О ротмистре донине

Такого я не знал. В начале лета 1919 года ко мне явился из Харькова Иван Яковлевич (фамилия приблизительно та, которая мне была названа при допросе, я точно ее не помню). Передал привет от А. А. Титова и просил его свести со Щепкиным Н. Н., что я и сделал, то есть передал Щепкину о таком желании, о моем впечатлении об этом лице. О моих товарищах И. Я. сообщил мне очень немногое. Я понял, что он находится в оппозиции, что И. Я. не одобрял, и говорил, что ездил в Ростов со специальной целью добиться соглашения между действующими на Юге политическими организациями. Так как общественная физиономия И. Я. для меня была неизвестна, то я довольно скептически отнесся к информации И. Я. и к его роли объединителя. Н. Н. Щепкин пожелал свидеться с И. Я. После переговоров со Щепкиным И. Я. было предложено сделать сообщение в «шестерке», что им было исполнено. Сообщение его сводилось к тому, что положение Деникина блестящее, что не позже октября он будет в Москве, что понемногу у него выправляется политическая линия, что надо готовиться и собирать общественные силы, что преступно, что Москва не ведет никакой агитации и т. д. В положениях И. Я. многое, по моему мнению, было правильно. Но сам И. Я. как‑ то придавал себе чрезмерно большое значение. В сущности, я не мог выяснить, кем он прислан и для чего. Слова его не давали ответа на поставленный вопрос.

О том, что «шестерка» платила жалованье И. Я., является каким‑ то поклепом, по моему мнению, на него. Во‑ первых, «шестерка» не обладала такими функциями; во‑ вторых, как он говорил, у него были деньги, которые он привез с собою и, по‑ видимому, передал на хранение Н. Н. Щепкину (что‑ то около 150 тысяч). И. Я. желал какой‑ то агитационной работы, а ее не было, во всяком случае у «Союза возрождения». Поэтому никаких взаимоотношений у нас не устанавливалось; приглашать его в нашу группу он не считал возможным и нужным. Об его информации я просил осведомить товарищей.

3. ОБ УЧАСТИИ С. А. СТУДЕНЕЦКОГО В ГРУППЕ «СОЮЗА ВОЗРОЖДЕНИЯ»

С. А. Студенецкий, как и все мы, приблизительно в одно время примкнул к платформе группы – он был одним из тех участников в партийных совещаниях, о которых я говорил в предшествующих показаниях. Бывал на заседаниях реже других, а в последнее время, по моему мнению, совсем перестал бывать. В своей позиции он занимал, пожалуй, наиболее непримиримое положение по отношению к некоторым точкам зрения «Национального центра» (как по вопросу о строительстве государственной власти, так и в вопросе земельном).

3. О «ФИНАНСИРОВАНИИ» «НАЦИОНАЛЬНЫМ ЦЕНТРОМ» «ЗАДРУГИ»

Такое показание со стороны В. Н. Муравьева совершенно абсурдно. Как новый человек в Москве, мало осведомленный, очевидно, о «Задруге», видавший меня всего два‑ три раза, и то мимолетно, он, наверно, представил себе положение дела под влиянием каких‑ либо разговоров, бывших в «Национальном центре».

«Задруга», а равно и «Голос минувшего» – учреждения, возникшие в 1912 году по моей инициативе и, несомненно, мною руководимые, представив из себя настоящий кооператив авторов. «Задруга», по типу английских копартнершипов[246]Англии, несколько расширилась, так как членами товарищества состоят не только пишущие, но и работающие вообще в «Задруге» (все служащие, часть рабочих – по уставу в виде временной меры допускаются 20 процентов наемного труда). Крупными пайщиками являются лишь некоторые центральные кооперативные учреждения. Создание «Задруги» преследовало цели борьбы с капиталистическим издательством. Так как идея подобной артели вызывала большое сомнение, так как приходилось вести борьбу в самой кооперации за эту идею, то в денежных вопросах мы всегда были щепетильны, быть может, более или менее крупным паем. «Задруга» строилась очень медленно, и только революция дала ей возможность развернуться, приобрести через посредство московского Народного банка типографии в Москве и Петербурге. Только Народный банк нас финансировал вначале под векселя – для приобретения типографии, а затем под наш товар (то есть книги и бумагу). За последние три года, как видно по нашему балансу, «Задруга» сильно выросла, почему мы получили право кредитоваться в Народном банке до 5 миллионов рублей. В «Задруге» теперь более 80 членов.

