не вызывают такого возбуждения как сексуальность кнута и унижения.²⁴ Порнография не только создаёт климат, в котором секс и насилие становятся взаимозаменяемыми, но и расширяет спектр поведения, считающегося приемлемым для мужчины в гетеросексуальных отношениях, поведение, которое с каждым разом всё больше и больше лишает женщин индивидуальной автономии, достоинства, сексуального потенциала, включая возможность любить и быть любимыми другими женщинами на основе взаимности и [личностной] целостности.

В своём исследовании “Сексуальные домогательства в отношении работающих женщин: случай сексуальной дискриминации” Кэтрин МакКиннон устанавливает связь между принудительной гетеросексуальностью и экономикой. В капитализме женщины горизонтально сегрегированны на гендерной основе и занимают структурно нижние посты в сфере оплачиваемого труда. Это не ново, но МакКиннон задаётся вопросом о том, почему, хотя капитализму “необходимо иметь группу индивидов, которые были бы заняты на непристижных и плохо оплачиваемых работах.., этими индивидами непременно должны быть женщины”, и добавляет, что “тот факт, что работодатели обычно не нанимают высококвалифицированных работниц-женщин, хотя могли бы платить им меньше, чем мужчинам, заставляет нас предположить, что речь идёт о чём-то большем, чем простая материальная выгода”.²⁵ МакКиннон приводит многочисленные доказательства того, что женщины не только сегрегированы на плохо оплачиваемых работах в обслуживающем секторе (секретарши, служанки, медсёстры, машинистки, телефонистки, няньки, официантки), но и того, что “сексуализация женщины” является частью её работы. В жизни женщин экономическая реальность такова, что существенной и неотъемлемой её частью является накладываемая на женщин обязанность “торговать сексуальной привлекательностью для мужчин, которые обычно имеют экономическую власть и общественное положение, достаточные для того, чтобы навязывать свои предпочтения [в этом смысле]”. МакКиннон доказывает, что “сексуальные домогательства поддерживает эту сложную структуру, которая помещает женщин в нахождение в распоряжении у мужчин, на наиболее низкую ступень трудового рынка. Здесь сочетаются две движущие силы американского общества: мужской контроль над женской сексуальностью и контроль капитала над жизнью рабочей силы”.²⁶ Таким образом, на своём рабочем месте женщины подчинены сексуально, наподобие замкнутого круга. Будучи экономически дискриминированы, женщины, официантки или преподавательницы, должны выносить сексуальные домогательства, чтобы сохранить своё рабочее место, и учатся вести себя покорно и предоставлять мужчинам гетеросексуальную гратификацию, так как быстро понимают, что именно это позволит им сохранить работу, какой бы она ни была. Как замечает МакКиннон, женщину, слишком решительно пресекающую сексуальные инсинуации на рабочем месте, обвиняют в том, что она “чёрствая” и фригидная, в том, что она лесбиянка. Это ведёт нас к специфическому различию между опытом женщин-лесбиянок и гомосексуальных мужчин. Лесбиянка, которой трудно удержаться на работе по причине гетеросексистских предрассудков, принуждена не просто скрывать и отрицать правду о своих отношениях вне работы или частной жизни. Её рабочее место зависит от того, насколько умело она будет притворяться не просто гетеросексуальной, но гетеросексуальной женщиной в терминах внешнего вида и исполнения женской роли, которая состоит в требуемом от “настоящих” женщин проявлении почтения к мужчинам.

МакКиннон задаёт радикальные вопросы о том, что между сексуальными домогательствами, изнасилованием и обычным гетеросексуальным половым актом существует лишь количественная разница (“По заявлению обвинённого в изнасиловании, он не использовал силу, “больше, чем это обычно бывает между мужчиной и женщиной во время предварительных ласк”). Она критикует Сюзан Браунмиллер²⁷ за разделение изнасилования и обычной повседневной жизни и за её некритически выдвинутый тезис о том, что “изнасилование - это насилие, а половой акт - это сексуальность”, согласно которому изнасилование оказывается полностью вне сферы сексуальности. И, что особенно важно, она утверждает, что “изымая изнасилование из сферы “сексуального”, помещая его в сферу “насильственного”, делается возможным выступать против изнасилований, не задаваясь вопросом о том, до какой степени общественный институт гетеросексуальности нормализовал использование силы во время “предварительных ласк”.²⁸ “Мы никогда не задаём себе вопрос о том, насколько имеет смысл говорить о “согласии” в условиях мужского господства”.²⁹

