Показания Михаила Крякова

Я, Кряков, являюсь в Чрезвычайную комиссию добровольно с повинной и чистосердечно признаюсь.

9 июля сего года, дня, я принял участие в белогвардейском восстании в городе Муроме. Это произошло таким образом: утром этого дня я узнал от своих рабочих о совершившемся в Муроме перевороте и, возбужденный этим, пошел на двор управления воинского начальника. Придя туда часов в 10 утра, застал на дворе много народа. Вошел на двор, но уйти со двора уже не удалось, так как там было много народа. Некоторые из знакомых там посоветовали и мне записаться в белую гвардию. Знакомые – Зиновьев, Алексей Жадин, Гладков, Короткий, и я записался. Записывал меня какой‑ то незнакомый мне прапорщик, и после этого в Цейхгаузе на дворе мне выдали оружие, винтовку и патроны. Тут же белым платком я обвязал рукав, и вышел на улицу, и отправился сначала домой, где напился чаю, затем переоделся в солдатскую форму (которая у меня раньше имелась) и с Гладковым пошел опять к воинскому начальнику. Придя туда, мы застали, как неизвестный какой‑ то прапорщик производил набор отряда для посылки в Ковров. Мне предложено было войти в этот отряд. Я отказался. Вскоре был произведен новый набор в отряд для посылки в Ковров. Я тоже отказался. Затем троим нам – мне, Гладкову и еще товарищу, неизвестному мне со штаба, – предложено было идти в тюрьму и арестовать начальника. Приведя его в штаб белой гвардии (это было уже около 4 часов пополудни), я решил уйти домой и пошел со двора с винтовкой, но, дойдя до церкви Вознесения, раздумал, вернулся обратно, положил винтовку в помещении воинского начальника и уже вторично и окончательно ушел домой. Еще припоминаю, что меня и Гладкова посылали арестовать Большакова, но этот Большаков попался нам на улице, и мы его не арестовали, а пошли к нему на квартиру, произвели обыск и взяли там бомбу, которую Гладков унес в штаб белой гвардии и сдал там, а я отправился домой, пообедал там, а потом ходил опять в штаб, но, пробыв там недолго, ушел около 5 часов снова домой и больше туда не возвращался. Ночь ночевал дома. Часа в 3 ночи кто‑ то с улицы постучал в окно и крикнул: «Михаил Михайлович дома? Скажите ему, чтобы спасался». Меня разбудили, я поднял своего сына Бориса и рабочего Василия Евграфова Акимова, собрались и поехали на рыбную ловлю, верст 11 по Оке – на Гладкий яр. Там я пробыл на ловле семь суток, затем простудился и решил вернуться, но, дойдя до Якиманской слободы, остановился, слез и пришел к знакомому Ивану Яковлевичу Ратунину и жил у него 17 дней, не выходя из его квартиры никуда. О причине моего пребывания у него он не знал, а я мотивировал свою остановку в его доме болезнью. По истечении 17 дней он меня свез на лошади в Муром, в свой дом, и вот все время с тех пор до сих я тайно проживал дома.

Дополнительно показываю: днем 9 июля я ходил также вооруженный помимо винтовки револьвером системы «Маузер», 4‑ зарядным. Этот револьвер мой собственный, он был вскоре после того, как я скрылся, отобран у моей жены при обыске. Петр Иванович Синицын – прапорщик, заведующий типографией, мне родственник по жене. Где он скрывается сейчас и какую роль играл в восстании, я не знаю, но слышал, что недели две тому назад [был] в Ряжске Рязанской губернии. Это я услышал из разговора моей жены с его женой Марией Михайловной (живет в доме Нехорошева против реального училища). Я беспартийный. Состоял в обществе «хоругвеносцев», но теперь не состою. Свою вину сознаю, раскаиваюсь в ней и отдаю себя добровольно революционному правосудию. Револьвер мне был разрешен на хранение при мне военным комиссаром, и у меня на то есть удостоверение.

Михаил Кряков [В тексте «Кранов».]

Следователь (подпись)

Член комиссии (подпись)