Показания Муравьева я могу объяснить только таким образом. Когда начались наши взаимоотношения с представителями «Национального центра» (наша, то есть группа «Союза возрождения»), явилась мысль объединить лиц на какой‑ нибудь литературной работе. Я предложил попытаться подвести как бы итоги русской революции в области политической, социальной, экономической и культурной. Разнохарактерность точек зрения при первом подходе к вопросу не могла бы помешать некоторому обмену мнениями и подведению итогов. У меня оставалась небольшая сумма денег, полученная в свое время редакцией «Голоса минувшего» от Комитета гражданского просвещения[247](в начале революции) для обработки материалов по революции. Я мог бы ассигновать эту сумму на собирание необходимых материалов. Н. Н. Щепкин поднял в «Нац. центре» вопрос об ассигновании еще 25 тысяч рублей. Таким образом, образовался фонд в 45 тысяч рублей, который и был мною внесен в кассу «Задруги» и от имени редакции «Голоса минувшего» исключительно в целях бухгалтерских (им заведен особый отчет).

Я предложил в совете «Задруги» принять это издание в будущем, если оно будет осуществлено и если будет одобрено редакционным комитетом «Задруги».

Это и было принципиально принято, почему в наших печатных проспектах намечена подготовка издания по истории русской революции.

«Задруга» ни копейки не ассигновала на это издание по следующим мотивам:

1) Сомнительно было, чтобы издание, предназначаемое для более или менее отдаленного будущего, осуществилось; на нас лежали многочисленные литературные обязательства.

2) По правилам «Задруги» всякое издание должно было определить, что может в конечном результате получиться из издания при участии в нем лиц разных политических миросозерцании. «Задруге» в этом отношении приходится быть особенно осторожной при разнообразии в составе членов – от коммунистов до кадетов.

Из проектированного издания, впрочем, ничего не вышло. В счетах «Задруги» совершенно точно, кажется, указано, сколько израсходовано денег и куда.

Сергей Мельгунов

31 марта 1920 года

VI

Относительно состава групп «Нац. центра» в Петрограде я не имел никакого представления. Никогда Розанов не осведомлял нас на эту тему. Почти то же могу сказать о группе «Союза освобождения». О вхождении Душечкина[248]не знал, также меня постоянно просили указать какого‑ нибудь из нар. – соц. в Петрограде, и такого я не знал. О деятельности петроградской группы я имел весьма слабое представление и считал ее еще более аморфной и неопределенной, чем наша. Нам казалось, что вся ее работа сводилась к собиранию крайне неопределенной информации и к поддержке связей с инакомыслящими. Кроме Герасимова, никаких к.‑ д. в Петрограде не знал и о них не слыхал. Считал, что [Герасимов] – член «Нац. центра» и имеет только связи с Розановым и Потресовым.[249]Совершенно убежден, что такое же представление имели и все мои товарищи. Никогда Москва не была всероссийским центром – во всяком случае с осени 1918 года, то есть когда основные члены «Союза» уходили. С той поры деятельность групп протекала именно в тех пределах, на которые я указывал в предшествующих своих показаниях. По существу ничего не могу добавить.

2. Деньги для московской группы СВ были оставлены Чайковским и находились у Щепкина. Из них ежемесячно передавались некоторые суммы в Петроград. Сумма, которой мы располагали осенью 1918 года, была около 300 тысяч рублей.

3. Никакого списка коммунистов с их местом службы и пр. никогда не составлялось и составлять не могли. Представители «Нац. центра» дают об этом показания, основываясь на этих деньгах, которые мною были получены через Щепкина для некоторых работ. Дело идет, очевидно, о том «Словаре» революционных деятелей, который мною был затеян осенью 1918 года по совету проф. Мазона. Словарь велся с марта 1917 года, и в него попадали все без исключения общественные деятели. Распоряжаться работой мог исключительно я один. Работа велась совершенно легально. В будущем предполагал ее издать под своей редакцией, если бы только работа была закончена. Пока она только в самой начальной стадии. В проспекте печатном «Задруги», который был представлен Государственному издательству. Была помечена та работа, как подготовляющаяся. В «Известиях» я прочитал сообщение, что на Юге образована комиссия для составления списков коммунистов. Никто ко мне с предложением участвовать в такой работе не обращался. После того сообщения я не раз высказывал опасения, что моя больше проектированная, чем исполненная работа будет смешана с какими‑ либо посторонними целями.