Женщины научились, в целях выживания, принимать вторжение мужчин в их психологические и физические границы как на рабочем месте, так и в других общественных местах: везде, где женщины были научены - как романтической литературой, так и порнографией, - воспринимать самих себя как сексуальный трофей. Женщина, которая хотела бы избежать подобных нападений и экономической дискриминации, скорее всего прибегнет к браку как к форме желаемой защиты. При этом она вступит в брак также в невыгодной позиции, так как не сможет привнести с собой ни экономическую, ни социальную власть. В конце МакКиннон спрашивает:

“Что если неравество заложено в самих социальных концепциях мужской и женской сексуальности, мужественности и женственности, эротизма и гетеросексуального влечения? Инциденты с сексуальными домогательствами заставляют предположить, что мужское сексуальное желание возникает как результат восприятия женской беззащитности… Мужчинам кажется, что они могут этим воспользоваться, они желают и они делают это. Именно потому, что во всех эпизодах присутствует один и тот же компонент, анализ сексуальных домогательств заставляет признать, что сексуальные отношения обычно возникают между экономически (и физически) неравными друг другу людьми… то, что изнасилование бывает наказуемым только тогда, когда оно отвечает законодательному требованию отличия от обычных практик, работает на невозможность для женщин определить обычные для них условия согласия”.³⁰

Принимая во внимание природу и размах гетеросексуального давления - “повседневная эротизация женского подчинения”, по словам МакКиннон - я сомневаюсь в верности предположения авторов более или менее психоаналитического направления мысли (высказываемого Карен Хорни, Хейзом, Вольфгангом Ледерером, и в последнее время - Дороти Диннерштайн), о том, что мужская необходимость сексуально контролировать женщин происходит из некоего врождённого “страха перед женщинами” и из сексуальной ненасытности женщин. Кажется более вероятным, что мужчины боятся отнюдь не того, что им навяжут женские сексуальный аппетиты, или что женщины хотят задушить и пожрать их, а того, что они будут полностью безразличны женщинам, что им будет разрешён сексуальный и эмоциональный - а значит, и экономический - доступ к женщинам только на условиях женщин, при невыполнении которых их просто исключат из игры.

Методы, с помощью которых мужчины гарантируют себе сексуальный доступ к женщинам, стали предметом недавнего исследовани Кейтлин Бэрри.³² Она привела обширные и ужасающие данные существования в настоящее время широкомасштабного интернационального женского рабства, организации, которая раньше была известна как “торговля белыми рабынями” [trata de blancas], но которая охватывала раньше и охватывает в настоящее время женщин всех расс и классов. В теоретическом анализе, который Бэрри проводит на основе этого исследования, она соотносит все навязанные женщинам условия существования в системе мужского господства: проституция, супружеское изнасилование, инцест отец-дочь и брат-сестра, домашнее насилие, порнография, приданное, продаже девочек, пурдах и генитальные увечья. Она считает, что парадигма изнасилования - перекладывание ответственность за виктимизацию на жертву сексуальной агрессии - приводит к рационализации и принятию других видов рабства, о которых говорят, что женщина “сама выбрала” свою судьбу, подчинилась ей пассивно или извращённо спровоцировала то, что с ней произошло, ведя себя откровенно и непристойно. Бэрри утверждает, что “сексуальное рабство женщин присутствует во ВСЕХ ситуациях, где женщины или девочки не властны изменить условия своего существования; где, независимо от того, что привело их в эту ситуацию: социальное давление, материальные трудности, ошибочное доверие, поиск аффекта, у них нет выхода; и где над ними совершается насилие и их эксплуатируют сексуально”.³³ Бэрри приводит многочисленные примеры не только того, что международная торговля женщинами распространена широко, но и того, как она функционирует: будь это блондинка, которую прогнали по “туннелю Миннессоты”, будь то девочки со среднего Запада, сбежавшие из дома и направившиеся в Таймс-Сквер, будь то купля-продажа девушек в сельских районах Латинской Америки или Юго-Восточной Азии, будь то дома массовых изнасилований (maison d’abattage) женщин-мигранток в восемнадцатом районе Парижа. Вместо “обвинения жертвы” или диагностирования у неё какой-то “патологии” Бэрри фокусирует внимание на патологии сексуальной колонизации, на идеологии “культурного садизма”, представленной порно-индустрией, на всеобщем определении женщин как сексуальных существ, в обязанности которых входит “сексуальное обслуживание мужчин”.³⁴

Бэрри говорит о существовании “перспективы сексуального господства”, которая действует как уменьшительное стекло, через которое сексуальный абьюз и терроризм мужчин в отношении женщин практически не видны, а воспринимаются как нечто естесственное и неизбежное. С точки зрения этой перспективы женщины являются расходным материалом, предназначенным для удовлетворения сексуальных и эмоциональных нужд мужчин. Политической целью книги Бэрри является замена этой перспективы господства на перспективу базовой свободы для женщин, которая является свободой от специфической формы насилия - гендерного насилия, свободы от наложенных ограничений в передвижении и свободны от действия мужского права на сексуальный и эмоциональный доступ к женщинам. Как и Мэри Дейли в “Gyn/Ecology”, Бэрри отвергает структуралистские рационализации и другие культурные релятивизмы относительно сексуальных пыток и насилия над женщинами. В первой главе своей книги она просит читателей отвергнуть любой соблазн лёгкого решения с помощью неведения или отрицания. “Мы не сможем перестать прятаться, если мы не преодолеем наши [психо] защиты, парализующие нас, если не узнаем всё, не увидим весь масштаб сексуального насилия над женщинами и их подчинения… Узнав обо всём этом непосредственно, мы сможем научиться планировать выход из угнетения, представлять себе и создавать мир, в котором сексуальная эксплуатация была бы исключена”.³⁵

“Только когда мы дадим имя тому, что происходит в реальности, когда мы дадим этому концептуальное определение, когда мы проиллюстрируем наши концепции примерами во временном и пространственном измерении, тогда непосредственные жертвы [сексуальной эксплуатации] смогут дать название или определение своему опыту”.

Однако, все женщины, в разной степени и разным образом, являются жертвами [сексуальной эксплуатации]; и одной из сторон проблемы, которая возникает у нас, когда мы пытаемся дать имя и концептуализировать сексуальную эксплуатацию женщин, является, как пророчески видит Бэрри, обязательная гетеросексуальность.³⁶ Обязательная гетеросексуальность облегчает задачу совратителя и сутенёра как на уровне мирового бизнеса проституции, так и на уровне небольших “эротических заведений”, а в домашней сфере заставляет дочь “принять” инцест/изнасилование от отца, заставляет мать отрицать то, что происходит, заставляет битую жену продолжать быть с мужем, который издевается над ней. “Дружба и любовь” - основная тактика совратителя, который соблазняет молодую девушку, для того, чтобы передать её в руки сутенёра для “созревания”. Идеология романтической любви, которая с детства блистала перед девочкой со страниц детских сказок, с экранов телевидения и кино, в рекламе, в популярных песнях, на пышных свадьбах является оружием в руках совратителя, которое он не замедлит использовать, как показывает Бэрри. Идеологическая обработка, которой девочки подвергаются с детства, заставляющая воспринимать “любовь” как особую эмоцию, можно назвать европейской культурной особенностью; однако, существует универсальная идеология, которая говорит нам о примате неконтролируемого мужского сексуального импульса. Приведу в пример одно из рассуждений, которое предлагает нам книга Бэрри:

“В то время, как мальчики-подростки получают от общества знание о том, что их сексуальные импульсы обладают властью, девочки-подростки научаются тому, что сексуальная власть принадлежит мужчинам. Мужским сексуальным импульсам отводится важнейшее место в социализации как мальчиков, так и девочек, и ранний подростковый возраст является, возможно, первой значимой базой идентификации себя с мужским в жизни и развитии девочек… Когда девочка начинает осознавать свои собственные растущие сексуальные позывы, она отдаляется от отношений с подругами, до этого момента бывших основными в её жизни. Так как отношения с другими женщинами становятся для неё второстепенными, теряют значение, её собственная идентичность также становится второстепенной, она начинает всё более и более идентифицировать себя с всем мужским”. ³⁷