4. Н. Д. Кондратьев участвовал в собраниях московской группы СВ приблизительно в равной мере со мной. С лета 1919 года собрания стали происходить все реже и реже, и осенью наши собеседования почти замерли. Что касается С. Л. Маслова, то он бывал, как я уже указывал, крайне редко и в последнее время, примерно с весны 1919 года, совсем не бывал. Я лично считал его отошедшим от идеологии группы в силу позиции к партии с.‑ р. Кто из с.‑ р. участвовал в петроградской группе персонально, я не знал. Если Розанов и называл какие‑ нибудь фамилии, то не обратил внимания, так как никого из них не знал. Мне казалось даже, что с.‑ р. все остались в Петрограде в силу резолюции Центрального Комитета.

С. Мельгунов

12 мая 1920 года

VII

1. Желая нести ответственность за то реальное, что я совершил, считаю необходимым еще раз опровергнуть два обвинения, может быть незначительные, которые мне были предъявлены.

На одном из первых допросов мне было сказано, что у меня найдена записка, которую я будто бы передавал т… Котляревскому. Решительно и весьма категорически опровергаю этот факт. Никакой записки вообще не писал и никогда ни своих, ни чужих записок Котляревскому не передавал. Мною лично оставлены были тезисы по вопросу об отделении церкви от государства в момент, когда мы предполагали обсудить проект НЦ. Мы обсуждали их в своей маленькой группе, и дальше ее они не пошли. Будучи исконным противником церковных начал в жизни, я считал нужным установить определенную точку зрения для критики позиции НЦ, построенной на других началах. Записка, найденная у меня и мне предъявленная, по своему существу, как я мог понять при допросе, решительно расходится со всем моим миросозерцанием. Никогда в жизни не писал то, что нарушает мои принципы: смело и гордо могу заявить, что о том свидетельствует вся моя литературная работа.

2. Должен еще раз протестовать против обвинения, что будто мною принято было поручение от «Нац. центра» составить какой‑ то список с охранническими целями. По существу я уже дал ранее пояснение происхождения своего «Словаря революционных Деятелей», работу над которым никогда ни от кого не скрывал. Если в уме кого‑ либо из представителей НЦ моя работа могла получить такой характер, то, вероятно, вследствие моих слов: когда в частных беседах заходила речь о том, что всякое новое правительство будет в затруднении, так как во всех учреждениях сидят коммунисты и пр., я говорил, что мой «Словарь» будет служить хорошим справочником для всех деятелей революции без исключения. Характер моей работы мне фактически нетрудно доказать.

Я решительно протестую против показания, если таковое в действительности было, что я принял поручение от «Нац. центра». Каким образом я мог принять поручение от чуждой мне политической организации, все сношения с которой у меня ограничились двумя или тремя заседаниями и участием в так называемом «Тактическом центре»? Мне могла бы дать поручение группа «Союза возрождения», но никак не «Нац. центр», для которого он, социалист правого крыла, по идеологии не более был приемлем, чем коммунисты, До образования «шестерки» о «Национальном центре» я знал только по информации Н. Н. Щепкина; мой же «Словарь» был затеян и осуществлялся с осени 1918 года.

С. Мельгунов

VIII

Отвечая ниже на вопрос о Савинкове и Алексинском, я не могу опять категорически не возражать против этой роли, которую приписывает так называемому «Тактическому центру» следствие или, быть может, даже участники «шестерки». При такой оценке совершенно искажаются функции мои как представителя московской группы «Союза возрождения», с одной стороны, а с другой стороны – я целиком солидаризируюсь с мнениями и отчасти с действиями, солидарности с которыми у меня быть не могло. Смею думать, что я могу быть избавлен от подозрения в стремлении преуменьшить свою вину, – двадцать с лишком лет общественной работы позволяют квалифицировать свои действия по иному масштабу. Законно и естественно стремление избегать ответственности за деяния необнаруженные, но недостойно – отказываться от нее при их раскрытии. Но также смешно принимать на себя ответственность за то, чего не было. При известных общественных условиях есть смысл преувеличивать «заговор» в целях устрашения и воздействия, но таких условий нет налицо.