Нам ещё предстоит задаться вопросом о том, почему некоторые женщины так никогда и не отдаляются, даже временно, от “бывших основными в её жизни” отношений с другими женщинами. А также: почему мы видим идентификацию с мужским - соответственную конфигурацию социльных, политических и интеллектуальных связей исключительно с мужчинами - у женщин, которые в течение всей жизни остаются сексуально ориентированными на женщин? Гипотеза Бэрри ставит перед нами новые вопросы, но она также и проясняет то, что принудительная гетеросексуальность настигает женщин в самых разнообразных формах. В мистике мужского сексуального импульса, который всё преодолевает и всё себе подчиняет, в мистике самостоятельно-живущего-пениса, находятся корни закона о сексуальном праве мужчин на женщин, который оправдывает, с одной стороны, проституцию как само собой разумеющийся элемент всемирной культуры, а с другой, защищает сексуальное рабство внутри семьи под предлогом “семьи как частной сферы и культурной уникальности.”³⁸ Подростковый мужской сексуальный импульс, который, как учат девочек и мальчиков, однажды возникнув, не может быть ответственным за самое себя и не может принять отказ, превращается, по мнению Бэрри, в норму и смысл сексуального поведения взрослых мужчи, представляющее собой атрофированное сексуальное развитие. Женщины учатся принимать как нечто естесственное неизбежность этого “импульса”, потому что для них он является догмой. Отсюда изнасилования в браке, отсюда японская жена, покорно собирающая чемоданчик для мужа, собравшегося на недельку в бордели кисаэнг на Тайван; отсюда - неравное распределение власти, как психологической, так и экономической, между мужем и женой, работодателем и работницей, отцом и дочерью, преподавателем и ученицей.

“Результатом идентификации со сферой мужского является: интериоризация системы ценностей колонизатора и активное участие в процессе колонизации самой себя и других женщин… Идентификация с мужским - это акт, с помощью которого женщины ставят мужчин выше женщин, включая их самих, в том что касается доверия, статуса и важности в большинстве жизненных ситуаций, при этом даже не задаваясь вопросом о том, насколько качественнее могла бы стать в данных ситуациях ориентация на женщин… Взаимодействие с женщинами представляется как на всех уровнях низшая форма отношений.” ³⁹

Необходимо глубоко проанализировать эти перекрёстные мыслительные процессы, в плену которого оказываются многие женщины и от которого ни одна женщина никогда полностью не свободна: несмотря на то, что женщины постоянно находятся в отношениях с другими женщинами, несмотря на доверие и уважение, которое многие женщины чувствуют по отношению к системе ценностей женского и феминистического, идеологическая обработка, которая утверждает примат маскулинного в том, что касается достоверности и престижности, продолжает действовать и заставляет закрывать глаза на противоречия, отчуждать переживания, строить воздушные замки и испытывать глубокое замешательство в интеллектуальной и сексуальной сферах.⁴⁰ Я хочу процитировать здесь отрывок из письма, которое я получила в тот день, когда писала этот абзац: “Мои отношения с мужчинами были очень плохими; сейчас я переживаю очень болезненный развод. Я пытаюсь найти силы у женщин, без моих подруг я бы не выжила”. Сколько раз в день женщины произносят, думают и пишут подобное, и сколько раз прежний синапс [с мужским] восстанавливается?

Бэрри подводит такой итог своему исследованию:

“Принимая во внимание атрофированное сексуальное развитие, считающееся нормой среди мужского населения, и количество мужчин, являющихся совратителями, сутенёрами, членами банд, занимающихся траффикингом, коррумпированными чиновниками, участвующими в траффикинге, владельцами, управляющими, служащими в публичных домах и других увеселительных учреждениях, провайдерами порнографии, участниками в бизнесе проституции, осуществляющими насилие над женщинами, растлителями несоврешеннолетних, совершающими инцест и изнасилования, мы не можем не поразиться огромному количеству мужского населения, непосредственно занятого в принуждении женщин к сексуальному рабству. Невероятно высокая цифра этих мужчин должна бы была стать предлогом для объявления чрезвычайного положения на международном уровне, объявления ситуации кризиса сексуального насилия. Однако, то, что должно было быть поводом для объявления тревоги, вопринимается как норма отношений между полами”.⁴¹

Сюзан Кавэн выдвигает провокационный, хотя и очень спекулятивный, тезис о том, что патриархат начинается с того, когда примитивная группа женщин, в которую включены дети, но исключены мальчики-подростки, подвергается нападению, и происходит её подчинение превосходящими по численности мужчинами; что первым актом патриархатного господства было изнасилование матери сыном, а не патриархатный брак. Первым шагом, рычагом, с помощью которого это становится возможным, не является простое изменение статуса маскулинности, а связь мать-сын, манипулируемая подростками мужского пола с целью обеспечить себе пребывание в материнской группе и после достижения того возраста, когда они должны быть исключены из неё. Материнская любовь используется для того, чтобы навязать мужское право сексуального доступа к женщинам, которое, однако, с тех пор должно постоянно поддерживаться силой (или контролем сознания), так как прототипом [эмоциональной]связи для взрослой женщины является связь с другой женщиной.⁴² Я считаю эту гипотезу крайне продуктивной, так как в действительности одной из форм ложного сознания, работающей на поддержание принудительной гетеросексуальности, является поддержание отношений по схеме мать-сын между взрослыми женщинами и мужчинами, включая запросы к женщинам на то, чтобы они утешали, подпитывали, не задавали вопросов и испытывали сострадание к тем, кто их преследует, насилует и нападает на них (и это - не считая тех мужчин, которые вампиризируют их пассивно).

Но каким бы не было происхождение патриархата, когда сегодня мы перестаём закрывать глаза на масштабы и уровень отточенности средств, специально предназначенных для удержания женщин в мужском сексуальном контексте, мы начинаем задаваться вопросом о том, должны ли феминистки говорить просто о “гендерном неравенстве”, о мужском господстве в культуре или просто о “табу на гомосексуальность”. Не должны ли феминистки задаться вопросом о принуждении женщин к гетеросексуальности как о средстве, с помощью которого гарантируется физический, экономический и эмоциональный доступ мужчин к женщинам? ⁴³ Одним их механизмов этого принуждения является исключение из поля видимости возможности лесбийского выбора, который, как опустившися под воду континент, иногда появляется частично на поверхности, чтобы быть тут же потопленным. Феминистские исследования и теория, которые способствуют поддержанию невидимости или маргинализации лесбийства в действительности работают против освобождения и обретения власти женщинами как группой.⁴⁴

Аксиома о том, что “большинство женщин гетеросексуальны от природы”, является теоретической и политической стеной, которая блокирует феминизм. Возможность поддерживать эту аксиому отчасти существует по причине того, что лесбийская экзистенция была стёрта из анналов истории и включена в число болезней, отчасти по причине того, что она рассматривалась как исключение, а не как нечто имманентное женскому существованию, отчасти по причине того, что признать тот факт, что для женщин гетеросексуальность может оказаться отнюдь не “естественной склонностью”, а тем, к чему их принудили, что организовали, устроили, распространили и поддерживают с помощью силы, является огромным шагом, который придётся сделать тем, кто считает самих себя свободно и “врождённо” гетеросексуальными. Однако, неспособность анализировать гетеросексуальность как социальный институт - это всё равно что неспособность признать, что экономическая система, называемая капитализмом, или система каст, называемая расизмом, поддерживаются за счёт некоторых сил, в число которых входят как физическое насилие, так и контроль над сознанием. Чтобы сделать шаг в сторону постановки под вопрос гетеросексуальности как “предпочтения” или “выбора” для женщин - и проделать последующую интеллектуальную и эмоциональную работу - феминисткам, которые определяют себя как гетеросексуальных, необходима особая отвага, но я думаю, что польза от такого шага будет большой: освобождение мышления, исследование новых путей, разрушение ещё одной стены замалчивания и обретение новой ясности в персональных взаимоотношениях.