Я решительно утверждаю, что организации, объединяющей три группы, не существовало. Для меня могут быть важными показания моих товарищей по группе, а отнюдь не показания участников «шестерки», а в особенности оставшихся в живых, так как их позиция идейно коренным образом расходится с моими взглядами, да и взглядами всей группы СВ. Хотя процесс имеет только «исторический» интерес, как мне сказано было при одном из допросов, тем не менее преждевременно еще выяснять различие взглядов сопроцессников, раз сидишь в тюрьме. Я продолжаю настаивать на правильности характеристики функции «Тактического центра», данной в предшествующих моих показаниях, а равно причину и момент его возникновения. Совершенно убежден, что иной характеристики не могут дать и все остальные участники московской группы. Не странно ли, что я, участник этой всеобъединяющей организации, не знал даже того названия, которое придают некоторые якобы руководящему и дирижирующему центру? Позволяю спросить: а что же мои товарищи по группе, знали это наименование?

Я так упорен в этой части своих показаний потому, что чувствую, как совершенно понемногу искажается моя принципиальная позиция, очень далекая от какой‑ либо солидарности с практикой Советской власти, от какого‑ либо одобрения ее методов действия, но далеко не однотонной с позицией тех, которые находятся в другом крайнем лагере. Если бы следствию было угодно, я мог бы с известной полнотой и откровенностью изложить мотивы своего общественного поведения, вытекавшие из оценки современности в отдельные моменты и из определения возможного будущего. Мое легкое отношение к Советской власти, как оно складывалось до последнего времени, было уже мною охарактеризовано в одном из предшествующих показаний. Это – фактор отрицательный в моих мотивах. Фактором положительным является борьба с теми, которые неизбежно придут на смену и будут стремиться смести то положительное, что дала революция. При этом в сфере политической реакции я не вижу возможности появления власти, которая подавляла бы все гражданские свободы в большей степени, чем это делалось в период так называемой диктатуры пролетариата. Власть, всякая новая политическая власть, будет слаба, с реакционным ее вожделением будет легче бороться во имя хотя бы политической свободы, чем с властью коммунистического правительства, которое опирается на инстинктивное чувство массы и идет по пути нового социального строительства. Последнее я, конечно, никогда не отрицаю и всецело бы сочувствовал, если бы пути были не ошибочны, а методы не так узко деспотичны. Я не верю в возможность осуществления таким путем социализма. Отсюда неизбежная общественная реакция, к ослаблению которой, по моему мнению. Должны быть направлены все силы людей моего психического склада. Этот мотив определял мое отношение к той или иной силе, возникавшей в России. Может быть, этот до некоторой степени оппортунизм и ошибочен и преступен. Но все‑ таки это оппортунизм теоретический, ибо он ставил задачей бороться с эксцессами другой крайности. Объявлять меня солидарным с ней неправильно. Во всяком случае, я лично против этого всемерно протестую.

О том, что Савинков не был принят в «Союз возрождения» при его возникновении, мне неизвестно и в самом факте этом сомневаюсь. О принятии его официально и не могло быть речи: 1) в «Союз» вступали, хотя и персонально, только представители политических партий, 2) Савинков к моменту возникновения «Союза» был связан с другой политической организацией, подробностей существования которой я не знаю, 3) позиция Савинкова в то время не соответствовала позиции, которую хотел занять «Союз», и к его позиции политический инициатор «Союза» относился отрицательно.

Алексинский никогда не принадлежал к московской группе «Союза», никаких ему поручений за границу группа не давала, ибо не считала себя даже вправе это делать, не будучи связанной с тем, который являлся официальным членом «Союза» и от имени кого действовал на Юге и за границей. А пригласили только раз Алексинского к себе перед его отъездом и информировали его о наших точках зрения, считая важным познакомить демократические и социалистические крути Западной Европы с положением дел в Советской России. Отъезд Алексинского произошел не по нашей вовсе инициативе.

С. Мельгунов

5 июня 1920 года