- III -

Я решила использовать термины “лесбийская экзистенция” и “лесбийский континуум”, так как слово “лесбианизм” имеет клиническую и ограничивающую ауру. Лесбийская экзистенция означает как факт исторического существования лесбиянок, так и наше постоянное созидание значения этого существования. Я хочу сказать, что термин лесбийский континуум включает в себя гамму опыта, соотнесённого с женщинами (на протяжении жизни каждой из женщин и на протяжении истории), а не только факт сексуального генитального опыта с другой женщиной или желание такого опыта. Если мы расширим этот опыт до включения в него других форм изначально интенсивного взаимодействия двух или более женщин между собой, включая общую для всех женщин богатую внутреннюю жизнь, солидарность перед лицом мужской тирании, взаимную практическую и политическую поддержку, если мы сможем увидеть лесбийский континуум в таких явлениях как сопротивление браку или нежелательное поведение (“дурной характер”, “волюнтаристка”, “несобранная”, “развратная”, “не принимающая ухаживаний”)⁴⁵, мы сможем ощутить ветер женской истории и психологии, которые были нам недоступны вследствии ограниченных определений, в основном клинического характера, лесбийства.

Лесбийская экзистенция включает в себя как нарушения табу, так и отвержение навязанного образа жизни. Также это прямая или косвенная атака на мужское право доступа к женщинам. Но это и ещё нечто большее, хотя мы можем начать воспринимать её как способ сказать “нет” патриархату, форму сопротивления. Лесбийская экзистенция включала и включает в себя ненависть женщины к самой себе, личностный кризис, алкоголизм, суицид и насилие между женщинами; мы идеализировали за наш счёт то, что означает пойти против течения в любви и в жизни, мы идеализировали нашу огромную боль; и лесбийская экзистенция (в отличии от иудейской или католической) переживается нами без малейшего представления о её традиции, преемственности, социальных сетей. Уничтожение источников, того, что достойно памяти, писем, которые свидетельствовали бы о реальности лесбийской экзистенции - это очень серьёзно в том смысле, что служит поддержанию обязательной гетеросексуальности для женщин, потому что этим из нашего сознания были удалены радость, чувственность, отвага, чувство причастности к группе, но также и чувство вины, самообман и боль.⁴⁶

Нас, лесбиянок, исторически также исключали и из политического бытия, “включая” в мужскую гомосексуальность в качестве её женской версии. Приравнивать лесбийскую экзистенцию к мужской гомосексуальности только потому, что обе негативно маркированы, означает вновь стереть женскую реальность. Часть лесбийской экзистенции, очевидно, можно найти там, где лесбиянки разделили с гомосексуальными мужчинами определённый вид социальной жизни и общие цели, потому что у них не было связанной женской группы. Однако, у лесбиянок и гомосексуальных мужчин имеются различия: отсутствие у женщин, по сравнению с мужчинами, экономических и культурных привилегий; качественная разница между женскими и мужскими [любовными] отношениями: например, анонимные сексуальные связи между гомосексуальными мужчинами, истерические предрассудки о старении в рамках мужского гомосексуального канона сексуальной привлекательности. Я воспринимаю лесбийский опыт как опыт, который, наряду с материнством, является глубоко женским, в котором присутствует угнетение, значение и специфический потенциал, которые мы не сможем понять, если мы ограничимся тем, что отнесём его, наряду с другими, к опыту социально стигматизированных сексуальных практик. Так же, как термин отцы служит для сокрытия определённой и значимой реальности того, что быть отцом означает быть матерью, термин гей может служить для того, чтобы размыть силуэт, который нам так необходимо увидеть, силуэт, который для феминизма и для освобождения женщин как группы имеет решающее значение.⁴⁷

Таким же образом, как термин лесбиянка был сведён патриархатным определением до медицинских реминисценций, так же и дружба, и товарищество между женщинами были отделены от эротического, устанавливая этим самым и границы “эротического”. Однако, если мы углубим и расширим рамки того, что мы называем лесбийской экзистенцией, если мы нарисуем лесбийский континуум, мы начнёт открывать для себя эротику в терминах женского: как нечто, что не ограничено только одной частью тела или только телом как таковым; как энергию, не только диффузную, но и, по словам Одри Лорд, вездесущую, находящуюся в “разделённой радости, неважно, физической, эмоциональной или психической” и в разделённом труде; как дающую силы радость, которая “делает нас менее готовыми принимать наше бессилие или все эти навязанные чувства, с которыми я не родилась: смирение, отчаяние, самоотвержение, депрессия, самоотрицание”.⁴⁸ В другом контексте, в тексте о женщинах и работе, я процитировала автобиографический фрагмент, в котором поэтесса H.D. описывала, как её подруга Bryher поддерживала её в переживании опыта ясновидения, которые определяли её творчество в зрелые годы:

“Я знала, что этот опыт, эти знаки-на-стене передо мной я не могла разделить ни с кем, кроме этой молодой девушки, которая отважно была здесь, рядом со мной. Эта девушка говорила мне, не колеблясь: “Продолжай”. Именно она была на самом деле обладательницей непривязанности и целостности дельфийской пифии. Но я, удручённая и разрушенная… была той, кто видела эти образы, кто читала знаки и воспринимала их внутренним зрением. Или скорее всего, мы “видели” их вместе, так как необходимо признать, что без неё я не смогла бы продолжить это”.⁴⁹

Если мы допустим возможность того, что все женщины - начиная с ребёнка, сосущей материнскую грудь до взрослой женщины, которая испытывает оргазмические ощущения, кормя грудью своего ребёнка, возможно, узнавая запах молока своей матери в запахе своего собственного, до двух женщин, которые, как Хлоя и Оливия у Вирджинии Вульф, работают вместе в лаборатории⁵⁰ или девяностолетней женщины, которая умирает среди заботящихся о ней, касающихся её женщин - существуют в лесбийском континууме, мы сможем увидеть самих себя входящими и выходящими из этого континуума, неважно, относим мы самих себя к лесбиянкам или нет.

Тогда мы сможем связать между собой такие разные аспекты нашей идентификации с другими женщинами как хулиганская дружба между девочками восьми и девяти лет и союзы тех женщин в XII и XV веках, которых называли бегинами, и которые “делились между собой жильём, нанимая комнаты друг у друга и завещая их своим соседкам по жилищу… в бедных домах с множеством комнат в ремесленном районе города”, которые “упражнялись в христианских добродетелях самостоятельно, одевались и жили просто и не водили дел с мужчинами”, которые зарабатывали себе на жизнь как ткачихи, пекари или сиделки или управляли школами для девочек, и которые добились - до того, как Церковь принудила их разойтись по одиночке - независимой как от брака, так и от монастыря, жизни.⁵¹ Мы сможем связать этих женщин с самыми знаменитыми “лесбиянками” из женской школы Сафо в VII веке до нашей эры, с тайными сёстринствами и тайными экономическими связями женщин Африки, с китайскими сёстринствами, в которых практиковалось сопротивление браку: это были группы женщин, которые отказывались от брака, или которые, будучи выданными замуж, отказывались выполнять супружеские обязанности и сбегали от мужей; это были единственные женщины в Китае, ноги которых не были перевязаны, и которые, как рассказывает нам Агнес Смедли, устраивали праздник в честь рождения девочки и организовывали успешные женские забастовки в шелкопрядных мастерских.⁵² Мы становимся способными связывать и сравнивать между собой различные структуры сопротивления замужеству: например, стратегии, придуманные Эмили Диккинсон, белой гениальной женщиной XIX века, со стратегиями, которые были в распоряжении у Зоры Нил Хёрстон, чёрной гениальной женщины ХХ века. Диккинсон никогда не выходила замуж, поддерживала слабые дружественно-интеллектуальные связи с мужчинами, жила полу-затворницей в уютном доме своего отца в Амхерсте. Всю жизнь она писала страстные письма своей своячнице Сью Джилберт, а также - своей подруге Кейт Скотт Энтон. Хёрстон была замужем два раза, оставила обоих мужей, проложила себе дорогу из Флориды в Гарлем, в Колумбийский Университет и на Гаити, и затем вновь во Флориду, она жила среди белого меценатства и в бедности, испытала профессиональный успех и провал; её отношения выживания всегда были с женщинами, начиная с её матери. Эти две женщины, в совершенно непохожих условиях, сопротивлялись браку, они не отказались от своей работы и от своей идентичности, а впоследствии были названы “аполитичными”. Обе чувствовали склонность к мужчинам-интеллектуалам; и для обеих женщины были постоянным предметом восхищения и теми, кто поддерживал их в жизни.

Если мы примем гетеросексуальность как единственную и естественную эмоциональную и чувственную склонность женщин, то подобные жизни станут казаться ненормаль